***
Клуб содрогался в припадочной лихорадке громкой музыки и феерии света. Монтгомери ожидал, что будет трудно, но не настолько выматывающе. В какой-то момент разум перестал поспевать за руками: краны будто сами собой опускались, стаканы наполнялись всеми оттенками алкоголя. Кэвин рядом лихо крутил шейкер, как-то умудряясь общаться с гостями, обмениваться шутками и легко флиртовать. Гатор боялся, что если откроет рот, то просто встанет и всё пошлёт к черту. Поэтому он просто продолжал судорожно наполнять бокалы, бегать в подсобку и едва не надрывая пупок вытаскивать свежие кеги, меняя одну за другой. — На! — крикнул ему в ухо Кэвин, протягивая стакан с чем-то. — Ты молодец, заслужил! Гатор хлебает, не глядя: водка с соком. Монти хотел кинуть стакан обратно отправителю с воплем «я тут жилу рву, а ты меня спаиваешь!», но понимает, что ему этот глоток будет только на пользу. Будто кто-то по мозгу мягко щёлкнул, и паническая судорога отпустила мышцы. Хлебнув ещё, Монтгомери вновь бросился в бой. Спустя пару бокалов, он уже сам общается с гостями, перекрикивая басы. Качество коктейлей уже не так важно, очарованные парни и мужчины прощают загорелому красавчику всё, оставляя хрустящие купюры одну за другой под ремнём его подтяжек. Гатор очаровывает. Гатор восхитителен.«…Встречайте, Мун!»
Монтгомери замер, как гончая, напавшая на след лисы. Он вытянул голову, но люди сами поворачиваются к подиуму с шестом. Куча оголодавших лиц облепили сцену, разве что не ложась подбородками на лакированном покрытии.…Откуси ещё кусочек. Всё будет хорошо
Мотнгомери забыл как дышать: Санни (хорошо, Мун) мягко выплыл на сцену, изящно переставляя босые ступни. На нём нечто совершенно невероятное: корсаж тёмно-синего цвета утягивает тощий стан до эротичного песочного изгиба, дымчато-синий пеньюар искрился тысячей страз, широкие рукава, будто крылья ангела, скрывали изящные руки.То, что неправильно, скоро станет правильным
Мун мягко обхватив шест, медленно обошёл его по кругу. Гатору издалека тяжело рассмотреть его лицо, да ещё и софиты слепят. Яркий макияж придал обычно милому лицу мистическую хитрость. В солнечных кудрях сверкнули искры шпилек со стразами. Тёплую, трогательную лучистость Санни обратили в холодный и интригующий блеск луны. Музыка набирает темп, юноша вскочил на шест, дерзко выгнувшись и по-змеиному извернувшись. Его утонченное тело брало животный ритм, он будто рождён из агрессивного гитарного рифа. Движения короткие. Дикие. «Я сегодня хищник», — утверждал он, сползая с шеста в развратную коленно-локтевую. Бедра, поднятые над головой, длинные пальцы огладили лицо какого-то загипнотизированного зрителя.Смертельно, как сердечный приступ. Что ж, я не сгибаюсь и не трескаюсь
Пеньюар слетел с изящного тела под дикие, восторженные крики толпы. Софиты гаснут. Смуглое тело озарили туманно-зелёные звезды, сливающиеся в созвездия на сексуальном абрисе мышц. Мун растёкся по подиуму, сладко округляя губы, сверкающие так же, как и звёзды. Гибкий изворот вверх — шпильки градом падают в разные стороны. Он сверкал и искрился чистым сексом. Музыка набирала финальные аккорды, соло гитары пыталось перегнать восторженный рык певца. Юноша танцует ярче, украшая мелодию, дополняя и сливаясь с ней в единую феерию.Я могу причинить тебе Боль и продлить её. Сегодня ночью опасно
Мун замер, тяжело дыша. Его осыпали бурными овациями и мятыми купюрами. Он послал воздушный поцелуй в зал, легко поднимаясь и делая реверанс. Их взгляды с Гатором пересеклись. Даже наблюдая с такого расстояния, Монти готов был поклясться: тот ухмыльнулся. — Ух, какая зажигалка! — восторженно крикнул ему в ухо Кэвин. — Я б с ним…! Монтгомери почувствовал, как в нём поднималась ревность. Но он слишком много выпил и слишком занят работой, чтобы дать этим чувствам полную силу. Мун — это Мун. Санни — это совершенно другой человек. «Как я потом с этим уживаться-то буду?», — поймал себя на такой мысли Монти. Благо она звучала, как жужжание надоедливой мошки. Не сейчас, не сегодня. Люди снова хлынули к барной стойке. Гатор, следуя какому-то дурацкому алкогольному воодушевлению, скинул рубашку. Народ в восторге, кто-то начал предлагать цену за ночь со смуглым красавчиком. Гатор лишь отшучивается, кивая на татуированные чешуйки на своих бицепсах. «Крокодил не приручается!», — бросил он, и расстроенно-восторженные вздохи летят в широкую спину. — Эй, — знакомый голос, но с совершенно чужой интонацией прозвучал с дальнего края стойки, — красавчик, налей-ка мне джин-тоник. Монти поразило ударом тока меж лопаток. Мун щурился, изгибая губы, сверкающие зелёным и золотистым цветами. — Водительские права есть, мил-человек? — дерзко ответил Гатор, опираясь на столешницу. — Как думаешь? — юноша поправил капюшон худи на голове. — Не вредничай, большой парень. Он кладёт руки на стойку и укладывает подбородок на раскрытые ладони. Ухмыляется, чувствуя себя хозяином положения. Гатор решает, что будет просто игнорировать. Легко смешав джин с тоником (джин он льёт поменьше), ставя стакан перед носом Муна и возвращается к шумной части стойки. Юношу это нисколько не смутило, он отпил значительную часть напитка, следя за Монтгомери. Ещё два больших глотка, и пустой стакан опускается на столешницу. — Ещё порцию, красавчик! — Мун артистично прижал ладонь рупором, хитро щурясь. Гатор яростно выпил новый коктейль, который ему сунул Кэвин. К нёбу прилипает приторная сладость, губы обжигает травянистой горечью. Он злится и сам не знает, на что. — Джина не жалей, хитрюга! — подстёгивает Мун, подмигнув, когда тот обернулся. «Была бы моя воля…», — думает Монти, но послушно исполняет. Он ему не отец, не брат. Если его совсем уж развезет, тогда Гатор возьмёт на себя ответственность и, наплевав на угрозу увольнения, силой потащит домой. Так решив у себя в голове, алабанец спокойно вернулся к работе. Время приближалось к утру. Бар заметно редел, музыка становилась тише. Кэвин, разлив последнюю пинту пива, обтирает лоб ручником: — Фю-ю-ю, — он оглядел Гатора, слегка покачнувшись. — Ну и ночка, я скажу тебе. Ты прям звезда, поднял нам выручку. Я боссу обязательно доложу о твоём подвиге. Монти рассеяно кивнул, выкатывая пустую кегу. Алкоголь в его теле перешёл ту черту, когда хотелось лечь и попытаться уснуть под вальсирование мозга внутри черепной коробки. Подняв голову, Гатор осмотрелся: Мун мило щебетал с кем-то на диванчике, покачивая почти пустым стаканом. — Слушай, — Кэвин хлопнул его по плечу, хмыкая. — Иди уже домой. Уборка это не наша ответственность, а другое ты делать ещё не умеешь. Заслужил! Чаевые только свои не забудь. Гатор благодарно кивнул, спешно хватая купюры. — Эй, — Монти нависнул над «сладкой парочкой», закинув косуху на плечо. — Мун, пошли домой. Юноша обиженно выпячил губу, переглянувшись с парнем, которому впору быть звездой рекламы либо зубной пасты, либо средства от запоров. Такой лучезарной улыбкой можно было либо хвастаться, либо скрывать адскую боль. — Это твой парень? — спросил красавчик, тряхнув роскошной шевелюрой. — Нет, — Мун смаковал каждое слово, мягко водя кончиками пальцев по чужому плечу. — Просто коллега. — Коллега, который доставит тебя домой без приключений, — ловко парировал Монтгомери, — и без сомнительных связей. Красавчик нахмурился, но юноша, пожав плечами, легко выскользнул из его объятий. Обернувшись и встретившись с ошарашенным немым вопросом в глазах, мило бросил через плечо: — Прости, ковбой, — обхватив руку Гатора, уже сквозь улыбку тихо мурлыкнул, — я же хороший мальчик. Монтгомери покраснел, рассеяно кивнув. Мысли наплывали и убегали, словно барашки волн в его голове, а мучительное желание алой вспышкой маячило на задворках разума. На улице было сумрачно. Монти заворожённо следил за губами, сверкавшими в темноте, пока они поднимались по лестнице дома Глитера. — Нравится? — Мун указал пальцем на свои губы, улыбнувшись. — Флуоресцентная краска. Креативная идея, которая, между прочим, пришла в голову Санни, когда дошколёнок показывал ему своих динозавриков, ну, тех, что в темноте светятся. — А… ага, — Гатор попытался сосредоточиться, попытался быть в реальности, а не уходить окончательно в беспамятство. — Мхм, — Глитер обиженно фыркнув, достав ключи из кармана. — Небось о пошлятине всякой думаешь? — Что?! — Монти даже проснулся. — Да я! Ни в жизни! — Ну-ну, — Мун, обхватив ворот чужой рубашки, потянул его внутрь, — не ври, большой парень. Твой стояк тебя уже час выдает. Гатор покраснел до корней волос, растерянно опуская взгляд. Действительно, ширинка кожаных брюк совершенно недвусмысленно топорщилась. Монти стало невыносимо стыдно. Он потонул в оглушающем чувстве неловкости, не заметив, как захлопнулась входная. Монти перевёл взгляд на сверкающие нарисованные звёзды, поднимаясь по созвездиям выше, к хищно полуприкрытым глазам. — Ты чего удумал? — прошептал Гатор, тяжело сглатывая. — То, — тонкие пальцы легко очерчили широкую грудь, — о чём мечтает Санни. Но на что ему не хватает смелости. Губы Муна едва коснулись мощного подбородка. У Монтгомери дыхание встало поперек горла, и он замер, каменея от шока. Мягкий поцелуй в скулу. Узкие ладони огладили напрягшуюся шею, забираясь пальцами в полоску волос на затылке. Монти подумал, что перепил и, возможно, отрубился. Не может быть в реальности такого волшебства. Глитер целует его дерзко, глубоко. Его дыхание отдаёт горечью джина, его губы мягкие и невероятно чувственные. Гатор, обхватив узкую спину, жадно ответил. За какие-то считанные дни Монти оказался одержим идеей целовать Санни. Любовно, страстно, нежно. Но когда это наконец свершилось, он лишь неумело толкался, будто разом потеряв навык. Ему хотелось слишком многого, разом и мгновенно. Вылизать, обсосать, нежно едва коснуться и по-настоящему романтично впиться. Но всё разом не получалось, и он лишь жалостливо постанывал, пытаясь влиться в ритм более спокойного Муна. — Легче, — Глитер отстранился, прижав ладонь к его губам. — Сожрать меня хочешь, м-м? — Чёрт… ты… я, — Гатор попытался привести мысли в порядок. — Санни, я с ума схожу по тебе. Юноша смотрит на него. Странно, как-то сквозь. Жестоко поставив на место: — Я Мун. Санни здесь с тобой сейчас нет. Монти пытается понять его слова, успокоиться. Сделать хоть что-то правильное в своей жизни. — Это будет нашим маленьким секретом, — Мун щекотнул его губы дыханием, мягко обхватывая и целуя. — Я доведу тебя до звёзд, большой парень, — он опустился на колени, — но это будет, — длинный, аристократичный палец прижался к сверкающим во тьме губам, — только между нами. — Мун, не надо, — Гатор мягко попытался отойти в сторону. — Брось, — ладони сжали эрегированный член сквозь ткань, легко лаская. — Ты же этого хочешь, а воздерживаться вредно. Монти верит, что может отказаться. Но звякнула ширинка — и мыльный пузырь здравомыслия лопнул и исчез без следа. Мун двигался, как танцевал: страстно, резко. Гатор захлёбывался собственным восторгом от радуги ощущений, прижимаясь затылком к стене. Юноша брал его член до самых возможностей горла, похабно хлюпая и постанывая. Такое невозможно было вытворять ртом. Монтгомери поймал себя на шальной мысли, что после такого минета, можно в монастырь уйти. Так хорошо уже ему ни с кем не будет. Монти опустил взгляд: его член в темноте сверкал разводами зеленоватой краски, смешанной с влагой. Так же поблескивал обнажённый торс Муна, звёзды растекались по нему каплями пота. Гатор пожалел, что природа не наградила его даром художника: это было чем-то похоже на авангардные арты, завораживающие своей хаотичностью и отсутствием формы. Мун тяжело сглотнул, выпустив член Гатора изо рта и пытаясь отдышаться. Он поднял взгляд на алабанца, держа рот приоткрытым. Улыбнулся, мягко чмокнув, и покорно замер, выжидая чего-то. Монти, на уровне инстинкта догадавшись, деликатно сжал его волосы, нежно и мягко направляя обратно. Ухмыльнувшись, юноша позволил направлять себя и задавать темп. У Гатора срывало крышу от этого зрелища смешения дерзости и заводящей покорности. Ему хватило каких-то жалких мгновений, чтобы громко излить свой восторг. Мун облизнулся, пружинисто поднимаясь. Гатор старался удержаться на дрожащих ногах, растекаясь по стене безвольной опустошённой куклой. — Неплохо, но быстро, — юноша стёр с щеки остатки краски, подмигнув. — Это неправильно, — прошептал Монти, ладонью стирая пот с лица. — Сделай мне одолжение, — Мун прижался к его груди, обхватывая шею руками, — скажи Санни, что ты чувствуешь к нему. Завтра или послезавтра. Главное не тяни, ладушки? У вас это взаимно. — Так просто? — Гатор пытался не разнежиться окончательно в тёплых объятиях. — Кому нужны сложности? — Глитер игриво накрутил алую прядь на палец. — Так будете лет пять друг о друге вздыхать. Если взаимно, почему нет? — Я… — Монти рассеяно погладил узкую спину, пытаясь собраться, — плохая компания для него. Чёрт, да то, что сейчас… — Сейчас это был мой выбор, — Мун нахмурился, бросая недовольный взгляд из-под опущенных ресниц. — И его тоже, уж поверь мне: я знаю всего его «влажные мечты». Отсосать у тебя по полной программе, конечно, не первое место в списке, но всё же. Я не делаю ничего во вред альфа-личности, это не так работает. Монтгомери льстят его слова. Но слабость после оргазма, смешанного с вымотавшим рабочим днём, не помогала ему сказать что-то связное. Или сформировать в ответ хоть что-то. — Сделаешь, как я прошу, а, большой парень? — Мун легонько потёрся о мощное тело. — Да… да, сделаю. Обещаю. — Ты чудо! — юноша отсранился, весело вильнув бёдрами. — Я бы тебя поцеловал, но сам понимаешь. Сейчас постелю тебе кресло, а утром соври, что испугался за меня и вызвался провожать. Идёт? — Да, да, — Гатор едва не спал стоя, кое-как заправив «младшего» в трусы. — Смотри у меня, — Мун наклонился, выдвинув нижнюю часть кресла. — Я обязан защищать Санни. Сделаешь ему больно — и следующий минет кончится тем, что я отгрызу твой член к херам. Понял? Монтгомери сглотнул: такие кровавые вещи таким милым тоном надо ещё уметь сказать. Когда юноша расстелил кресло, Гатор, раздевшись до белья, сразу блаженно завалился. Но прежде чем уснуть, он взглянул на мурлыкавшего какую-то песню Муна, раздевавшегося перед походом в душ. — Эй, — Монти сонно моргнул по очереди каждым глазом, — почему всегда эта песня? — М-м-м? — Мун, замерев с широкой футболкой в руке, вопросительно склонил голову. — Ну, эта, Элиса Купера. В прошлый раз она же была, как там: «Опасность»? Или «Ночной охотник», не разбираюсь. — «Опасно этой ночью»? — юноша качнулся на пятках, взглянув на розовеющие квадратики косого окна. — Она классная. — И всё? — Всё. Монти не то чтобы разочаровался, но явно ожидал более прозаичного объяснения. Мун фыркнул и, проходя мимо, подмигнул, вильнув обнажённым бедром: — Будешь хорошим мальчиком, — он обвёл звездочку на своей ягодице, — это тоже распробуешь. Только надеюсь, что будешь посдержаннее, а не как девственник, дорвавшийся до родительского порно. — Я работал, — Гатор зевнул, закрывая глаза, — и устал. Да и вообще, со дня нашей с Санни встречи мечтал о поцелуе… жалко не так вышло, жалко. Монти засопел, погрузившись в царство Морфея. Мун закатил глаза, недовольно буркнув себе под нос: — Ага, только Санни тебе полюбился после моего выступления, романтик чёртов. Мун не злился по-настоящему. Он уже привык, что всё, что он должен делать, должно быть ради Санни. Даже в ущерб его личным интересам, предпочтениям и желаниям. Увы, такая уж роль у альтер-эго. Беречь и делать жизнь альфа-личности лучше. Прежде чем лечь спать, Мун сделал заметку в дневник: «Дорогой Санни, выступление прошло отлично, денег нам хватит. Не удивляйся, что какое-то воняющее алкоголем тело валяется на кресле, это твой дружок — Монти. По воле случая он устроился барменом в гей-клуб, где я выступал. Представляешь? Это знак свыше, Санни. Пора бы вам сойтись и начать счастливо портить нашу общую кровать. П.С. Да, не думай ничего: Монти, как настоящий джентльмен, просто проводил меня. Так что не делай ничего глупого сгоряча, ладушки? Хорошей тебе учебы, Санни. С любовью, Мун».