В ловушке чужой мечты

Прошла уже целая неделя с похорон Жана, но Эля, казалось, до сих пор не могла в это поверить. Она жила с надеждой, что утром он как обычно вернётся с дежурства и одарит её своим нежным полным любви взглядом. Но из раза в раз этого не происходило. И, казалось бы, пора было смириться с этой реальностью, только сердце отказывалось воспринимать этот факт. Дом без Жана опустел. Эля чувствовала себя совсем одинокой несмотря на то, что Август и Стефания старались её не оставлять. Все дни превратились в серую, отвратную массу. И ради чего стоило теперь жить? Ради малыша. Это то, что осталось у Эли после гибели любимого человека. Это история их любви, которая обязана появиться на белый свет. И ради этого ребенка стоит жить. Вернувшись с вечерней прогулки, Эля посмотрела на себя в зеркало, что висело в коридоре. Отражение в нём теперь было единственным, кто встречал её. Только вот в нём она совершенно не узнавала себя. За эту неделю она изменилась до неузнаваемости. Лицо потеряло былой румянец, скулы стали впалыми, придавая ей нездоровый вид, а волосы приобрели седую проседь в её то годы. Похоже, что вместе с Жаном ушла и её красота, как доказательство верности до последнего вздоха. — Ну вот я и дома, — шепотом произнесла Эля, стараясь не встречаться взглядом со своим отражением, словно убегая от самой себя. В последнее время и малыш был крайне тихим. Похоже, что эта трагедия отразилась и на нём. Он ощущал отсутствие отца рядом. Ещё даже не родившись, этой крохе пришлось ощутить на себе все краски боли от потери. Он наверняка прочувствовал все те горькие слёзы, что сутками напролёт лила его мать, оплакивая любимого. Взгляд Эли пал на конверт, что до сих пор лежал в коридоре неоткрытым. Со всеми этими событиями она напрочь позабыла об этом. Но вскрывать эту, казалось бы, радостную тайну сейчас было больнее, чем она предполагала. Взяв конверт в руки, Эля прошла в кухню и, расположившись на подоконнике, осторожно вскрыла его. — Думала я, что это будет иначе. — Горько усмехнулась Эля. Из конверта она достала записку, на которой ярким синим фломастером было написано: «Мальчик». Слезы снова в глазах на миг, а в горле застывает крик, прорывающийся наружу лишь нервным, болезненным смехом. Эля перевела взгляд на небо, вытирая слёзы. И обратилась к бездне, что раскидывалась широким полотном над головой: — Жан, у нас всё-таки будет мальчик. Сын! Слышишь?! Как ты и хотел. — Эля поджала губы, сжимая в руках записку. — Думаешь, я не знала? Ты забыл лишь о том, что я буквально чувствовала тебя. Несмотря на то, что все нам сулили девочку, ты по вечерам вырезал деревянные машинки, в душе мечтая о сыне. И пусть я никогда не говорила об этом тебе, но я чувствовала, что у нас будет именно мальчик. Эля спрыгнула с подоконника и достала из-под дивана коробку с деревянными игрушками, так старательно вырезанными Жаном и припрятанных до времен появления ребенка. — Сколько же мы не успели ещё. Почему нам было дано так мало времени, — произнесла Эля, разглядывая игрушки. — Ты бы был хорошим отцом для нашего мальчика, Жан. Ты бы дал ему того, что не смогу дать я. Но я обещаю тебе, что он будет всегда помнить, что у него был такой замечательный отец. Эля прижала к себе одну из игрушек и прилегла на диван, закрывая глаза. Так она старалась сдержать подступающие вновь слёзы. Сбегая от жестокой реальности, она сама не заметила, как погрузилась в сон. Он радовал её куда больше. Ведь стоило закрыть глаза, как рядом на диване уже сидел Жан. Он был облачён в белые одеяния, а за спиной сияли самые настоящие крылья. Жан охранял сон Эли, как личный ангел-хранитель. Он подавал руки, чтобы залечивать ими раны, одаривал тем самым взглядом и улыбкой. Его любовь была неизменна даже после гибели. Эля, казалось, действительно ощущала его присутствие рядом, и от этого становилось спокойно на душе. Похоже, их сердца уже имели связь между двух миров, вопреки каверзным усмешкам смерти.