Что ты скрываешь, солнечный мальчик?

      Монти нехотя плёлся вдоль домов с идеальной лужайкой и самыми девственно-белыми частоколами в мире, спрятав одну руку в карман комбинезона, а второй покачивая ящик с сантехническими инструментами. Чувствовал он себя, как обычно, нелепо и не к месту. Но Сандра настаивала, чтобы он изображал сантехника. Её это заводило, и, мол, соседи ничего не могли заподозрить. Гатор молчал о том, что соседи давно всё поняли и просто не лезли не в своё дело, потому что не может один и тот же сантехник появляться раз в две недели в одном и том же доме и пропадать там на час с лишним. Но это были проблемы Сандры, а не Гатора.       Отворив калитку, Монти чуть не споткнулся о брошенный на дорожке велосипед. Монтгомери зло скривил губу: будь у него в детстве такой велик, он бы держал его под пятью замками и нежно сдувал бы с него пылинки. А этот избалованный мелкий говнюк (которого Монти пару раз даже видел на выступлении «Пицца-бэнда») бросал ценные вещи где попало. Подавив в себе желание пнуть чужой велосипед, Гатор перешагнул его и попытался настроиться на игривое настроение. Выходило паршиво, мысли шли совсем в иное русло.       Ночью он проснулся с постыдным мокрым пятном на трусах. Ему снился Санни (или не Санни?). Что они делали, Монти не помнил. Во сне всё смешалось неясными, еле уловимыми образами и исчезло, как паутинка от неосторожного движения руки. Всё, что он помнил, было до одурения приятно и тепло. И осело мучительной жаждой в недрах сознания. Хотелось вживую, чтобы вот так... Но Санни, кажется, довольно ясно выразил свою позицию по отношению к Гатору. Были ли у него шансы? Хотя бы самые-самые маленькие? Наверное, да. Но сейчас всё, что было у Монти, это лишь неудовлетворенность нынешним положением дел.       Монтгомери нажал на звонок. Приторная трель приглушённо донеслась из-за двери. Не дом, а картинка из дурацкого ромкома.       — Кто бы это мог быть? — игриво напел женский голос спустя пару мгновений.       — Лучший сантехник в городе, мэм, — Гатор закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Шоу должно продолжаться. — Пришёл к моей лучшей и самой любимой клиентке.       Дверь приоткрыли достаточно, чтобы Монтгомери оценил внешний вид милой домохозяйки, но недостаточно для взгляда чужих любопытных глаз.       Сандра была объективно сексуальной женщиной. Не модельные, но аппетитные параметры, умилительно мягкие черты лица и роскошные тёмные волосы почти до поясницы. Монтгомери мог легко представить её фотографию и на развороте «Плейбой», и на страничке дурацкой рекламы какого-нибудь миксера. Всё решала одежда и поза. В данный момент на обнажённое тело был накинут лишь лёгкий халатик. Она раскованно изогнулась, упершись локотком в стену. Облизнув свои сочные, накрашенные алой помадой губы, она пальцем поманила парня внутрь дома. Монти легко занырнул, но мысленно всё же отметил, что неплохо было бы закинуться виагрой или выпить чего-то крепкого. Настроения не было от слова совсем.       — Ах, Монти, я так соскучилась! — она легко толкнула дверь, обвивая его шею руками. — Что за кислая моська у моего крокодильчика?       «Крокодильчик» пришлось проглотить и взамен выдавить лишь благодарную улыбочку. Монти отпустил чемодан, крепко обхватив её пышные бедра:       — Тяжёлая неделька, — он наклонился к её губам, ухмыляясь, — но сейчас станет намного лучше.       Он дерзко поцеловал её, сгребая руками полы халата. Сандра застонала ему в губы, царапая маникюром мощный загривок. Монтгомери подхватил её на руки, вызвав одобрительный визг. Закинув её на клетчатый диван с дурацкими подушками, начал расстёгивать комбинезон. Взглядом зацепился за телевизионную тумбу: одна рамка была развернута.       Он хмыкнул, подумав, что это забавно. Отвернуть фото идеальной семьи, совокупляясь на диване в гостиной с парнем, который подрабатывал в пиццерии аниматором на полставки. На секунду Гатор представил, как это семейство собирается у телека: отец занимает большое пухлое кресло, мать с сыночком — диван. У них столики-подносы, на которых остывает ужин, пока из телека доносятся звуки пластикового смеха из «Женаты и с детьми». Они синхронно смеются, когда нужно, общаются о будничном, а после будут вместе уплетать яблочный пирог или желе из пластиковых стаканчиков.       Отец Гатора запрещал смотреть телик, подкрепляя свои слова фразой, что это ящик для промывки мозгов от «сраных демократов». Да и ели они обычно в глубоком молчании, если папашу не кусала муха и он не начинал длинный монолог о том, что страна в жопе и коммунисты поджидают на каждом углу, водрузив на плечо атомную боеголовку. Монтгомери до четырнадцати не знал, кем на самом деле были коммунисты. Для него они были сродни бабайкам или Дракуле. Эдакие мистические страшные существа, от которых случаются все беды в мире. В общем-то, у отца все кругом были виноваты, а он был Иисус во плоти, даром что не плотник, а слесарь.       Монти моргнул, понимая, что перед ним распалённая, на всё готовая обнажённая женщина, а он совсем не готов. Сосредоточившись, Гатор опустился, обхватив мягкую, тяжёлую грудь. Лаская, с отчаяньем понимал, что не заводится совершенно. Плюнув на правило, что прелюдии надо уделять как можно больше времени, закинул аккуратные ноги к себе на плечи, натянул презерватив на худо-бедно эрегированный член и постарался побыстрее дать Сандре то, что она хотела. Но с каждым толчком, с каждым громким, каким-то чересчур показушным вскриком, Гатор понимал, что теряет весь боевой настрой.       Закрыв глаза, он решил схитрить. Немного фантазии никогда не повредит.       Во тьме начала вырисовываться фигура. Вспышки неона, переливы ткани на тонком теле. Движения в такт музыке, они будто бы сливались в единое целое с каждым аккордом, каждым словом певца. Изгибы на грани с мистическими трюками: человеческое тело не должно быть настолько грациозным, будто эфемерным. Длинные пальцы перебирают ткань, сжимают, оглаживают так, что легко можно представить в них нечто более мягкое и упругое. Глаза обещают так много, а губы изгибаются в едва уловимом вздохе.       — Монти, — его постучали по плечу, громко шепча. — Монти! Господи, кажется, Клифорд приехал!       Гатор осоловело моргнул. Прислушивается: звук авто с хаотичным кашляньем движка так близко, будто на кухне припарковался.       — Одевайся! — яростно зашипела она, подхватывая с пола халат. — Бери инструменты и бегом в ванную!       — Булочка, я понятия не имею, что делают сантехники, — вяло бросил Гатор, нехотя одеваясь.       Ему больше нравился расклад, при котором их бы застукали. Чтобы этот олень увидел своими глазами, как его жёнушка грязно ругается под смуглым алабамцем. И Сандра наконец-то бы отцепилась от него.       — Просто, просто, — она встряхнула волосы, ошалело осматриваясь, — делай что-то! Открой ящик, разбросай инструменты! Клиф понятия не имеет, чем слив от смесителя отличается! Живо!       Монтгомери пришлось повиноваться. Застегнув комбинезон до горла, он подхватил инструменты и быстро ретировался в ванную. Открыв ящик под раковиной, достал что-то похожее на разводной ключ, взял пластиковый кусок от чего-то и стал усиленно делать вид, будто разбирается в том, что делает.       Спустя минут десять или двадцать в ванную заглянули.       — Здравствуйте, сэр, — Гатор приподнял рабочую кепку в знак приветствия.       — Здравствуйте, — невысокий мужчина растерянно оглядел его. — Вы сантехник?       «Нет, фея зубная», — хотел рыкнуть Гатор, но выдал практически вежливое:       — Агась.       — Что-то, — он дёрнул густым усом, — сломалось?       — Да, сэр, у вас забился смеситель. Пришлось разбирать.       Тот понимающе покивал, шмыгнул носом. Монтгомери легко мог представить, как Клифорда по юности частенько избивали за задним двором школы и как на выпускной бал он шёл в одиночестве. «Неудачник» приклеилось к его лицу, дурацким очкам и дешёвому шерстяному костюму. Гатору было ни капли его не жаль: всегда можно стать лучше, чем ты есть. А не рассчитывать на то, что относительно прибыльная работа и красавица-жена поднимут тебя в глазах других.       — Я закончил, сэр, — Гатор ухмыльнулся. — С вас пятнадцать долларов.       — Ничего себе, — Клифорд недоуменно опустил взгляд, но покладисто полез за чековой книжкой, — дороговато нынче. Чеки принимаете?       «Я с тебя по тарифу проститутки беру», — подумал Монтгомери, кивнув и захлопнув ящичек. Хоть как-то будет в плюсе за этот день. У него были сомнения, что теперь в ближайшее время ему светит полезное знакомство. Да и стало как-то совершенно всё равно, хотелось только одного: изящного, светлоглазого одного единственного.       Только Гатор ему нахрен не приснился.

***

      — Пока, ребят! — Санни помахал рукой, чуть не выронив длинную тетрадь. — Увидимся!       Девчонки весело помахали ему рукой, направляясь в сторону общежития. Юноша вздохнул, направляясь по дорожке в другую сторону. Улыбка тихо сползла с его губ, мысли сосредоточились на квитанции, лежащей в тетради. Очередной семестр подходил к концу, и нужно было платить за кредит. Да и за квартиру скоро квартплата придёт. Санни повернул, поднимаясь по узким каменным ступням и думая, что когда-нибудь эта полоса должна будет кончиться и он будет делать то, что захочет. А не то, что придётся.       В балетном зале было пустынно, умиротворяюще тихо. Санни, поправляя эластичный бинт на ступне, закинул ногу на нагретый солнцем станок. Потянулся, коснулся пальцев ног. Обхватив лодыжку, уткнулся щекой в коленку, ненадолго замерев. Улыбнулся своим мыслям, осматриваясь: свет заходящего солнца широкими водопадами падал из окон, отражаясь от огромных зеркал и выплёскиваясь на пол. Санни обожал такие дни. Будто океан света и тепла, созданный лишь для него. Поднявшись, юноша развёл руки в стороны, глубоко вдохнул. Небольшая разминка никогда не бывает лишней.       Он танцевал в тишине. Взмах, поворот, шаг, поворот. Мягко, плавно, будто вот-вот оторвётся от пола в невесомость. Ему не нужна была музыка, было достаточно ощущать себя и своё сердцебиение. Никогда не ошибающийся метроном. Санни замер, вытянувшись и изогнув руки в лебединой грации. Взглянув на себя в зеркало, увидел химеру чужих смугловатых рук, ложащихся на талию. Такие сильные и большие, словно могут без усилий обхватить его полностью.       Юноша устало осел на пол, прижав фалангу пальца к губам. Монтгомери Гатор — почему он вообще заинтересовал Санни? Здоровый, неотёсанный и грубый. Разве с таким поговоришь о чём-то важном для юноши? Да и способен ли он общаться? Или только горазд в койки затаскивать?       Санни прекрасно видел все его шашни с посетительницами. Да и на кухне слышал от ребят с обслуживания, как Гатор навалял какому-то озлобившемуся рогоносцу. И с этим парнем Санни хотел…       Юноша отчаянно замотал головой, прижав кулаки к вискам: нашёл о чём думать! Такие похабные мысли о человеке, с которым всего пару раз общались! И то особенно ни о чём. Так дела не делаются, нет и нет! «С другой стороны, — Санни обратил на себя взгляд, шлейф ранних сумерек укутал его тело, — мы же договорились об уроках. Там пообщаемся и, может, может! только как-нибудь сблизимся. Я хочу узнать его получше». Он поднялся с пола, направился к рюкзаку на матах. Сейчас у него были дела поважнее, чем мысли о Гаторе. Немного покопавшись в вещах, Санни достал «Кодак». Направившись к зеркалу, слишком пристально всматривался в своё отражение. Раз за разом ему казалось, что в отблеске зрачков прячется чей-то совершенно чужой взгляд.       Когда-нибудь это доведёт его либо до дурки, либо до морга.       «Давай, Мун, — Санни направил камеру так, чтобы вспышка точно отразилась в глазах, — нам нужны деньги».       Щелчок и жужжание чужеродно разрезали тишину зала. Вспышка озарила неестественным белым светом лицо Санни. Он невольно зажмурился.       Когда юноша открыл глаза, взгляд у него стал совершенно иным. Полуулыбка тут же прилипла к губам, в позе появилась какая-то хищная уверенность. Если Санни двигался, как лебедь, то Мун скользил, как сокол. Юноша скептично смахнул блондинистые волосы со лба, отметив неряшливость прически. Одёрнул края свободной футболки, презрительно приподняв краешек ткани. «Никакого вкуса и уважения к дарам, что дала нам природа», — подумал Мун. Подмигнув своему отражению, он неспешно направился к рюкзаку.       Перебирая в руке четвертаки и зажав трубку таксофона, Мун посматривал на редких прохожих. Свет будки подсвечивал его, как ведущего актера, а массовка тут же терялась в сумраке улиц, перемещаясь от фонаря к фонарю. Деловые дамы, усталые работяги, люди из гетто. Все двигались так, будто их жизнь и не существовала за полями исписанной ругательствами и граффити кабинкой. Мун подумал, что ещё пара гудков в пустоту — и он пойдёт иным путем. Ему не хотелось, но спать он предпочитал в отдельной квартирке и завтракать яичницей, а не жидкой овсянкой, больше состоящей из опилок, чем из чего-то питательного. Автомат пиликнул. Мун бросил ещё четвертак в щель. Засранец, где его черти носят?       — Алло, — наконец донеслось на том конце. Усталое басистое, но знакомое «алло».       — Привет, Ралли, — юноша очаровательно улыбнулся, хотя тот его видеть не мог. — Как поживает мой агент?       — А, бестолковая комета, которая появляется только тогда, когда ей нужно? — Ралли шмыгнул носом. — Что, работа понадобилась?       — Именно! — Мун прислонился к стеклянной стенке. — Я знаю, что она у тебя сто процентов есть!       Молчание. Небось спал на узком неудобном диване в кабинете, так как жена выдворила из дома за очередной проступок. Хотя Ралли создавал видимость типичного клерка, Мун положа руку на Библию мог сказать честно: лучшего бизнес-агента в мире не существует.       — Ладно, сейчас, — на заднем фоне что-то брямкнуло. Затем покатилось. Наконец зашелестели страницы. — А, могу договорится с «У Раймонда», это на севере города. Здание типовое, есть только шест. Но каждую пятницу битком.       — Звучит отлично, — Мун бросил ещё четвертак. — Как думаешь, сколько предложит?       — Хер да нихера, — Ралли хрюкнул. — Там, малыш, деньги в труселях.       — Я таким не промышляю, — юноша нахмурился.       — Сейчас голяк, малыш. Либо так, либо никак. Тем более, я тебя знаю — даже раздеваться не понадобится. Все банкноты будут твои.       — Даже с Джексоном?       — Особенно с мистером Джексоном.       Мун довольно улыбнулся. В принципе, можно немного потерпеть. Ему не привыкать к сальным взглядам, а если будут лапать, то прямой удар в челюсть отрезвит любого.       — Договорились, — юноша выпрямился. — Как обычно?       — Как обычно, — Ралли громко зевнул. — Смотри не пропади.       — Не переживай. Доброй ночи и спасибо!       Ему что-то невнятно буркнули в ответ. Юноша бросил телефон на рычаг и поспешил прочь из будки.       Дома, потягивая банановый молочный коктейль, Мун деловито листал странички дневника. Это было простое и эффективное решение, как двум личностям общаться между собой. Конечно, что Санни, что Мун — оба могли что-то утаивать, но всю особенно важную информацию они тщательно записывали. Пять пухлых тетрадей хранились в ящике, эта была уже шестой. У Муна были нехорошие предчувствия, ведь записи Санни становились всё сдержаннее и сдержание. Он был чем-то недоволен или морально выгорел. «Работать с детьми, учиться и ещё поддерживать для меня тело — конечно, надорвётся скоро», — подумал Мун, наконец долистав до последней записи. Брови удивлённо приподнялись наверх:       «Ты засранец, Мун! Как ты мог подкатить к Монти, да ещё и в стриптиз-клубе, ты меня поставил в очень неловкое положение. Он смотрел на меня, как на чокнутого. У нас никогда-никогда ничего не выйдет с твоими выходками!».       Судя по почерку, Санни страшно стрессовал в этот момент. Ручка едва не рвала страницу под таким напором. Но затем черная линия букв пошла более мягко, растерянно:       «Но мы поладили. Вроде, не знаю. Он попросил дать ему пару уроков. Я согласился. Может, что-то получится? Я не знаю. Монти знает, что нас двое. Мне кажется, ему не захочется со мной, ведь я болен. Мне так одиноко, Мун. Хочется уже хоть какого-то тепла и понимания. Хотя, извини, не нужно писать подобное, я устал, наверное. Сегодня одного мальчика стошнило на мои кроссовки. Как столько желчи поместилось в таком маленьком желудке? Ты бы видел счёт из химчистки, боже».       Мун закатил глаза. Он детей не то чтобы не любил, но они ему нравились исключительно в спящем состоянии. Когда молчат, не шевелятся и находятся вне зоны видимости. А Санни даже учился на педагога, настолько сильно он горел этим делом. Жаль, но счета приходили на их общее тело, и кому-то приходилось жертвовать своими мечтами. Что поделать, Мун понимал: он защита. Альтер-личность должна оберегать альфа-личность, защищать то хлипкое и ранимое, что когда-то безжалостно покалечил мир. Мун с этим прекрасно справлялся.       Написав условия и предположительную дату шоу, Мун задумался. Прижав фалангу пальца к губам, взглянул куда-то в сторону. Милый застенчивый Санни, он будет идти к своей цели семимильными шагами. Хоть раз в жизни тому стоило делать то, что нравится. А не то, что нужно.       Зевнув, Мун погасил ночник и завалился на кровать. На открытой странице их дневника виднелась надпись:       «Монтгомери влюблён в тебя, Санни. Делай, как чувствуешь, спешить некуда. Но просто знай: я всегда готов помочь тебе. Просто не профукай свой шанс, лады?».