Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Кажется, он сходил с ума. Друзьям, приходившим к нему в галлюцинациях, Джозеф легко нашел объяснения — это происходило в моменты, когда он был особенно уязвим. Истекал кровью. Получил мячом по и без того травмированной голове.              Но Айзек… Бывший парень преследовал его в ясном уме. Следил. Прятался в толпе. Толкал — чтобы причинить боль и привлечь внимание.              И у него вышло.              Джозеф плотно задернул шторы и отошел от окна. Может, стоило рассказать об этом доктору Харди? Но как это будет выглядеть? Меня преследует и, кажется, хочет убить тот, кто сам мертв? После такого его точно запрут в лечебнице, даже не разбираясь. Да и сам Джозеф не верил, что это происходит на самом деле. Наверняка все дело в лекарствах, в побочных действиях которых просто забыли упомянуть бред и галлюцинации.              Проще было не обращать внимание на эти игры воспаленного разума. Подавлять растущую паранойю и беспричинный страх. Тем более и так проблем хватало.              Учеба, с которой не задалось. Дикие цветы, из которых его еще не выгнали наверняка только из жалости. Репетиции с Приличным обществом. С Дарлин, видеть которую Джозефу почему-то совсем не хотелось. И Кай. Он всё ещё был в коме, и барабанщику начало казаться, что так останется навсегда.              Эф вернулся в кровать. На подушке, свернувшись калачиком, спала Майло. Это все-таки оказалась девочка. Джессика, которая была совсем не против прибавления в семействе, самолично проверила. Она не выпускала малышку из рук весь вечер, и только под ночь принесла ее племяннику.              — Пират немного волнуется. У него короткие лапы, так что на мансарду он не поднимется. Пусть Майло побудет у тебя.       — Без проблем, — Джозеф, прикусив губу, наблюдал за тем, как маленький комочек укладывается спать. Такой хрупкий и беззащитный — настоящее олицетворение жизни. — И спасибо тебе еще раз, — он перевел взгляд на тетю.       — Не за что, — она провела ладонью по его щеке, поглаживая. — Ты вырос хорошим человеком. И остался им, несмотря на всё, что с тобой произошло, — когда Джессика говорила это, в ее голосе звучали слезы. Она улыбнулась, маскируя дрожь.              Теперь он лег на свободную половину кровати, лицом к котенку. В темноте ее было почти не видно. Майло. Как джек-рассел-терьер из «Маски» — любимого фильма Фила. Почему-то Джозефу захотелось назвать кроху именно так. Хотя она была беспородной, и вообще кошкой.              Майло сопела во сне. Джозеф осторожно протянул руку и погладил ее между ушей. Его жизнь в руинах, и он не испытывает особого желания что-то делать с ней — просто плывет по течению, но жизнь этого котенка он сделает самой лучшей. Майло никогда и ни в чем не будет нуждаться — Джозеф за это в ответе.              Утро никак не хотело наступать. Эф попытался уснуть, но только зря потратил время. Он считал овец, баранов, даже козлов, но ничего не выходило. Снотворное тоже не помогло — только усилилась сонливость, не более. Бросив провальные попытки, барабанщик сходил в душ. Потом сделал домашку по математике и доклад по музыке. Послушал музыку, лежа прямо на полу, чувствуя, как ветер гуляет между досками. Без пятнадцати шесть Джозеф спустился на кухню. Есть не хотелось, но он бы не отказался от кофе с каким-нибудь сиропом вместо сахара и молока.              В семь проснулась остальная семья. Первой была Джессика. Она растерянно замерла на проходе, медленно переводя взгляд с племянника, выкладывавшего корм в маленькую миску специально для Майло, на приготовленные им панкейки. Джозеф, обернувшись на нее, улыбнулся в знак приветствия.              — Доброе утро, — Джессика пару раз моргнула, прежде чем ответить.       — Когда ты успел все приготовить? — она села за стол и отправила кусочек еще горячего блинчика в рот. — Очень вкусно.       — Мамин секретный рецепт, — Эф потянулся к электрическому чайнику. — Может, кофе? Или тебе нельзя?       — Лучше чай, — мягко улыбнулась тетя.              Следующими на кухню спустились Остин, также как и жена застывший в дверном проеме. И Вероника, поцеловавшая сына в щеку, пока тот доставал турку.              — Как нога? — она обеспокоенно посмотрела на него, но Джозеф только отмахнулся.       — Всё в порядке, почти не беспокоит.              На самом деле это было ложью. Он едва мог ходить. А стоять было чуть менее больней. Но зато это отрезвляло, и Джозеф не думал об Айзеке. Почти.              Не хватало только Майкла. И Пирата. Пес решил начать утро с обхода своих владений. Не то, чтобы он враждебно отнесся к появлению в его доме незнакомого облезлого котенка, но просто хотел убедиться, что все осталось лежать на своих местах.              — Пойду отнесу Майло еды.              Мясное рагу для котят пахло странно и даже немного отталкивающе, но малышка с остервенением набросился на него, когда Джозеф поставил миску на кровать. Барабанщик не стал ей мешать. Он скинул домашнюю одежду, которая за ночь потяжелела от мрачных мыслей и царившей в комнате духоты, и подошел к шкафу. В зеркале, которое по-прежнему обрезало ему полголовы, отражались острые ребра и изрезанные запястья. Конечно, Джозеф и так мог их видеть — стоило лишь опустить глаза, но только в зеркале они казались чужими и вызывали легкий налет грусти. Будто это кто-то другой, а не он, пытался сбежать от реальности. И к этому кому-то Джозеф не испытывал ничего кроме жалости.              Рука невольно задержалась у толстовки, которую ему одолжил Коди. Джозеф даже хотел было надеть ее, но почему-то передумал. Надо было вообще вернуть ее владельцу, но позже, когда барабанщика перестанет трясти от мысли о поцелуе Коди и Дарлин. Джозеф остановил выбор на черных джинсах, черном худи, которое было скорее темно-серым, и черной толстовкой под ним. Последнее время он предпочитал многослойность. Собственное тело перестало вырабатывать тепло, а в школе топили недостаточно хорошо.              Джозеф уже почти привык видеть собственные пальцы без колец. Будто так и должно было быть. Любовь к бижутерии осталась в прошлом. Как и большая часть его жизни. Теперь все было по-другому.              Наевшийся котенок носился по кровати, играя сам с собой. На всякий случай Джозеф переместил его на пол, потому что кровать располагалась слишком высоко, а Майло была еще слишком мала для того, чтобы прыгать с неё. Прежде чем выйти из комнаты, Джозеф взглянул на окно.              Оно все еще было занавешено. И почему-то Эф совсем не горел желанием отодвигать шторы. Будто Айзек, каким-то образом способный воспарить над землей, мог воспользоваться этим и забраться в комнату. Или, оставшись на улице, наблюдать. Джозеф сглотнул. Ему нужны лекарства. Срочно. Но только не те, которые делают его злость неконтролируемой.              Он нашел Веронику в гостиной. Она сидела рядом с Майклом и, кажется, пыталась разговорить его. Только племянник не особо хотел идти на контакт. Он смотрел любимую программу про дикую Африку и доедал клубничный йогурт. Приготовленные Джозефом панкейки Майкл ожидаемо проигнорировал.              — Доброе утро, — Джозеф, бросив на брата короткий взгляд, сел между ними. Майкл, скривившись, одарил его кривой улыбкой. — Мам, можно с тобой поговорить?       — Наедине? — нахмурилась Вероника. Эф покачал головой. В принципе, в том, что он хотел сказать, не было никакой тайны. Во всяком случае для Майкла. Тот и так знал многое о здоровье двоюродного брата. Подумаешь, одной деталью больше.       — Мне надо встретиться с психиатром, который наблюдал меня в больнице, — он сглотнул. — Хочу поменять лекарства. Или снизить дозировку.              Вероника растерянно посмотрела на него, и Джозеф пожалел, что завел эту тему. Он не хотел, чтобы родные волновались, но добился прямо противоположного эффекта. Наверняка теперь Вероника думала, что её сын снова на грани.              — У тебя что-то болит? — в её глазах было так много любви. Вероника простила сыну всё: и притворство, и эгоистичную попытку покончить с собой и хамское поведение после неё.       — Или появились нехорошие мысли? — не отвлекаясь от экрана телевизора, предположил Майкл. Слова прозвучало жестко. А интонация была неоднозначной. Джозеф так и не понял, чего в ней больше — упрека или попытки скрыть обеспокоенность.       — Ни то и ни другое. Просто из-за таблеток я становлюсь каким-то злым, и эта агрессия, не знаю, — Эф нахмурился. — Мне сложно ее контролировать, — он посмотрел на Веронику, выдавливая самую неловкую улыбку из всех, что когда-либо появлялась на его лице. — Не хочу ненароком покусать кого-нибудь.              Джозеф скучал по себе прежнему. Он долго не признавал этого, но так оно и было. По тому Джозефу, который относился к миру непринужденно и с щепоткой юмора, строил планы или просто веселился с друзьями, не думая ни о чем. Тому Джозефу, который жил в гармонии с собой, и от которого рикошетом отлетали все проблемы. И который теперь был бесповоротно мёртв.              — Ладно. Я заберу тебя после школы, и мы съездим к доктору, договорились? — Вероника смотрела сыну прямо в глаза. Джозеф точно не знал, что она хочет в них увидеть. Он надеялся, что слабую надежду, которая пластырем залепила то, что разрушил Айзек.              Остановившись на крыльце, Джозеф посмотрел на небо. Затянутое тучами, оно как будто предрекало беду. Ещё бы знать, откуда ее ждать. Он сделал уроки. Находился с Дикими цветами в более-менее нейтральных отношениях. И очень сильно не хотел пересекаться с Коди. Во всяком случае до того, как не начнет принимать другие лекарства. Потому что Коди ему ничего не обещал и, по сути, ни в чем не был виноват. Это всё глупое сердце, которое вопреки запретам, начало что-то чувствовать к пахнущему сладостями вокалисту Приличного общества.              Хотя Джозеф до сих пор не признался самому себе, что влюбился. И не признается. Потому что он уже пообещал себе, что сначала позаботится о себе и только потом откроет сердце для кого-то еще.              Планы? Эф никогда не был в них силен, но надо ведь когда-нибудь начинать.              Он интуитивно знал, что найдет Тео в беседке на заднем дворе школы. Тот стоял, прислонившись спиной к перилам, и курил. Всё-таки хорошо, что Сара отменила эти дурацкие правила, и теперь Джозеф мог без зазрения совести пускать в легкие никотин.              — Поделишься сигаретой? — Тео буквально сиял. Он посмотрел на барабанщика с улыбкой и, кивнув, вытащил пачку из кармана.       — Я думал, ты бросил, — оберегая пламя от ветра, Тео поднес зажигалку к лицу Джозефа, поджигая сигарету. — Надоело притворяться хорошим мальчиком?       — Кажется, ты сегодня в приподнятом настроении, — барабанщика это немного настораживало. Для того, чтобы осчастливить Тео, нужна была очень весомая причина. Особенно после триумфа Приличного общества. Вот на Чарли, например, было страшно смотреть. Он разве что не растекался лужицей после победы ненавистной группы.       — Есть такое, — Тео взглянул на Джозефа исподлобья.       — А повод? — гитарист в ответ только хмыкнул.       — А он должен быть? — Тео лукавил. Джозефу даже не надо было его уговаривать. Хорошее настроение развязало бас-гитаристу язык. — Ладно, расскажу. Просто мне о-очень понравился финал вчерашнего шоу.              Джозеф догадывался, что гитарист имеет в виду. Он только не понимал, почему это так его радует. То, что Тео радовался тому, что бывший лучший друг наконец обрел настоящую любовь, верилось с трудом. Какого-то огромного скандала поцелуй за собой тоже не повлек. А больше барабанщику ничего в голову не шло.              Первая половина дня прошла скучно. Немного веселья внесла разве что контрольная по химии, во время которой Дэвид, пытающийся незаметно списать с телефона, случайно включил на всю аудиторию песню Майкла Джексона, сам же испугался и пролепетав что-то про то, что ему звонит бабушка, без разрешения выбежал в коридор. Про то, что учителю его поведение не понравилось, и он не разрешил гитаристу вернуться, можно было не говорить. Про то, что оценка Дэвида за контрольную работу была неудовлетворительной — тоже.              Для Дэвида это стало уважительной причиной забить на остальные уроки. Из-за стресса, как он после объяснил обнаружившему его в репетиционной Джозефу. Барабанщик сел рядом с ним на пол и скрестил ноги. Рядом с гитаристом ему было спокойно. Особенно когда тот, как сейчас, занимался живописью.              — Мы можем кое о чем поговорить, пока остальных нет? — поинтересовался Эф. Дэвид замер с кисточкой, удивленно захлопав глазами. Кажется, серьезный тон барабанщика его не на шутку насторожил.       — Конечно, — он облизал губы, — ты ведь не уходишь из группы? — Джозеф только покачал головой. Сам он точно этого не сделает. Но если Чарли попросит его на выход, тоже особо сопротивляться не будет.       — Я хотел поговорить о тебе, — осторожно начал Эф. Дэвид непонимающе посмотрел на него, или только сделал вид. Конечно, он тщательно маскировался, но кое-что Джозеф заметить все-таки успел. Проще было спросить в лоб. — Ты пишешь музыку?       — Я? — ритм-гитарист засмеялся громче, чем следовало, не отрывая взгляда от Джозефа. Тот продолжал смотреть на него непривычно строго, так что и Дэвид проглотил смех. — Нет, с чего ты взял?       — Я видел тетрадь, — барабанщик нахмурился и вытянул ноющую ногу. — Почему Дикие цветы не исполняют её?       — Потому что никто не знает, — Дэвид опустил глаза и прикусил нижнюю губу, чтобы дать понять, что не хочет разговаривать на эту тему. Он попытался отстраниться и выглядел закрытым, что на гитариста было совсем не похоже. Но Джозеф понимал, что лёд под его ногами еще не треснул, он только трещал. И поэтому барабанщик сделал еще один осторожный шаг.       — Почему не хочешь рассказать? — в ожидании ответа, он склонил голову.       — Потому что моя музыка отстой, — Дэвид сглотнул. Это говорил не он, а страх. Дэвид еще не сделал первый шаг, не поделился частичкой собственной души с миром, поэтому его одолевали сомнения. В таком состоянии просто невозможно дать оценку собственному потенциалу.       — Сыграешь что-нибудь?              Дэвид посмотрел на барабанщика так, будто тот предложил спрыгнуть ему с Эмпайр-стейт-билдинг, не меньше. Он неуверенно покосился в сторону оставленной на стуле сумки, в которой наверняка хранилась нотная тетрадь, и покачал головой. Джозеф, подвинувшись ближе, улыбнулся.              — Ну, пожалуйста. Ты же разрисовываешь гитары и не боишься показывать их. Тут то же самое, — Дэвид упрямо покачал головой.       — В детстве я ходил в художку…              Он мог не продолжать, Джозеф и так знал, о чем Дэвид думает. Что в музыке он самоучка и толком не понимает, что делает. Также как Эф. И Кай. Хотя у него была куча литературы, но и подход отличался. Для написания музыки Кай использовал математику, при этом умудряясь не убить искусство под тяжестью формул и точных расчётов.              — Музыка должна быть услышана, без этого она мертва, — Эф с трудом поднялся и доковылял до выставленных вдоль стены стульев. Тетрадка лежала на самом дне сумки. Джозеф достал её и, не листая, протянул гитаристу. — Позволь мне стать твоим первым слушателем.       — А ты не будешь смеяться? — с детской надеждой в голосе поинтересовался Дэвид. Барабанщику захотелось потрепать его по волосам, но он не стал этого делать. Только, улыбнувшись, покачал головой. — Тогда ладно. Только запру дверь.              Дэвид был замечательным гитаристом, и, возможно, именно это сглаживало некоторые шероховатости в композиции. Но мелодия, придуманная им, звучала интересно и понравилась Джозефу. В меру сложная, без ненужных мелизмов, которые бы только утяжеляли звук. В ней дремала меланхолия зимы и чувствовался кисловатый привкус рябины. Мост перед последним припевом был похож на неуверенные шаги приближающейся весны. Они оставили грусть и заслезившиеся глаза.              Дэйв закончил играть и, отложив гитару, посмотрел на барабанщика.              — Что скажешь? — Эф в ответ прищурился.       — Тебе должно быть стыдно, — начал он недовольным тоном, но, увидев, как побледнело от испуга лицо Дэвида, смягчился. — Стыдно за то, что не сыграл раньше. Мы должны исполнить её на Рождественском концерте.       — Не-ет, — засмеявшись, отмахнулся Дэйв. — Во-первых, нет слов. Во-вторых, сама музыка еще очень сырая. Да и Чарли не позволит. Мы почти готовы к концерту, и что-либо менять теперь слишком рискованно.       — Значит, на Рождество вы будете выступать с Эриком? — Эф не хотел этими словами ставить Дэвиду ультиматум. Он имел в виду, что Дикие цветы с ним почти не репетировали, и, если по словам Дэйва уже почти все готово, то вряд ли что-то изменится.       — Я подумывал запереть его в кладовке сегодня, — Дэвид почесал затылок. — Чарльз смерть как не любит тех, кто опаздывает. А сейчас за малейший проступок он готов четвертовать.       — Не стоит. Я давно пытаюсь поговорить об этом с Чарли. Пора ему уже определиться, — с тенью сомнения возразил Джозеф. Он помнил, чем окончилась последняя попытка. Страх и панику, охватившие его. Если ему удастся держать тему разговора под контролем и не пустить в разговор тянущиеся стебли прошлого, всё будет хорошо.       — Может не стоит? — пугливо вжал голову в плечи Дэвид. — Чарли нервный, без скандала не обойтись.       — Всё будет нормально. Лучше подумай о том, как сказать ему, что мы будем исполнять на Рождественском концерте твою песню.              Дэвида возвращение к теме не обрадовало. Он успел спрятать тетрадь обратно в сумку и отпереть дверь, так что теперь, вздрогнув, испуганно посмотрел в её сторону, будто кто-то мог подслушать их разговор. Дэйв шумно выдохнул. Кажется, неуверенности в себе стало немного меньше, но страх продолжал давить на него, придавливая к земле.              — Слов нет, — попытка протеста выдалась неубедительной. Джозеф только фыркнул. Вообще-то и у него были припасены пара тузов в рукаве.       — Это не проблема, — глаза Дэвида округлились. Он снова посмотрел на дверь, прежде чем задать вопрос.       — Ты пишешь стихи? — Эф кивнул. Не то, чтобы это было его страстью, но незаметно стало частью творческой жизни.       — Было дело. Как-то раз даже на японском, — Дэвид прищурился. Он сложил два и два, но его лицо было таким, будто гитарист раскрыл формулу вечной молодости. Напряжение сменилось удивлением. Его глаза и рот широко распахнулись.       — То видео с японской анимацией на канале… Я думал, это кавер.              Джозеф сразу понял, что он имеет в виду. Они с ребятами не только выступили на дне Японской Культуры в школе, перед этим проделав куда более объемную и сложную работу. Просто директор захотел, чтобы об этом событии узнало как можно больше народу, а Джеймсу пришла в голову идея сделать музыкальную открытку-приглашение в формате аниме-опенинга. Кай сделал невозможное — написанную им музыку можно было хоть сейчас отправлять в какую-нибудь кинематографическую студию в Японии, настолько стиль, до малейших нюансов, вышел похожим. А вот Джозеф взял на себя написание текста. И если с его английским вариантом особых проблем не возникло — тогда барабанщик жил только мыслями о предстоящем празднике и легко нашел нужные слова, то с переводом на японский всё было не так просто. Прогнать через переводчик было неинтересно. Так что Джозеф отыскал профессора японской культуры и вместе с ним работал над стихами.              В памяти барабанщика, хоть и расплывчато, до сих пор сохранилась парочка японских фраз.              — Да. Её, кстати, нарисовала Лорен, моя бывшая одноклассница. Она талантливая, — была, подумал, но не стал произносить вслух Джозеф. Ещё одна жизнь, которую Айзек посмел без спроса прервать.       — А я думал, это из аниме, — уголки губ Дэвида опустились. — Даже захотелось посмотреть.       — На это и был расчет, — рассмеялся Эф.              Сюжет видео был простым, но он представлял, сколько времени у Лорен ушло, чтобы отрисовать всё это. Чудная девушка с рыжими косичками и веснушками. Это был её первый год в старшей школе. После выпуска Лорен мечтала поступить в Японскую академию искусств. Она сама продумала каждый кадр заставки, а потом обсудила это с ребятами. От них самих толку было немного, идеи Лорен были замечательными, а покадровая отрисовка карандашом поражала воображение. Но когда работа над роликом была закончена, и она показала ее школьной группе, у них просто не было слов.              Всё было таким знакомым, но как будто подернутым неповторимой аурой страны Восходящего солнца. Их школа с развевающимися флагами перед входом. Коридоры. Шумные классы и кусочек спортивного зала со сваленными матами, на которых обычно растягивались девчонки из группы поддержки.              Лорен нарисовала группу на сцене и в обычной школьной рутине почти неотличимо от оригинала. Джеймс даже засмеялся от восторга, когда увидел себя. А Лорен только смущенно покраснела и опустила глаза. Оценки бас-гитариста она ждала больше, чем остальных, и была счастлива, что ему понравилось.              — Давно тут торчите, бездельники? — улыбаясь, в репетиционную вошел Тео. Даже скучные уроки, которые из-за обещания директора позвонить родителям ему пришлось отсидеть, не смогли испортить отличное настроение гитариста.       — А ты чего такой радостный? — прищурился Дэвид, уставившись на него с подозрением. Тео закатил глаза.       — Почему все у меня это спрашивают? У нас что, мораторий на счастье?              Просто, потому что Тео последнее время почти всегда был чем-то недоволен. И даже если хмурое небо над его головой на какое-то время прояснялось, обязательно случалась какая-то мелочь, снова сводившая прогнозы метеорологов к шкальному ветру и дождю. Должно было произойти что-то невероятное, чтобы Тео забыл про Фила и свою обиду на него и, заодно, на Джозефа.              — Да нет. Если ты счастлив, то и мы счастливы, правда? — Дэвид посмотрел на барабанщика, ожидая, что тот его поддержит. Но Джозеф не мог. Что-то внутри него громко кричало о том, что цена довольной улыбки на лице красавчика-гитариста будет им дорого стоить.              Чарли, вошедший в класс почти сразу за Тео, был настолько не в духе, что даже не обратил на его приподнятое настроение внимания. Он подошел к окну, взлохматил пятерней и без того пребывавшие в беспорядке кудри, и закрыл лицо ладонями. Ребята по очереди переглянулись. Воцарившаяся тишина была гнетущей, а никто не решался её прервать. Тео внимательно следил за ссутулившейся спиной лидера. Его рука рефлекторно потянулась к карману, в котором лежал телефон. Привычка двадцать первого века — узнавать обо всех плохих новостях из интернета.              Только то, что устроил Айзек, так там и не оказалось. Это постарались его родители. Для Джозефа же до сих пор оставалось загадкой, как они всё провернули так, что вокруг стрельбы не поднялась шумиха. Он не хотел об этом думать. У родителей Айзека богатство и власть, которые, впрочем, всё равно не сделали их сына счастливым. Это позволило им уберечь его светлую память, если, конечно, вообще найдется кто-то, кому захочется вспоминать этого психопата.              — У нас в школе был организатор этого конкурса дурацкого, — прохрипел Чарли. Дэвид услужливо протянул ему бутылку газировки, и тот сделал несколько маленьких глотков. — И знаете что? Они будут снимать шоу про Приличное общество.       — И Рождественский концерт? — Тео поднял бровь. — Так это же прекрасный шанс засветиться, — Чарльз посмотрел на него так, будто никогда не слышал величайшей глупости.       — Съемки начнутся только после новогодних каникул.       — А что плохого в том, что про Приличное общество будут снимать реалити-шоу? — попытался все-таки уточнить Джозеф.              Тот выдохнул и обернулся на него. Они встретились взглядами, и Джозефу показалось, что это конец. Его сейчас выгонят. Чарли смотрел на него, как арахнофобы смотрят на пауков. Не со страхом, нет. С омерзением и брезгливостью. И Эф даже знал почему — из-за его дружбы с Приличным обществом.              — Потому что в одной школе не могут сосуществовать две группы, — пустился в объяснения Чарльз, сделав выдох. — Нас будут считать неудачниками и подражателями.       — А что, только ребята могут заниматься музыкой? — склонив голову, поинтересовался Джозеф.              Слова лидера звучали глупо. Он бы и сам это понял, если бы взял верх над эмоциями. Но Чарли мог думать только о том, что всё кончено — его мечты собрать зал, стать популярным и что-то значить в этом сложном мире рухнули. Его окружала тьма и целенаправленная ненависть. Тео это видел. И понимал, что если не успокоит лидера, от Диких цветов даже корней не останется.              — Давай для начала успокоимся, — он посмотрел на Чарльза, а тот на него. Эти двое не то, чтобы были лучшими друзьями, но отлично друг друга понимали. Тео знал, что закопать злость Чарли — не самая лучшая идея. Надо просто направить её в нужное русло. Намекнуть. — Обычно такие шоу, как и прочая показуха, негативно влияют на группы. Стресс, звездная болезнь и всё такое. Глядишь, и Приличное общество развалится, они и так, думаю, сейчас на нервах. У нас ещё есть шанс.              На нервах. Джозеф зацепился за эти слова, но понять истинный смысл так и не смог. Не успел. Потому что в репетиционную влетел Коди.              Эф никогда не видел Коди таким злым. Точнее, вообще не видел, чтобы хоть капля гнева исказила чистые черты его лица. Но прямо сейчас вокалист был в бешенстве. Он подлетел к Тео так молниеносно, что барабанщик был уверен — сейчас Коди его ударит. Поэтому влез между ними, не позволив воображению воплотиться в жизнь.              — Когда тебе уже надоест вредить? — отчаяние и злость. Никогда Джозеф не видел этого в глазах Коди. Никогда не слышал в его голосе. Он смотрел прямо на Тео, игнорируя барабанщика между ними. Дышал тяжело, будто бежал сюда. — Я терпел. Закрывал глаза на все твои выходки. Защищал перед Реном…       — И что? — ощетинился Тео, скрестив руки на груди. — Тебе медаль за это выписать?       — Что происходит? — решил вмешаться Джозеф. Лучше бы он этого не делал.       — Помнишь поцелуй? — конечно, Джозеф помнил. Но все равно не понимал. Может, конечно, он что-то путал, но кажется Коди поцеловала Дарлин, а не Тео. Так при чем тут он? — Это Тео посоветовал Дарлин так сделать. Типа так мы подожжем к себе еще больше внимания.       — И-и? — Джозеф дернул головой. Коди, до этого продолжавший сверлить взглядом Тео, посмотрел на него. — Это ведь было решение Дарлин. Она приняла его и сделала… то, что сделала. Тео вечно болтает, но ведь никто не ведется.              Эф думал, что всё делает правильно. Он ведь не хотел защитить Тео или выставить Дарлин единственной виновницей случившегося. Всё, чего барабанщик добивался — чтобы эти двое не вцепились друг в друга. Только Коди был другого мнения.              — Ты на его стороне? — вокалист, не веря ушам, приоткрыл рот. — Даже после всего, что он сделал с тобой? — его взгляд рефлекторно опустился на запястья барабанщика, скрытые рукавами толстовки.       — Нет. Но не думаю, что Тео несет ответственность за случившееся.       — Просто супер, — Коди отпустил злобный смешок, — кажется, я не только зря давал шанс за шансом Тео, — он уже не смотрел на бас-гитариста, который больше не проронил ни слова, лишь самодовольно ухмыляясь, — но и напрасно думал, что мы с тобой можем подружиться. Хорошо, что я понял это, пока мы не зашли слишком далеко.              Эта короткая сцена разорвала представление Джозефа о пространстве. Куда-то делись место и время. Он словно провалился в темноту, не в силах пошевелиться, наблюдая за тем, как Коди уходит, громко хлопая за собой дверью.              Сердце пропустило удар. Он потерял его? Маяк погас.              — То, что ты на моей стороне, конечно, неожиданно, но приятно, — хохотнул Тео. Джозеф обернулся на него.       — По-твоему это смешно? — он забыл, что в репетиционной кроме них находятся еще Дэвид и Чарли. Те вжались в стену, боясь проронить хоть звук. После ухода Коди напряжение никуда не исчезло. Даже напротив — стало как будто еще хуже. — Какого хрена ты вообще лезешь туда, куда тебя не просят?       — А что, нельзя? — эту улыбку с лица Тео, казалось, можно стереть только наждачкой. Или правдой. — Коди заслужил. Только не говори, что тебе его жаль.       — Заслуженно? — Эф прищурился. Он не мог контролировать то, что бурлило и клокотало внутри него. — Хочешь поговорить о том, всё ли в этом мире заслуженно?              Тео в ответ только глуповато улыбнулся. Он не понимал, что Джозеф имеет в виду. Но гнев барабанщика его заинтересовал и даже немного возбудил.              — Ну, давай поговорим, — повел он бровью. — Только наедине.              Джозеф повернул голову, чтобы посмотреть на Чарли и Дэвида, которые уже слились со стеной и теперь выглядели пойманными с поличным. Лидер сглотнул и прокашлялся.              — Мы, пожалуй, пойдем.       — Нет, — Джозеф остановил его движением руки. Им с Тео нужно более укромное место, где никто не сможет подслушать. — Вы оставайтесь, мы найдем другое место.              Мистер Пейдж ушел домой и по забывчивости забыл запереть кабинет. Джозеф даже не надеялся, что ему так повезет. Он пропустил Тео первым и, войдя следом, плотно закрыл за собой дверь. Бас-гитарист продолжал ехидно улыбаться. Он присел на край парты и с вызовом посмотрел на барабанщика. Джозеф выдохнул. Пока они шли по коридору, решимость немного поутихла. Всё, что у него осталось — обида, но и её не могло хватить надолго.              — Ну что, будешь отчитывать меня? — Тео потянулся, разминая мышцы. Эф покачал головой.       — Хочу поговорить с тобой, — он посмотрел на гитариста. — Ты вроде хотел знать, почему Фил перестал выходить на связь.       — Созрел наконец? — хмыкнул Тео. — Или просто хочешь испортить мне настроение из-за того, что поссорился с этим болваном Коди? Давай валяй. Фил для меня уже ничего не значит.              Ложь. Джозеф понял это по скривившемуся на мгновение лицу. Тео проглотил фальшь как горькую пилюлю и даже не смягчил её вкус глотком воды. Останется ли он таким же сильным, когда узнает правду?              — Я просто решил, что ты заслуживаешь знать правду, — голова немного кружилась, но Джозеф твердо решил, что сегодня и сейчас поставит в этом вопросе точку. Даже ценой памяти. Он с трудом сохранял непроницаемое лицо. Не вздохнул, хотя легкие горели, требуя кислорода.       — Рад слышать, — фыркнул Тео, игнорируя передразнивающую интонацию барабанщика.       — Фил — один из моих лучших друзей. Я знаю его уже много лет, но всё равно удивился, когда выяснилось, что вы встречались, — бас-гитарист дернулся, будто хотел в очередной раз съязвить, но сдержался. Джозеф уткнулся взглядом в пол. — Просто он с такой любовью отзывался о человеке, которого пустил в свое сердце. Я бы никогда не догадался, что речь всё это время шла о тебе, потому что, честное слово, иногда ты ведешь себя как последний мудак. Но потом паззл сложился. Его отъезд. Твоя обида, сложившаяся из непонимания и уверенности, что Фил просто воспользовался тобой и бросил.       — А можно ближе к делу? — Тео начинал закипать. Джозеф поднял на него глаза. Что же, он знает один способ охладить его пыл.       — Наверное, я должен был сразу тебе сказать. Так бы не пришлось выслушивать всю ту грязь, которой ты поливал меня и моих друзей. Я знаю и отчасти могу понять, почему ты так делал. Наверное, потому что чувствовал себя преданным. Тебе было больно. Но, Тео, мои слова вряд ли принесут тебе облегчение, — Эф медленно выдохнул. Память все ещё была при нем, хотя головная боль усилилась. — Фил любил тебя и, наверняка, после экзаменов хотел вернуться в Холбрук. Но его планам помешали.       — Интересно что, — Тео проглотил не дававший дышать ком, застрявший поперек горла. — Или кто?       — Смерть.       — Ты думаешь, я поверю? — бас-гитарист засмеялся, скаля зубы. Он даже не сделал минутной паузы, чтобы переварить услышанное. — Отличная байка, на пару придумывали?       — Мертвые не сочиняют сказок, — Джозеф опустил глаза. — Теперь ты знаешь правду. Доволен?       — Ты врешь, — Тео вжал Джозефа в стол, хватая за край толстовки. — Скажи, что врешь.       — Увы.              Тео оттолкнул его от себя и вылетел из кабинета, сталкиваясь в дверях с Элеонор. Та кинула взгляд ему в след, а после перевела его на Джозефа. Тот даже не заметил появления вокалистки и поэтому вздрогнул, услышав за спиной её голос.              — Всё хорошо?       — Нет.              И вряд ли будет.