Теперь всё будет по-другому | Crawling

      Тишина, царившая в доме, гармонировала с опустившимися на город сумерками. Настенные часы показывали девять вечера. Джозеф сидел на кухне и искал в интернет-магазинах что-нибудь, что могло бы порадовать Элисон. Её должны были выписать к концу недели, но комната, которую девушке предстояло занять, сейчас мало чем отличалась от палаты.              Барабанщик уже кинул в корзину персикового цвета плед, по фотографиям казавшийся невероятно мягким, и фигурку Дамбо, расправившего уши, словно крылья — откуда-то, может из нечастых разговоров, он знал, что в детстве Элисон очень любила этот мультфильм про забавного слонёнка.              У него жутко слипались глаза, но Джозеф терпел. Вечер как будто и не думал заканчиваться. Надо было ещё придумать что-нибудь на ужин — полупустой холодильник предлагал не так уж и много альтернатив. Макароны с сыром или разогретая в микроволновке лазанья. Не густо, но Кай спал с тех пор, как закончился последний приступ. А перед его началом вряд ли успел перекусить — наверняка ссора с Приличным обществом не входила в планы, и после экзамена он собирался сразу пойти домой. Так что, когда проснется, будет очень голодным и непривередливым.              Джозеф разглядывал снежный шар, маленький домик в котором напомнил ему дом Гилморов, когда телефон, лежавший рядом с рукой, завибрировал. Номер неизвестный — хороший повод начать хранить данные не на устройстве, а на сим-карте — но Джозеф и так знал, кому он принадлежит. Важные номера он помнил наизусть.              — Алло, — барабанщик нахмурился, пытаясь догадать о причинах звонка раньше, чем их назовет Коди.       — Ты дома? — спросил тот, пропуская приветствие.       — Да, — Джозеф зачем-то огляделся по сторонам, будто ища подтверждение собственным словам.       — Кай…спит? — барабанщик почесал переносицу. Еще никто и никогда не казался ему более загадочным, чем вокалист сейчас. К тому же он говорил мягким шепотом, отчего у Джозефа по спине бегали мурашки.       — Да, — повторился он. В трубке на короткое мгновение воцарилось молчание. Коди шумно выдохнул.       — Открой нам дверь. Пожалуйста.              Джозеф медленно повернул голову в сторону тонущей во мраке прихожей. В мыслях крутился единственный вопрос — такой едкий, что едва не прожег барабанщику язык. Почему нельзя воспользоваться звонком? Впрочем, Джозеф сам быстро нашел на него ответ. Логичный. Преисполненный заботой. Конечно же, чтобы не разбудить Кая. Интересно, кто это придумал? Наверняка Коди.              Или Лоуренс, тенью маячивший за спиной вокалиста и замерший, когда Джозеф приоткрыл дверь. Но совершенно точно не Джоан, зачем-то увязавшаяся с парнями.              — Проходите, — сдавленно предложил барабанщик, отходя к стене. Собственный голос показался ему холодным и колючим.              Получилось ненарочно, просто Джозеф был не рад появлению Джоан и скрыть это не получилось. Ревность была ни при чем. Куда больше барабанщика беспокоила её связь с Джин. Детектив, спасший его, прочесал с полицейскими каждый миллиметр их маленького дома и отыскал с десяток микроскопических камер. Эта сумасшедшая следила за каждым их шагом. Две нашлись в ванной, отчего Джозефа вырвало даже после того, как в организме не осталось ни капли отравы. Теперь он не мог не думать о том, что в доме снова заведутся «жучки».              — Держи. Там овощи, фрукты, — вручил ему увесистый пакет Лоуренс. Джозеф сначала подумал, что это своеобразные извинения, но на самом деле барабанщик просто манипулировал его вниманием. Хитрый ход, Эф слышал о нем из фильмов. — Кай в комнате?       — Он спит, — уклончиво ответил барабанщик.       — Я проведаю его, — проигнорировав намек, Рен скинул обувь и скрылся в темном коридоре, одна дверь в котором вела в ванную комнату, а другая — в спальню. Джозеф даже возразить не смог. Пакет в руках как будто обездвижил его, а прикрикнуть он не посмел.              Коди смотрел на него одновременно смущенно и с сочувствием. Поморщившись, Джозеф отвернулся. В начале их отношений барабанщик с большим трудом убедил себя в том, что Коди с ним не из-за жалости. Теперь это чувство снова вернулось, поднимаясь к горлу острым комом.              — Давай помогу донести, — Коди потянулся за пакетом, но Джозеф отпрянул.       — Я сам, — он вернулся на кухню, предоставляя гостям полную свободу действий.              Оставив пакет на кухонном острове, барабанщик зажмурился. Нужно было успокоиться и вести себя как ни в чем не бывало. Не думать о том, что Джоан здесь для того, чтобы не дать им с Коди помириться. Или вообще, зараженная безумием Джин, преследует свои жуткие цели. В гостиной негромко заработал телевизор.              Стараясь не вслушиваться в его неясное бормотание, Джозеф открыл холодильник. Отказываться от принесенных парнями продуктов он не собирался, хотя справиться с паранойей оказалось не так просто. И дело было не в том, что барабанщик в чем-то подозревал их. Просто… было неспокойно, вот и всё.              Джин всегда выглядела дружелюбной — в большей степени до стрельбы, устроенном Айзеком, и в меньшей — после. Джозеф помнил, как они смеялись над всякой ерундой. Как Джин рассказывала истории из жизни — наверняка выдуманные до последнего звука, и как он делился своими секретами. Осознание того, что всё это оказалось фальшивкой, ранило. Шептало в ухо, что впредь надо быть осторожней.              Монотонное раскладывание продуктов по полкам успокаивало. Джозеф так увлекся этим процессом, что даже не заметил, как на кухню кто-то вошел.              — Я хотел поговорить, — барабанщик не испугался, услышав голос Коди за спиной. Не вздрогнул, что обязательно бы произошло, если бы это оказался кто-то другой.       — Говори.       — Мы репетировали новую песню, — Коди облизал губы. Было видно, что вокалист тщательно подбирает слова. Чтобы не казалось, что он оправдывается. Или обвиняет, — Не знаю, может Кай услышал, когда проходил мимо. Он вошел и начал громко хлопать. А потом поднялся на сцену и сказал, что мы украли его песню.       — Ты хочешь поговорить об этом сейчас? — Джозеф закрыл холодильник и прислонился к его дверце спиной. Теперь он мог смотреть на Коди не через плечо. А тот смотрел на него. Его глаза едва заметно округлились, когда барабанщик задал вопрос. — Может, лучше дождемся, когда Кай проснется? Меня там не было, я не могу судить, кто прав, а кто виноват.       — Просто я думал… — на лице, во взгляде и пальцах, которыми Коди взлохматил волосы отчетливо читалось непонимание.       — Что я начну обвинять? — Коди сдавленно кивнул. Джозеф грустно улыбнулся. Так хотелось обнять его, прижаться носом к шее и вдохнуть запах карамели. Заметив яблоко, по всей видимости выпавшее из пакета, барабанщик взял его в руки и покрутил, разглядывая. Наверное, он так и не решится откусить от него. — У Кая пуля в голове, а он пытается жить как прежде. Конечно, ваша ссора тоже повлияла, но Кай и так уже был уставшим, к тому же наверняка перенервничал из-за экзамена. Таким приступы у него случаются два или три раза в неделю. Вы тут не при чем.       — Значит…– Коди все ещё смотрел осторожно и недоверчиво.       — Я вас не виню, — кивнул Джозеф.       — Хорошо, — вокалист шумно выдохнул. Его губы растянулись в неуверенной улыбке. — А я-то готовился к сложному разговору.       — Значит, у тебя много нерастраченной энергии? — Джозеф многозначительно хмыкнул. Вряд ли Коди понял намек, самого себя же барабанщик мысленно ущипнул за неподобающие мысли. — Поможешь с ужином?       — Конечно, — улыбка Коди была самой светлой вещью, которую Джозеф только встречал в своей жизни.              Сейчас так просто было забыть, что они больше не вместе.              Джозеф не любил овощи. Наверное, поэтому и не знал, что из них можно приготовить. Коди предложил просто запечь, выложив слоями. Барабанщику идея понравилась. К тому же в холодильнике еще нашлось немного куриного филе и сыр — отличная запеканка, если это можно было так назвать.              Коди взял на себя картошку. Джозеф порезал кубиками курицу и принялся за овощи — нарезал их тонкими слайсами. Потом они уложили всё это в форму, промазывая каждый слой майонезом, посыпали сыром и отправили в разогретую духовку.              Выставив температурный режим, Джозеф разогнулся и, обернувшись, столкнулся носом к носу с Коди, который, по всей видимости, не успел отойти. Глаза не могли сфокусироваться на отдельных деталях, органы чувств жадно фиксировали всё, до чего могли дотянуться. Запах, дыхание, ускорившееся сердцебиение. Взгляд. Коди сглотнул и отступил на шаг.              — Двадцать минут и готово, — прокашлявшись, улыбнулся он. Наверняка, сказал первое, что пришло в голову, лишь бы разрубить ставшую тяжелой тишину. Джозеф посмотрел на подсвеченную синевой телевизора темноту гостиной.       — Кажется, у вас с Джоан все налаживается? — спросил он зачем-то. Коди нахмурился.       — Да. Может, когда-нибудь даже станет по-настоящему, — он сглотнул, будто последнее слово врезалось ему в горло.       — Раз вы задумались о подобном, значит это действительно так, — кивнул Джозеф, маскируя то, что ожидал услышать другой ответ.       — Посмотрим пока телевизор? — предложил Коди. Эф кивнул, хотя идти в комнату, где сидела Джоан, не хотелось.              Она устроилась на диване, закинув ноги на журнальный столик. Джозеф нахмурился, потому что обычно на столик ставились тарелки с едой. Видимо, Коди даже в полумраке прочел это по его лицу, потому что, сев рядом с девушкой, он несильно толкнул её в плечо, привлекая внимание. Когда Джоан посмотрела на него, вокалист едва заметно кивнул головой в сторону столика.              — Убери, пожалуйста, ноги. — неохотно, но просьбу она выполнила. А после, принюхавшись, посмотрела на Джозефа.       — Ты ведь накормишь нас ужином? — она невинно улыбнулась, чуть склонив голову. Иногда, вернее почти всегда, Джоан выглядела вполне адекватной девушкой. Просто Джозефу она не нравилась по понятным причинам. И поделать с этим он ничего не мог.       — Конечно, — фальшиво улыбнулся ей барабанщик, садясь в кресло. Быть третьим лишним ему не хотелось.              По телевизору крутили какую-то комедию — Джозефа она не интересовала. Они с Коди играли в странную игру — смесь гляделок и пряток. Смотрели друг на друга, изучая, подмечая новые черты и задерживаясь на уже знакомых, но отворачивались, когда появлялась угроза оказаться пойманным с поличным. Несколько раз Джозеф нарочно встречался с Коди взглядами. В первый вокалист сам смущенно отвернулся. Второй они просто смотрели друг на друга, пока не отвлекла неожиданно начавшаяся реклама. Такая громкая, что Джозеф был уверен, что из-за неё проснется Кай. В третий раз Коди покачал головой и опустил глаза.              Их игра не ускользнула от цепкого внимания Джоан. Покрутившись, она устало опустила голову Коди на плечо, прежде бросив короткий взгляд на барабанщика, чтобы убедиться, что он смотрит. Её рука нашла руку вокалиста и переплела их пальцы. Коди было дернулся, но вырываться отчего-то передумал.              Сердце снова пропустило удар. Айзек причинял ему физическую боль. Но на самом деле Джозеф скорее согласился бы на то, чтобы ему снова до хруста вывернули суставы, чем бессильно наблюдать подобную сцену.              Он был уверен, что Джоан наслаждается его никчемностью. Она громко хмыкнула, когда Джозеф отвернулся, делая вид, что заинтересован сюжетным поворотом. Коди нахмурился и, все-таки высвободившись, немного отодвинулся от девушки. Но барабанщик об этом не знал — просто не мог заставить себя ещё раз посмотреть туда, где сидели эти двое.              — Пройду посмотрю, как там Кай, — не поднимая глаз, Джозеф встал и скрылся в коридоре.              Это было не столько проявлением заботы, сколько передышкой, которую барабанщик сам для себя выбил. Оставшись один в прихожей, он на минуту прислонился спиной к стене и, закрыв глаза, закрыл лицо руками. Надо было привести дыхание в порядок. Отвлечь рассерженное сердце на что-нибудь не такое болезненное.              Только вот в голову ничего, кроме повторяющихся кадров ничего не лезло — где Коди, успокаивая Джоан, обнимает её, где целует — не по-настоящему, а ради шоу, где держит девушку за руку. А ехидный голос, свербящий глубоко в мозгу, не переставал нашептывать, что на её месте мог быть он сам.              Если бы не амнезия.              Если бы не собственная глупость.              И трусость.              Ведь он до сих пор не сказал Коди, что память вернулась. Почему-то. Как будто хотел, чтобы тот сам догадался — ведь так гораздо проще. Когда первый шаг остается за кем-то другим.              Из освещения в комнате Кая горел только ночник. В его теплом желтом свете гуляли тени иногда проезжавших на улице машин. Кай спал на кровати, спиной к стене. Повязка лежала на тумбочке рядом с лекарствами. Подумав о том, что теперь Лоуренс знает, какая рана всё это время скрывалась за ней, Джозеф нашел его глазами.              Барабанщик сидел на полу, вытянув ноги. Чуть склонив голову, он крепко спал. Одна его рука лежала на кровати. Она не касалась Кая, но пальцы были достаточно близко к его лицу. Наверняка, Лоуренс чувствовал подушечками его ровное дыхание. День выдался нервным. Только убедившись, что все в порядке, он смог расслабиться. Выдохнуть. И заснуть.              Будить его Джозеф не стал. Он вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь, думая о том, что ему снова нужно возвращаться туда, где совсем не хочется быть.              — Они спят, — сказал барабанщик, оказавшись в гостиной. Коди, подняв голову, встретился с ним глазами. — Оба. Я не стал будить, — Джозеф прикусил губу. Он понятия не имел, что ему на это должны были ответить, но хотел услышать хоть что-нибудь. Коди и Джоан молча кивнули. — Принесу ужин.       — Я помогу, — Коди уже хотел встать, когда барабанщик жестом остановил его.       — Не надо. Я сам.              Их отношения не строились на жалости. Всё было по-настоящему. Всё было прекрасно. Думать об этом было одновременно больно — сердце так сильно сжималось, что хотелось кричать. Испугать лапу, железная хватка которой не давала дышать. Одновременно по-садистски приятно. Допускать мысль, что всё это может повториться.              Джозеф достал тарелки и вместе с вилками принес и положил их на кофейный столик. Конечно, он мог разложить сразу на кухне, но решил, что будет лучше, если каждый возьмет столько, сколько захочет. Само блюдо перекладывать куда-то барабанщик не стал. Они запекли его в прозрачной форме, благодаря чему можно было рассмотреть каждый слой и, конечно же, насладиться идеальной сырной корочкой. Джозеф разрезал его на шесть небольших порций, бросил нож в раковину и вернулся в гостиную.              — Пахнет чудесно, — потирая ладони, восхитилась Джоан. Когда она улыбалась, оголяя маленькие острые зубки, ненавидеть её становилось сложнее.              Джозеф поставил запеканку на столик и протянул ей лопатку. Джоан кивнула в знак благодарности и положила кусок сначала себе, а затем, немного подумав, Коди. Когда она передавала вокалисту тарелку, их пальцы на мгновение соприкоснулись. Только током почему-то ударило все равно Джозефа.              — Уже так поздно, — протянула Джоан, вилкой отрезав маленький кусочек запеканки, но не торопясь отправлять его в рот. — Ты ведь не выставишь нас на улицу?       — Ты ведь не расставила скрытых камер в моем доме?       — Что? — нахмурившись, не поняла девушка.       — Забей, — барабанщик покачал головой. Он сам не знал, почему вообще спросил у неё это. И какого ответа ждал. — Есть спальня на втором этаже, и этот диван.       — Нам подойдет спальня, — перебила его Джоан и, посмотрев на Коди, добавила, — обещаем вести себя прилично.              Джозеф ждал, что Коди возразит. Пускай не пошлет её, но скажет хоть что-нибудь. Но он молчал, ковыряясь вилкой в своей порции. Почему? Боялся обидеть Джоан? Не хотел ставить её в неудобное положение? Но ведь Джозеф знал, что их отношения — фарс.              Или уже нет?              Он посмотрел на Коди. В голубом полумраке едва угадывались его черты, но Джозеф впервые увидел то, чего до этого почему-то не замечал. Коди сильно изменился с их первой встречи. Улыбка теперь казалась вымученной. Взгляд потухшим. Это Джозеф сотворил с ним такое?              Может, правда лучше будет отойти и не мешать? Кто знает, возможно у Джоан получится снова сделать его счастливым.              К ужину Джозеф не притронулся. Бросив, что ему нужно проверить комнату, барабанщик поднялся на второй этаж. Настенный бра давал приглушенный розоватый свет. Джозеф добавил на кровать ещё одну подушку, на всякий случай положил под ноги плед — ночи все ещё были холодными, и зашторил окна. Наверное, стоило дать гостям что-нибудь из одежды, но при мысли, что Джоан наденет его футболку, барабанщику стало дурно. Хотя, пожалуй, в шкафу должно было найтись что-то что будет не жалко потом сжечь.              Когда он вернулся в гостиную, по телевизору мелькали финальные титры. Как при амнезии — чувству, ставшему Джозефу самым ненавистным — он не мог вспомнить его сюжета. Перед глазами вспыхивала только улыбка Джоан. И молчание Коди.              — Комната готова, — сказал он и тут же, отвернувшись, закашлялся.       — Ты в порядке? — склонила голову Джоан. Барабанщик кивнул. — А можно принять душ?       — Конечно. Все полотенца свежие, только сегодня заменил, — он хотел улыбнуться из вежливости, но передумал.              Короткий разговор подошел к концу, так что Джозеф склонился над посудой, собирая её в кучу. Видимо, запеканка и правда вышла вкусной, потому что Джоан съела две порции. Девушка, не заморачивающаяся диетами и при этом выглядевшая на все сто. Прям идеал какой-то. Или ведьма.              — Я помогу, — в очередной раз предложил Коди. Джозеф остановил его взглядом.       — Не надо. День был долгим, иди спать.              Коди, прикусив губу, скрылся в темноте второго этажа.              Оставшись один, Джозеф выдохнул. Возможно, в будущем, чтобы как-то содержать себя, он откроет гостиницу или придорожный мотель. А что, опыт уже есть. Он все равно задумался о поиске работы на лето — было как-то стыдно сидеть на шее у родителей. Должно быть Маркус теперь работал в два раза больше прежнего — чтобы содержать два дома. Вряд ли получится найти что-то стоящее в их маленьком городишке, но в Чикаго вариантов будет побольше. Или вообще можно вернуться в Мадисон. Теперь, когда всё действительно было позади, он почти без труда сможет перешагнуть порог своей прежней школы, не задохнувшись при этом от приступа паники.              — Можно вопрос? — голос Коди за спиной, прозвучавший непривычно жестко, пригвоздил Джозефа к полу. Он медленно обернулся, упираясь в метавший молнии взгляд.       — Конечно.       — Ты ведь все вспомнил?       — Да, — Джозеф не понимал, что чувствует.              С одной стороны, огромную растерянность. Он понятия не имел, что Коди догадался, а для того, чтобы самому признаться, не нашел подходящего момента. А с другой — с плеч как будто гора свалилась.              — Но разве это уже имеет значение? — Джозеф сглотнул ком, мешавший ему дышать весь вечер. Коди непонимающе повел бровью, — Ты же сказал, что у вас с Джоан все хорошо.       — Джоан не имеет никакого значения. Есть только ты. И я. И то, что происходит между нами.              За несколько осторожных, срывающихся на бег шагов сократив расстояние между ними, Джозеф поцеловал Коди. Сначала нерешительно, но, не почувствовав сопротивления, всё смелей. Ему стало плевать на Джоан, которая могла застать их с поличным и устроить скандал. Плевать на то, что было. И на то, что будет. Даже если придется скрываться до конца жизни, этот момент принадлежал только им.              Коди ответил. Джозеф кожей почувствовал, как сердце пропустило удар и снова забилось, создавая из перебоя новую мелодию. Хотелось растянуть этот момент в бесконечности. Сделать его незабываемым, как мыльный пузырь, такой прочный, что не лопнул даже когда случайный прохожий поймал его на ладонь.              Он отстранился, ловя ртом воздух. Коди, не разрывая зрительного контакта, делал то же самое. Момент требовал слов, но сказать было нечего. Джозеф взял его за руку и повел за собой. Из ванной доносился плеск воды. Барабанщик прошел мимо, борясь с соблазном запереть Джоан там на всю ночь.              Они вошли к нему в комнату. Джозеф щелкнул выключателем — на потолке загорелось звездное небо. Сделать такое оказалось не так уж и сложно. Особенно под чутким руководством отца, следившим за каждым шагом по видеосвязи.              Джозеф закрыл дверь на ключ. И толкнул Коди на кровать.              У него не было ни единого сомнения. Также, как и мысли, что сейчас — самый подходящий момент. Джозеф просто хотел этого. Больше всего на свете. И, целуя горячую кожу, чувствовал, что Коди хочет того же.              Он так скучал, что не мог насытиться. Они целовались, пока в легких не закончился кислород, и ещё недолго после. Коди прикусил его за губу. Отстранился, заглядывая в глаза. Этого им тоже не хватало. Просто наслаждаться любимыми чертами, изучать их глазами, пальцами, губами. На чужие прикосновения кожа отвечала жаром.              Они поменялись местами. Теперь Джозеф оказался снизу. И снова поцелуи. Долгие. Голодные. Барабанщик подцепил пальцами края футболки Коди и потянул наверх. Тот, отстранившись, помог снять её с себя и снова припал к его губам. Оказалось, жар Коди нисколько не уступал тому, что пожирал барабанщика. Эф чувствовал его через ткань рубашки, внезапно ставшей инородным предметом, от которого хотелось поскорее избавиться.              Чтобы стать ещё ближе.              Места, которые Айзек пометил выпущенным из винтовки свинцом, Коди перекрывал поцелуями. Чем ниже они становились, тем больше Джозеф начинал дрожать. Страха не было. Только предвкушение. Всё это время, терпеливо ждущее своего часа, теперь оно переливалось через край. Когда Коди вернул поцелуй на губы, его частичка передалась и ему.              Голоса, нашептывающие, что правильно и как лучше, стихли. В мозгу пульсировала одна единственная, самая приятная мысль на свете — им абсолютно некуда торопиться. Впереди вся ночь.              Ещё никто и никогда не смотрел на Джозефа так, как Коди. Не с сиюминутным обожанием, связанным с выбросом в кровь дофамина и норадреналина, а как будто навсегда. Жадно фиксируя каждое движение на сетчатке. С горящими в предвкушении глазами.              Эф подался назад, встал с кровати, отступая на шаг назад. Во мрак и одновременно из него. Хотелось смеяться, но Джозеф не разрешал себе этого. Наоборот, он оставался серьезным. Разве что едва улыбнулся самыми краешками губ.              Не разрывая зрительного контакта, он снял футболку, отбросив её под ноги. Медленно расстегнул молнию на джинсах и снял их, оставшись в одних боксерах. Его тело было далеко от идеала, но сейчас Джозеф не думал об этом. Коди смотрел на него с любовью, болезненно граничащей с обожанием — каким некоторые смотрят на творения Микеланджело.              Эф снова прильнул к нему. Жадно поцеловал и, резко оторвавшись, отстранился, чтобы посмотреть в глаза. Пьяные, как и у него. Коди провел ребром ладони по его скуле, одновременно усмехаясь и хныча.              — Что ты задумал?              Джозеф знал, что Коди не нужен ответ. Что он знает. Просто это было частью их игры — не жестокой, в какую играл Тео. Здесь не будет проигравших и униженных. Только победители.              — Что бы это ни было, мы уже не остановимся, — прошептал он вокалисту в губы, закрепляя правило поцелуем.              Всё было как будто впервые. Поцелуи, прикосновения. Прошлый опыт перестал что-то значить. Казалось, что с Коди всё иначе. Джозеф запоминал каждую его реакцию. То, как замерло запертое в грудной клетке сердце, когда барабанщик опустил поцелуи на ключицу. Как Коди шумно выдохнул, жмурясь — пальцы Джозефа, едва опережая движение губ, скользнули под ткань его боксеров. Сжали требующую внимания плоть.              Утро не наступит, пока они этого не захотят.              Переплетение дыхания. Чужие губы изучали, мучали собственные. Почувствовав чужие пальцы на шее, сердце испуганно бухнуло вниз в ожидании худшего. Джозеф замер, не смея открыть глаза. Холод. Ладони Коди легла ему на грудь, намертво приклеиваясь к коже.              — Всё в порядке? — он пытался отдышаться и одновременно выглядел таким испуганным. Кажется, даже больше самого барабанщика. Джозеф, выдавив улыбку, кивнул, прижимаясь и целуя тонкую полоску кожи за ухом.              Он не имеет права взваливать на него свои проблемы. Или наоборот — должен быть честен до конца? Так трудно было решиться, когда мозг все ещё был затуманен одним лишь животным желанием.              Коди для него — всё. Даже если это глупо — ничего уже не изменить. И он имеет право знать всё — даже самое гнилое, что есть в барабанщике. Ладонь Коди всё ещё лежала рядом с сердцем, наверняка ловя подушечками пальцев каждую синкопу. Её тепло распространяясь по коже, впитывалось в кровь и успокаивало.              — Просто призраки прошлого, — Эф мягко улыбнулся. Прижавшись лбом к виску вокалиста, он почувствовал, что снова может дышать. — Когда я рядом с тобой, они бессильны.       — Я не причиню тебе вреда, — пообещал Коди едва слышно. Джозеф кивнул. Он и так это знал.              Наверное, они могли бы целоваться всю ночь. Но когда Коди был так близко, хотелось стереть последние разделявшие их миллиметры.               Коди, как и всегда, пах карамелью. Запах, ставший для Джозефа самым любимым и желанным. Но когда к нему примешался аромат детского крема, который барабанщик купил ещё во время амнезии, внутренности скрутились в тугой узел.              Стоило Коди погрузить в него всего один палец — осторожно, даже робко — тело захватила новая волна жара. На смену боли — едва ощутимой, пришел голод. Чтобы хоть немного утолить его, Джозеф потянулся за поцелуями. Губы Коди успокаивали.              И раззадоривали одновременно.              Когда Коди добавил ещё один палец, Эф едва сумел перевести стон в выдох. Он открыл глаза, стараясь выцепить в тусклом свете звезд черты любимого лица. Коди на мгновение замер. Заглянул в глаза, чтобы убедиться, что всё в порядке.              Только это было не так. А намного-намного лучше.              Ярко. Суматошно.              Пастельно. Лениво.              Джозеф готов был сойти с ума об буйства чувств. Он не понимал ничего, кроме того, что ему хорошо. Здесь и сейчас. С Коди.              В глазах вокалиста читалась неуверенность. Всего лишь капля — просто он, поднимаясь на крыльцо, и не догадывался, где окажется несколькими часами спустя. Болезненное принятие должно было стать одной из множества вещей, с которыми в последнее время ему приходилось мириться. Но этого не произошло.              Наверное, случилось землетрясение, перевернувшее всё — в том числе его мир — с ног на голову. Коди не был к этому готов, но отказываться не собирался. Не обязательно решать все проблемы сразу. Достаточно один раз принять верное решение.              Джозеф перевернулся. Упиравшаяся в живот подушка — обжигающе холодная — контрастировала с исходящим от нависшего над ним Коди жаром. Теперь они стали единым целым. Слюна. Пот — всё то, чем люди брезгуют в повседневной жизни. Два перемешавшихся цвета, идеально подходящих друг другу по цветовому кругу Иттена.              Медленное перемешивалось с быстрым. Дыхание, обжигающее ухо и кожу, сбивалось на поцелуи. Темноту сменял яркий, почти ослепляющий свет.              Его тело менялось. Подстраивалось. По телу прокатывалась пульсация — от тонкой полоски света под ресницами до раскаленного шара, негой растекающегося от живота и ниже. Сменялись ощущения. Восторг. Обожание. Наслаждение. Предчувствие. Кульминация.              Надо притормозить.              Но они наоборот ускорились. Снова лицом к лицу. Чувствуя пальцы Коди на своей талии, Джозеф уткнулся носом ему в ключицу. Чувства так тесно переплелись с движением, что перестали существовать. Только темп. Только ощущение наполненности. Единение.              Джозеф никак не мог восстановить дыхание. Он попытался слезть с Коди, потому что собственное тело показалось ему неприятно горячим и тяжелым, но вокалист не дал ему этого сделать. Только прижал сильнее, целуя краешек губ. Он тоже тяжело дышал. Сглатывал, когда один вдох догонял другой.              Эф все же перекатился на бок. Коди повернулся, и они соприкоснулись лбами.              — Больше никогда не забывай меня, — попросил он на полном серьезе. Джозеф кивнул.              Он впервые за долгое время чувствовал, что действительно может дать слово.