Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Хотел бы Джозеф знать, что беспокоит его лучшего друга. Кай ведь только притворялся, что всё хорошо — в этом не было никаких сомнений. С каждым днём его лицо становилось бледнее, он всё чаще перекладывал на барабанщика простые обязанности по дому — приготовить ужин или пропылесосить. Ничего страшного, Джозеф и не думал упрекать его в этом. Просто он волновался — судороги, слабость, нездоровый вид — что-то явно было не так.              Однажды ночью барабанщик проснулся от того, что его сердце бешено стучало, отдаваясь звоном в ушах. В голове засела отдающая холодом мысль — он может потерять друга. Безвозвратно. Джозеф даже спустился на первый этаж и осторожно заглянул к Каю в спальню. Тот, отвернувшись к стене, мирно спал. Возможно, это должно было успокоить Джозефа. Но нет.              — О чём задумался? — барабанщик посмотрел на друга, гипнотизирующего кружку чая взглядом. Кай неоднозначно пожал плечами.       — Могу я попросить тебя кое о чем? Только пообещай ни о чем не спрашивать, — Джозеф проглотил смешок. Разве можно о таком просить? У барабанщика появились вопросы раньше, чем Кай сформулировал свою просьбу.       — Конечно. Что такое? — удивительно, насколько буднично прозвучал его голос. Потому что на самом деле Джозеф сгорал от интереса.       — Это касается Джин, — Кай встретился с ним взглядом. — Можешь держаться от неё подальше?              Почему? Вопрос, который первым бы сорвался с губ, если бы Джозеф вовремя не прикусил язык. Теперь он понял, почему Кай сделал оговорку — без неё ему бы пришлось отвечать на кучу не самых приятных вопросов. И, конечно же, дав слово, барабанщик не мог его не сдержать. Плевать, что, нарушив обещание, он бы приоткрыл завесу душащей его тайны.              На самом деле не плевать. Но Джозеф не был эгоистом и решил, что еще немного потерпит. Кай обязательно расскажет ему всё, когда придёт время.              — Не представляю, как это вообще возможно. Мы учимся в одной школе, ходим на одни занятия, — от его слов Кай помрачнел.       — Тебе не кажется это подозрительным? — он повел бровью. Его пальцы выстукивали неровный бой, выдавая нарастающее раздражение. Джозеф сглотнул, отгоняя навязчивое желание отодвинуться от друга подальше. Таким Кай даже пугал его.       — Нет, — он скрестил руки на груди. — А должно?              Было ли это нарушением установленных правил? Вряд ли. Вопрос ведь напрямую не касался озвученной просьбы. Но это определенно касалось прошлого. Джин казалась Джозефу странной, определенно. Чересчур навязчивой, преследующей свои цели, но при этом неспешащей посвятить в них барабанщика. Но для Кая она как будто представала совершенно в ином виде. Может, и не отъявленная злодейка, но подозреваемая точно.              — Ладно, я сокращу с ней общение до минимума, если тебе от этого станет легче, — после недолгого молчания пообещал Эф.       — Спасибо, — улыбнулся Кай. Ему и правда, как будто стало лучше. Во всяком случае напряжение, сковывающее скулы, отступило. — Просто скоро мне нужно будет уехать. Я волновался, но теперь мне будет спокойней.       — Куда уехать? — Джозеф даже отложил вафлю, которую и надкусить-то не успел. Предчувствие не обмануло — Кай не просто так завел этот разговор. — Зачем? Надолго?       — В реабилитационный центр.       — Тебе стало хуже? — Эф и так знал, что это риторический вопрос. Просто ему нужно было это услышать. Убедиться, что не подхватил паранойю. Нахмурившись, Кай зажато кивнул.       — Ничего серьезного, просто врачу не нравятся мои анализы. Я пробуду там неделю.       — А навещать тебя можно будет?       — Лучше не надо, — Кай прикусил губу. — Сосредоточься на себе. Подтяни учебу.       — Ну па-ап, — отпустил смешок Джозеф.              Кофе внезапно показался ему остывшим. Поднявшись, барабанщик подошел к кофемашине и насыпал в неё свежих зерен. Кай за его спиной, как будто потерявший аппетит, разделывал вафлю вилкой на маленькие волокна.              Джозеф едва сдержал смешок. Любопытное совпадение — Кай уезжал в реабилитационный центр, Приличного общества тоже какое-то время не будет в городе. Если бы не Дэвид и Элеонор, он бы вообще остался один.              А одиночество сейчас представляло для него опасность. В нем Джозеф начинал слышать голос — тихий, но медленно набирающий силу — шептавший, что боль, против которой не помогали ни одни лекарства, никуда не уйдет. И есть только один надежный способ избавиться от неё.              Однажды Джозеф с ужасом узнал в том голосе свой собственный. Заглушить его помогали лекарства. Но он никогда не замолкал навсегда.              — Тогда ты тоже сосредоточься на себе, — вернувшись на место, Джозеф положил руку другу на плечо. Несмотря на скопившуюся под языком горечь, он смог растянуть уголки губ в улыбке, а не болезненном кривлянии. — А мы с Майло будем тебя ждать.              Котенка, появления которого Эф увы тоже не помнил, он всё равно полюбил сразу и всей душой. Будто чувствуя его внутренние терзания, Майло всегда приходила и либо терлась об ноги, требуя, чтобы барабанщик взял её на руки, либо укладывалась под боком. Её громкое мурчание заглушало навязчивый голос даже лучше лекарств.              Видимо, Джозефу придется завести блокнот. Он прокручивал в голове заботы, которые свалятся на его плечи после отъезда Кая. Простые дела, о существовании которых большую часть жизни барабанщик не вспоминал — стирка, счета, продукты на неделю, уборка. Всё это складывалось в рутину. Когда-то она показалась бы ему скучной и изматывающей. Но сейчас отчего-то Джозеф чувствовал прилив энергии, когда думал о том, что будет всем этим заниматься.              Ведь так он прикасался к миру, который по непонятным причинам упрямо отвергал его.              Майло спала на рубашке, которую барабанщик планировал сегодня надеть в школу — горчичного цвета, придававшая образу налёт классики. У Джозефа просто рука не поднялась прогонять котенка. Но он уже опаздывал, так что пришлось по-быстрому взять из шкафа первую попавшуюся толстовку — кондиционер почти смыл казавшийся знакомым запах карамели — и смириться с тем, что сегодня его образ будет больше уютным, чем стильным.              В принципе, это не сильно беспокоило Джозефа. Искать любовь и поражать потенциальных избранников своей неотразимостью он всё равно не собирался. Слова отца наконец нашли свою цель — барабанщик решил сосредоточиться на себе.              — Я ушёл, — крикнул Джозеф на прощание, сомневаясь, что за шумом воды Кай услышит его.              Для того, чтобы успеть к врачу, барабанщику пришлось ускориться. Машина всё ещё была в ремонте, а расстояние до больницы оказалось больше, чем он предполагал. Встреча с психиатром была назначена на семь. Джозеф надеялся, что долго он там не пробудет, так как опаздывать на занятия в его планы не входило. Уже только сама эта мысль ставила его в один ряд с примерными учениками.              Медсестра Табита Джонсон улыбнулась ему как старому приятелю. Она приманила Джозефа, застрявшего перед табло с фамилиями врачей и номерами кабинетов, рукой и протянула потрепанного вида тетрадку. От записей, сделанных разными людьми, разными чернилами и в разное время рябило в глазах.              — В прошлый раз я забыла попросить тебя оставить данные контактного лица, — заметив в глазах барабанщика непонимание, Табита поспешила разъяснить, — человека, с которым в случае чего мы сможем связаться.              От её слов у Джозефа по спине пробежали мурашки. Конечно, больница и без того никогда не казалась ему приятным местом, но в таком свете всё становилось еще мрачнее. Не хотелось бы думать, что когда-нибудь случится так, что его родителей разбудит звонок, за которым последуют плохие новости.              Но номер отца он все-таки оставил. И как бы между прочим поинтересовался у Табиты, где находится кабинет доктора Мерритта. На самом деле Джозеф уже опаздывал, и догадывался, что по головке его за это не погладят. Почему-то воображение отказывалось рисовать доктора Мерритта как добродушного старичка, с которым можно не только поговорить о здоровье, но и обсудить последний футбольный матч местной команды. Память никак не откликалась на имя врача, но они скорее всего были знакомы — кто-то же выписал барабанщику лекарства.              Воображение не ошиблось. Психиатр едва кивнул в знак приветствия, движением головы предлагая пациенту присаживаться в кресло. На опоздание, длиною почти в семь минут он благородно закрыл глаза. Закончив заполнять чью-то историю болезни, он поднял глаза, окидывая Джозефа внимательным взглядом. Барабанщик почувствовал себя листочком, который положили под микроскоп, чтобы рассмотреть каждую прожилку. Хотелось сглотнуть, но это бы выдало его волнение.              Хотя доктор Мерритт, скорее всего, и так его чувствовал. Он видел Джозефа насквозь.              — Выглядишь гораздо лучше, — наконец, скупо улыбнулся он. — Помогают визиты к психотерапевту?       — Я хожу к психотерапевту? — удивленно открыл рот Джозеф, запоздало осознавая, что ему не стоило этого произносить вслух. Психиатр повел бровью. — Я попал в аварию, из-за чего из памяти стерлись последние пару месяцев моей жизни.       — И как много ты забыл? — это казалось невозможным, но взгляд доктора Мерритт стал как будто еще более пристальным.       — Я имел в виду последние двадцать четыре месяца моей жизни, — опустившимся голосом признался барабанщик.       — В таком случае можешь объяснить причину своего визита? — психиатр быстро сложил два и два. Джозеф не мог прийти к нему, чтобы отчитаться о ходе лечения, так как вряд ли кто-то рассказал ему о его же болезни. Конечно, барабанщик сам мог заподозрить неладное. — Ты плохо себя чувствуешь?       — Не совсем. Я принимаю лекарства, — психиатр пораженно повел бровью.       — Молодец, — найдя в стопке карту Джозефа доктор Мерритт открыл её на чистой странице и сделал несколько пометок.       — Но они не помогают. Или помогают неполностью, — психиатр прекратил писать и поднял на него глаза. — Я чувствую себя тревожно. Даже слишком. А ещё в голову лезут мысли… — Джозеф все-таки сглотнул. Ему хотелось зажмуриться, чтобы сосредоточиться на ощущениях, потому что только так он смог бы донести до врача то, что чувствует. Но провалившись в темноту, Эф перестал бы чувствовать себя в безопасности. Он ведь и заснуть-то без ночника разучился.       — Давай сдадим анализы, и я посмотрю, что можно сделать, — Эф кивнул и рефлекторно поднялся на ноги. Он не помнил куда идти, чтобы у него взяли кровь, но интуиция подсказала, что психиатр этим точно не занимается. — И Джозеф, — окликнул его доктор Мерритт у дверей. — Молодец, что пришел.              Эф согласно и одновременно благодарно кивнул. Только вот он сомневался, что это поможет избавиться от пугающих мыслей.              Видимо, всё действительно было нехорошо, раз ему пришлось посещать психотерапевта. Только вот Джозеф всё ещё не понимал почему. Даже если допустить, что сюда они переехали из-за ссоры Фила и Кая, у него всё ещё не было никаких зацепок. Собственное прошлое казалось барабанщику грязным и вонючим болотом. Он не решался и близко подойти к нему. Травма Кая. Друзья, не отвечающие на звонки. Айзек, упрямо не рассказывающий из-за чего они расстались, но такой навязчивый, что становилось не по себе.              И кошмары, которые барабанщик забывал почти сразу после пробуждения. Он никому о них не рассказывал. Всё было как-то мутно. Он бежал — на звуки выстрелов. Или от них — Джозеф не знал точно. Он слышал крики и песню, которая совсем недавно играла в школьном коридоре. Только если в тот раз она звучала отчетливо, разве что немного оттеняемая легким потрескиванием колонок, то теперь мелодию почти полностью перебивал громкий стук. За ним Джозеф и собственного голоса бы не услышал.              Табита взяла у него кровь и подсказала, где можно найти автомат со снеками. Барабанщик понял, зачем она это сделала, лишь опустившись на ноги. Его повело — будто он не ел и не спал целую неделю. Перед глазами поплыли черные круги. Странно, Табита взяла у него крови всего на пару колб. А по ощущениям — несколько литров.              — Такое бывает, — подбодрила она барабанщика, — когда организм истощен.              Хотел бы Джозеф знать, что его так истощило.              Он уже опоздал на первый урок, но доктор Мерритт попросил его задержаться. Результаты анализа будут готовы через час. Психиатр пообещал, что он сразу ознакомится с ними и тогда уже скорректирует лечение. По расписанию сейчас вроде бы шла химия. Тест они с Дэвидом написали на прошлом уроке, тщетно пытаясь и ответить хоть на что-то в своем варианте, и помочь друг другу. Вообще-то, глянув на тест перед тем, как отдать его учителю, Джозеф даже остался почти доволен. Может, получится заработать «хорошо».              Кинув Дэвиду сообщение с просьбой написать ему полученный балл, барабанщик упал на стул. По телевизору крутили рекламу какого-то восстановительного центра где-то на побережье Калифорнии. Хотелось бы Джозефу сейчас там оказаться. Вместе с Каем, вдали от проблем и постоянных размышлений о том, что потерял навсегда.              Кого. Барабанщик не понимал, почему, если это он поставил окончательную точку в отношениях с Коди, на душе скребут десяток кошек. Наверняка, вокалист Приличного общества уже забыл о нем. Едет сейчас в автобусе, болтает с друзьями о разной ерунде и держит Джоан за руку. Фальшивые отношения могут перерасти в нечто настоящее. Ведь сколько можно найти примеров, где актеры, лишь играя возлюбленных, влюблялись друг в друга по-настоящему. Те же Анджелина и Брэд. У них ведь всё так красиво, пускай и по сценарию. Легко запутаться и принять за правду робкие улыбки и влюбленные глаза.              У Джозефа же даже воспоминаний не осталось. Ни о Айзеке, ни о Коди. Лишь смутное ощущение, что он был когда-то влюблен — без истории, без продолжения. Достав телефон, барабанщик нашел номер Айзека.              Он мог бы жить дальше, взяв пример с Коди. Как знать, может быть, даже влюбился бы в кого-нибудь, кого сейчас даже не замечает. Но зачем, когда есть Айзек. Его навязчивость уже не напрягала. Джозеф даже начинал скучать, если тот долго не писал. Как-то даже написал первым, поинтересовавшись, как Айзек себя чувствует. Тот, будто намеренно изводя его, ответил только к вечеру. Но прочитав, что он весь день плохо себя чувствовал, Джозеф упрекнул себя в чёрствости. Ещё раз предложил приехать, но Айзек отказался.              Ещё не время. Но скоро. Негромкое тиканье за спиной Эф предпочел игнорировать. Не хотелось быть параноиком. Лучше он будет счастливым. А в том, что Айзек сделает его таким, не было почти никаких сомнений. Его сообщения были наполнены нежностью. Память подкидывала физические воспоминания. Как на сломанном телевизоре — Джозеф не видел картинки, но чувствовал его губы на своих губах, ладонь на щеке, скользящую всё ниже и ниже.              — Я посмотрел твои анализы, — сообщил доктор Мерритт, когда Джозеф снова оказался в его кабинете. — Всё не так плохо, можешь выдыхать, — улыбнулся он, заметив в глазах пациента нарастающее напряжение, — показатели в пределах нормы. Но всё равно нужно больше отдыхать, хорошо питаться и, конечно, продолжать принимать лекарства.       — А голос? — вырвалось у барабанщика. Если всё хорошо, как говорит врач, то откуда он?       — Воспринимай это как тщетные попытки болезни, не желающей принять поражение, победить тебя. Тебе нужно окрепнуть, тогда сможешь заткнуть его навсегда. Если почувствуешь, что не справляешься — приходи. Но должен признаться, я ожидал худшего.       — О какой болезни вы говорите? — едва слышно поинтересовался Джозеф, хотя заранее знал ответ. У этого слова, когда-то далекого и незнакомого, проступили очертания. Барабанщик никогда бы не подумал, что их дороги пересекутся. Что она станет его врагом.       — Ты хочешь узнать, не депрессия ли у тебя? — как будто прочитал его мысли доктор Мерритт. — Отчасти. Как я вижу, ты многого не помнишь о своем прошлом, и я не вправе рассказывать тебе об этом. Если твои родители решили, что будет лучше, когда ты сам об этом вспомнишь, пусть так. Мое дело — следить за тем, чтобы назначенные лекарства действовали. И они действуют, иначе ты бы тут не сидел.       — Спасибо, — Джозеф опустил глаза. Правда была так близко, он почти ощущал её невесомость пальцами. Но она снова ускользнула от него. — Обновите рецепт? А то лекарства почти закончились.       — Конечно, — кивнул доктор Мерритт. — Знаешь, твоя амнезия даже сыграла на руку.       — А когда воспоминания вернутся, хуже не станет? — вопрос застал психиатра врасплох. Он нахмурился и опустил глаза в историю болезни.       — На самом деле в моей практике таких прецендентов еще не было. Вряд ли кто-то когда-то в психиатрии лечил амнезией. В любом случае, будет лучше, если ты придешь ко мне сразу, как только память вернется. Так мы сможем отследить динамику. Твой психотерапевт сделает всё от неё зависящее со своей стороны, а я — со своей, — Джозеф не сдержал смешка.       — А я думал, психиатры недолюбливают психотерапевтов, — доктор Мерритт ничего не ответил. Лишь поморщился, будто и сам с трудом мог поверить в то, что сам только что сказал.              Джозеф остановился на крыльце больницы и медленно втянул носом пахнущий весной воздух. Слова доктора Мерритта подняли ему настроение. Немного, но всё же. Он-то начинал подозревать, что сходит с ума, а оказалось, что на финишной прямой от выздоровления. Джозеф решил, что будет думать об этом, как о марафоне. Просто он пробежал уже десяток километров, так что нет ничего удивительного в том, что тело устало. Но Джозеф не сдастся. Он не остановится и будет бежать, пока не пересечет финишную черту. Ни о чем не думая, сосредоточившись только на процессе — потому что мысли будут тянуть плохое. Как камешки под ногами, из-за которых Джозеф может упасть.              В школу не хотелось. Но также как вечерняя пробежка или питательный завтрак, она была частью процесса. Без неё он никогда не достигнет цели, сколько бы не приближался к ней.              Снег сошел, и теперь те студенты, которым на переменам было скучно и тесно в четырех стенах, выходили на улицу, чтобы провести пять минут на свежем воздухе. Их порицающие взгляды впились в Джозефа, стоило тому оказаться в радиусе внимания. Барабанщик не знал почему, но в школе его ненавидели.              Несколько раз он как будто даже слышал за своей спиной оскорбления, похожие на «насильник», «обманщик» и «подлиза». Вряд ли это касалось его ссоры с Приличным обществом, хотя без их участия тут вряд ли обошлось. Джозеф уже понял, что вся школа в буквальном смысле сходит от них с ума и готова вцепиться в глотку каждому, кто не оценит крутости группы. Ещё бы, собственное телешоу — предел мечтаний. Никакого сарказма, Джозеф действительно считал это достижением, пускай не помнил ни одной их песни, а в новой реальности слышал только отрывки.              Зато теперь стало понятно, что произошло с его локером. Видимо, чья-то ненависть достигла апогея, и он решил выместить злость, испортив школьное имущество.              И всё равно, Джозеф видел в этом объяснение лишь отчасти. Его не могли возненавидеть только за то, что он подружился, а после поссорился с Приличным обществом. Было что-то ещё. Что-то грязное, неприятное, прилипающее к руками отдающее пугающим словом «насилие».              Джозеф помнил, как заниматься сексом. Скорее всего, это было с Айзеком. То есть — давно. Но здесь как с ездой на велосипеде — стереть знания не получится, разве что потерять хватку. О том, чтобы это было с кем-то еще и тем более против его воли — барабанщик такого даже представить не мог. Даже мысли о подобном были ему омерзительны.              — Привет, прогульщик, — запрыгнул ему на спину Дэйв. Джозеф охнул, потому что постоянное поедание гамбургеров дало о себе знать. Гитарист, хоть и выглядел щуплым, оказался тяжелым. Ребра предупреждающе затрещали — Джозеф может и вернул в свою жизнь спорт, но все ещё был не в форме.       — Что там с баллами? — поинтересовался барабанщик, ненавязчиво скинув его с себя. Дэйв заговорщицки заулыбался.       — Отгадай с трех раз, — Джозеф посмотрел на него с укором.       — Тройка? — Дэвид покачал головой.       — Холодно.       — Отлично? — наивно предположил барабанщик. Дэйв громко засмеялся, чем привлек ненужное внимание.       — Смешно.       — Хорошо? — предпринял последнюю попытку Джозеф. Он только сейчас понял, что мог вообще не сдать тест. Но Дэвид казался слишком радостным, чтобы это оказалось правдой.       — Ага. У меня тоже, так что дай пять. Или лучше четыре, так будет правильней, — его рука с загнутым большим пальцем взметнулась вверх. Джозеф несильно хлопнул по ней ладонью. — Кстати, это еще не все хорошие новости на сегодня. Отгадай что, — Эф разве что не застонал.       — Может хватит с отгадываниями? — взмолился он. Они уже почти подошли к кабинету математики, так что Дэвид и сам смекнул, что пора сворачивать разговор. Его ждала история.       — Ладно. Приличное общество же на гастролях, верно? — барабанщик кивнул, не понимая, к чему он клонит. — Зал свободен. Так что собираемся там после уроков. Инструменты будут в нашем распоряжении.       — А зачем? — поднял бровь Джозеф. Не то, чтобы у него были особые планы на вечер, а просто из любопытства. Дэвид обиженно надулся.       — Узнаешь на месте. Считай это сюрпризом. Приятным, так что не нервничай.              Но Эф все-таки забеспокоился, когда увидел на одной сцене с Дэвидом и Элеонор лучшего друга. Кай сидел прямо на полу, поджав под себя ногу, и что-то объяснял гитаристу, водя карандашом по разложенным перед ними листами. Джозефу даже не нужно было слышать их разговор, он и так знал, о чем речь. Так воодушевленно Кай мог говорить только об одной вещи на свете.              О музыке.              Элеонор заметила барабанщика первой и, привычно улыбнувшись, помахала в знак приветствия рукой. Джозеф послал ей воздушный поцелуй и поднялся на сцену. Его охватило странное чувство — кажется, это называлось дежавю. Он как будто уже был здесь — не просто в зрительном зале, а на сцене.              — Чем это вы, ребята, занимаетесь? — сглотнув, поинтересовался барабанщик.              От волнения у него перехватило дыхание и на мгновение как будто даже бросило в жар. Какова вероятность, что они с Гайей когда-то уже выступали на этой сцене? Отчего-то Джозефу казалось, что она стремится к нулю. Здесь было что-то иное. Что-то, о чем ему не рассказывали. Что-то, что пролило бы свет на прошлое.              — Кай помогает мне с песней, — восторженно поделился Дэвид, как доказательство тут же продемонстрировав исписанные нотные листы.       — Скорее, просто даю советы, — застенчиво улыбнулся Кай. Джозеф, повел бровью. Такого энтузиазма по отношению к музыке их группы с его стороны барабанщик не заметил. Цифровое фортепиано в его комнате уже обросло пылью.              Их с Филом ссоры могла объяснить то, почему Кай перестал писать музыку для Гайи. Но не полный отказ. Раньше он жил мелодиями, записывая их везде. Каждый раз приходя в гости, Джозеф заставал лучшего друга за фортепиано или ноутбуком, где тот сводил уже готовый трек. Это могло быть что угодно — легкая ненавязчивая мелодия, которая бы отлично вписалась в какую-нибудь видеоигры или что-то возвышенное, похожее на саундтрек к фильму.              В Мадисоне Кай жил этим. А здесь, казалось, он занят домашними делами или спит.              — И как? Уже можно послушать? — спросил Джозеф меланхолично.       — Даже больше. Можно сыграть, — не без труда поднявшись на ноги, Кай протянул ему листы с барабанной партией. Эф непонимающе посмотрел на него. Он догадался, что Элеонор и Дэвид увлекаются музыкой, но понятия не имел, что всё так серьезно.       — А я-то тут причем? — отпустив испуганный смешок, поинтересовался Джозеф. Элеонор и Дэвид, замершие за спиной Кая, переглянулись. Видимо, этот разговор назревал уже давно.       — Потому что ты барабанщик в Диких цветах, — проглотил горечь Кай. — Это их группа, — он кивнул в сторону ребят. Джозеф покачал головой, не понимая и не веря его словам. Его охватил страх, дрожью подбивающий колени. Он не хотел больше ничего слышать о своем прошлом.       — Ты что-то путаешь, — ему удалось спрятать испуг за смехом. — Я барабанщик в Гайе.       — Её больше нет, — они встретились глазами, и Джозеф понял, что это не шутка и не розыгрыш. — Прости, я должен был сказать тебе об этом раньше.       — Но почему? — спросил барабанщик охрипшим голосом. Внутренний кричал о том, чтобы он заткнул уши, потому что ответ Джозефу не понравится.       — Наши пути… разошлись, — по Элеонор, которая не могла поднять глаз, Эф понял, что это ложь. А правда намного хуже.              И Кай не рассказывает её не только потому, что не хочет причинить лучшему другу боль. А потому что сам ещё не готов.              — Я расскажу тебе, когда вернусь, ладно? — шепотом пообещал Кай. Джозефу хотелось вцепиться ему в руку и не отпускать. Почему-то сейчас казалось, что если он уедет, то барабанщик потеряет ещё и его. — Или ты сам вспомнишь.              Джозеф возненавидел собственную амнезию. Что бы не произошло в его прошлом, это сильно ударило по нему и его близким. И барабанщику предстоит повстречаться с этим ещё раз. Ещё раз прожить те моменты, навсегда изменившие его жизнь. Хотел бы он, чтобы нашелся кто-то, кто без ущерба для себя рассказал о том, что же на самом деле произошел. Тогда бы Джозеф был готов.              Но Кай точно не был таким человеком. В нем была сила, но это не отменяло все ещё не заживших ран. Джозеф не хотел их тревожить. Также, как и не собирался мучать родителей, для которых его прошлое тоже, наверняка, было сущим кошмаром. А больше у него никого не было.              Кроме Айзека.              — Ладно, давайте репетировать, — выдавил Джозеф улыбку.       — Только сначала познакомишься с Чарли, — неловко возразила Элеонор. Её слова вызвали у Дэвида смешок. Всё ещё посмеиваясь, он посмотрел на барабанщика.       — Один раз ты через это уже прошел, так что и сейчас справишься.