Теперь всё будет по-другому | Crawling

      По подоконнику барабанил первый в этом году дождь. Джозеф вынырнул из-под одеяла. Он все равно уже давно не спал — кошмары прошли, а вот бессонница никуда не делась — и, перегнувшись через письменный стол, открыл окно. По лицу полоснул пронизывающий ветер, заставив барабанщика на мгновение отвернуться, чтобы перевести дыхание.              Если бы у Джозефа была такая возможность, он бы высунулся целиком, но пришлось довольствоваться рукой. Крупные капли разбивались о протянутую ладонь, после собираясь ручейками в центре.              Наверное, если бы Джозеф оказался сейчас посреди улицы, полной торопящихся укрыться людей, то не стал бы бежать. Разверзнувшееся небо помогало не думать. Пускай барабанщик бы промокнул до самой нитки — а в этом не было и тени сомнения, может быть, после такого он даже простыл и заболел — зато бы, наконец, освободился от накопившегося груза. Пыли, успевшей осесть на коже и волосах, пока он выбирался из руин. Засохшей крови. И давящей на плечи тяжести, из-за которой веки были постоянно неподъемными, даже если Джозефу совсем не хотелось спать.              Но у него была только ладонь. Онемевшая из-за заполнившей её ледяной воды. Дрогнувшая, когда Джозеф закрыл окно и обернулся на застывшую в полумраке комнату. Сжавшуюся от осознания, что сил на то, чтобы просто прожить ещё один день, до сих пор нет.              Вообще-то у него было ещё около получаса до того, как зазвонит будильник. Джозеф решил скоротать их под одеялом, листая ленту в популярной социальной сети. Разглядывая фотографии, которыми пополнился профиль Приличного общества за выходные — ребята зря времени не теряли — Джозеф задумался о том, что сказал ему Кай.              Мы больше не должны позволить кому-либо заткнуть нам рты. Понятно, что он имел в виду тот инцидент с рукой и удаленной фотографией. Просто поскользнулся — вот что тогда сказал Джозеф, пряча трусость за фальшивым здравомыслием. На самом деле он до жути боялся, что ему снова причинят боль. Только ещё сильней, а тогда Эф и так был на пределе. Если бы не Коди, он бы точно утонул в отчаянии.              Жаль, у него не было фотографий из дома Джин. Телефон не пережил полета из окна, хорошо, что у Джозефа был запасной. В нем не было ничего — пустая галерея, ни одного забитого контакта, даже все игры пришлось начинать заново, потому что Джозеф умудрился забыть два года жизни, какие уж тут логин и пароль.              Теперь у него была новая жизнь. Пустой профиль — совсем как его новоиспеченный владелец. Правда, к себе Джозеф все-таки применил бы определение «выпотрошенный». Только лекарства держали его на плаву. И мысль, что он не должен сдаваться и мудро распоряжаться самой дорогой вещью, когда-либо дарованной ему — жизнью.              Ради Джеймса. Ради Фила. Ради самого себя, в конце концов.              Джозеф заблокировал телефон и закрыл глаза. И что бы он сделал с этими фотографиями? Выложил на всеобщее обозрение? Какая глупость. Это ведь не преступление, а просто чья-то поехавшая крыша. Вряд ли бы кто-то понял, что барабанщик хотел этим сказать. К каким событиям отвести. Самым частым комментарием под постом наверняка бы оказалось лаконичное «вот жуть».              Чувствуя, что начинает проваливаться в сон, Джозеф мысленно ущипнул себя за щеку. Сработало. Он разлепил зудящие глаза и опустил ноги — вместо холодного пола ступни утонули в мягком ковре, ещё одном приобретении Джозефа без амнезии.              Что же, за то, что при нём комната перестала походить на камеру заключенного, которому при себе можно было иметь только одну книжку и маленький постер над кроватью, барабанщик может быть и поблагодарил бы его.              Но за то, что оттолкнул Коди ради каких-то принципов, для начала от всей души хорошенечко бы вмазал. Какая разница, любить громко или в темноте, куда не достают посторонние взгляды. С Коди Джозеф почувствовал, что сможет выбраться из-под руин прошлого и построить что-то новое. Пускай этот процесс оказался не таким быстрым, как он предполагал только встав на путь исцеления, но по крайней мере раны, до того не перестававшие кровоточить, начали затягиваться.              С Коди Джозеф почувствовал, что жизнь не закончилась после тех четырех выстрелов в школьном коридоре.              Он сходил в душ. Один из любимых ритуалов прошлой жизни все ещё работал безотказно — постояв под водой несколько минут, Джозеф чувствовал, как что-то, раньше неизведанное, внутри него крепнет. Стержень. Сила, о существовании которой он бы никогда не догадался, если бы не всё случившееся.              Затем Джозеф выпил таблетки. Ради этого на столе его всегда ждала бутылка с водой. И бросил пузырек в рюкзак — ещё две он выпьет перед обедом. И вечером одну. Лекарств стало меньше. Плохие мысли звучали тише. Хороший знак.              Кай готовил пиццу. На планшете. В реабилитационном центре, убивая скуку, он увлекся популярной игрушкой — нужно было развивать собственную пиццерию: открывать начинки, покупать украшения, в сезон можно было даже выращивать овощи. Капельницы и физиотерапия остались в её стенах, а вот соперничество с Аликанте никуда не делось. Кай даже не поднял головы, когда Джозеф вошел на кухню.              — Не приготовишь омлет? — поинтересовался он невинно.              Джозеф послушно загремел посудой. Теперь он понимал, беспамятство — не выход. Барабанщик не знал, что его друзья мертвы, но это ничего не меняло. Он всё равно не мог с ними связаться, а лишь терзался от непонимания, почему Фил и Джеймс игнорируют его.              Депрессия тоже никуда не исчезла, хотя поначалу Джозеф принял её симптомы за последствия дорожной аварии. Но время шло, тело оправилось, а внутри по-прежнему было пусто. Маркусу повезло, что его сын был глупым и просто воспринял просьбу не забывать пить лекарства как руководство к действию. Но ведь его незнание могло привести и к более печальным, непоправимым последствиям.              Джозеф не винил родителей в том, что они не стали рассказывать ему о прошлом. Также как и не держал зла на Кая. Откровенно говоря, он и сам не знал, как бы поступил в подобной ситуации. Иногда кажется, что меньше знаешь, крепче спишь. Вот только правда всё равно найдет щель и протиснется в неё — потому что защиты от её разящего меча нет и вряд ли появится.              — Так и будешь сегодня весь день кормить бомжа пиццей со всеми возможными начинками? — поинтересовался барабанщик, перекладывая почти идеальную глазунью на тарелки. Почти, потому что белок не полностью схватился. Если Кай в плохом расположении духа и заметит это, будет капризничать. — Обанкротишься ведь.       — Предлагаешь просто кинуть в него куском сырого теста? — саркастично поинтересовался друг, но просветлел, учуяв тосты, хрустящую корочку которых Джозеф собирался намазать черничным джемом. — Что-то мне подсказывает, если бы ты играл в эту игру, то отдал бы ему и пиццу со всеми начинками, и все заработанные деньги, да и саму пиццерию в придачу.       — А там так можно? — насторожился барабанщик. Если это правда, то таких альтруистичных игр он ещё не встречал. И что потом? Финал?       — Конечно, нет, — фыркнул Кай, снова утыкаясь в планшет. — Я сейчас, мне ещё нужно доделать парочку заказов на вынос.              Джозефу внезапно захотелось примерить на себе роль Вероники. Его мама, теряя терпение, иногда отнимала планшеты у Рут и Фиби и суровым голосом наказывала идти за стол. Чаще всего такое происходило, когда меню на ужин не было согласовано с близняшками, и они всеми силами оттягивали встречу с ненавистным брокколи.              — Считаю до трех, — предупредил барабанщик, и Кай поднял на него настороженный взгляд. Экран планшета погас, и он опасливо притянул к себе тарелку. Джозеф миролюбиво улыбнулся. — Какой чай будешь?       — Черный.              Вообще-то Джозеф догадывался о причинах, по которым лучший друг увлекся мобильными играми. Цифровое пианино в его комнате заросло пылью. Барабанщик ни разу не слышал, чтобы Кай что-то напевал себе под нос — хотя раньше такое было в порядке вещей. А ещё он записывал музыку везде — на страницах попавшихся под руку журналов, в тетради по математике, даже собственной руке, прежде начертив нотный стан от запястья до сгиба локтя. Теперь в его голове стояла звенящая тишина. Наверняка таким образом Кай пытался не думать о том, что ничто и никогда не сможет разбить её.              Кай умял завтрак и, поморщившись от брошенных в рот лекарств, запил их водой. Его таблетки отличались от тех, что принимал барабанщик. Преимущественно, они боролись с головной болью и, по его словам, на вкус напоминали стертый в крошку асфальт.              — Какие планы? — поинтересовался Джозеф, засовывая в рюкзак ланч. Вряд ли он решится сегодня зайти в столовую. Слишком много людей, а ему нужно чуть-чуть тишины. Всего пару дней, как легкая передышка после случившегося в «летней резиденции» Роджерсов. — Поедешь в центр?       — Вообще-то у меня сегодня экзамен, — Джозеф посмотрел на друга, не веря своим ушам. С домашним обучением он ещё как-то свыкся, хотя не представлял как Кай умудряется совмещать его с реабилитацией.       — Что, прости? — барабанщик присел на край барного стула. Кажется, его реакция повеселила друга, потому что тот беззлобно фыркнул.       — Экзамен, чтобы перейти в следующий класс. Нам остался последний год, — он слабо улыбнулся, — пройдем через это вместе.       — Что за экзамен? — всё ещё не отойдя от шока, поинтересовался Джозеф. Кай никогда не перестанет его поражать. Он не удивится, если в скором времени лучший друг ещё и водительские права получит. С пулей в мозгу и одним глазом.       — В форме теста. Там будут вопросы по всей школьной программе, которую я проходил в этом году, — Кай смущенно прикусил нижнюю губу. — эти пять месяцев, вернее. Проще простого.              Он улыбнулся, и Джозеф улыбнулся ему в ответ, хотя чувствовал себя двояко. Нет, о том, что Кай умный и говорить не надо — он ведь шарит за математику, да и с другими предметами у него никогда не было проблем — но не много ли берет на себя? Эф не сомневался в его умственных способностях. Он просто переживал за друга.              Но возразить не смог. Если Кай что-то для себя решил, его уже невозможно переубедить. Так было всегда. И вряд ли поменялось сейчас, когда Кай стал ещё критичней относиться к вещам.              — Буду держать за тебя кулачки, — пообещал барабанщик.       — Ага. Ещё увидимся.              * * *              Студенты выглядели притихшими. И одновременно затравленно перешептывались, стоило Джозефу поравняться с ними. От их тихих голосков по спине пробегали мурашки. Эф знал, что они обсуждают то, что случилось в пятницу, и его возможное причастие к этому, но все равно не мог избавиться от ощущения готовящегося заговора. Даже как будто оказавшись за решеткой, Джин все ещё могла навредить ему.              Впрочем, это было не так уж и далеко от правды.              Машину Тео Джозеф увидел, когда тот только выбирал место на полупустой парковке, и, если честно, безумно обрадовался этому. Конечно, наверняка он торопит события, но, если Тео решил вернуться в школу, значит ему лучше.              Хоть немного.              Нагнав Джозефа у ворот, бас-гитарист задорно толкнул его в бок.              — Слышал, какая жуть тут произошла в пятницу? — поинтересовался он так, будто на школьном дворе разместился цирковой шатер, не меньше. — Я, как всегда, пропустил всё веселье.       — Ага, типа, — ответил на вопрос Джозеф. Тео посмотрел на него с подозрением.       — С возвращением, — хмыкнул он, и барабанщик поднял на него глаза. — Тот Джозеф, конечно, куда круче. Весь такой независимый и радикальный, но ты мне всё равно нравишься больше.       — Как ты догадался? — Тео пожал плечами.       — Детали. Ты не уложил волосы, надел свитер крупной вязки, а не какую-нибудь обтягивающую рубашку, в которой, признаюсь честно, так и хотелось зажать тебя в каком-нибудь темном углу и… — Джозеф шикнул, осаждая его. — Ах да, а ещё у тебя снова грустные глаза. Как у пони, всю жизнь протаскавшей на горбу капризных вопящих детей, которого даже кусочек сахара не обрадует.       — Ну, спасибо за сравнение, — усмехнулся барабанщик.              Тео, не ответив, спрятал руки в карманы куртки. Его слова нисколько не обидели. В них не было присущей бас-гитаристу резкости. Или попытки зацепить. Раньше это сразу бросалось в глаза — Тео разве что не шипел, желая показать, какой он опасный и дикий зверь. Теперь голос звучал мягко с щепоткой смеха.              — Нет, правда, ты знаешь, что произошло в пятницу? Потому что все теряются в догадках, — вернулся к разговору Тео. Джозеф посмотрел на него с мольбой.       — Давай сейчас не будем об этом, пожалуйста.       — Значит, Элли права, ты и правда в этом как-то замешан. Она видела, как ты уезжал с копом.       — А что ещё Элли сказала? — вот уж чего Джозеф точно не ожидал, так это того, что Элеонор окажется сплетницей.              С другой стороны, как ещё Тео было узнавать, что происходит в мире. Может, эта сенсационная новость и послужила катализатором, благодаря которому бас-гитарист вылез из своего укрытия.              Они вошли в школу под оглушительную трель первого звонка. На самом деле на уроки Джозефу совсем не хотелось. Он бы не отказался посидеть с Тео на крыше, пуская в серое небо сигаретный дым. Только вот вряд ли у бас-гитариста есть такая возможность — ему предстоит многое наверстать. Так что Джозеф даже не попытался соблазнить его перспективой вместе прогулять занятия. Как-нибудь в другой раз.              У них же еще много времени — это то, о чем Джозеф забыл после учиненного Айзеком. Последнее время он постоянно куда-то торопился — исправить, построить, удержать. Их с Тео короткая интрижка яркое тому доказательство. А ещё его попытки заменить Гайю Дикими цветами — не самое плохое, что с ним произошло за последний год, но Джозеф явно поторопился. Теперь ему как-то предстояло рассказать ребятам, что им снова придется искать барабанщика.              Тео как раз забирал нужные тетради из локера, когда в коридоре появились они. Джозеф сразу почувствовал волну ярости, направленную прямиком на него. Не помогло даже тепло Коди, перемешавшееся со сладким запахом его одеколона и проникнувшее в кровь с первым вздохом. Впереди него шла — или, вернее сказать, неслась — Джоан. Она остановилась всего в нескольких миллиметрах от барабанщика, напрочь забыв о существовании личных границ, и несильно толкнула его в плечо.              — Что ты им наговорил? — выплюнула Джоан яростно. — Из-за тебя её арестовали.       — Кого? — не сразу понял Джозеф. Когда пришло осознание, вопросов стало только больше. — Джин?       — Не делай вид, что не знаешь, — чем дольше барабанщик смотрел на Джоан, тем отчетливей видел, что злость — это всего лишь маска. Первый слой. А за ним — отчаяние. И полное непонимание.       — Откуда ты её знаешь? — склонил голову барабанщик.              Кажется, его вопрос застал Джоан врасплох. Она открыла рот, будто собиралась огрызнуться, но передумала и обреченно посмотрела на Коди. Если Джоан ждала, что он как-то вступится или примет её сторону, то ошиблась. Коди был здесь только ради того, чтобы сдержать ярость, которую девушка обрушила бы на Джозефа, если бы он не держал её за руку. Крепко. Тео еле слышно усмехнулся, когда заметил, что взгляд барабанщика буквально прожигает их переплетенные пальцы.              — Ты многого не знаешь о Джин, — продолжил Эф, когда понял, что не дождется от Джоан ответа. Честного, по крайней мере. — Она получит по заслугам. Просто забудь о ней, как страшный сон. И живи дальше.       — Я не разбрасываюсь друзьями, — Джоан скрестила руки на груди. — В отличие от тебя, — у барабанщика напрочь пропало желание вести себя с ней дружелюбно. Он лишь равнодушно пожал плечами, будто её слова не произвели на него никакого впечатления.       — Я предупредил, — интонация и правда прозвучала предостерегающей.              Он хотел уйти — желательно, не встречаясь глазами с Коди — когда Тео задержал его, схватив за запястье. Желание отдернуть руку — навязанное страхом, рефлекторное — получилось подавить. Эф поднял на него непонимающий взгляд.              — Я с тобой. Хотел кое-что спросить, — едва слышно, будто оправдываясь, сказал Тео. Джозеф кивнул, и они ушли, оставив Джоан с Коди за спиной.              Но как же хотелось обернуться.              — Ну, точно вернулась память. А вместе с ней и твой влюбленный взгляд. Никакой конспирации, — Тео снова ухмыльнулся.       — Не понимаю, о чем ты, — соврал Джозеф. Он только не понимал, если всё и правда написано на его лице, почему между ними с Коди до сих пор всё так сложно.              На уроках его никто не трогал. Преподаватели рассказывали о том, что ждет студентов на итоговом тесте — сколько баллов нужно набрать, какую литературу почитать и на что стоит обратить особое внимание. Джозеф не слушал их. Он ведь как-то сдал промежуточный тест, хоть и не готовился к нему. Может, только если самую малость.              Джозеф думал о другом. И одновременно ни о чём. Приятная пустота. Он как будто восполнял то, что не успел дополучить ночью. Отдых, который жадно отобрала у него бессонница. Барабанщик разглядывал трещинки на идеально гладкой поверхности парты, иногда переводя взгляд на разлинованные страницы тетради. Странно, но глаза совсем не слипались. Джозеф как будто покинул собственное тело, при этом сохранив сознание.              На большой перемене Элеонор ждала барабанщика у его локера. В руках у неё был зип-пакет с треугольными сэндвичами и термокружка с кофе. Она не успела сказать, что нашла пусто класс — у Джозефа были другие планы. Он велел ей идти за ним, попутно набирая сообщение остальным.              Когда они оказались на крыше, Элеонор передернулась и обхватила себя плечами. Джозеф тоже вздрогнул, но не от холода — это место было его триггером. Он помнил каждую мелочь — как стоял здесь, раздумывая о том, сколько ещё ему ждать Айзека и какой сюрприз тот задумал. Как увидел парня с гитарным кейсом наперевес. Как сорвался с места, теша себя надеждой, что ещё успеет помешать задуманному. Дни сменяли один другой, всё дальше отдаляя его от точки невозврата, но легче не становилось. Джозеф все пытался понять, был ли у него шанс всё изменить. А ещё пытался научиться с тяжестью неправильных решений, осевшей на плечах плащом, который вряд ли когда-нибудь получится скинуть.              К холоду можно было привыкнуть. В крайнем случае, обхватив себя руками, гонять тепло по кругу. А вот к мысли, что теперь всё будет по-другому — не хуже, не лучше — нет. Только смириться.              Дэвид заботливо принес для Элли куртку. Свою он предложил барабанщику, но тот отказался. Они сидели молча, рассматривая желтовато-серое небо, которое как будто никак не могло определиться, дать людям немного тепла или обрушить на них новый шквал непогоды. Дэвид пытался разглядеть в тучах знакомые очертания. Иногда к его игре присоединялась Элеонор — но вяло и неохотно, только чтобы не обидеть друга. Джозеф молчал.              — Тео сказал, ты всё вспомнил, — наконец, нарушила молчание между ними Элли. Эф, оглянувшись на неё через плечо, кивнул. Дэвид даже жевать перестал.       — Это же круто, — заулыбался он, но под строгим взглядом Элеонор стушевался. — Я что-то не то сказал?       — Нет, всё правильно, — улыбнулся ему барабанщик. — Я не проходил через это ещё раз, — добавил Джозеф, зная, что Элли поймет, что он имеет в виду. — Просто как будто перечитал книжку с дерьмовым финалом, которую уже когда-то читал. Грустно, но без неожиданных поворотов сюжета.              Элеонор не ответила. Она поднялась, отряхнула колени от крошек и, сократив расстояние между ними, обняла Джозефа. Барабанщик закрыл глаза, подстраивая дыхание под её пульс. Стало ещё теплей, когда Дэйв, неслышно подкравшийся сзади, обнял его со спины. Стало так тоскливо, что Джозеф открыл глаза и отпустил смешок.              — Ну всё, хватит. Со мной всё в порядке.       — Точно? — Элли смущенно почесала нос. Барабанщик кивнул.              Нет. Но с такими друзьями обязательно будет.              — Так значит, ты говорила с Тео? — поспешил он перевести тему. — Почему не пригласила его посидеть с нами?       — Я как-то не подумала, — прикусила нижнюю губу вокалистка и подняла глаза на Дэвида, но тот лишь пожал плечами. — Просто это только наше время…       — Мы ведь одна группа, — хмыкнул Джозеф. От этих слов что-то едва болезненно кольнуло в груди. Сейчас да, но скоро этому придет конец. Поймут ли ребята? Не обидятся ли? — Зови его. И Чарли тоже.              Он расскажет им о своем решении. Но не сегодня.              Чарли явно хотел начать ворчать по поводу того, что ещё слишком холодно сидеть на улице — Джозеф прочел это по его лицу. Но отчего-то передумал. Он сел рядом с Элеонор, и та протянула ему оставшуюся половинку сэндвича. Тео присоединился к барабанщику, забравшемуся с ногами на широкий парапет.              — Не боишься упасть? — шепнул он ему на ухо. Джозеф только хмыкнул.              Смерть его не страшила. Боль — он уже понял — можно перетерпеть. А ощущение полета — короткое, невозвратное — он был бы не прочь когда-нибудь, очень нескоро, испытать на себе. Прыжок с парашютом, может? Когда тело окончательно оправится от пережитого за год.              — Наконец-то мы все вместе, — скромно улыбнулся Чарли, дожевывая сэндвич.              Элеонор протянула ему свою термокружку. На короткое мгновение Джозеф даже задумался над тем, не встречаются ли они. Вряд ли. Он бы понял по взгляду. Просто Элли видела, как дрожит их лидер. Некоторые совсем не приспособлены к низким температурам.              — Значит, можем вернуться к репетициям? — развил его мысль Дэвид. Чарли кивнул, после опасливо бросив короткий взгляд на Тео.       — Если честно, мы репетировали без тебя…       — Но выходило просто отвратительно, — толкнула его в бок Элеонор. Тео засмеялся, чуть откидываясь назад. Джозеф даже выставил руку, испугавшись, что он перевалится через парапет и упадет. Тео наградил его благодарным взглядом.       — Может, сегодня попробуем урвать репетиционную? Приличное общество теперь все равно тусует только в зале. А ещё я слышал, им сделают репетиционную в заброшенном джаз-баре, — добавил он, переглянувшись с Элеонор и Джозефом.       — Я за, — поддержала его вокалистка. Остальные тоже согласно закивали. Джозеф — чуть сдавленно.              Не сегодня — напомнил он себе.              * * *              Ему понравилась репетиция. Может, потому что Джозеф пообещал себе, что это последний раз — а всё, что заканчивается, всегда обладает необъяснимой привлекательностью. А может, потому что сегодня они впервые звучали как группа.              Слаженно.              Они встретились в репетиционной после занятий, а, порепетировав около часа — разминка, как назвал это Чарльз — устроили небольшой перерыв. Дэвид убежал за перекусом. Элеонор и Чарли обсуждали сложное место в партии. Тео сидел на подоконнике. Заметив скучающий взгляд барабанщика, он поманил его к себе.              — Теперь я вспомнил, что Фил рассказывал о тебе, — зачем-то сказал ему Джозеф. Тео лишь повел бровью, выражая слабый интерес. Наверняка, ему нравилось слышать, когда кто-то упоминал Фила в разговоре, но всё равно было больно. — Даже фото показал. Я ещё тогда заценил, какой ты красавчик, — Тео засмеялся, и Джозеф расценил это как знак, что у него получилось разрядить обстановку.       — Значит, это не была любовь с первого взгляда? — отсмеявшись, заключил бас-гитарист. Эф неоднозначно пожал плечами. — Ну, по крайней мере в меня ты втрескался раньше, чем в Коди, — добавил он без злости, какая обычно появлялась в его голосе при упоминании вокалиста.              Как и тогда, когда они пересеклись в коридоре. Тео стоял за спиной Джозефа, но барабанщик все равно ощущал его спокойствие. И легкую заинтересованность. Не в Коди — на того бас-гитарист взглянул лишь раз, кивнув в знак приветствия. Его больше интересовало то, что говорила Джоан.              Кажется, лед между ними наконец треснул.              — Не позволь Джоан разрушить ваши отношения, — понизив голос, попросил у барабанщика Тео.              Джозеф непонимающе на него посмотрел. Между ними с Коди ведь всё кончено. Большая часть ответственности за это, конечно же, лежала на Джозефе, но ведь и Коди, в конце концов, смирился. Кажется, у них с Джоан даже что-то начало наклевываться.              — Об этом я и говорю. Она ведь хитрая девица, и быстро смекнула, что их фальшивые отношения долго не продлятся, Коди просто не выдержит. Да и он — отличный выбор. Добрый, верный, из такого лучше всего веревки вить, — поймав на себе осуждающий взгляд, Тео ухмыльнулся. — Тому, кто такие цели преследует, конечно же. Вы же — хорошая пара. Два простофили, — все-таки добавил он, несмотря на то что Джозеф находился на опасно близком расстоянии и с легкостью мог ударить его за такие слова. — Борись. Вот, что я хочу сказать. Потому что может стать слишком поздно, и тогда всё, что тебе останется — это раз за разом прокручивать в голове слова, которые так и не сказал ему. Или поцелуи, на которые не решился.              — Хочешь съездить в Мадисон? — стараясь заглушить сорвавшееся на бег сердце, предложил Джозеф. Тео кивнул.       — Летом.              Это началось с легкой вибрации, которой Джозеф поначалу и значения-то не придал. Они репетировали песню Дэвида, и Джозеф старался сосредоточиться на партии, но что-то не давало покоя. Сердце как будто заменил камень. Он глухо бухал в груди, царапая клетку из ребер и давя на желудок. В очередной раз почувствовав подкатившую к горлу тошноту, Джозеф сбился с ритма.              Чарльз не выдержал. Прекратив играть, он злобно обернулся на барабанщика.              — Может, начнешь уже играть по нотам?              Джозеф почти не слышал его. В ушах шумело. Сердце и мозг, такие разные, объединились и вместе посылали сигналы бедствия. Перед глазами плясали яркие пятна. Эф даже подумал о том, что какая-то мизерная доля яда, которым его травила Джин, все ещё осталась в нем и сейчас убьет.              Но со здоровьем всё было хорошо. Ему нужно было идти.              Бежать.              — Я должен идти, — бросил он и, даже не выслушав возражения, выбежал в коридор.              Дверь за ним захлопнулась не сразу. За спиной послышались торопливые шаги. Кто-то дернул барабанщика за рукав, замедляя. Обернувшись, Джозеф встретился взглядом с Тео.              — Что случилось? — спросил он не злобно, но с нажимом. И осекся, разглядев плескавшийся в зрачках барабанщика страх.       — Я не знаю, — прошептал одними губами Джозеф. И это было правда.              Он ничего не видел и не слышал. Единственное, что вспыхивало перед глазами яркой неоновой вывеской — иди. Беги. В зал, где должна была проходить очередная репетиция Приличного общества.              Скрип открывающихся дверей не прервал её. Музыки и так не было. Тео не сразу понял почему, а вот Джозеф мгновенно выхватил глазами главное, отсекая ненужное.              Побледневшего Коди. Только встававшего из-за барабанов Лоуренса. Пышущих злобой Натаниэля, Джоан и… Лукаса. Все они сейчас не имели значения.              Важен был только Кай.              Когда Джозеф и Тео вошли в зал, он падал. Руки взлетели наверх, словно вот-вот должны были превратиться в крылья. Пальцы тянулись к свету. Голова безвольно откинулась назад.              Глухой удар. Рваный вздох. Джозеф осел на пол и положил голову Кая себе на колени. Сейчас он ничего не мог поделать. Лишь бессильно наблюдал за тем, как невидимая сила трясет друга как какую-то тряпичную куклу. Поднимаясь по ступенькам на сцену, барабанщик успел бросить короткий взгляд на наручные часы. С начала приступа прошло три минуты. Если через два он не прекратится, нужно будет вызывать скорую. А пока — следить, чтобы Кай случайно не навредил сам себе.              Он не понимал, как ему удается сохранять спокойствие. Когда Морган протянула ему барабанную палочку, Джозеф покачал головой. Он знал, зачем гитаристка это делает, но объяснять, что это неправильно, не собирался.              — Чтобы он не прикусил себе язык, — предприняла попытку осадить его Морган.       — Это миф, — сухо бросил Лоуренс. Он стал бледным как бумага и смотрел только на Кая. Джозеф заметил, что барабанщик едва шевелит губами. Видимо, тоже считает секунды.              Когда-то тоже самое Джозефу сказал Кай. Засунуть что-то жесткое в рот человеку с эпилептическим приступом — линейку, палку или не дай бог ложку — значит, совершить ошибку. От западания языка, как многие считали, это не поможет. Зато так человек может лишиться зубов.              На четвертой минуте судороги стали слабей. На пятой Кай, тяжело дыша, открыл глаза. Медленно, будто не до конца понимая, где он и что произошло. Он попытался дернуться, но не вышло даже поднять голову. Нужно было время, чтобы вернулись силы.              Джозеф помог ему сесть, и заглянул в глаза. Глаз. Один все ещё скрывала повязка, которая хоть и немного съехала, но все равно скрывала увечье. Дрожащими пальцами Кай поправил её.              — Будет ещё приступ? — едва слышно спросил барабанщик.              Кай кивнул. Это всегда накатывало волнами — пять минут атака, два передышка, снова пять минут боя и ещё три, когда можно отдышаться. Хватало только, чтобы отойти немного от боли. Кай морщился, даже не пытаясь её скрыть. Храбриться не получалось. Джозеф погладил его по волосам.              — Успеем довести тебя до машины? — он поднял глаза, встречаясь взглядами с Тео. Тот понял его без слов и, спрыгнув со сцены, выбежал из зала.       — Может, лучше вызвать скорую? — дрожащим голосом предложила Морган. Эф посмотрел на друга, и тот покачал головой. Если Кай говорил, что всё под контролем, он верил ему. Даже если кажется, что земля под ногами вот-вот разверзнется.       — Не надо. Я отвезу его домой, — слабо улыбнулся барабанщик.       — Вот что значит мгновенная карма, — хмыкнул Натаниэль.              Казалось, он первым отошел от шока, на несколько минут сковавшего всех присутствовавших. Джозеф непонимающе посмотрел на него. Он понимал, что время поджимает, но решил, что разобраться в том, что здесь произошло, всё-таки стоит. Губы Натаниэля растянулись в недоброй улыбке. Мучения Кая как будто доставили ему эстетическое удовольствие.              — Он заявил, что ребята украли у него песню. Немного напыщенно так считать, не думаешь?              Джозеф не ответил. Гораздо важней сейчас было доставить Кая в безопасное место. С остальным они разберутся позже.