***
После того, как мы заполучили свиток, нам пришлось убить Пожирателя. Не самого Гариуса, к сожалению — его дружка, возможно, слабейшего из всех. Меня накачали зельем силы, так как меч всë ещë падал из моих рук. Но мы справились. И я, срубившая черепушку немëртвому злодею. И Кара, пребывавшая в унынии, оттого непривычно собранная. И Зджайв, зачитавшая свиток, не сбиваясь на шестистопный дактиль. И все остальные. А потом поползли в крепость — радоваться победе и приходить в себя. Я тут же приткнула Джилбуна в помощь Свет Небес — паладинка разрывалась между новобранцами. Благо, гномы по большей части всë-таки тренировались у собственных командиров. Зджайв осмотрела меня и сказала, что последний осколок найден, и я теперь защищена от магии смерти. И пора отковывать клинок: — Знай, что Аммон-чернокнижник знаком с Нолалотом — драконом, что пребывает в долине сокрытой меж жизнью и смертью. Ведома тайна клинка гитиянки ему, и готов он поведать, как воссоздать этот меч из осколков, скреплëнных лишь воском! Только советую я в ту долину пойти без Аммона, ибо боюсь, что и там натворил он делов на три Ада! Я тут же отправила к Аммону Джерро Гробнара, как самого безобидного в команде. И тот, видимо, решив включить в число друзей маленького барда, поведал ему, как добраться до Нолалота. И заодно наплëл семь вëрст до небес, какие они с ним друзья. — Ну да. Друзья, — покачала я головой. — Лукавит твой дедушка. Шандра, наконец-то выбравшаяся из постели, согласилась: да, лукавит. И сильно. Эйфории по поводу найденного родственника у неë не было, отношения у них восстанавливались со скрипом. Тем более, Шандра окончательно стала паладином и понемногу пробовала новые возможности на раненых солдатах, помогая лекарям. Умела она пока немного, меньше Касавира, но нагоняла его ударными темпами. И с дедушкой-чернокнижником ей было неловко. Как и ему с ней. А уж ложь Аммона девушка чувствовала, как свою. — Он собирается со мной на мою бывшую ферму сходить. Там у него булава какая-то закопана, — выдала она его намерения. — Без нас не вздумайте, — предупредила я еë. — Нутром чую, за ним уже охотятся кредиторы. Постарайся максимально его задержать. Придумай ему занятие, например, в разведку с тобой ходить. Я тебе сейчас дам копию свитка — вдруг напоретесь на Пожирателя? Ты хоть нормально себя чувствуешь? — Более-менее, — кивнула она. — Пойду договорюсь с Бивилом или Катрионой... И она, и я прекрасно понимали, что на серьёзные дело ей пока рановато ходить — и умения ещë не устаканились, и силы восстановились не полностью. Бишоп, как всегда, был недоволен, что мы его берëм в опасное и неприятное приключение. Но сопротивлялся он вяло. В письмо от Дункана был вложен лист специально для него: дескать, я тебя отпускаю, ты мне больше не должен, и не вздумай сжигать мою таверну — пристрелю! Эта записка неожиданно ввергла следопыта в депрессию. Кара тоже пребывала в печали, и взять еë с собой порекомендовал Сэнд: мол, в таком состоянии она слаба и может поддаться зову Теней... По той же причине Сэнд и Нишка напросились со мной, хотя особой пользы от воровки в этом приключении я не видела. — Я буду тихонечко сидеть за камушком, и иногда стрелы метать, — пообещала она, сделав умоляющие глазки котëнка. — И вообще, вдруг к вам со спины кто подкрадëтся? Я подозревала, всему виной моя и Касавирова ауры, и эти трое собирались использовать нас как укрытие от инфернального зова. Понятно, что остальных желающих мы гнать не стали. И пошли почти в полном составе, прихватив по случаю наступившей осени тëплую одежду и побольше дров. ... А долина оказалась на диво хороша! И если бы не витавшая над ней аура смерти, мы бы с удовольствием поселились тут. А что? Озеро есть, даже рыба в нëм плавает — Элани проверила. Над озером красивая штучка висит — хрустальное сердце дракона, сияет и переливается в лучах солнца. Кругом живописная зелень, тронутая осенней позолотой. Птички поют. И даже рудный выход есть, причëм такой, что можно всю крепость обеспечить — это Келгар так сказал. Вот правда, элементали... бегали. Отбегались. Но всë портил этот неуловимый душок, от которого у меня леденело в груди, а Нишка норовила держаться поближе к Касавиру, чем изрядно бесила Бишопа. Хмм, а наш герой-любовник, оказывается, способен ревновать? И я ни капельки не удивилась, увидев висящую в воздухе голову дракона. Отдельно от тела. Такую же прозрачную, как и сердце. Тела, кстати, не было. И это не прибавило мне симпатии к почившим иллефарнцам... Разговор был тягостным. Выяснилось, что Аммон Джерро обманул Нолалота, представившись иллефарнским агентом. <<Вот козëл!>> — возмутилась и восхитилась одновременно Нишка, и я с ней согласилась. У остальных на лицах были смятение и досада: старый идиот чуть не втянул всех в неприятности. Даже Бишоп, по-моему, не был восхищëн выходкой чернокнижника. Но, козëл или не козëл, Аммон кое-в-чëм оказался прав, хотя и не доделал дела. Нолалота действительно знал, как восстановить клинок гитиянки. — Найдите шрам земли там, где этот меч раскололся, — сказал он. — И пусть та, кто носит один из осколков в своëм сердце, встанет над ним и... соберëт по крупицам свою жизнь. Вспоминая всë в подробностях. Притом не только нынешнюю жизнь, но и прошлую. Ибо она тоже влияет. — Прошлую? — глупо переспросила я. — Да. Всë, что помнишь о ней. — Хорошо, — кивнула я. — А чем мы можем помочь тебе? — Разбейте мне сердце, и я умру, — просто сказал Нолалот. — Быть не живым и не мëртвым — это мука, которую я не пожелал бы даже врагу. Иллефарн этого не сделает — именно его маги привязали меня к этой полужизни, а теперь они все мертвы. По собственной вине. И часть их силы — выродившейся, мëртвой, но действенной — пробудила Короля Теней и вот-вот вывернет мир живых наизнанку... Мы выполнили его просьбу. Хотя далось нам это нелегко. Оказывается, иллефарнцы озаботились <<безопасностью>> сердца дракона. Его охраняло двое других драконов — чëрных и довольно крупных. Пришлось провести в долине ещë несколько дней, выслеживая и убивая их поодиночке. Впрочем, опыт сражения с Толапсикс помог нам. А звание Драконоборца прилипло к Касавиру намертво. ... Хрустальное сердце осыпалось в озеро после двух стрел, одного метательного ножика и четырëх мелких файерболов. Элани в образе мишки тут же полезла его добывать. Для остальных вода оказалась уже чересчур холодной. — А хорошо бы тут построить ещë один замок, — мечтательно произнëс Келгар. — Неплохая идея, — одобрил Сэнд. — Мертвецкая аура исчезла, а долинка приятная. Но это потом. Сначала хотя бы с нынешними проблемами справимся... И я ощутила, что эльф прав. Воздух над долиной был чистым, прозрачным, осенним. Такую осень обожали наши поэты — в моей прошлой жизни. Давящей ауры смерти больше не было.***
Ари не хотела идти в умершую Западную Гавань. Несмотря ни на что. Даже на то, что еë жителей она спасла, и все они живут в Крепости-на-Перекрëстке. Касавир ощущал это. Его, как и леди де'Фарлонг, глодали предчувствия. И в ночь перед тем, как они отправились к Поющему Порталу, он утешал еë, как мог. И он же настоял, чтобы мающегося бездельем Аммона Джерро взяли с собой: — А то как бы чего не натворил... И они прошли через мëртвый Арван, и паладину удалось сохранить спокойное выражение лица — иначе Аммон Джерро начал бы приставать с вопросами, а Бишоп — ëрничать. Это был его собственный шрам, и демонстрировать его всем подряд не стоило. А когда они шагнули в портал... — Это не Гавань, — первой выдохнула Ари. — Это не может быть Гаванью. — Здесь смерть, — добавила Элани. — И вода в речке — мëртвая. — Давайте, починим мост, — предложил Гробнар. — Плавать в этом я не хочу, да и вы, наверное, тоже... Нишка раскачалась на ветке ивы и перелетела на другой берег речушки — совсем крошечной, но чересчур широкой, чтобы еë перепрыгнуть. Перелететь-то она перелетела, но ива от еë усилий сломалась и легла наискось, демонстрируя всем своë гнилое нутро. Нишка на том берегу обернулась и округлила глаза. — Лови верëвку, раззява! — крикнул ей Бишоп. Верëвку тифлинг поймала, после чего работа закипела, и мост восстановили в считанные минуты. Первым по нему прошли самые тяжелые — Келгар с Касавиром. Последним — Гробнар. — Надеюсь, он не сгниëт за то время, пока мы тут тусуемся, — морщась от отвращения и горечи, произнесла Ари, и тут лицо еë изменилось: — Какого чëрта! Я же их спасла! А этот вообще погиб за год до того, как припëрлись гитиянки! — Это всего лишь тени, — сказал Касавир и сжал еë руку. Ему тоже было не по себе. Тени копировали не только жителей Западной Гавани. Перед паладином, мерцая и вибрируя, вставали его наëмники, погибшие в горах; друг, которого он чуть не убил из-за Офалы; друзья и родные, погибшие в Невервинтере во время чумы... * И у остальных, по-видимому, были свои призраки. Бишоп — тот вовсе заорал и попятился, его удержала на месте Элани в образе кабана, а то бы он нырнул в ядовитую реку... — Да гори всë синим пламенем! — весело и надрывно воскликнул Гробнар и вынул Вандерказу. Как звук, похожий на мычание, мог получиться яростным и весëлым, неведомо, но он как будто скинул ядовитую пелену с разума. И Касавир, самый устойчивый к тëмному внушению, крикнул: — Все ко мне! Ближе! — и начал молиться... Так, с молитвой и под музыку, они и прошли сквозь мëртвую деревню. И на окраине, у того дома, где, по словам Дэгуна, Ари пронзили мечом гитиянки, она нашла странное место. Как будто проплешину в осклизлой, гнилой траве — сухую и выпуклую, безжизненную, с трещиной, светящейся во тьме мертвенным сероватым светом. — Шрам, — как будто через силу, сказала она. — В реальном мире он зарос травой. Но здесь — виден. Заслоните меня, сейчас я, наверное, буду беспомощной... И словно окаменела. Только лицо у неë жило, менялось. И выражение его, как успел заметить Касавир, перетекали от абсолютного счастья до смертельной боли. <<Она прогоняла плохие воспоминания>>, — понял паладин. — <<А ведь душа у неë изорвана, там одни шрамы. Это для нас она железную деву корчит. И даже я видел не всë. Даже я не знаю, чем она жила и как выживала в той жизни>>... И снова поклялся себе: сделать всë, чтобы она поменьше вспоминала те кошмары. И самому не стать источником кошмаров. А осколки по одному вылетали из ларца, притворявшегося ножнами, присоединялись к рукояти в руках полуэльфийки. И был страшный момент, когда в середине груди у неë засияла звезда, и Касавиру стало жутко: вот прорвëт кожу, вылетит наружу и оставит еë истекать кровью... Но обошлось. Меч стал почти целым, только скол на месте острия выдавал несовершенство этого идеального орудия убийства. Ари Фарлонг выпрямилась. Вскинула меч. Теперь у неë на лице было жуткое, холодное торжество пополам со... страхом? А вокруг меча летали колючие огоньки, похожие на осколки радуг. В следующий миг по ней ударили плети тьмы. Она, словно по инерции, метнулась в ту сторону, пронзила кого-то мечом и... выронила его, осев на мëртвую траву. <<И это всë? >> — подумал Касавир, чувствуя, как его затопляет боль пополам с гневом. Гнев был белый и ослепительный, и паладин, не думая, поднял выпавший клинок и кинулся прямо на тëмный силуэт с мертвенно светящимся пузырëм вокруг черепа. — Касавир, стой! — заверещала Кара. — Он тебя убьëт, дурак! ... Пожиратель, явившийся на <<шум>>, издаваемый восстановленным клинком, не стал тратить время на запугивание. Пугать этих людей оказалось нечем, даже свои потаëнные страхи они преодолели и прошли сквозь тëмные иллюзии, как нож сквозь масло. Проще убить Калак-Ча, пока она беспомощна и не вполне владеет собой. Он и его теневые жрецы ударили одновременно. А остальных, застывших в растерянности, Пожиратель рассчитывал уничтожить легко и грациозно. Что они могут на его территории... Но произошло неожиданное. То, чего не должно было случиться. Паладин, служитель нелепого бога, подхватил с земли меч, и вместо того, чтобы выронить его или умереть на месте, метнулся к нему. Одновременно чей-то низкий, холодный голос произнëс имя Пожирателя. И воссозданный меч гитиянки рассëк немëртвую сущность на две половинки. Затем по Пожирателя ударили стрелы, заклинания, лапы и даже кулаки. И всë это не должно было ему повредить, но разорвало в клочья. Пожирателя не стало. ... А убить теневых жрецов оказалось не в пример легче. — Всë, Касавир, всë, успокойся! Их больше нету! Ну что же ты... Элани. Всë ещë мишка, но голос девичий. И лапы мягкие, добрые... — Надо же было устроить такое врагам представление! Только клочки полетели, рассыпались чëрною пылью! Я и не знала, что все паладины немного берсерки! Только ответь: как ты взять умудрился, что взять невозможно? Или ты тоже Носитель Осколка, а мы проглядели? — Я... — Меч падает из разом ослабевших рук. — Нет, я не Носитель Осколка. Сердце у меня... — Бьëтся тяжело и больно, странно, что не разорвалось от горя, — самое обыкновенное, ничего лишнего туда не втыкали. Просто мы поклялись... — был бы бардом, придумал бы что-нибудь умное. Но паладины не лгут. А здесь и умолчать не возможно. — В чëм поклялись? — страшным голосом произносит Сэнд. — Я сказал, что мои меч и сердце принадлежат ей. — А она? — въедливым тоном вопрошает Нишка. — А она сказала то же самое. — Небось, у алтаря Тюра? — добродушно басит Келгар. — Да... — Так вы что, теперь вместе? — жизнерадостно пищит Гробнар. — Вы муж и жена? Да? — Были... — Да блин же! — опять не выдерживает Кара. — Что значит <<были>>? Вон она, шевелится! А Аммон Джерро, сворачивая свиток, добавляет: — Надо же, как повернулась какая-то дурацкая клятва! Она тебе, получается, позволила владеть своим сердцем и мечом! И если с сердцем всë понятно, то с мечом получилось куда интереснее. А если учесть, что она теперь... — Сердце меча? — заканчивает гитцерай. — Так ты тоже мечом этим можешь сражаться. Лишь бы Носитель Осколка при этом осталась живою... Но Касавир слышит их доводы, как сквозь толщу воды. Пульс глушит всë. Ари — жива! И он падает перед ней на колени, собираясь поднять на руки... — Меч, — шепчет она. — Кас, дай мне меч... Нет, лучше не давай. Сначала в ножны положи, а то он... слишком громкий... не хочу его сейчас слышать. И помоги мне встать, голова кружится... Меч исчезает в ножнах, ножны оказываются за спиной у Ари, сама Ари всë-таки на руках у паладина. И он несëт еë вплоть до портала. А за спиной шушукаются друзья, даже не пикируются, а просто мирно что-то обсуждают. И только Бишоп идëт впереди, словно хотел бы вообще сбежать, да некуда. Но Касавиру наплевать. Он счастлив.***
Вот я и стала Сердцем Меча. Хорошо ли это? Вряд ли. Меч гитиянки оказался с норовом. И когда я воссоздавала его, у меня возникло ощущение, что меня обнюхивают. Это был не пëс, не кот, не медведь. Таких зверей вообще в природе не водится. Он был таким же чуждым, как и его создатели — гитиянки. И эта иномирная тварь, получив мои воспоминания, попыталась подчинить меня себе. Она облизывала каждое воспоминание, упаковывала его, складывала аккуратно, чтобы достать в любой момент. Меч попытался стать мной. Я сопротивлялась, как могла. Помогло и то, что часть воспоминаний этому миру не принадлежала, и как ими пользоваться, меч не знал. Будь я действительно девочкой-сиротой с болот, помнящей себя лет с трëх-четырëх, у него бы, скорее всего, получилось. Он бы скопировал еë характер, модель поведения, а затем начал жить вместо неë. А как может жить оружие? Да никак. Оно металлическое. По определению неживое. И получился бы киборг, не способный по-настоящему радоваться, горевать... любить... Я, живая и куда более взрослая, совладала с ним, и он, ворча, подчинился. Но я знала, что в любой момент он попытается взять реванш... Именно это и послужило причиной моего замешательства. И вмешательства Касавира. И того, что наша тайна перестала быть тайной... Свадьба получилась спонтанной и неожиданной. Стол собирали с бору по сосенке, тамадой выступил кобольд Дикин, устроенный мной торговать в лавку. Конкурсы придумали они совместно с Гробнаром и Радостью. И так получилось, что со стороны невесты было намного больше народу. Но это никого не огорчало. Что поделаешь — война, все паладины на счету. А у Нашера, после той истории с Арибет, их и так не густо. Только Нивалль и смог присутствовать. И Катриона ещë. Которая, как я подозревала, втайне влюблена в моего паладина, но отчего-то не пыталась его отбить. Но получилось всë равно весело, народ радовался празднику: других-то уже может и не быть. А из моей команды присутствовали все, кроме Бишопа. Бес его знает, отчего он решил надраться отдельно от всех. Не верю я, что он в меня настолько влюблëн. Скорее, его угнетал провал задания от... А в первую брачную ночь Касавир, положив ладонь на мой старый шрам, сказал: — Он совсем ледяной. Сердечко бьëтся, как у птицы, а лëд не тает... — Это потому, что я теперь Сердце меча, — вздохнула я. — Это меч так сказал. А потом Зджайв. А ещë он меня подчинить себе пытался. Но я не позволила. Только он попытается ещë раз... — Какая-то железка попыталась украсть у меня жену? — возмутился паладин и тут же рассмеялся. — Не думал, что придëтся ревновать тебя к мечу. — Зато ты меня спас. Ты всех спас. — Это твоя клятва нас спасла. И особенно меня. Любимая... — Он поцеловал меня прямо в грудь. — Раз мы настолько принадлежим друг другу, я не позволю какому-то мечу отнять твою душу. — А я, когда всë кончится, попробую найти тех, кто сможет вытащить из меня этот осколок. Если понадобится — поеду хоть в Рашемен, хоть в Тэй... — А я с тобой, — почти прорычал он. И ему удалось растопить лëд. Мы любили друг друга так, что в конце концов он просто упал щекой на мою грудь, сказал: <<Тепло>>, — и мгновенно уснул. И следом за ним почти сразу уснула я. Я стала Сердцем меча, и теперь боялась к нему прикоснуться: он пел. Эта музыка резонировала с моим пульсом. Впрочем, приятных бонусов от этого меча было немало. Сила. Защита. Выносливость. Вроде бы интеллект. Интуиция. И удача... И если бы меч не был живым, я была бы только рада такому усилению. Но меч был живым. Он говорил со мной и упрашивал сдаться. Мол, так будет проще, он уж разберëтся, что лучше для победы и кого себе оставить для последнего боя. Нет уж, спасибо. Ещë кузнечное изделие мной не управляло! И я решила прикасаться к нему только для битвы. И даже так в моей груди поселился холод, который мог прогнать только Касавир. Вот ещë одна печаль. Тайное стало явным, а я не верила, что Лускан так просто оставит нас в покое. И то, что Сидни Наталь в момент смерти уже не была послом, вряд ли остановит Лускан. И пока мы сражаемся с Короля Теней, эти стервятники будут ждать удобного момента, чтобы захватить одного из нас. И Касавир понимал, что слабым звеном будет, скорее всего, он. Поэтому я не позволила эйфории взять надо мной верх. Мы ещë должны были победить в нашей главной битве. Выжить. И остаться вместе. Только так, и никак иначе. В противном случае, все наши старания были напрасными.