Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Джозеф смотрел на звёздное небо, в которое магическим образом превратился потолок его комнаты. Это была заслуга Коди — он подарил барабанщику небольшой светильник-проектор, внешне немного напоминавший снежный шар. В нём было несколько режимов — от переливающегося всеми цветами радуги до разлившегося по потолку золота. Но больше остальных Джозефу нравился тот, что походил на настоящие звезды — бледно-голубой, отдающий в белый. Теперь не было необходимости подходить к окну и, напрягая зрение, пытаться рассмотреть что-то на затянутом облаками небе. Эф мог разглядывать потолок хоть всю ночь — это помогало расслабиться, иногда, хоть и ненадолго, он засыпал, убаюканный бледным мерцанием.              Дни тянулись один за другим, но ничего как будто не менялось. Джозеф ходил на занятия, однако кроме скуки и отвращения к исписанным буквами листам, которые из-за усилившейся дислексии ему едва поддавались, ничего не испытывал. Стоило ему выйти из класса, как всё, рассказанное преподавателем, даже название темы, улетучивалось, оставляя после себя лёгкую головную боль.              Репетиции были немногим лучше. Настроение Тео напоминало американские гонки — он то тянулся к Джозефу как ребёнок к любимой игрушке, то исходился ядом. Последнее, разумеется, происходило чаще, и виной тому была дружба Джозефа с Коди. Тео начинал злиться каждый раз, когда видел их вместе. Его губы вытягивались в тонкую полоску, глаза стекленели. Черты лица Тео в тускло-желтом искусственном свете ламп становились как будто острее. Чем дольше Джозеф наблюдал за ним, тем больше ему казалось, что в травмах его прошлого нет вины Фила. Обида на него лишь стала последней каплей, после которой Тео закрылся от мира за маской нестабильного подростка. Настоящая причина злости всё ещё оставалась тайной.              Куда больше Джозефа волновал Чарли. Джозеф никак не мог понять, чего Чарли добивается — он не выгонял его, но и не позволял репетировать с группой. Самое большее, что дозволялось Джозефу — помогать Эрику с трудными местами в партии, которые тому не давались. Любые попытки поговорить на эту тему пресекались на корню. Чарли либо вспоминал, что опаздывает на смену в Джексон, либо начинал говорить о чем-то другом, не давая барабанщику вставить и слова. Его интересовала Элеонор, капризы Дэвида, задумчивость директора, казавшаяся подозрительной. Он перескакивал с темы на тему, а когда слова заканчивались, сбегал.              Сегодня Джозеф хотел поставить в этом вопросе точку.              Но прежде ему предстояло высидеть сорок пять минут в кабинете доктора Грегори. Вернее, Харди. Сара ведь вышла замуж, о чем Эф вспоминал, только когда взгляд падал на обручальное кольцо. Почти незаметное на смуглой коже доктора.              В начале их сессии Сара всегда улыбалась. Не так ослепительно и бездушно, как голливудские актеры на красной дорожке. За её улыбкой пугливо пряталась надежда, что в этот раз у них получится сдвинуться с мертвой точки. Что ей удастся зажечь в пациенте хотя бы маленькую искорку интереса к жизни. Иногда Джозеф великодушно подкармливал её мечты, выдавая на прощание слабую улыбку. Вряд ли Сара верила ему как врач. Но как человек хваталась даже за этот микросекундный жест. То, что Джозефу хочется порадовать её, уже говорило о многом.              — Давай сегодня поговорим об успехе, — предложила доктор Харди, когда Эф устроился на кушетке. Рассматривая голый потолок, он мог думать только о Коди, поэтому не сразу расслышал ее следующий вопрос. — Как думаешь, за прошедшую неделю было что-то такое, чем бы ты мог гордиться?       — Извини? — мыслей о Коди было слишком много. Джозеф хотел вычеркнуть его из своей жизни, но почему-то получилось наоборот. — Я не умер, уже достижение.              Сара прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать желание выругаться. Радикальная честность и открытость пациента без сомнений были лучше, чем оказавшаяся фальшивой маска, которую он нацепил еще до их первой встречи. Тогда Джозеф пытался быть тем, кем был когда-то. Строил планы на жизнь. Мечтал вылечиться — как физически, так и душевно. Но всё это было неправдой. И как бы сильно Эф сам в это не верил — а сила была такой, что ему удалось убедить в этом и остальных, даже её, всё было совсем не так. Прежде чем возводить дом, нужно позаботиться о фундаменте. Джозеф же пытался построить замок посреди руин — это было плохим решением.              Но то, как Эф вел себя сейчас, рождало в Саре неуверенность в себе. А еще она боялась потерять его. Дома за Джозефом присматривала семья. Здесь — она. В школе, по словам Вероники, у него были друзья. Но даже всемогущий Господь не всевидящ. Короткого мгновения хватит, чтобы достичь точки невозврата.              — Хорошо, — она выдохнула, щелкнула ручкой, но рука застыла над нетронутым листом. Сара не знала, что писать. Без изменений? Пациент не идет на контакт? Необходима консультация психиатра? — А еще?       — Я помогаю парню, из-за которого скорее всего меня вышвырнут из группы.       — Почему ты думаешь, что тебя выгонят из группы?       — Я ненадежный. А еще болен. Как только до Чарли это, наконец, дойдет, он укажет мне на дверь.              Сара сглотнула. Признавать свои недостатки — хорошая практика. Но Джозеф звучал так, будто выносил себе приговор как судья, и был с ним полностью согласен как подсудимый.              — Давай по порядку, — доктор Харди вышла из-за стола и села в кресло, чтобы быть ближе к пациенту. Обычно она так не делала. Её рабочее место было той границей, которое не позволяло профессиональным отношениям перерасти в личные. Но Джозеф стал исключением. — Кто тебе сказал, что ты ненадежный?              Джозеф посмотрел на нее и фыркнул.              — До рождественского концерта остался месяц. Если бы я умер, где, скажи пожалуйста, они искали нового барабанщика? У них и так своих тараканов полный вагон, а этот Эрик, если честно, вообще сущий кошмар. Конечно, я не осуждаю, и у него все впереди, но с таким уровнем игры на концерте бы их ждал провал. Которого, кстати, так страшится Чарли. Так что я подвел их.       — Они знают о том, что ты пытался сделать? — Сара внимательно смотрела на его заострившийся профиль. Вероника говорила, что он плохо ест, и это становилось очевидно — Джозеф сильно похудел.       — Нет. Уверены, что у меня была простуда.              Кое-что не давало Саре покоя. Зачем брать в группу кого-то, если барабанщик просто заболел? Это как минимум некрасиво. Она хотела, но не стала говорить этого Джозефу. Он слишком нестабилен. Рушить его и без того пошатнувшуюся веру в людей сейчас было небезопасно.              — Ты думаешь, если они узнают про ПТСР, то выгонят тебя? — Джозеф скосил на нее непонимающий взгляд. Ему пришлось вспомнить собственные слова, чтобы понять, что Сара имеет в виду. Болен.       — Я подразумевал наркотическую зависимость, — улыбаясь, поправил он доктора. Сара почувствовала, как горят щеки. Наверняка, она покраснела и выглядела глупо. Джозеф не заострил на этом внимания. Он сел, прислоняясь затылком к стене. — К тому же у нас запутанные отношения с Тео. Он ненавидит меня. А я никак не могу рассказать ему о том, что на самом деле произошло с Филом. Подумываю даже написать письмо, потому что не уверен, что хоть когда-нибудь наберусь смелости.       — А что с твоими провалами в памяти? — прищурилась Сара. Джозеф кивнул, тем самым благодаря за то, что она напомнила ему об этом.       — Память сыпется, когда я начинаю думать о том дне. Абстрактно я помню. Но ведь мне нужно будет сказать правду прямо в лоб. К тому же Тео наверняка захочет узнать подробности.       — Хочешь попробовать со мной? Может вместе мы придумаем, как контролировать это?              Сара знала, что Джозеф откажется. Как бы она не убеждала себя в обратном, его попытка повлияла и на неё. По большей части была её виной. Ведь Сара — доктор. Профессиональный мозгоправ, как любил с долей осуждения говорить ее отец. Но с самого начала они с Джозефом пошли не по тому пути. Сара должна была понимать, что далеко не наркотики сейчас основная проблема её всегда игриво улыбающегося пациента. Просто все были так уверены в том, что Эф достаточно силен, чтобы пережить потерю друзей, что это передалось и ей. Теперь-то Сара понимала, насколько беспочвенной была эта вера.              Могло прозвучать слишком жестко и радикально, но назвать человека, который подсел на наркотики только чтобы угодить парню, сильным было нельзя. А ещё навязчивое, даже болезненное желание Джозефа быть удобным — тоже наверняка последствия его отношений с этим Айзеком — сыграло свою роль. Он никого не хотел тревожить, но боль не проходила и, в конце концов, сломала его.              — Может, в следующий раз. Я едва выучил правило по физике. Если забуду его, будет обидно.       — Тогда вернемся к достижениям недели?       — Не знаю, чем еще могу гордиться, — Эф неоднозначно пожал плечами, — я закончил работу над аранжировкой песни. Мне понравилось, как вышло, надеюсь, и остальные оценят.       — Ты молодец, — улыбнулась Сара. Хорошо, что у Джозефа была музыка. Правда не обошлось без «но». — Только не забывай о том, что сон тоже важен. Выглядишь уставшим.       — Бессонница, — он улыбнулся собственным мыслям, но заметив непонимающий взгляд доктора, решил поделиться и с ней. — Забавно, что группа, на которую мы будем делать кавер, называется ловец снов?       — Есть такое, — согласилась Сара.              На этом их сорок пять минут истекли. Пустые. Сару не покидало ощущение застоя. Кажется, ей была нужна помощь. И она даже знала чья. Только это будет потом, прежде пациента нужно было подготовить.              Джозеф вышел на улицу и, подставив лицо ветру, закрыл глаза. Сеансы не доставляли ему удовольствия, но ему нравилась Сара. Её неубиваемая надежда, которую можно было прочитать в глазах. Вера, которой бы хватило на двоих. Эф был благодарен родителям за то, что настояли на том, чтобы его доктором осталась Сара, а не тот психиатр, который занимался им в больнице после неудачной попытки самоубийства. Он бы скорее всего просто наблюдал за тем, как лекарства подавляют у пациента волю, превращая в овощ. Сара же делилась с ним частичкой себя — её тепло ненадолго передавалось и ему.              Джозеф издалека заметил Морган. Она стояла у книжной лавки отца и копалась в сумке, пытаясь там что-то найти. Под незастегнутой курткой проглядывал свитер тепло-коричневого цвета с вышитым на нем лесным эльфом. Шапка крупной вязки под цвет свитера съезжала Морган на глаза, и та постоянно поправляла её, при этом забавно морщась. Она не сразу заметила барабанщика, подошедшего к ней, углубившись в поиски. Тревога, проскальзывающая в поджатых губах, становилась сильней.              — Что потеряла?              Морган вздрогнула и подняла голову. Её глаза удивленно округлились — кажется, Джозеф был последним, кого она ожидала увидеть. Рука, сжимающая сумку, дрогнула. Откинув голову, Морган шумно выдохнула.              — Флешку с домашкой по биологии. Я была уверена, что положила ее в сумку, решила проверить просто на всякий случай, но никак не могу найти.       — Ты живешь здесь? — Джозеф поднял глаза на книжную лавку. Морган проследила за его взглядом и кивнула. Она все еще поглядывала на сумку, но, кажется, уже потеряла веру в то, что найдет в ней свою пропажу.       — У нас квартира на втором этаже.       — Давай поднимемся, поищем. Может, ты забыла ее вытащить из компьютера? — Джозеф улыбнулся и ободряюще положил руку ей на плечо. Морган ему нравилась, и он искренне хотел помочь. Тем более после общения с Сарой у него появилось немного энергии.              Морган кивнула и, достав из кармана куртки ключи направилась к дверям.              Квартира семьи Лестер оказалась крошечной и чем-то напоминала кукольную. Милые обои в цветочек. Стулья со скругленной спинкой с нежно-розовыми сидушками. На кухонном столе стоял миленький голубой чайник в крупный белый горох и такая же сахарница с воткнутой серебряной изящной ложечкой. Пахло кофе и цветами, спрятавшимися за шторой на подоконнике.              Морган спала с отцом в одной комнате. Её кровать, укрытая теплым пледом, была отделена от остального пространства книжным шкафом. В углу темнел старенький телевизор — Джозеф на самом деле давно не видел таких пузатых. Под журнальным столиком, на котором тот стоял, лежали книги. Мистер Лестер, по всей видимости, спал на диване. Этим утром в спешке он забыл убрать подушку. Заметив это, Морган спрятала её в шкаф. Она осмотрела ноутбук и стол, на котором тот лежал, но флешки так и не нашла.              — Ума не приложу, куда могла её деть, — Морган села на диван и спрятала лицо за ладонями. Джозеф сел рядом.       — А на компьютере презентация осталась? — в ответ он получил сдавленный кивок.       — Но какая разница? Я же не потащу ноутбук с собой.       — Ты можешь кинуть её сама себе на электронную почту, а на учительском компьютере скачать.              Морган отлепила руки от лица и посмотрела на Джозефа так, будто он придумал лекарство от неизлечимой болезни. От волнения на её щеках появились бледно-розовые пятна. Она растерла их тыльной стороной ладони.              — Ты гений, — Эф смущенно опустил глаза.       — Скорее просто научен горьким опытом. Я вечно что-то забываю, вот и решил, что неплохо будет подстраховываться. Хотя не то, чтобы я ответственно подходил к выполнению домашнего задания.              Морган в ответ улыбнулась и пересела за стол, чтобы перебросить презентацию на почту. Когда дело было сделано, она бросила короткий взгляд на часы и подскочила как ужаленная.              — Мы уже опаздываем. Какой у тебя первый урок?       — Не помню, — Джозеф почесал затылок, — вроде физика.              На улице им пришлось ускорить шаг, чтобы успеть до звонка. Хорошо, что идти было недалеко — прямо сейчас Джозеф совершенно не годился для забегов на время. Морган даже забыла застегнуть куртку. Она шмыгала носом и, пряча руки в карманы, внимательно смотрела под ноги.              — Вы живете вдвоем с мистером Лестером? — поинтересовался Джозеф, когда они уже подходили к школе.       — У меня есть старший брат, но он переехал в Чикаго и не общается с нами. Они с отцом в ссоре, — в голосе Морган отчетливо слышалась грусть. Она прокашлялась и уткнулась носом в высокий ворот свитера.       — Из-за чего? — Эф мысленно одернул себя. Опять он лез не в свое дело. — Извини, меня это не касается.       — Ничего страшного, — Морган улыбнулась, — это случилось так давно, что они оба уже сами, наверное, не помнят причину. Просто оба слишком гордые, чтобы сделать первый шаг.       — Ты тоже не общаешься с братом?       — Скорее, это он со мной не хочет разговаривать.              На ступенях стоял мистер Уилсон. Когда они подошли к нему, разговор свернулся сам собой. Лицо директора выражало высшую степень недовольства. Смерив студентов внимательным взглядом, он скрестил руки на груди. Судя по тому, что директор переминался с ноги на ногу, на улице он был уже давно. Джозеф остановился перед ступенями и посмотрел на него снизу вверх.              — Задерживаетесь, молодые люди, — Эф бросил короткий взгляд на наручные часы.       — Еще пять минут, — директора его слова не переубедили. Он только враждебно прищурился. Кажется, сегодня у него совсем не было настроения.       — И вам хватит их, чтобы переодеться, взять вещи из шкафчика и прийти в кабинет до звонка? — в ответ Эф только пожал плечами. Он понял, что выиграть эту битву все равно бы не получилось. Мистер Уилсон принял его молчание за добровольную капитуляцию и как будто немного смягчился. — Идите в спортзал, все одиннадцатиклассники собираются там.              Морган и Джозеф только переглянулись и без лишних вопросов выполнили приказ директора. Оба не до конца понимали, что их ждет, а Джозеф, сталкивающийся с таким впервые, так вообще терялся в догадках. У Морган были некоторые предположения, но озвучивать их она не торопилась — не хотела пугать барабанщика, который еще не знал, что за провинность одного директор Уилсон иногда мог наказать всех, даже непричастных. Просто в назидание. С другой стороны, все могло быть не так страшно — какая-нибудь скучная лекция о том, что близятся промежуточные экзамены и пора бы уже взяться за голову.              В спортивном зале Морган присоединилась к Приличному обществу. Джозеф же, хоть и неохотно, откликнулся на зов Дэвида — тот, размахивая руками, привлекал внимание не только барабанщика, но и тех, кого случайно задевал, вызывая недовольное шипение последних. Неохотно, потому что рядом сидел Тео. И по одной его ухмылке можно было догадаться, что его настроение сегодня даже хуже, чем у мистера Уилсона. Он промолчал, когда Джозеф сел между ним и гитаристом, но молчание это не предвещало ничего хорошего.              Пока директора не было, толпа гудела. Джозеф не мог понять, о чем они говорят — голоса перемешивались, горячим воском прожигая слуховые проходы и, добравшись до черепа, раскалывая его пополам. Чтобы хоть как-то отвлечься, барабанщик, опустив голову, сжал ее руками и зажмурился. Это было таким контрастом по сравнению с тем, какая тишина царила, когда Айзек принес в школу оружие. У мертвых отняли голос, а живые зажимали ладонями рты, чтобы сорвавшееся дыхание не выдало их местоположение.              Прикосновение Тео вызвало дрожь. Джозеф, опустив руки, выпрямился и посмотрел на него. Может, бас-гитарист и собирался едко пошутить, но встретившись с Эфом глазами передумал. Тео прикусил губу, ловя сбившееся горячее дыхание.              — Ты в порядке? — наконец, спросил он. Джозеф сначала покачал головой, но, словно передумав, быстро кивнул.       — Просто слишком шумно, — ему приходилось говорить громче, чтобы услышать себя. Тео согласно кивнул.       — Сейчас придет директор Уилсон, и они все заткнутся. Потерпи немного.              Его голос звучал так пленительно ласково. Непривычно. Джозеф почти забыл, что Тео может быть таким. Дэвид, искоса наблюдавший за ними, многозначительно повел бровью. Тео милосердно проигнорировал его, сконцентрировав внимание на барабанщике. Он протянул Джозефу руку ладонью верх, и тот, недолго подумав, вложил в нее свою. Несмотря на все плохое, что произошло между ними, Эф помнил и хорошее. Настоящее. Не отравленное обидой.              Когда вошел директор, и правда воцарилась тишина. Только один из распылившихся спортсменов не сразу понял, что пора закрыть рот, в красках рассказывая историю о забытых кем-то стрингах в школьной раздевалке — к счастью, кто-то из его друзей пихнул того в бок и глазами показал на трибуну. Мистер Уилсон дождался, пока спортсмен усядется на место, и прокашлялся.              — Как многие из вас наверняка знают, недавно Приличное общество с честью представили нашу школу на престижном музыкальном конкурсе в Чикаго и вышли в финал… — договорить ему не дал шквал аплодисментов и улюлюканья, волной прокатившийся по рядам. То, что Тео продолжал держать Джозефа за руку, уберегло барабанщика от приступа паники. Крики больше не ассоциировались у него с чем-то радостным. За ними таились последние минуты агонии, в которой умирала надежда. Мистер Уилсон сделал знак рукой, и студенты притихли. — Так вот, нашей школе выделили билеты, чтобы мы смогли поддержать ребят. Количество мест в автобусе ограниченно, поэтому если у вас есть возможность добраться на машине, дайте мне знать. А сейчас все живо на урок. Мистер Блэр, задержитесь, пожалуйста.              Почему-то Джозеф совсем не удивился, услышав просьбу директора. Он догадывался, что за ней не последует ничего хорошего, но ему было даже всё равно. От препятствий, которые судьба подкидывала ему последние полгода, его ноги уже были сбиты в кровь. Одним камнем больше, одним меньше — неважно. Он высвободился и, отделившись от Тео и Дэвида, спустился к мистеру Уилсону.              — Джозеф, — директор обернулся к студенту только тогда, когда основная часть толпы покинула спортзал, — я вот о чем с тобой хотел поговорить. Ты у нас новенький, к тому же твоя успеваемость хромает. Администрацией было принято решение, что ты в Чикаго не поедешь. Сам понимаешь, так будет лучше. На уроках, конечно, придется отсидеть. Но ничего, считай, индивидуальные занятия. Здорово же.       — Ладно.              Эф только пожал плечами. Вряд ли абсолютно каждый присутствующий здесь мог похвастаться безупречной учебой, но выделить директор Уилсон решил именно его. Он просто тактично умолчал об истинной причине — темном, не вызывающем доверия прошлом студента. Собственно, Джозеф и не отрицал, что сам виноват в клейме бывшего наркомана, которое будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Даже несмотря на то, что не делал под кайфом ничего противозаконного, он все равно считался девиантным элементом. Угрозой, которую лучше держать подальше от посторонних глаз.              — Хотя нет. Нихрена не ладно, — он действительно хотел уйти, но не смог. Джозеф принимал наркотики, этого нельзя было отменить, но он никогда не валялся в канаве или ползал перед кем-то на коленях ради очередной дозы. У него было много проблем, но запрещенные вещества их рейтинг точно не возглавляли. — Это не справедливо. Сейчас я чист, и тоже хочу поддержать ребят.              Запоздало Эф осознал, что директор вообще не слушал то, что он ему говорил. Мистер Уилсон смотрел барабанщику в глаза, пытаясь разглядеть в темных зрачках свою правоту. Но антидепрессанты — не наркотики. И за то, что ему приходится их принимать, Джозеф оправдываться точно не собирался. Он просто поставил флакончик с таблетками на трибуну и поднял на директора глаза, смело встречаясь с ним взглядами.              — Ладно, ты можешь поехать с нами, — тот лишь, опустив голову, прикусил губу. В его интонации и движениях как будто проскальзывал стыд. Эф забрал лекарство.       — Спасибо, — он сглотнул. Тянуло сказать что-нибудь неприятное, но правдивое. Например, что охрана в школе оставляла желать лучшего и, в случае чего, вряд ли предотвратила бы катастрофу. Но Джозеф сдержался.              Он опаздывал на урок физики уже минут на десять, и искушение пройти мимо кабинета становилось всё сильнее. Он злился на директора Уилсона, потому что никак не мог понять причин его неприветливого поведения. В первую встречу директор показался ему справедливым и понимающим. Всё изменилось после того, как Джозеф рассказал ему о том, что школьный психолог поднимает странные темы — скользкие, неприятные. Авторитетное мнение столкнулось с искаженными представлениями подростка с ПТСР об этом безусловно сложном мире. Что бы мистер Хант не сказал директору, ради защиты, его слова возымели действие. Теперь в глазах мистера Уилсона Джозеф был в лучшем случае запутавшимся, а в худшем — завравшимся студентом, у которого к тому же были проблемы с наркотиками и, возможно, сексом. А из таких, как известно, не вырастает ничего хорошего.              Джозеф в нерешительности остановился возле кабинета физика. Подсознание, которое привело его сюда, видимо, решило, что не помешало бы немного для приличия побыть примерным учеником. С мистером Греем такой трюк бы не прошел, можно было даже не париться. Физику было плевать, общался ли Джозеф с директором, президентом или самим создателем. Он просто не выносил, когда его прерывали. Открыв дверь в кабинет посреди урока, Джозеф рисковал получить чем-нибудь тяжелым, обычно учебником, по голове.              Мистер Роуз же был другим. Он разрешил студенту войти и молчал все то время, пока Джозеф шел к своему месту, не беспокоясь о том, что минуты урока истекают и тема останется недорасказанной. Взгляд учителя скользнул по тетради, пеналу, выложенным на стол, и остановился на невидимой точке, находившейся чуть выше головы студента.              — Вы закончили? — с ядовитой улыбкой поинтересовался мистер Роуз. Джозеф сдавленно кивнул. — Попрошу вас показать домашнее задание, прежде чем мы вернемся к обсуждению новой темы.              Краем глаза Джозеф заметил, как Майкл, не сдерживаясь, закатил глаза. Правда, при этом его лицо не выражало ничего, кроме скуки. Наверняка, эту тему Майкл давно прошел вместе с мистером Греем. Ещё и углубившись до тонкостей, которые изучают на последних курсах Университета. Джозеф всегда знал, что у Александра, помимо гениальности, есть особый талант объяснять физику понятно. Даже он, обладая не самыми способными мозгами, если и понимал что-то, то только благодаря бывшему учителю.              Его домашнее задание было оценено на «удовлетворительно», и мистер Роуз, наконец, продолжил занятия. Эф вернулся на свое место и, подперев руками щеку, пытался не заснуть. Новая тема интересовала его не так сильно, как предстоящий разговор с Чарльзом. Его раздражала неопределенность, пора было с ней поканчивать. Джозефу нравились Дикие цветы, но, если среди них ему не было места, он просто пойдет своей дорогой.              Когда Эф вошел в репетиционную, Элли, улыбаясь, помахала рукой в знак приветствия. Она собрала волосы в хвост, и поэтому барабанщик смог рассмотреть милые сережки-сердечки. Вообще, раньше Джозеф не замечал, чтобы Элеонор носила украшения, но сейчас у неё, кажется, было для этого настроение. Она стала улыбчивей после того, как барабанщик предложил ей исполнить любимую песню на Рождественском концерте. И как будто заметней — она больше не пряталась, а ее голос звучал уверенней.              Эф сел рядом и огляделся. Барабаны пустовали — значит, Эрик еще не пришел. В противном случае он вился бы вокруг них как цепной пес. Дэвид читал, опустив на нос очки. Они были без диоптрий, но делали его старше и придавали серьезный вид. Джозеф успел понять, что гитарист ничего не делает просто так — в нем жил актер. На уроках химии он вел себя как выдающийся ученый. А книги читал как какой-нибудь великий мыслитель.              Тео тоже пока не было. И надеяться на его хорошее настроение смысла не было — не после очередной хвалебной оды директора в адрес Приличного общества. Он мог вообще не прийти на репетицию, а пойти выплескивать злость в другом месте.              Чарли тоже задерживался, и это было уже странно.              — Пока никого нет, может, поговорим о выступлении? — решил разбить тишину Джозеф. Элеонор вздрогнула и бросила короткий взгляд на дверь, будто испугавшись, что их могут подслушать. Дэвид лишь закрыл книгой половину лица. — Нам нужно сказать об этом директору? Или мистеру Пейджу? Есть какие-то списки, наверное.       — Ты торопишь события, — Элли уставилась на собственные колени. — Мы ведь еще даже не начали репетировать.       — И лучше нам поторопиться. До концерта месяц, — заметил Дэйв.       — Нам надо собраться всем вместе. Я поговорю с Лукасом и Дарлин, — Джозеф нахмурился, вспомнив о финале конкурса. — Надеюсь, у них найдется на нас время.       — Да уж, — Элли прикусила губу, — странно, что они согласились. Может, они не придают фестивалю большого значения?       — Или уверены в своих силах, — подал свою идею Дэвид. — У них-то побольше опыта будет, — он задумчиво посмотрел на барабанщика. — Кажется, как и у тебя. Вы, ребята, где только не выступали.       — Все видео пересмотрел? — Эф только хмыкнул.              Дэвид не успел ответить, потому что в репетиционную буквально влетел Чарли. Он тяжело дышал, а его щеки пылали. Лидер с шумом захлопнул дверь и прислонился к ней спиной. Он по очереди посмотрел на присутствующих, после чего зажмурился, пытаясь отдышаться. Дэйв с опаской прокашлялся, поглядывая на него.              — Ты как будто от чудовища бежал.       — Я был у директора, — Чарли, наконец, отошел от двери. В искусственном свете ламп его лицо блестело особенно сильно. Элеонор сочувственно протянула ему бумажный платок. — И, кажется, разгневал его.       — Что ты сделал? — она склонила голову, не спуская глаз с лидера.       — Лоуренс же болеет, — начал Чарли издалека, но Джозеф уже знал конец этой истории. Еще одна глупая идея, которая могла прийти в голову к человеку, зацикленному на успехе. — Я поинтересовался, сможет ли Приличное общество выступить на фестивале…       — А почему нет? — повел бровью Дэвид.       — … а потом предложил подменить их. Директору это не понравилось, и он сказал, что подумает, позволять ли Диким цветам выступать на Рождественском концерте или одной группы хватит.              Джозеф поморщился так, будто вместо слов, Чарльз ударил его между глаз.              — Мы можем поговорить? — он встретился с лидером глазами. Тот, заметив, что Элеонор и Дэвид хотят высказать ему все, что думают, спешно кивнул.       — Наедине?              Чарли первым вышел в коридор. Джозеф — сразу за ним. Он почувствовал в кармане легкую вибрацию — пришло сообщение, но решил, что посмотрит потом. Что бы там не было, это подождет. Сначала Эф прояснит ситуацию со своим положением в группе. Чарли остановился в конце коридора у окна. Он выдохнул и вытянул вперед руки, давая понять, что начнет первым.              — Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, — Эф только повел бровью.       — Да ну?       — Я давно это понял, — Чарли шумно выдохнул и посмотрел в окно, на безжизненный задний двор. — Это из-за той просьбы. Ну, поговорить с Элеонор. Я ей не нравлюсь.              Джозеф даже не сразу нашел, что сказать. Он мог бы и сам догадаться, что их лидер заговорит об этом. Все эти странные попытки заполнить пространство звуками, не дать барабанщику произнести то, что разобьет сердце. Чарли жил в мечтах, и ему это нравилось. Он и не думал, что тема, которую хотел затронуть Джозеф, куда более эгоистичная.              — Элеонор? — Эф склонил голову набок. — Ты ведь совершенно не уважаешь ее выбор. И при этом надеешься на симпатию? — он хмыкнул. — Это так не работает.       — Я уважаю ее выбор, — Чарли нахмурился, но больше ничего не сказал. В глубине души он понимал, что имеет в виду барабанщик. Но пока гордость не позволяла ему согласиться.       — Тогда почему мы не можем сделать кавер на песню, которая ей так нравится? Пускай даже рок-версию, если вы с Тео так зациклены на нем.       — Потому что… — Чарли успел прикусить язык прежде, чем слова сорвались с языка. — Это не наш стиль. Вот и все.       — Если думаешь, что у Диких цветов есть свой стиль, то глубоко заблуждаешься, — они встретились взглядами. В потемневших глазах лидера Джозеф прочитал злость, но забирать свои слова назад не собирался. — Это не плохо. Вы же только начинаете.       — Вы? Себя ты одним из нас не считаешь, — прицепился Чарли. Эф фыркнул. Наконец, они вышли на ту тему, которую он и хотел обсудить.       — А должно быть иначе? Ты не допускаешь меня до репетиций. Я только нянчусь с Эриком, но, знаешь, что, я на такое не подписывался. Я хочу играть на барабанах, а если вам нужен учитель, ищите его на специальных сайтах.       — Значит, ты уходишь?       — Нет, — Джозеф прищурился. Он раскусил Чарли — тот не хотел брать на себя ответственность, и надеялся, что Эф уйдет сам. Но барабанщик не собирался давать ему то, чего тот так хотел. — Два барабанщика в начинающей группе — это перебор, Чарльз. Делай уже выбор.       — Хочешь, чтобы я сказал это вслух? — тот отпустил смешок. — Окей, ты хорош. Но где гарантия, что ты не бросишь нас, как предыдущую группу?       — Я бы никогда не бросил ребят. Не говори того, чего не знаешь, — Джозеф почувствовал, что ему нечем дышать. Ему срочно нужен был свежий воздух. И пространство. — И не брошу вас. Ты имеешь право не доверять мне, но я говорю, как есть. Выбор за тобой.       — Я хочу знать правду, — Чарли скрестил руки на груди. — Почему ты ушел из той группы?       — Мы распались.       — Почему?              Горло сжала паника. Джозеф пытался вдохнуть, но у него не выходило. Легкие горели. Перед глазами все темнело. Чарли, вытаращившийся на него, упустил момент, когда ноги барабанщика подкосились, и тот, безуспешно пытаясь уцепиться за подоконник, рухнул на колени.              Джозефу казалось, он умирает. Что-то было не так с его легкими — они отказывались принимать кислород. Попытки сделать вздох отдавались болью в спине. Он закрыл глаза, чтобы закрыться от мира, которого стало слишком много. Прошлое переплелось с настоящим. Джозеф слышал дыхание Чарльза. Слышал фантомные, но такие близкие выстрелы и чей-то надрывный плач.              Распались, потому что двое из четырех мертвы, а третий в критическом состоянии. Горькая, но простая правда. Если бы только Джозеф мог ей поделиться, не было бы подозрений со стороны Чарльза и ненависти, исходящей от Тео. Недостижимая легкость — какой бы груз спал с его плеч. Только что-то внутри не давало этого сделать. Как будто слова были лезвием, которым Джозеф бы непременно поранился, если бы попытался воспользоваться. И, интуитивно понимая это, продолжал прятать нож в кармане.              Холодный воздух полоснул по лицу, возвращая в реальность. Джозеф открыл глаза, сталкиваясь глазами с Тео. Тот без лишних слов помог ему встать и даже придержал за плечи.              — Да что с тобой, черт возьми, происходит?              Больше всего Эф хотел рассказать правду именно ему. Но момент еще не настал.