Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Джозеф толком не помнил, как это началось. Просто внезапно они оказались в одной постели, и в голове набатом била единственная мысль — им нужно избавиться от одежды. С трудом разорвав поцелуй, Коди помог барабанщику снять с себя будто испачканное в неоново-розовой краске черное поло. Наконец Джозеф мог изучить его тело — заменяя пальцы губами, спускаясь вниз так медленно, как сам того пожелает. Коди лишь тяжело дышал, изгибаясь под его касаниями.              Вся ночь была в их распоряжении. Джозеф не чувствовал усталости — присутствие Коди придавало сил и ощущения бесконечности. Закрыв глаза, барабанщик запечатлел в памяти каждый миллиметр кожи, горевшей под его ласками. Коди сладко застонал и сжал пальцами сбитые простыни, когда Джозеф коснулся губами участка кожи, чуть ниже пупка. Инстинктивно он подался наверх, но Эф удержал Коди на месте, снова переводя поцелуй на губы. Забравшись рукой под расстёгнутые джинсы, он несильно сжал возбужденную плоть. Коди выдохнул ему в губы, окончательно сводя барабанщика с ума.              Джозеф проложил дорожку из поцелуев вниз, останавливаясь там, где когда-то прервался. Коди, чье тело на каждое прикосновение отзывалось судорогой, замер и как будто даже перестал дышать. Приподняв таз, он позволил стянуть джинсы к коленям. Даже в темноте Джозеф видел, как горят его щеки. Ну, не ангел ли? Такой же прекрасный и чистый. Чуть склонив голову, он ждал, что же будет дальше, прикусив губу, наблюдая за барабанщиком из-под полуопущенных ресниц.              Такая игра нравилась Джозефу. Среди них не было лидера. Единственной целью барабанщика было доставить Коди максимум удовольствия, а тот, зажав в пальцах темные влажные волосы, направлял его на правильный путь. Горячо. Влажно. Громко.              По спине пробежал холодок, когда Коди, уложив барабанщика на подушки, перехватил инициативу. Целуя его — жадно, по-собственнически — он одновременно избавлялся от лишней одежды, бросая ее в окружающую постель темноту. Его пальцы были повсюду. Изучали. Дразнили. Как будто мстили за то мучительное удовольствие, которое Джозеф доставлял их владельцу какое-то мгновение назад.              Чуть отстранившись, Коди посмотрел ему в глаза. В них Джозеф без особого труда прочитал благодарность, восхищение и вопрос. Слова были не нужны. Приподнявшись на локтях, Джозеф коротко поцеловал его, игриво прикусывая за нижнюю губу. Какое-то мгновение, и он уже лежит на животе, а Коди сверху, целует лопатки и между, опускается всё ниже по линии позвоночника, почти не отрывая губ.              Положив руку ему на шею, Коди несильно сжал пальцы. На краю удовольствия забрезжил страх. Было что-то странное, смутно знакомое в этом движении. Давление усиливалось, и Джозеф понял, что задыхается. Вбиваясь резкими, быстрыми толчками, Коди одновременно душил его.              Или это был не он?              Эф попытался высвободиться. Брыкался, надеясь, что хватка на его шее ослабнет. Выкручивая собственные руки, пытался дотянуться до чужих. Их отбросили, а чьи-то грубые мозолистые пальцы надавили на сонную артерию. К вискам подкатил жар, в глазах потемнело. Куда-то пропали силы и ощущение бесконечности. Напротив, Джозеф внезапно подумал о том, что ему остались считанные минуты.              Его обмякшее тело перевернули на спину. Пальцы, отпустившие шею, подцепили подбородок. Щеку обжог удар — кто-то хотел, чтобы он открыл глаза.              Светлые волосы, влажными прядями падавшие на глаза. Холодный злой взгляд. И улыбка, больше похожая на оскал. Айзек смеялся через каждое слово, как самый настоящий псих. Он сильно похудел, а еще пах землей, дождем и порохом. Его черты лица заострились, под почти прозрачной кожей проступали очертания черепа.              — Ты должен был послушно дожидаться меня на крыше, — Айзек буквально выплюнул на него эти слова. — Или спрыгнуть с нее, раз решил не присоединяться к веселью. Ты очень-очень сильно разочаровал меня. Плохой песик.       — Отпусти, — прохрипел Джозеф.              Айзек рассмеялся. Правда заключалась в том, что он никогда не удерживал барабанщика физически. Он привязал его словами. Обещаниями, которые всегда были пустыми. Это они придавили Джозефа к земле, мешали вздохнуть.              — Ты приходил ко мне, — Айзек склонился и поцеловал его в уголок губ. Так нежно, как будто и правда любил. — Соскучился?       — Тебя не должно быть здесь, — Джозеф отвернулся, поджал губы. — Уходи.       — Никогда.              Хохот обжег ухо. Айзек, склонившись, поцеловал его в скулу, потом в шею, ключицы, продолжая опускаться вниз. Прикосновения казались проклятием. Их было уже не смыть водой. Но еще хуже стало, когда Айзек вошел в него. Без подготовки. До самого предела, налегая всем телом и утробно рыча.              Джозеф не мог сопротивляться. Тело, наполовину погруженное в землю, его не слушалось. Каждый толчок отдавался лязгом цепи. Закрепленная на ошейнике, затянутом на шее барабанщика так туго, что тот едва мог дышать, она уходила в темноту.              Айзек кончил ему на живот, собрал это пальцами и, свободной рукой разжав Джозефу рот, заставил облизать их. Когда Эф закашлялся, давясь, он засмеялся.              — Неужели тебе противно? Почему? — Айзек прикусил губу. Черты его лица смягчились. Притянув Джозефа к себе, он коротко поцеловал его в губы. — Здесь и сейчас нет меня. Нет тебя. Есть только мы. Единое целое.       — Уже нет, — Эф закрыл глаза.       — Но снова будем, — ребром ладони Айзек погладил его по щеке, задерживаясь в нескольких миллиметрах от губ. — Ты и я. Вместе. Навсегда, — Эф не мог остановить слезы. Ощущение, что его слова — неминуемая правда, жаром отдавалось в животе. Затянувшиеся раны снова кровоточили. Айзек расковырял их пальцами и, жутко улыбаясь, слизал с каждого густую бордовую кровь. — Это будет наша игра, — Айзек коснулся его губ, и Джозеф почувствовал привкус металла. — Ты будешь искать меня там, а я — догонять тебя здесь.              Внезапно Джозеф остался один, на холодном голом полу. Босиком, зато в черных джинсах и футболке со смайликом — так Айзек был одет в тот день. Рядом лежал раскрытый гитарный кейс Джеймса, а внутри — винтовка и несколько пуль двадцать второго калибра.              Джозеф отвернулся от нее, натыкаясь взглядом на собственное едва различимое отражение. Зеркало занимало собой всю стену. Оно полностью было исписано самобичевающими замечаниями «не успел», «не увидел», «не спас», написанными красной губной помадой. В комнате было так жарко, что она таяла, оставляя жуткие подтеки, напоминающие кровь.              А еще здесь не было выхода. Кроме одного.              Джозеф открыл глаза, пытаясь убедить себя в том, что это был всего лишь сон. Он ощупал правую часть лица — с ней все было в порядке. Только тогда барабанщик смог выдохнуть. Он не успел почувствовать боли, потому что сразу проснулся. Но пронзительный писк до сих пор стоял в ушах.              Джозеф упал обратно на подушки. Он не знал, который сейчас час, и за окном было так темно, как в самой глубине ночи. Но зимой солнце поднималось поздно, так что существовала вероятность того, что уже подкрадывалось раннее утро, тянущее за собой первый учебный день.              Опустив ноги, Джозеф нашарил на тумбочке телефон и, слепо щурясь, разблокировал его. Первыми в глаза бросились новые подписки в социальных сетях — после своего последнего поста он обрел подозрительную популярность, хотя больше ничего не выкладывал. Вернулись даже те, кто отписался сразу после того, как Джозеф удалил профиль. В знак признательности. Или в ожидании чего-то еще более интересного. Комментариев под постом почти не было, зато репосты перевалили за несколько сотен. Как чернильное пятно, координаты могилы Айзека впечатались в историю Интернета.              5.50. В школе Джозефу нужно было быть через час. Времени как раз, чтобы привести себя в порядок после ночи, которая как будто только отняла у него силы, и собраться. А еще проводить отца, который сегодня должен был вернуться в Мадисон.              В душе Джозеф не мог избавиться от мысли о том, как мозг, все еще блокирующий самые мрачные сцены того дня, так точно воспроизводил незначительные детали. Как например то, во что Айзек был одет. Как и любой другой, тот день состоял из мелочей, и Джозеф надеялся, что когда-нибудь они сложатся в целостную картинку. И, взглянув на нее, он, наконец, отпустит боль и оставит прошлое в прошлом.              Когда он вернулся в спальню, его ждал Маркус. Устроившись в кресле, он игрался с Майло, громко мурчавшей от удовольствия. Джозеф бросил полотенце, которым подсушивал волосы, на кровать и потрепал котенка между ушами.              — Доброе утро, — улыбнулся он отцу, даже несмотря на то, что почувствовал его недовольство сразу, как вошел в комнату. Маркус, склонив голову, осуждающе посмотрел на него. Но, кажется, ругать не собирался.       — Я должен был догадаться. И запретить тебе выходить из дома, — в его голосе уживалось холодное поучение и усмешка.       — Да я только к Каю ходил. За редким исключением, — фыркнул Джозеф, даже не особо отпираясь. Все равно исправить уже ничего было нельзя. Маркус, шумно выдохнув, покачал головой. Майло, будто почувствовав его настроение, посмотрела на Джозефа с укором.       — И теперь из-за этого редкого исключения у тебя проблемы.       — Они написали заявление? — Джозеф намеренно избегал называть фамилию, которую когда-то носил и Айзек.       — Они не собираются этого делать, — передразнив сына, Маркус цокнул языком. — Но Роджерсы знают, кто сделал это. И изменят свое решение, если ты не удалишь запись.       — Какую запись? — хмыкнул Эф.       — Джозеф… — в голосе отца слышалось предупреждение. Шутить он был не намерен. Не в этот раз. — У тебя могут быть большие проблемы. Хочешь оказаться в тюрьме?       — Хочу справедливости, — барабанщик сел на кровать. Майло, спрыгнувшая на пол, крутилась у его ног. Наверняка, проголодалась.       — Подумай хорошенько, — Маркус поднялся на ноги. — Отец Айзека — политик, он способен многое сделать с теми, кто угрожает его репутации. Я не смогу тебя защитить.              Это было и не нужно. Джозеф прекрасно осознавал, что творит — вот только это его не остановило. И он был готов понести наказание. Пускай хоть в тот же день за ним бы пришла полиция. Проводив отца долгим взглядом, Эф поднял котенка и посадил на колени. Он опять чувствовал ноющую под ребрами грусть, которую не могли заглушить ни мурчание Майло, ни таблетки, дожидающиеся его на столе. Джозеф даже не мог позволить себе такую роскошь как сон — во-первых, потому что ему действительно надо было уже собираться, а во-вторых — он боялся снова увидеть его. Или ту комнату с зеркалом.              Майло переминалась с ноги на ногу и жалобно попискивала. Она все еще была крошкой. Проголодавшимся ребенком. Джозеф чмокнул ее во влажный нос. Вместе они спустились вниз.              Его встретили улыбающиеся лица Гилморов и внимательный взгляд отца. Всем своим видом он давал понять, что настроен серьезно и так просто от сына с этим вопросом не отстанет. Джозеф, пытаясь сохранять спокойное равнодушие, усадил Майло на столешницу и достал из шкафа банку с кормом. Поначалу он давал ей четверть за раз, но очень быстро понял, что котенок не наедается. Сейчас она съедала половину и успокаивалась только потому, что еще боялась показаться слишком наглой.              Джозеф не сразу заметил, что Майкл тоже здесь. Обычно эта сонная муха выползала на кухню лишь к середине завтрака. Но не сегодня. Делая редкие глотки остывающего чая, Майкл пролистывал задачник по физике. Прикусив нижнюю губу, он делал вид, что так сильно увлечен, что не замечает заинтересованного взгляда двоюродного брата.              — Не хочешь вместе пойти в школу? — на всякий случай поинтересовался Джозеф, хотя заранее знал ответ. Они толком не разговаривали со Дня Благодарения — исключительно по инициативе Майкла. И заново сближаться тот, кажется, даже не собирался. Двоюродный брат предсказуемо покачал головой.       — Встречаюсь с Роном, — его голос прозвучал более-менее дружелюбно исключительно чтобы не ранить ставшую слишком чувствительной ко всему Джессику. Джозеф равнодушно повел бровью.              У него все равно были другие планы.              — Позавтракаю в школе, — он опустил Майло на пол.              Джозеф знал, что Маркус проследует за ним в гостиную. После того, как он порезал себе вены, отец перестал быть доверчивым и постоянно вглядывался, будто желая просканировать. Увидеть то, что внутри, по-прежнему не догадываясь, что там одна пустота. Ее мог бы заполнить Коди, если бы не сделал выбор в пользу группы. Корить его Джозеф не смел, но всё равно было больно.              — Я вернусь через неделю, — начал Маркус, разглядывая его спину. Джозеф, остановившись на первых ступенях, обернулся. — Надеюсь, к этому времени ты примешь правильное решение.       — Какая разница? — Эф сразу же пожалел, что вообще открыл рот. Интонация, с которой прозвучал вопрос, была похожа на приближающуюся истерику. — Если не хотели такого поворота, надо было лучше воспитывать сына-мудака.       — Зато я воспитал тебя правильно, — Маркус скрестил руки на груди. — Надеюсь, — Эф усмехнулся. Лучший в мире отец и опустился до шантажа? — Я понимаю тебя, как отец. Но их я понимаю как родитель. Они не хотели того, что произошло.       — Им всегда была плевать на Айзека, вот и последствия, — Маркус покачал головой.       — А родителям Кая плевать на него. Но ведь на нем это не отразилось.              Джозеф прикусил язык. Его отец был как всегда прав. Но он все равно не мог удалить пост — не из вредности, просто что-то внутри мешало. Этот огонь он разжег не для себя — во всяком случае не только. Многие ведь нашли успокоение, узнав, где находится могила убийцы. Пускай даже разрушив ту до основания.              — Я не могу, прости, — Джозеф встретился взглядом с отцом. — Отступить назад, все равно что струсить. Я знаю, что поступил плохо. И готов за это ответить. Если Роджерсам нужны извинения, я готов их принести.       — Неделя, — Маркус проигнорировал последнюю реплику сына, — подумай еще, ладно? — Джозеф кивнул, хотя оба понимали, что решение окончательное.              Он уже опаздывал в школу, но перед этим нужно было заскочить еще в одно место.              * * *              Тео припарковался так близко, что едва не оставил длинную царапину на кузове. Забрав с приборной панели кофе, Джозеф вылез из машины, вздрагивая от того, как громко бас-гитарист захлопывает дверцу. О том, чтобы улыбнуться и пожелать доброго утра, речи больше не шло. Джозефу вообще захотелось исчезнуть или притвориться стенкой, потому что Тео явно находился не в духе и собирался поведать об этом всему миру.              — Привет, — все-таки поздоровался барабанщик, когда они остановились в нескольких шагах друг от друга.              Глаза Тео разве что молнии не метали, так что Джозеф предпочел держаться от него на расстоянии. Бас-гитарист явно был другого мнения. Он подошел так близко, что они едва не столкнулись лбами, и сжал стаканчик, кофе в котором обожгло Джозефу пальцы. Тот шикнул и посмотрел на Тео как на больного.              — Сдурел? — он выбросил стаканчик в ближайшую мусорку и осмотрелся в поисках чего-то, чем можно было вытереть руку. У него были салфетки в бардачке, но он уже закрыл машину. — Какая муха тебя укусила?              Кажется, вопрос позабавил Тео. Он отпустил смешок и улыбнулся, оголяя зубы. Прищуренные глаза казались совсем черными, как космическая дыра, утягивающая всякого, кто решится подойти слишком близко.              — Еще спрашиваешь? Пусть твой отец держится подальше от моей матери.              Джозеф прикусил губу, наблюдая за тем, как Тео уходит, оставляя его без объяснений. Не оборачиваясь и не обращая внимания на Лукаса, наблюдавшего за их короткой перепалкой с неприкрытым удовольствием, бас-гитарист прошел через ворота, но сразу после этого свернул за угол. Видимо, приближающийся первый урок без шансов проиграл дикому желанию курить.              Только когда запах его одеколона рассеялся в морозном зимнем воздухе, Джозеф выдохнул. За последние несколько месяцев он уяснил, что нет смысла бежать за Тео и пытаться что-то выяснить. Надо дать ему остыть. К тому же, судя по всему, уже прозвенел первый звонок, а значит надо было торопиться, чтобы не опоздать на урок к мистеру Пейджу.              Испорченное Тео и утренней перепалкой с отцом настроение вмиг вернулось в зеленую зону, когда в кабинете Джозеф увидел Элеонор. Либо наслушавшись от барабанщика, как здесь бывает весело и интересно, либо просто пожалев его — ведь как-то Эф также обмолвился, что ему бывает одиноко без Диких цветов, она тоже решила пойти на музыку, отказавшись от изобразительного искусства, которое, по словам Элли, ей все равно не давалось. О зря потраченных часах она даже не беспокоилась, лишь радовалась тому, что они смогут побыть вместе и еще лучше узнать друг друга. Джозеф, не задумываясь, сел к ней за парту.              — Как каникулы? — шепотом поинтересовалась Элеонор, хотя мистера Пейджа еще не было в кабинете.       — В сложившихся обстоятельствах, — Эф как какой-нибудь философ чуть склонил голову и возвел глаза к потолку, — всё прошло хорошо. Местами даже отлично. А ты чем занималась?       — Читала, смотрела ролики разные, — Элли отчего-то стыдливо отвела глаза, — пару раз гуляли с Морган.       — Кажется, вы подружились, — улыбнулся Эф. Он не видел в этом ничего плохого, но знал причину тоски Элеонор. Та шумно выдохнула.       — Чарли будет злиться, когда узнает, — барабанщик накрыл ладонью ее руку. Тонкий серебряный браслет обжег холодом.       — Он не имеет права указывать тебе, с кем дружить.       — Ты разве забыл, как он злился, когда ты начал сближаться с Коди? Это опасно для жизни, — она неуверенно улыбнулась и сглотнула. Джозеф хмыкнул. Он никогда не понимал враждебного отношения их лидера к Приличному обществу. Ведь даже спортсмены дружат несмотря на то, что соревнуются друг против друга.       — К слову о Коди… — Эф, прикусив губу, бросил короткий незаметный взгляд в сторону вокалиста. — Кто это сидит рядом с ним?              Джозеф не хотел спрашивать и проигнорировал то, как болезненно сердце бухнулось куда-то вниз, когда он заметил с каким энтузиазмом Коди общается с незнакомым ему парнем. Конечно, Джозеф помнил, что по сценарию шоу он должен был встречаться с девушкой, но это никак не помогло. Острые иголки ревности вонзились под кожу, медленно отравляя кровь.              — Точно, ты ведь не знаешь, — Элли прикрыла рот ладонью, испугавшись, что заговорила слишком громко. — Это Натаниэль Янг, они с Коди хорошие друзья. Он уезжал на год в Лиссабон по обмену, — Эф невесело хмыкнул.       — А чего вернулся? — Элеонор непонимающе моргнула несколько раз. От нее не утаились пропитанные недовольством и даже злобой нотки в голосе барабанщика.       — Так год прошел, — неуверенно пробормотала она в ответ. Они встретились взглядами, и Элли выдавила неловкую улыбку.       — Ясно, — Джозеф попытался выдохнуть. Он пообещал себе, что не будет делать никаких поспешных выводов. Даже несмотря на то, как блестели глаза Коди, когда тот общался со старым другом. — Так о чем мы говорили?              Элли не ответила, потому что вошел мистер Пейдж. Обежав взглядом учеников, он улыбнулся и присел на край стола. Всё такой же растрепанный и безмятежный. Его тоска по миссис Рамзи почти растаяла, оставив немного горьковатый привкус на губах. Такой человек просто не мог грустить слишком долго — он не шел, а буквально несся по жизненному пути, собирая разноцветные фантики воспоминаний в коробочку, которую откроет только к старости. Среди них будет и то, как именно он привел Джозефа к Диким цветам.              — Доброе утром, мои драгоценные, — мистер Пейдж улыбнулся еще шире. Странно, как уголки его губ от этого не разорвались. — Рад видеть новые лица. Понимаю, сегодня первые учебный день, к тому же еще так рано. Предлагаю не мучить вас скучной теорией, а немного вдохновиться перед предстоящим семестром, набраться сил. Никто ведь не против Мамма Мия?              Класс довольно загудел. Оживились даже те, кто собирался досмотреть под «скучную теорию» утренний сон. Элли и Джозеф переглянулись. Элеонор одними губами прошептала «вот круто» — и снова вернула взгляд преподавателю. Барабанщик же решил, что свободную минутку можно уделить изучению Натаниэля Янга.              В чем-то он очень походил на Лоуренса — осанка, грациозность, проскальзывающая в каждом движении, и превосходство во взгляде, впитанное с молоком матери. Его имя наводило на мысли о рыцарях и королях. Родители определенно хотели выпендриться. Волосы цвета вороного крыла были стильно уложены — никакого хаоса. Почти идеальные черты лица. Джеймс, когда они рассматривали фотографии людей с похожей внешностью, называл это маской красоты — высчитанные точной формулой стандарты. Сам он под них не подходил — слишком большой нос, не такой разрез глаз, широкие брови. По мнению Джозефа это не мешало Джеймсу выглядеть как настоящее произведение искусства.              Натаниэль же был просто красивым. Он о чем-то увлеченно нашептывал Коди на ухо, прижимаясь ближе, чем следовало, от волнения сжимая край парты. Как будто почувствовав на себе чужой взгляд, Натаниэль замер и посмотрел на Джозефа. Улыбка, отчего-то делающая его лицо неприятным, сползла. Он нахмурился и дернул головой. Коди, почувствовав перемены в его настроении, обернулся.              Интересно, сколько еще Джозеф невольно будет вспоминать Айзека? Просто сейчас он снова подумал о нем. Ведь, если задуматься, Эф никогда ни к кому не ревновал его. Айзек просто не давал повода. Всегда был рядом с ним или с Джин, а на остальных смотрел с неприкрытой враждебностью. Даже самые красивые девушки и парни школы не вызывали в нем никакого интереса. Наверное, Джозеф должен быть благодарен ему хотя бы за это, но не получалось.              Натаниэль скользнул взглядом по искусанным губам барабанщика, вверх — к пятнышку грязи на носу, который тот не заметил, и прыснув, снова прильнул к уху Коди. Они не виделись год — им было что обсудить. Эф понимал это. Но почему-то не мог избавиться от мысли, что с появлением этого Натаниэля, шанс на то, что у них с Коди может что-то получиться, на глазах становился всё меньше.              От невеселых мыслей отвлекла пришедшая смс-ка от Кая.              «Привет, занят? Может устроим видеосозвон?»              «Не могу, у меня урок ((»              «Ой, да просто признай, что не хочешь смотреть на мою физиономию((((((((((»              Для такого короткого сообщения Кай печатал его слишком долго. Наверняка, дополнял и удалял определения, которые бы точней указывали на то, каким стало его лицо. Кай смотрелся в зеркало, но только урывками и никогда без повязки. Его рука рефлекторно тянулась к удаленному глазу, но замирала в нескольких миллиметрах от лица. Либо Кай делал вид, что ему захотелось почесать нос. Он как будто не злился по этому поводу. И даже сам сказал Джозефу, что ему все равно — ведь главное, что врачи спасли ему жизнь. Но что-то отталкивало его в собственных чертах — не только стало чужим, но и служило вечным напоминанием.              Эф прикусил губу. Конечно, Кай научится жить с этим. Со временем даже привыкнет. Но ему хотелось поддержать его. И показать, что для него ничего не изменилось. В лице Кая он всегда находил ответы на любые вопросы, какие только у него возникали. В нем же черпал силы на улыбку. Так было. И так будет.              «Не правда, я очень скучаю. Особенно по твоим пухлым щечкам»              Кай прочел сообщение, но не ответил. Джозеф надеялся, что он смеется. Они дружили так давно, что барабанщик помнил его как полненького семилетку, отлупившего лопаткой задиру, который покусился на сэндвич, который Вероника дала сыну в школу. После того, как они с Джин начали встречаться, Кай записался в спортзал, но щеки все равно оставались его главной проблемой. Когда он злился, Джеймс, ухахатываясь, называл его воинственным бурундучком. Сейчас, после почти полугода комы, от Кая остались только кожа и кости. Джозеф подозревал, что его забывали кормить. Или делали это нарочно, чтобы побыстрее освободить палату.              «Ха-ха. На самом деле я хотел с тобой кое о чем поговорить. Без шуток»              Джозефа пробил холодный пот. Наверное, теперь он до конца жизни будет бояться серьезных разговоров. Раньше Эф и подумать не мог, что могло произойти что-то плохое. Что-то, что принесет ему боль. Что-то, от чего сердце на секунду замрет, собирая последние силы на то, чтобы продолжить свою работу. Теперь Джозефу казалось, что он больше никогда не услышит хороших новостей.              «Я наберу тебе после урока»              Отправив сообщение, Джозеф прижал телефон к груди. Он больше не мог ни на чем сосредоточиться. Картинка на экране казалась мутной, актеры просто открывали рты — Джозеф ничего не слышал. Даже Элли, сидевшая рядом, казалась далекой. Достав из рюкзака лекарства, Джозеф закинул несколько капсул в рот и запил водой. Если верить Филу, они плохо на него влияли, но сейчас выбора не было. С доктором Мерриттом он должен был встретиться только на следующей неделе.              Элеонор с тревогой бросила взгляд сначала на бутылку, которую Джозеф оставил на столе, а потом подняла на лицо барабанщика. Эф улыбнулся, давая понять, что переживать не о чем.              Лекарства помогли — это было главной причиной, по которой Джозеф ставил слова Фила — на самом деле свои собственные, под сомнения. С другой стороны, с ним действительно происходило что-то странное. Однажды он неожиданно поймал себя на мысли о том, что был бы непротив вколоть себе что-нибудь, чтобы немного полетать. С лекарствами, делавшими его настроение похожим на русские горки, такого не было.              Джозеф догадывался, что Коди захочется познакомить его с Натаниэлем, но он надеялся, что это случится не так быстро. Перемены между занятиями, кроме обеденной, были короткими. Его ждал Кай, и Джозеф хотел потратить эти пять минут на него. Но Коди преградил ему дорогу, не оставляя выбора. Внезапно и очень невовремя Джозеф вспомнил сон, который так хорошо начинался. Закашлявшись, он отвернулся, ища глазами воду.              — Ты в порядке? — Коди оказался так близко, что приступ усилился.              Эф большими глотками опустошил бутылку, но все равно чувствовал, как горит его лицо. Раньше, да и сейчас он не был особо стеснительным, тем более в этом плане. Но с Коди всё было по-другому. Бурная фантазия, переходя на визгливый шепот, подкидывала ему варианты того, где это может начаться в реальности. На столе, о который Джозеф оперся обеими руками, чтобы отдышаться. В кладовке на втором этаже. В репетиционной. Или в душе в мужской раздевалке. ДА ГДЕ УГОДНО. Джозеф зажмурился. Может, проблема была в том, что у него давно ни с кем не было близости? Даже тот нелепый пьяный раз с Тео был несколько месяцев назад. Джозеф никогда не воздерживался настолько долго.              — Может, его к врачу? — в голосе Натаниэля не было сочувствия. Только настороженность. Так некоторые относятся к животным на улице — вдруг бешеное?       — Я в порядке, — улыбнулся ему Джозеф, — просто в горле запершило.       — Я хотел познакомить вас, — Коди, облизав губу, бросил короткий взгляд на Натаниэля, — это Натаниэль, мы дружим с начальной школы. Нэйт, это Эф.       — Рад встрече, — Джозеф сильнее сжал телефон в руке. Было бы здорово, если бы Кай настроился на их внутренний канал и поняв, что нужно спасти его, позвонил. Натаниэль не протянул руку, и барабанщик тоже не стал этого делать.       — Обычно говорят «рад знакомству», — усмехнулся Нэйт. Эф едва удержался от того, чтобы не закатить глаза. Коди проглотил улыбку, но что она значила — согласие с другом детства или недовольство им, Джозеф не понял.       — Мне нужно идти. Хотел еще кое-кому позвонить.              Кай ответил с пятого гудка. Он звучал сдавленно, будто едва мог шевелить губами. И тяжело дышал — хотя Джозефу могло это показаться. Связь была не очень.              — Ты как? — он закинул в локер тетрадь и, закрыв его, прижался к дверце спиной.       — Уже лучше. Есть небольшие проблемы, я расскажу при встрече, ладно? — не закрывая глаз, Джозеф мог представить, как Кай нервно трет щеку. У него это появилось после того, как Айзек плотно вошел в их жизни. Он замалчивал недовольство, что позже вылилось в следы от расчесов.       — А о чем ты хотел поговорить? — Джозеф поймал на себя яростный взгляд Тео, который не подходил только потому, что видел, что барабанщик разговаривает по телефону. Эф махнул рукой, чтобы он уходил. Тео в ответ показал средний палец. В их отношениях царила идиллия, ничего не скажешь. Но главное представление было впереди.       — Скорее предупредить, — Кай сглотнул. — Ко мне приходили родители. Не одни.       — Только не говори, что с родителями Айзека, — по спине пробежал холодок. Джозеф впервые задумался о том, что последствия недавнего поступка коснутся не только его одного.       — Именно что с ними. Хотели, чтобы я удалил пост.       — Ты? — некоторые студенты обернулись, таким громким вышел возглас. Эф оттолкнулся от локера и направился в сторону кабинета. — Это ведь я его опубликовал.       — А я репостнул. Как еще сотня людей, — судя по всему Кай хмурился. Джозеф мог представить его лицо так ясно, будто он стоял напротив. — Но кажется, Роджерсы всё подчищают. Не знаю, почему до сих пор не удалили твой. Может, чего-то боятся. В любом случае, до тебя они не дотянутся, но позвонить могут. Или подослать Джин.       — Буду иметь в виду, спасибо, — Эф остановился перед дверьми. — Ты точно в порядке?       — Да. Дуй уже на занятия, а мне пора на процедуры, — пробурчал Кай. Джозеф отпустил смешок. Хотел бы он быть рядом.       — Тогда еще увидимся. Я позвоню вечером. По видеосвязи, — пришла очередь Кая смеяться. Но получилось как-то болезненно и слабо.       — Буду ждать.              Джозеф спрятал телефон в карман, закрыл глаза и медленно выдохнул. Тучи сгущались. Вот-вот на него должны были опуститься разрушительные цунами. Джозеф только надеялся, что у него хватит сил выстоять перед ними. Но он сам заварил эту кашу — так что другого выбора не было.