Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Джозеф опаздывал. По какой-то причине он не услышал будильник, и теперь тщательно продуманный план грозился пойти коту под хвост. Утренний душ — любимый ритуал барабанщика в начале дня — пришлось отменить. От этого настроение, и без того подпорченное окончательным расставанием с Коди, опустилось нижу некуда. Джозеф даже начал жалеть, что пообещал съездить с Лоуренсом к Тео. Барабанщик не горел желанием видеться ни с тем, ни с другим.              Кай, как обычно делающий себе перекус в дорогу, посмотрел на него с сочувствием. Раньше Джозеф не подмечал этого, но его лучший друг неожиданно превратился из совы в жаворонка. Раньше он мог всю ночь работать над музыкой, а потом весь день отсыпаться. Теперь же уходил спать едва стрелки часов переваливали за девять вечера, а просыпался с первыми петухами. И ни разу на его памяти Кай не прикасался к нотам.              — Как ты? — поинтересовался барабанщик, наливая себе в термокружку кофе. Позавтракать он уже не успевал. Вот-вот за ним должен был заехать Лоуренс. Было бы хорошо, если бы Джозефу удалось перехватить его до того, как тот нажмет кнопку звонка.       — Застрял в дне сурка, — без настроения ответил Кай. — Я приготовил тебе сэндвич.       — Спасибо, но я уже опаздываю, — закручивая крышку, возразил барабанщик. Его живот протестующе заурчал, и Кай, не сдержавшись, негромко рассмеялся.       — Возьми с собой. Ты ведь не ужинал вчера.              Джозеф хотел было поблагодарить, но его голос заглушила трель звонка. Он не успел сказать, что это за ним — Кай уже скрылся в темноте прихожей. Закинув завернутый в зип-пакет сэндвич в рюкзак, Джозеф неохотно поплелся за ним. Конечно, его извинения можно было считать за своеобразную отмену запрета на встречи, но барабанщик всё равно бы предпочел, чтобы Лоуренс держался подальше от его друга.              Лоуренс дружелюбно улыбнулся в знак приветствия, из чего Джозеф сделал вывод, что Коди умолчал об их разговоре. Может, и к лучшему — по крайней мере ему будет с кем поболтать на уроках математики.              Кай, облокотившись о стену, лениво наблюдал за тем, как Джозеф обувается. Он выглядел равнодушным, но Эф слишком хорошо знал его. Если не сказать, видел насквозь. Кай нервничал и смущался. Его выдал едва проступивший румянец, который можно было принять за подступающую простуду. Вот только когда Кай заболевал, первым всегда краснел кончик носа. А когда влюблялся — пятна появлялись на щеках. К тому же он совсем не смотрел Лоуренсу в глаза, что было на него непохоже, хотя барабанщик, чуть склонив голову, пытался встретиться с ним взглядом.              — Ты в порядке? — поинтересовался он взволнованно. Кай вздрогнул и, всё так же не поднимая головы, кивнул. Шумно выдохнув, он отлип от стены и посмотрел на Джозефа. Не смущенно. Скорее с укором.       — Собрались? Тогда выметайтесь.       — Ещё увидимся, — улыбнулся на прощание Лоуренс. Джозеф подтолкнул его к двери.              И вообще, это могла быть никакая не влюбленность. А, например, нетипичное проявление неприязни. Было бы просто отлично, если бы Кай краснел от отвращения, которое испытывал по отношению к барабанщику Приличного общества.              — Так значит, ты гей? — Рен едва не поперхнулся. Он бросил короткий взгляд на Джозефа, прежде чем снова сосредоточился на дороге. — Раз уж ты переспал с Тео, а он вроде как парень. Или это для тебя ничего не значит?       — Понятно, — Лоуренс уязвленно отпустил смешок. — Теперь до конца жизни будешь мне это припоминать?       — Я просто предположил, — хмыкнул Джозеф.       — До Тео у меня была девушка.       — Припоминаю. Она вроде изменила тебе с Дарлин. Так значит, ты решил переспать с кем-то своего пола только из мести? Или тоже захотелось поэкспериментировать?              Лоуренс так резко затормозил на светофоре, что Джозеф чуть не ударился лбом о приборную панель. Бросив короткий взгляд на барабанщика, он не без удовольствия отметил, как побелели сжимающие руль пальцы.              — Знаешь, Эф без амнезии нравился мне куда больше.       — Ещё бы, — Джозеф отвернулся к окну, — он был удобным, — он чувствовал на себе внимательный взгляд, но всё равно не оборачивался. Лоуренс шумно выдохнул и выжал педаль газа.       — Считаешь нормальным говорить о себе в третьем лице?       — Это был не я. Не знаю, почему я себя так вел, но это противоречит всему, во что я верю. А ты, кстати, переводишь тему, — Джозеф надеялся, что его голос звучит беззлобно.       — Выходит, потеря веры так изменила тебя? — Лоуренс бросил на него короткий взгляд через зеркало заднего вида. — Не думал, что это может быть к лучшему, — он выдохнул. Потянувшись к бардачку, он достал карамельку и, избавившись от обертки, бросил её в рот. — Я всегда думал, что мне нравятся только девушки.       — Тео изменил твои убеждения? — склонил голову барабанщик. Лоуренс снова посмотрел на него, только теперь напрямую.       — Тео тут ни при чем. Я переспал с ним, потому что выпил лишнего и решил, что могу один раз поступить как конченный мудак. Только проблему это не решило, и за одним разом последовали следующие.       — Но есть кто-то, из-за кого ты больше не считаешь себя сто процентным натуралом? — Лоуренс, хмыкнув, покачал головой.       — Даже не надейся, что мы будем говорить на эту тему.       — И Кай к этому никак не причастен? — холодно поинтересовался барабанщик.       — Нет, — слишком быстро для того, чтобы это было правдой, ответил Лоуренс. Нахмурившись, он прикусил губу. Рука снова потянулась к бардачку, но он одернул себя. Даже улыбнулся, чтобы скрыть накатившее волнение. — Хотя его присутствие отрезвляет.              Тут Джозеф не мог не согласиться. Кай мог не обращать внимания на многие его выходки, но, когда опасность становилась реальной, хватало одного взгляда, чтобы унять разбушевавшихся друзей. Джозеф даже испытывал что-то, очень близко похожее на стыд — обычно это чувство появлялось только когда его одергивал отец.              У дома Тео уже были припаркованы две машины, так что Лоуренсу пришлось искать местечко вдоль дороги. Наверняка, он мысленно порадовался этому — так у него было на один повод больше не задерживаться здесь надолго. Бросив взгляд на одну из машин, Лоуренс загадочно хмыкнул и направился в сторону крыльца. Он держался так уверенно, что Джозеф даже засомневался — а нужен ли он был тут вообще.              Но чем ближе Рен подходил к ступеням, тем отчетливее становился его страх. Барабанщик замедлился, а когда вынул руки из карманов, Джозеф заметил, что те крепко сжаты в кулаки. Поравнявшись, он также отметил, насколько сильно напряжены его скулы — кажется, Лоуренс превратился в один сплошной нерв.              Дверь открыла женщина — по всей видимости миссис Шерман. Она расплылась в улыбке, едва заметив Джозефа, а на Лоуренса даже не взглянула. Конкретно сейчас миссис Шерман была трезва, но немного отекшее лицо и тоска в глазах выдавали, что это вряд ли надолго. Она отступила, пропуская молодых людей внутрь.              — Сегодня в доме столько людей, так непривычно, — смехом миссис Шерман прикрыла истерику. Она сглотнула и, забрав у Джозефа куртку, сама повесила ее на крючок. У неё немного дрожали руки. Вряд ли женщина искренне радовалась гостям — из-за них она никак не могла приложиться к бутылке. — Обычно мы с Тео вдвоем. И Граф, но это собака, с ним ведь даже не поговоришь…              Джозефу даже не нужно было говорить, кто еще решил посетить этим утром дом Шерманов. Обоняние выхватило витавший в воздухе аромат его одеколона, передавая сигналы в сердце. Джозеф посмотрел на Лоуренса как на предателя. Да, тот не знал об их с Коди окончательном и бесповоротном расставании, но мог хотя бы предупредить. Теперь, когда миссис Шерман смотрела лишь на него, Джозеф даже уйти не мог.              В гостиной едва ли можно было продохнуть из-за плотной стены сигаретного дыма. Открытое окно не спасало положения. Свежий воздух тут же смешивался с никотином, но нисколько не рассеивал его. Джозеф предположил, что проблема заключалась в том, что человек, устроившийся в кресле и закинувший одну ногу на другую, стряхивал сигаретный пепел в почти до краев заполненную пепельницу. Должно быть мистер Шерман собственной персоной.              Лоуренс, перешагнувший порог гостиной сразу за Джозефом, растерянно замер. Он поморщился, будто нехватка кислорода причиняла ему боль, и попытался отмахнуться от дыма. Миссис Шерман закашлялась, но вместо того, чтобы попросить мужа прекратить курить, отчего-то рассмеялась.              Внезапно Джозеф подумал о том, что дело не только в алкоголе. Этой женщине не мешало бы проверить голову. Теперь ему стало по-настоящему жаль Тео. Неудивительно, что с такой семейкой ему пришлось обратиться за помощью к школьному психологу.              Кстати, самого наследника фамилии здесь не наблюдалось. А взрослые отчего-то не спешили рассказывать, где его можно найти. У Джозефа было два предположения — на кухне, откуда, кажется, доносились звуки готовки, или в спальне. Но принимать решение и куда-то идти барабанщик не торопился. Не хотел случайно столкнуться с Коди. И вообще, он ведь пришел сюда с Лоуренсом. Так что будет просто следовать за ним по пятам. Если только тот сможет отойти от шока.              — Мисс Шерман, — сглотнув, наконец обратился к женщине барабанщик. — Где ваш сын?       — В спальне, мой дорогой, — сообщила она ему. Несмотря на добродушный тон, голос её оставался холодным. Кажется, миссис Шерман только делала вид, что ей нравится Лоуренс. — Он не выходил оттуда с того самого дня, как его привез Себастьян.              Джозеф с трудом сдержал смешок. Наверняка дедушка и бабушка Тео по отцовской линии какие-нибудь напыщенные индюки. Потому что только такие люди могли назвать сына Себастьян. Хотя это объясняло, почему их внука зовут Теодор.              — Мы поднимемся к нему на минуту, — мягко улыбнулся Лоуренс. Он либо не заметил, что миссис Шерман настроена против него, либо ему это было безразлично.              Барабанщик, все еще морщась, бросил короткий взгляд на главу семьи, до сих пор хранившего молчание, и направился к лестнице. Джозеф, прикусив губу, держался рядом. Старшие Шерманы его не напрягали. Он все еще не хотел пересекаться с Коди.              Это место было Джозефу незнакомо, но его всё равно не покидало ощущение, что когда-то он здесь уже был. Граф — большой датский дог, дремавший в проеме, разделявшем гостиную и кухню, даже не подошел к нему, чтобы обнюхать. Значит барабанщик не был для него незнакомцем. Вот так, никакого шестого чувства, простая логика. Память упорно молчала.              Тео смотрел телевизор. Ну, или делал вид, что смотрит. Он лежал в кровати прямо поверх одеяла в одних пижамных штанах. Оценив его колючую татуировку, Джозеф одобряюще присвистнул. Лоуренс, посмотрев на него через плечо, предупреждающе шикнул. Видимо, считал такое поведение неподобающим.              Тео же пропустил свист мимо ушей. Он даже не поднял головы, как будто и не заметил, что кто-то посторонний вошел в комнату. Вблизи было несложно догадаться, что телевизор включен только ради того, чтобы создавать белый шум. Он бездумно пялился в экран, при этом даже не осознавая, что там происходит. Выпуск новостей, музыкальная пауза или въедчивая реклама — без разницы. Мыслями Тео был очень-очень далеко.              Комната, по сравнению с остальным домом, казалась несправедливо маленькой. Возможно, Тео намеренно выбрал её, чтобы не чувствовать себя одиноко. Здесь едва помещалась кровать, комод для нательного белья напротив и парочка кресел. Письменный стол был придвинут к окну и использовался исключительно для складирования разнообразного хлама. Большие наушники, бесчисленное количество проводов, пустой термос, несмываемые маркеры, незаконченная стенгазета, глазные капли, даже фигурка Лего — там было практически всё. И этот хаос Тео удалось каким-то образом упорядочить — как будто он был умудренным опытом игроком в тетрис.              Присев на край, Лоуренс осторожно положил руку ему на плечо. Повторения сцены в школьном коридоре не произошло. Тео не дернулся, а лишь нашел глазами того, кому принадлежала рука, и зацепился ускользающим вниманием на нем. Джозефу достаточно было один раз взглянуть на его зрачки, чтобы понять — он снова под лекарствами. Только на этот раз его напоили ими не для того, чтобы воспользоваться, а ради собственной безопасности.              Потеряв интерес к Лоуренсу, Тео посмотрев на барабанщика. Джозефу захотелось отшатнуться — таким темным и пугающим был его взгляд. Появившаяся на губах ухмылка напоминала улыбку сумасшедшего. Тео проглотил мешавший дышать и говорить ком, при этом чуть не подавившись кашлем, и снова откинулся на подушки.              — Ты как? — поинтересовался Лоуренс.              Его враждебность, долгое время служившая чуть ли не второй кожей, таяла на глазах. Не получалось злиться на человека, казавшегося таким уставшим и пустым. К тому же разглядывая когда-то хорошо знакомые черты, Лоуренс невольно вспоминал хорошее. Тео ведь не всегда был засранцем. В прошлом у них было немало светлых моментов, за прошедшие несколько лет потускневших и обросших пылью, но все еще живых.              Джозеф знал, что Тео не ответит. Лоуренс, скорее всего, тоже догадывался об этом. Человек знаменует свое рождение криком, но, если что-то идет не так, указывает на это молчанием. Тео сейчас, как младенец, не издавал ни звука. Это было его зовом о помощи.              — Я хотел извиниться, — Лоуренс отстранился, возвращая Тео личное пространство. Рука безвольно соскользнула вниз, сжимая пальцами сбившееся одеяло. — Не нужно было мне приезжать в тот день. Я только запутал наши отношения еще больше, и к тому же наверняка причинил тебе боль. Мне очень жаль.       — Секс с тобой в любом случае был лучше, чем член старика, тыкающийся мне в рот, — хрипя, заметил Тео. Он отпустил громкий смешок и закрыл глаза. — Мне не нужны твои извинения. Ты хотел выпустить пар, а я — узнать, каково это — быть с тобой. К тому же ты помог мне осознать одну простую вещь.       — Какую? — одними губами поинтересовался Лоуренс.       — Ты мне не нужен, — склонив голову, Тео посмотрел на него, а после грустно улыбнулся. — Никто не нужен, кроме Фила…              Джозеф понятия не имел почему, но сердце пропустило удар. Он ведь знал, что они встречались — Кай рассказал. Но по всей видимости расставание выдалось тяжелым. Голос Тео звучал как предгрозовой воздух — тяжело, едва отрываясь от земли.              — Может, еще не всё потеряно? — предположил барабанщик, привлекая к себе внимание.              Взгляд Тео был таким долгим, что Джозефу стало не по себе. Тот как будто пытался сказать ему что-то — но без слов Эф ничегошеньки не понимал. И из-за этого чувствовал себя полным идиотом. Может, он не эксперт в отношениях, но ведь знает Фила как облупленного.              Верный. Джозефу всегда казалось, что если его друг встретит свою любовь, то это будут отношения на всю жизнь. Способный защитить. Фил никогда ни к кому не поворачивался спиной — только если не собирался закрыть от удара. В их расставании просто не могло быть его вины. Но Тео тоже, казалось, не был тому инициатором.              — Через такое нельзя проходить дважды, — сказал он. Джозеф не понял, было ли это ответом на его вопрос или Тео просто отпустил то, что вертелось на языке. От его слов по спине пробежал холодок.              Короткий диалог — это всё, на что хватило Тео. Он опустил голову на подушку и отвернулся, тем самым давая понять, что время посещения истекло. Но наверняка он даже не закрыл глаза, упираясь взглядом в кипу книг под столом. Просто сейчас ему хотелось побыть одному. Без глупых вопросов и сочувственных взглядов.              Джозеф вышел в коридор первым. Лоуренс, задержавшийся, чтобы накрыть Тео пледом, присоединился к нему через минуту. Его глаза потемнели от раздумий. Прислонившись к стене, Лоуренс хмурился. Казалось, он даже не моргал.              — Ты знаешь, почему они расстались? — не возлагая особых надежд, поинтересовался Джозеф. Лоуренс ответил не сразу. Оторвавшись от рассматривания паркета, он взглянул на барабанщика так, будто впервые увидел.       — Нет. Знаю только, что, уехав, Фил просто перестал выходить на связь. Мы думали, он бросил Тео — с таким-то характером в этом не было ничего удивительного. Но ты сказал, что это не так.       — Значит, я знаю, почему они расстались? — они встретились взглядами. Вопрос был риторический, но Лоуренс все равно кивнул в знак согласия. — А совершенно случайно я не поделился информацией?       — Совершенно случайно нет, — Рен фыркнул. — Ладно, ты спускайся, я скоро приду.              Меньше всего Джозефу хотелось идти вниз одному. Но ведь следовать за барабанщиком в туалет было как минимум некрасиво. Или поджидать его под дверью — еще хуже. Более неловкую ситуацию вряд ли можно было придумать. Так что, шумно выдохнув, Джозеф поплелся к лестнице, молясь о том, чтобы в гостиной не было Коди.              Но Бог, по всей видимости, был чем-то очень занят, потому что его просьбы остались неуслышанными. Или это было наказанием за то, что отказался от столь щедрого подарка судьбы в угоды каким-то там принципам.              Мистер Шерман больше не притворялся статуей. Чуть подавшись вперед, он ухмылялся, делая вид, что внимательно слушает Коди. Разве что не записывает. Всё его отношение к вокалисту можно было прочесть по взгляду — высокомерному, источающему непогрешимое всезнание. Он разве что не смеялся ему в лицо, иногда кивая в знак притворного согласия.              — Почему вы появились только, когда всё вышло из-под контроля? — кажется, Коди разошелся не на шутку. Джозеф раньше никогда не видел, чтобы он так злился. Даже когда он наговорил вокалисту все те грубые слова, тот скорее испугался. — Неужели так сложно принять на себя ответственность?       — Не говори о том, чего не знаешь, ребёнок, — теряя остатки терпения, процедил сквозь зубы мистер Шерман. Коди в ответ отпустил смешок. Громко. Как будто бросая мужчине вызов.       — Вы нужны были Тео. Все эти годы он верил, что вы придете.       — В свое время я доступно объяснил ему, почему это невозможно, — мистер Шерман достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, но та оказалась пустой, и он недовольно цокнул языком. — У него есть всё — машина, дом, деньги.       — Кроме любящей семьи, — оборвал его на полуслове Коди. От его слов мистер Шерман дернулся, как от пощечины.       — Я люблю его, — промямлила под нос миссис Шерман. Всё это время она сидела, вжавшись в угол дивана и трясла ногой. Коди обернулся на неё.       — Больше, чем бутылку? — поинтересовался он с издевкой. Миссис Шерман прикусила губу и опустила глаза.              Мистер Шерман — хотя, по всей видимости он носил другую фамилию, так что Джозеф решил для себя называть его просто Себастьяном — повел бровью. На жену, которая оказалась никакой не женой, он даже не смотрел. Всё его внимание было сосредоточено на Коди. Себастьян внимательно следил за каждым движением его мускул, впитывал каждое слово — будто тот был не больше, чем подопытной крысой на столе.              — Уймись, — попросил Лоуренс, остановившись на последних ступенях. Когда Коди посмотрел на него через плечо, барабанщик покачал головой. — Лучше уж без отца, чем с таким, что вечно хватается за ремень. А мистер Голбрайт именно что никакой отец. Даже сейчас он слушает тебя не как приятеля собственного сына, а скорее, как одного из пациентов. Ведь так?       — Какие нынче дети пошли, — Себастьян устало выдохнул. — Думаете, что знаете, как устроен мир?       — Отчасти, — не спуская с него глаз, ответил Коди.       — Я здесь только для того, чтобы убедиться, что в состоянии Тео не наступит регресс.       — А когда ему станет лучше, вы снова исчезнете, как будто вас никогда и не было?       — Именно, — улыбнулся тот.              Коди как будто только сейчас заметил Джозефа. Интерес, едва вспыхнув в его голубых глазах, тут же пошел на убыль. Именно этого барабанщик и боялся. Не того, что Коди предпримет очередную попытку помириться. А его безразличия — крутого коктейля из разбившихся надежд и опустившихся рук. Джозеф больше не был ему нужен. Возможно, Коди всё ещё что-то чувствовал к нему — наверняка, так и было. Но он был готов отпустить.              И, казалось бы, Джозеф должен радоваться — ведь не будет изматывающих разговоров. Но сердце, как испуганный зверек, болезненно сжалось, пропуская удары.              — Проведаю Тео перед уходом, — бросил Коди Лоуренсу. — Встретимся в школе.              Из дома Шерманов Джозеф вышел опустошенным. Он не мог перестать думать о расставании Тео и Фила, но вместе с этим выкинуть из головы Коди тоже не получалось. Эта гремучая смесь давила на виски, провоцируя головную боль. Свежий воздух не помогал. Одинокие снежинки таяли на горевшей огнем коже. Джозеф закрыл глаза — раньше выкинуть всё ненужное из головы помогала музыка. Но он уже давно не садился за барабаны — постоянно что-то мешало. Наверняка, каша в его голове появилась именно из-за этого.              Это означало только одно — пора было возвращать к жизни группу. Гайя достаточно пробыла в тишине.              — Тебя подбросить? — зачем-то спросил Лоуренс. Вопрос был ужасно глупым, и Джозеф вместо ответа только злобно посмотрел на него. Рен же лишь пожал плечами. — Мало ли, вдруг ты не собирался сегодня в школу.       — Вообще-то я взялся за ум, — съязвил барабанщик.              Настроение, под стать погоде было паршивым. Так почему бы не выместить злость на том, кто косвенно был в этом виноват. Ведь если бы Лоуренс не притащил его сюда, Джозеф бы не встретился с Коди. Не увидел в его глазах, что все кончено. Не почувствовал боль разбившегося на мельчайшие осколки сердца.              Они сели в машину, и Лоуренс, рефлекторно поправив зеркало, съехал с обочины. Тишина давила, но включать радио не хотелось. Прислонившись виском к стеклу, Джозеф без интереса наблюдал за сменяющимися одинаковыми домами. Ему больше был по душе дом Гилморов — без идеально подстриженного газона перед крыльцом, зато наполненный уютом. Гаражные ворота в нем всегда были немного приоткрыты. Если прислушаться, можно было услышать, как возится со своей старушкой Остин. Занавески на окнах были такими, какие нравились Джессике, а не модной расцветки из последнего выпуска журнала про интерьер. Непохожий на другие. Живой, благодаря семье, которую он приютил под своей слегка запятнанной ржавчиной крыше.              — Мистер Голбрайт — психиатр, — зачем-то сообщил Лоуренс. — Причем очень крутой, если верить медицинским журналам. У него своя клиника, и листы ожидания забиты до декабря следующего года.       — Но при этом он нашел время на сына. А вы с Коди набросились на него, — заметил Джозеф. Он не защищал Себастьяна, просто подумал, что не хочет быть на одной стороне с кем-то из Приличного общества.       — Он появился на пороге их дома впервые за шестнадцать лет. До этого даже не звонил. Присылал деньги и дорогие подарки и считал, что этого достаточно. Тео обижался и завидовал, когда мы с Коди говорили, что должны провести время с семьей, которой он был лишен.       — А миссис Шерман так никого и не встретила? — повел бровью барабанщик. Лоуренс бросил на него удивленный взгляд, как будто сам впервые задумался об этом.       — Нет. А если так задуматься, то зачем ей это? На полном обеспечении, ребенок, носящий её фамилию, а следовательно потенциальный продолжатель рода, имеется. Сколько хочешь алкоголя — никто не ограничивает и не упрекает.       — Потому что все хотят любви, — едва слышно возразил Джозеф.              И миссис Шерман, наверняка, тоже. Просто она так глубоко застряла в собственных пороках, что уже не выберется из них в одиночку. Тео ей, по всей видимости, помогать не собирался. А просить помощи извне такие люди обычно не осмеливались.              — Тео — внебрачный сын, — прикусил губу Лоуренс. — У мистера Голбрайта есть семья. Жена и двое детей, если не ошибаюсь. Тео как-то наткнулся на статью о них в каком-то скучном журнале. Он вообще стал одержим ими после того, как узнал, кем работает отец. Может, думал, что так будет ближе к нему. Но Тео никогда не был нужен отцу. Всё, что тот делает, не больше, чем издержки воспитания.              Джозеф промолчал. Для него это было далекой и чужой темой. Барабанщику-то невероятно повезло с семьей. Родители любили его, Фиби, Рут и друг друга. В их доме всегда царила гармония — что бы не происходило за его стенами. Так что тут Джозеф мог лишь посочувствовать.              — А твой, значит, хватается за ремень? — хмыкнул он беззлобно. Лоуренс неоднозначно пожал плечами.       — В последнее время намного реже. Просто мы никак не можем найти общий язык. С этим будет покончено, как только я съеду. Эмансипация и всё такое, — Лоуренс старался говорить об этом с легкостью, но Джозеф чувствовал, насколько сложно на самом деле ему это дается. Эмоции, похороненные глубоко внутри, просыпались и лезли вверх, сдавливая гортань.       — Паршиво.       — Да уж, — чуть сбавив скорость, Рен заехал на школьную парковку. Они припозднились, так что почти все места были уже заняты. Он недолго помолчал, выискивая свободное. — У каждого своя борьба.       — Хотелось бы знать, какую я вел, — выдохнул Джозеф. О том, что он её, кажется, проиграл, барабанщик решил промолчать.