Что ты скрываешь, солнечный мальчик?

      У Монтгомери всё пошло наперекосяк с самого утра.       Всю ночь латино-американская пара квартирой выше выясняла друг с другом отношения, а потом очень громко и старательно мирилась. Будильник где-то замкнуло, и проклятое изобретение Сатаны тренькало ровно до момента, пока его не швырнули в стену. Молоко в тарелку с хлопьями плюхнулось вонючей жижей, подошва единственных живых ботинок отвалилась, да ещё и какую-то сволочь стошнило аккурат на дверь Гатора. Монти шёл на работу с самым паршивым настроением в мире.       — Что с рожей, Монти? — поинтересовалась Роксана, приложив фильтр к губам.       Она курила, уперевшись спиной в стену рядом с чёрным выходом. В жизни, как и на сцене, она выглядела эпатажно: яркие зелёные тени, начёсанные волосы с цветастыми прядями и вызывающее короткое леопардовое платье кричащего красного цвета, едва скрывавшее сексуальные длинные ноги в лакированных сапожках.       — Встречный вопрос к твоей штукатурке. В проститутки заделалась? — огрызнулся Монтгомери, смерив её долгим взглядом.       Рокси смяла сигарету в кулаке, острые, как крылья вороны, брови сошлись на тонкой переносице. Алые губы растянулись в оскале:       — Свои слова, как и своё херовое настроение, можешь себе в жопу затолкать, — рыкнула она, толкнув его в грудь.       Их взгляды встретились. Они замерли, напряжённо развернув плечи. Будто два хищника, готовые в любой момент отстоять своё право считаться вершиной пищевой цепи.       — Эм, — робко донеслось до них, — вы тут чего?       Монтгомери тут же стушевался: Санни смотрел на него с тревогой, сжимая пальцами лямку рюкзака. Гатор был готов провалиться сквозь землю. Роксана, видимо, решила добить его окончательно:       — Чего? У этого утырка спроси, — девушка взмахнула руками. — Обозвал меня проституткой на ровном месте!       — Это правда? — искристо-чистые глаза с надеждой взглянули в лицо Монтгомери.       Гатор подумал, что Рокси стоит очень удобно, чтобы со всей силы «случайно» ударить её дверью. Так, чтобы алые губы стали красными от крови, а синяки идеально дополнили безвкусный макияж. Но, какой бы она не была «бой-бабой», Рокси всё ещё была «бабой». Женщин Монти не бил никогда и ни при каких условиях.       — Не твоё дело, — рыкнул Монтгомери, аккуратно открыв дверь и нырнув внутрь.       Он не хотел говорить этих слов. «Извини, у меня сегодня плохое утро, и я в дурном настроении», — это, это он хотел сказать. Монтгомери яростно пнул тележку с грязной посудой.       — Эй, чудила! — из проёма показалась голова в бандане. — Сам за каждую тарелку платить будешь, понял?!       — Как только трахну твою мамашу, — бросил через плечо Монтгомери.       «Извини, я не хотел», — прозвучало как-то совершенно искажённо. Гатор понимал: сегодня всё катится к чёртовой матери и ко всем остальным дьявольским родственникам.       Всё, что ему оставалось — жалко оттормаживаться.       Концерт сегодня шёл ещё хуже, чем обычно. Проигнорировав предрепетиционные мероприятия ради того, чтобы посмолить самокрутку, Гатор начал играть не с той ноты и не в тот момент. Чика худо-бедно выправила их ритм и бросила на парня далеко не свойственный ей взгляд из-за барабанной установки. Но Монтгомери находился в эфемерном состоянии от «чудо-травы». Ему было, что мёртвому море: никак и едва ли колышет.       Лица детей смешались в одно визжащее дрожащее пятно, благо, крики доходили долго-долго и как сквозь вату. Пальцы вяло мучили струны, выдавая лишь подобие адекватного звука. Сознание было где-то далеко-далеко от осуждающих взглядов одногруппников. Ему было легко и пусто, совершенно плевать на дальнейшие события и происшествия, которые снежным комом приближались к нерадивому басисту.       — Монти, ты охренел вконец?! — Фредди толкнул его в стену.       Бум. Мягкость и успокаивающее спокойствие лопнули мыльным пузырем.       — Что тебе надо от меня, педо-бир? — Монти прижался к стене затылком и поморщился. — Огорчён, что не все восьмилетки обоссались от счастья лицезреть тебя?       — Вот! Вот я о чём! — Рокси угрожающе выставила указательный палец. — Играет посредственно, вечно срывает репетиции и при этом оскорбляет нас! Дайте я ему морду набью!       Она уже ринулась в атаку, но Чика мягко обхватила её под локти и прижала к себе:       — Успокойтесь! — девушка несчастно шмыгнула, моргая влажно блестящими глазами. — Мало проблем в мире, а вы так себя ведёте! Мы команда!       — Хуянда, — Гатор оттолкнулся от стены. — Я ухожу.       — Счастливого пути, — выплюнула Роксана. — Надеюсь, сдохнешь там, где и должен: в болотах, сраный реднек.       Повисла гнетущая тишина. Слова бомбой взорвались в затхлой каморке, именуемой «Гримерка».       — Да, я алабанец, — Монтгомери сделал шаг к ней.       Фредди встал перед ним, сложив руки на груди и свысока взглянув в мертвенно-спокойное лицо басиста.       — Знаешь, что? — голос Монти снизился до угрожающего рыка. — В отличие от тебя, шваль северная, я знаю Америку такой, какой она тебе и не снилась. Ты просто избалованная давалка, которая мнит себя Гэй Адверт, но в тебе нет и сраного кончика ногтя от её таланта.       — Монтгомери, — Фредди наклонился к его лицу, — довольно. Уходи.       — А что до тебя, выпердыш недобританский, — Гатор оскалился, — жду не дождусь сводок о тебе и найденных телах малолеток.       Удар был такой силы, что Гатор впечатался в стену, проломив хлипкий гипсокартон. Фредди ни на секунду не задумался о том, чтобы смягчить свой удар. Чика взвизгнула и бросилась Гатору на помощь, но Рокси крепко схватила её за руку, останавливая, и грозно взглянула в глаза. Юной барабанщице пришлось смиренно замереть, трясясь от подскочившего адреналина.       — Какого чёрта?! — в комнату влетел менеджер. — Шоу через пять минут, что вы тут устроили?!       Фредди отвернулся, встряхивая рукой с ушибленными костяшками. Монтгомери с кряхтением попытался вылезти, но зацепился джинсами за края разлома. Дёрнувшись пару раз, обреченно осел, весело взмахнув руками:       — Командные мероприятия! — Гатор стянул с переносицы погнутые очки. — Надо было всего лишь найти одного урода, чтобы все объединились против него. Всё просто, мистер Юджинс.       — Грёбанный Гатор! — пухлый, плешивый мужчина яростно топнул и покраснел до обгорелой лысины. — Опять твои закидоны?! Достал ты меня, сил нет! Уволен! Уволен!        — Да я сам ухожу, — лениво рыкнул Монтгомери, кое-как выкарабкавшись из пролома.       — Ни цента не получишь! — не унимался менеджер, напоминая чайник, который давно дошёл до точки кипения, но его упрямо не убирали с горящей комфорки.       — Да и подавись, чмо лысое, — Монтгомери оттолкнул его с прохода. — Сайонара, неудачники.       Показав средний палец, он устремился из коридоров наружу. Выйдя в зал, он услышал, как за ним с яростным пыхтением нёсся менеджер, видимо, придумав, как окончить словесную дуэль в свою пользу. Монтгомери обвёл взглядом зал: полная посадка. Его всегда поражало, как это место с обшарпанной атмосферой и уныло закольцованными мероприятиями умудрялось оставаться популярным в городишке. Будто церковь с дешёвой пиццей и отвратными официантами, место, в которое ходили просто по привычке, отдавая честно (или не очень честно) заработанные деньги ради счастливой отрыжки ребёнка.       Монтгомери вдруг ощутил счастье: он свободен. Свободен, и перед ним вновь открыты все дороги.       — Эй, дети! — рявкнул он во всю глотку. — Слово дня: жопачлен! А пояснение выпытывайте до победного у родителей!       Мамаши в ужасе захлебнулись чопорным «ах!», запоздало зажимая чадам уши. Те вовсю горланили новое броское словечко, пока пара папаш навострили лыжи набить рожу нерадивому «учителю». Монти захохотал в голос, спеша на выход, окрылённый проделкой и куражом.       Пока не встретился взглядом с Санни.       Юноша явно шёл с перерыва в «Игровую» ровно в тот момент, когда Гатор решился на свой поступок. Светлые глаза наполнились тяжестью осуждения.       Счастье как ветром сдуло. Монтгомери будто все позвонки переломило этим взглядом. Отвернувшись, он уже без прежней радости поспешил на выход, затылком ощущая, что Санни продолжает на него смотреть. Долго и с немым вопросом: какого чёрта, Монти? Какого чёрта.

***

      Гатор буравил взглядом вид из окна: смеркалось, затхлые улочки озарялись гнетущим рыжим светом фонарей. Костяк железнодорожных рельс, похожий на спину дракона, помигивал красными сигнальными огнями, пока сохраняя безмолвие. Небо больше напоминало наполненный до краёв чан с разбавленным дешёвым кофе, чем прекрасную чашу с синей амброзией. Соседи сверху вновь начали свою словесную перепалку, благо, пока на просто раздражающей тональности. Монтгомери опустил голову, буравя взглядом стопку смятых купюр и горсть мелочи: судя по подсчётам, он сможет прожить здесь неделю. Если не считать пары дней — четверг всё-таки.       «Четверг!», — озарилось снопом ядрёных искр в черепе парня. Монтгомери в ужасе взглянул на циферблат: семь вечера. Если он сейчас подорвётся, успеет на автобус. «Куда подорвёшься? — осадил сам себя Гатор. — Ты думаешь, после такого шоу он захочет увидеть тебя? Не льсти себе, парень. Ты всё просрал».       Монти тихо засмеялся, прижав руку к глазам: судьба на этот раз махала ему не платком, а обосранными трусами. Он дал волю своему дурному характеру, сделал всех кругом виноватыми. «Как папаша, — он взглянул в небольшое зеркало в прихожей. — Яблоко от яблони…».       Монти швырнул чашку в зеркало. К звону осыпавшегося стекла добавился ор горячего латиноса сверху. Следом в партию включился шум вечернего поезда, завершая симфонию абсолютной безнадёги.

***

      Санни взглянул на часы: семь сорок. «Он не придёт, — юноша прижал костяшки к губам. — Да и хочу ли я его видеть?».       То, что Гатор сегодня устроил, встряхнуло весь пицца-комплекс. Событие ещё месяц мусолить будут.       «Козлина, он нам и не всрался!», — разъярённо шипела Рокси, пнув несчастный бак с мусором. Санни мало общался с ребятами «Пицца-бэнда», считая что они друг другу всё же даже меньше, чем коллеги. Но в тот момент решил вступиться:       — Что его так разозлило?       — Его поганое настроение! — девушка ещё раз пнула несчастный бак и тот, завалившись на бок, выплюнул объедки и помятые стаканчики. — Звезданутый! Больной на голову панк!       — Но у всего должны быть причины, — Чика, совершенно не брезгуя, наклонилась, чтобы поднять мусорку и убрать весь этот хаос. — Он, конечно, та ещё сволочь, но обычно… Более терпимый. Мы же не только «Пицца-бэнд». У нас были планы и с ним…       — Мы бы так и остались в дерьме, — сурово подытожил Фредди, приседая, чтобы ей помочь. — Он тянул нас на дно. Повадки звезды, но из себя ничего не представляет.       — Неправда, — тихо произнёс Санни.       — Что-о-о? — Роккси елейно протянула. — Тебе-то откуда знать, звёздный мальчик?       — Довольно, Рокс, — Фредди стянул с шеи полотенце, обтёр руки и протянул его Чике. — У нас есть дела поважнее, надо найти нового басиста.       — А как же Монти? — Санни жалостливо заглянул в синие глаза солиста.       — Пускай гниёт, — добродушие Фредди будто испарилось, — мы с ним дел больше иметь не хотим. И ты держись от него подальше.       Санни тоскливо вздохнул, упав спиной на кровать. «Монти, Монти, — обратился он к иллюзорному образу в своей голове. — Стоило ли оно того? Увидимся ли мы снова? Удивительно, после всего, что ты сделал… всё равно хочу тебя увидеть. Чтобы узнать: почему?». Юноша прикрыл глаза, ощущая, как сердце болезненно ухало в груди. Так бывает, что пути людей просто расходятся и…       Стук в дверь вырвал Санни из дрёмы. Сонно моргая, он взглянул на часы: полдевятого. Кого могло принести в такое время?       — Кто там? — Глитер нащупал за вешалкой старую бейсбольную биту. Даже в маленьких городах всегда надо быть настороже.       — Эм… это я, Гатор. То есть Монти.       Санни удивлённо сдернул цепочку щеколды и тут же распахнул дверь.       Гатор виновато перетаптывался с ноги на ногу, держа перед собой розовую коробку с белыми буквами круглосуточной пончиковой.       — Ты… — юноша убрал светлые кудри с глаз, отставляя биту в сторону. — Припозднился. Сильно.       — Да, э-э-эм, понимаешь, — Монти глубоко вдохнул сквозь сомкнутые зубы. — Дел я наворотил и подумал, как бы, сам понимаешь, что тебе будет, э, неприятно и всё такое, но, блин. Прости, Санни. Вот. Мне очень стыдно перед тобой.       Глитер удивлённо выпрямился, нелепо хлопая ресницами. Он проделал такой путь, чтобы извиниться? Перед ним?       — Вот, я, э-ээ, не знал, — Монти сунул в руки Санни коробку, — любишь сладкое, не любишь. Да и в такое время выбор не велик, но блин, эти пончики круче наркоты. То есть понятия не имею, какая наркота на вкус! Но пончики отпад, вот.       Санни опустил взгляд на коробку. Усмехнулся. Поморщился, будто захотел чихнуть. А затем разразился громким, звонким смехом, щурясь и силясь не надорвать живот.       — Монти! — сквозь смех попытался выдать он, смаргивая набежавшие слезинки. — Ты само очарование, боже!       Санни хохотал, не боясь, что могут подняться соседи и устроить разборки. Смеялся так громко и искренне, что Монти невольно начал посмеиваться в ответ. Растерянно, не сводя восхищённого взгляда с Санни.       — Ох-ох-ох, — Санни смахнул рукавом свитера слезинки с щёк, — давно я так не смеялся. Что же, ты пришёл так поздно, чтобы передать мне коробку пончиков?       — Да, — Гатор потёр плечо под кожанкой. — Ну, и извиниться. Я сегодня прям…       — Отжёг.       — Если подходит такое слово, — выдавил Монтгомери сквозь улыбку и поморщился. — Ладно, я пойду, а то путь пешком не близкий.       — Пешком? — Санни схватил его за рукав. — Ты пришёл пешком? Господи, Монти, это же сколько кварталов…       — Экономить сейчас приходится, — Монтгомери улыбнулся. — Ты не думай, я в школе был чемпионом по стометровке.       — Серьёзно?       — Да, только вместо медалей мне давали директорских пиздюлей, — Гатор фыркнул, потерев затылок. — Бегать приходилось от него в основном.       — Я… я бы с удовольствием послушал, — Санни осторожно потянул его за собой. — У меня кресло раскладывается, можешь заночевать у меня.       — Раскладывающееся кресло? Да ты натуральный бритиш!       — Ха-ха, мистер, — юноша сдул прядь волос. — Знаешь, что? Ещё мне было бы очень и очень интересно послушать, с чего вдруг ты превратился в Сида Вишеса и устроил такой дебош.       — Это… это глупая история.       — Которую я с удовольствием послушаю.       Монтогомери удивлённо взглянул на него. Санни отметил, что без очков его лицо приобрело совершенно другой вид. Будто морда уличного пса, который привык, что на улице на него скорее выльют кастрюлю кипятка, чем предложат хотя бы корку хлеба. А тут и меж ушей погладили, и, вроде как, съедобное что-то дают.       Санни закрыл дверь, тихо улыбнувшись самому себе: в своё время он доставил родителям немало хлопот, таская всяких бездомных зверюшек домой. Папа никогда не был против, в отличие от мамы. Странно, но человек с самыми добрыми намерениями почему-то в глазах других оказался настоящим монстром, не заслуживающим прощения и жалости.       Безжалостно вздёрнутый в камере на старой простыне.       Санни поморщился, сжав ворот свитера.       — Ты в порядке? — Монтгомери вешал свою куртку, когда увидел болезненную эмоцию на светлом лице.       — Да, — Санни глубоко выдохнул. — Всё в порядке, душно просто сегодня, не правда ли?       — Есть… такое дело, — Гатор нахмурился.       Он чувствовал: что-то не так. Но настолько боялся утерять зыбкую связь между ними, что не решался допрашивать. Не сегодня, не сейчас. В своё время.

***

      Ночью Санни ненадолго поднялся с кровати, чтобы попить воды. Он смешливо фыркнул, взглянув на спящего Гатора: большое тело едва умещалось в узком старомодном кресле. Бедняга нижней частью туловища лежал практически на полу, одну руку закинув за спинку, видимо, таким образом пытаясь удержаться в одной плоскости.       Конечно, Глитер мог пригласить его в свою кровать. Без задней мысли. Но с другой стороны, история Монтгомери вместо сопереживания вызвал лишь возмущённое: «И всего-то?!». Так что, по-хорошему, он должен был ещё страдать и страдать.       Санни глотнул ледяной воды, вновь обратив взгляд на спящего: даже в сумраке смуглая грудь, едва прикрытая клетчатым пледом, бередила фантазию юноши. Как руки мягко очерчивают каждую линию мышц, как вжимаются ладони, когда мощное тело нависает над…       Санни поперхнулся водой, с силой прижав ладонь к губам, чтобы не разразиться адскими звуками чахоточного. Нашёл, о чем думать! Да, Монтгомери был хорош собой, даже чересчур. Но это не отменяло его дурной характер и полное отсутствие самоконтроля. Санни важно покивал своим мыслям: воспитает. Так постарается, что и в свет с таким не стыдно будет, и… Глитер чертыхнулся, краснея до кончиков ушей. Нет, сначала он поможет ему воссоединиться с бэндом. Что бы Монтгомери ни думал, что бы ни думали ребята, они идеальная рок-группа. Почему-то, несмотря на совершенно разные черты характера, возраст и место рождения, эти ребята выглядели так… будто способны на многое. Санни считал, что у него чуйка на такие вещи. Главное — помирить их, остальное приложится.       Проходя мимо, Санни ненадолго замер над спящим Монти. Тот выглядел совершенно расслабленно, несмотря на абсолютно дискомфортную позу. Даже умиротворённо. Юноша не удержался и, наклонившись, мягко убрал алые пряди с его лица. Тихо улыбнувшись своим мыслям, Глитер огладил выбритый висок. Выпрямившись, он снова покраснел и прижал костяшки к губам: всему своё время.       Всему своё время.