«На холодной земле стоит город большой, Там горят фонари и машины гудят, А над городом ночь, а над ночью луна, И сегодня луна каплей крови красна. Дом стоит, свет горит, Из окна видна даль. Так откуда взялась печаль? И, вроде, жив и здоров И, вроде, жить — не тужить, Так откуда взялась печаль?» Кино — Печаль
Олег опустошенный доехал до дома. Заглушил двигатель, погасил фары. На секунду остался сидеть в машине. Уткнулся лбом в руль и вздохнул. «Медвежий капкан» последовал его ни один год. Снова звенело в ушах. Поднимался дым. Летел пепел и пыль в глаза. Его пытались оттащить за бронежилет в укрытие, чтобы не задело ещё раз. Пять пуль, и все точно в цель. Как хорошо, что на нём была каска. Он уже ничего не соображает, бормочет и пытается за что-то схватиться. Рядом прилетает ещё один снаряд. Веки закрываются. Мир меркнет. Звук выключается словно по щелчку пальцев. Сережа по привычке встречает его в коридоре и опирается плечом о косяк. Он в растянутом трико и дырявых тапках на голые ступни. Он немного волновался и хотел услышать новостей от Олега. Но тот сказал совсем не то, что он ожидал: — Я вспомнил Афган. И больше ни слова. Разумовский округлил глаза и распахнул рот. В секунду оказался рядом с Олегом, который еле стоял на ногах. Он привалился спиной к углу. Через него Сережа запер дверь на железный прокручивающийся замок. И взял его лицо в свои ладони. Все очень плохо. — Олег, все будет хорошо. Я с тобой. Это закончилось, ты дома. — В том-то и дело, что я дома. — Олег опустил свои щенячьи большие глаза. Его щетина колола пальцы. — Я больше не могу жить по-другому. Я остался там. В пустыне. Волков чувствовал себя размазней. После войны он не мог подстроиться под правила «гражданки», как и многие, многие другие его немногочисленные сослуживцы, которым «посчастливилось» вернуться к обычной жизни. Всюду преследовал страх. Любой звук вызывал дрожь. Ночами снились кошмары с моджахедами в главной роли. С его мертвыми товарищами. С мертвым ним самим. Лучше бы он тогда умер и не пришлось бы умирать каждый раз, как он ловил триггер в повседневной жизни. Лучше бы он умер. Он не смог подстроиться под современное мирное общество. Он утопал в собственной беспомощности и жалости, как афганские жители в крови советских солдат, которых они ходили и добивали лопатами и вилами после обстрела. Жизнь вела себя с ним также, как они. Запутывала. Указывала ложную дорогу. Приводила прямо в цепкие лапы врага. Это даже не его война. Единственное решение, которое его убивало ещё сильнее, но приносило хоть немного облегчения, как раскуренный чарас в минуты затишья, была работа у Алябьева. Олег ненавидел себя за то, что смел когда-то думать об этом как о лекарстве от его ПТСР. По правде сказать ему ничего не поможет. Компенсация таким же образом выходила ему боком. Теперь он мучился не только кошмарами, но и угрызениями совести. Сережа обнимал его за шею и просто был молчаливой поддержкой. Сейчас он был сильнее. Сейчас он мог заботиться и быть каменной стеной, сильным плечом, подставленной жилеткой. Волк вцепился в его футболку на талии, нежно обнимая большими ладонями, поглаживая пальцами, стараясь успокоиться. Отсчёт пошел. Сколько ему нужно, чтобы прийти в норму? А сколько, чтобы снова стать человеком? Олег нехорошо спал в эту ночь. Все время ворочался на своей и так неудобной софе, которая осталась от прошлых хозяев. Жёсткая, на коротких деревянных ножках, с низкими подлокотниками. С облезшим полотном вышитых цветов. Жизнь Олега будто также была лишена красок, как эта софа.***
Петя проводил Игоря и ещё долго сидел в гостиной, перебирая в голове воспоминания этого вечера. Он рассматривал пестрый красный ковер на полу, пробитую когда-то Игорем дверь — он никак не мог прийти и заменить ее. Они тогда жутко напились, отмечая завершение одного успешного дела. Под конец ещё подрались, а потом завались спать, наутро помня только половину. Перебегал взглядом с пыльного магнитофона на полке, его скинутой кобуры и мешка картошки в углу кухни. Мыслями он был везде и нигде сразу. Он был таким идиотом! Сейчас его переполняла ярость к самому себе. Да, он просто не мог знать об этом, и он ничего не мог сделать. Но Олег сейчас страдает. Из-за того, что тот напомнил ему. Напомнил ему о смерти. Петя не выносил его лица в тот момент. Он был уже трупом. Более того, Олег будто хотел быть трупом. Хотел остаться там. Парень не мог просто стоять и смотреть на его мучения, на ярчайшие воспоминания, читающиеся в его мимике. Поэтому он обнял его. Просто и без сожалений, без задней мысли. Потому что Олег сам этого хотел. Ему это было нужно. Завтра они увидятся снова, но майор не мог этого дождаться. «Ложись пораньше, так и ночь быстрее пройдет, и наступит завтра.» Но он не мог уснуть. Продолжал думать о нем дальше, о его глазах, руках, губах, о его голосе. Как он испугался его объятия, но все равно ответил на него. Незаметно для себя Петя уснул.***
«Ты хотел быть один, это быстро прошло, Ты хотел быть один, но не смог быть один, Твоя ноша легка, но немеет рука, И ты встречаешь рассвет за игрой в дурака. Доброе утро, последний герой! Доброе утро тебе и таким, как ты, Доброе утро, последний герой. Здравствуй, последний герой!» Кино — Последний герой
На следующий день утром Олег проснулся очень рано — поспал всего несколько часов, и то сном это трудно было назвать. Снился просто шипящий шум и жаркое солнце, но от этого ощущения от сна приятнее не становились. Аккуратно поднялся, чтобы не разбудить скрипом Серёжу — они жили в однокомнатной старой квартире с посеревшими отклеивающимися обоями, с трещинами на потолке и с щелями в скрипучем паркете. Этой квартирой совсем никто не занимался до них, а парням уж тем более не на что было содержать ее в хорошем состоянии. Сережа зарабатывал мало, как и все, поэтому большая часть их финансов состояла из зарплаты Олега. Рубль постоянно падал, и вроде бы большая плата за убийства таяла со скоростью эскимо на солнце. Ему платили за каждую миссию 500 долларов, и это были огромные деньги для кого угодно. Задание ему обычно давали раз-два в месяц. Сразу всю сумму Олег не приносил, говорил, что ему платят понедельную ставку. Оставшееся откладывал на черный день, иногда покупал персики для Серёжи или новые детали для его компьютера, си-ди диски, которые ему нравятся. Сейчас Олег мог не скрываться и приносить все деньги сразу. От этого вроде как стало легче, он мог не врать своему другу, не отнекиваться на вопросы о работе и дышать полной грудью. Но сейчас новое обстоятельство перекрывало ему кислород. То, что Сережа всё-таки узнал. Узнал, какой он человек, и на что способен. Волков варился уже по третьему кругу в адовом огне, но солевая кислота никак не хотела брать его кожу — широкие огрубевшие шрамы не давали доступ к нутру. Поэтому умирать в шипящей жидкости он будет вечно. Олег принял душ и вытерся полосатым махровым полотенцем. Остановился напротив зеркала в ванной. Оно запотело, покрылось жарким туманом. Олег провел по стеклу рукой и вгляделся в свое отражение. На него смотрел мужчина с пустыми глазами цвета северного сияния. Такими же холодными и отстраненными. Его брови были вечно сведены у переносицы, образовывали грубую складку. Сырые волосы торчали в разные стороны, щетина уже перестала быть лёгкой и медленно переходила в бороду. Олег с армии привык бриться всегда гладко. В последние дни у него не было возможности это сделать. Он вздохнул, очевидно, не увидев в отражении ничего, что он хотел для себя найти, и принялся взбивать пену для бритья. Сережа проснулся и ходил по комнате.***
В назначенное время они взяли свои вещи, сели в Жигули Олега. Сережа напросился ехать вместе с ним. Волков держал его в курсе последних событий и рассказывал, как продвигается дело. У них никогда не было секретов или тем, которые они не обсуждали, кроме «работы» Олега. Но он знал, что, в конце-концов, Сережа бы обо всем узнал — он был слишком умён и догадлив, чтобы хотя бы одна вещь смогла ускользнуть от его внимания. Олег рассказывал о первой встрече с Петей, о том, как он представил его своему коллеге, Игорю, как захотел сейчас собрать всю команду для разработки плана. Присутствию Серёжи Олег не препятствовал, так как понимал, что его свежий невоенный взгляд может помочь им действовать не шаблонно и неожиданно для противника. Они поднялись по уже знакомой зеленой парадной и позвонили в нужную дверь с кожаной обивкой. Послышались шаги. Открыли им спустя пару секунд. Петя распахнул дверь и улыбнулся Олегу, а затем перевел удивленный взгляд на его компаньона. Не задавая вопросов, он пустил их внутрь. Петя снова был шокирован — мужчина каждый раз приходил в его квартиру все красивее и красивее. Сейчас Олег выглядел моложе, на свой возраст. Сошла та маска горя и старости, что появилась на его лице после обстоятельств, вернувших его с войны домой. Его гладкие скулы больше всего поразили майора. «Неужели тот хотел понравится остальным?» И правда, он надел приличную рубашку и совсем новые джинсы. Всем хочется нравиться. «Он похож на этого… На Григория Мелехова из «Тихого Дона»! Сразу и не поймёшь, пока он не побрился. Да, похожи… И по характеру даже. Такой же честный и сердобольный. Только от Олега не тошно, в отличие от Гришки. Он хоть и правильный, но не скрывает своих плохих сторон.» — Привет. — Привет. — Здравствуйте, я Сергей Разумовский. — Очень приятно, Петр, остальные уже заждались. Голоса в гостиной при их появлении резко затихли. Слышен был только разговор Ани и Ивана, которые не заметили появления новых гостей. — Ты даже не даёшь нам шанс. — Во-первых, я считаю, что шансы не нужны, а во-вторых, никаких «нас» нет. — Блин, Аня… — Вань, давай потом поговорим. — Девушка отмахнулась от него. — Тут, в общем, макароны по-флотски и помидоры-огурцы для салата. — Сережа протянул черный пакет с небольшой кастрюлей. Неловко улыбнулся. — Спасибо. Хоть кто-то нормальную еду принес, да, Игорь? — окончание фразы Петя крикнул в сторону комнаты. — Он принес штук десять шаверм… — Не нравится — мне больше достанется. Сережа засмеялся и поразил всех своей светящейся улыбкой. Петя пропустил их дальше в квартиру, включил свет в ванной и оставил дверь открытой, сам направился на кухню. Парни пошли мыть руки. От остальных также не укрылось, как Сережа приобнял Олега за плечи, пока тот намыливал руки, и что-то сказал ему на ухо. Олег озадаченно посмотрел на него. Парни вернулись в общую комнату и со всеми поздоровались, по очереди знакомясь и пожимая руки. Остальные, на удивление Олега, нормально к ним относились, даже почти приятельски. Неприязни от них не чувствовалось, что заставило того расправить плечи и удобнее сесть в кресле. Сережа последовал его примеру. Все сидели вокруг низкого журнального столика, кто на диванах, кто на креслах, принесенных из другого конца комнаты. На столике стояла чья-то чашка кофе. — Дим, доставай бумагу. Сейчас наметим план здания. — Игорь обернулся на него. — Ага. Голубая миллиметровая бумага плавно зашуршала на столе, туда же добавилась карта города, пара маркеров разного цвета и даже фишки из игрового набора. — Готово. — Ну, в общем. — Олег начал рассказ и придвинул к себе карту города. — Все по классике — выкупленное заброшенное здание металлургического завода, одно крыло полностью отремонтировано, там и находится база. — Он обвел на карте маркером расположение старого здания. — Обмываются деньги в его охранном агентстве, бухгалтера подкуплены. Там работает несколько его парней на каждой точке, но большинство обычные охранники. — Он немного помедлил и обвел на карте новые здания. — В нескольких районах его ребята. В Центральном три конторы, в Адмиралтейском, Пушкинском… — Целый завод, пусть даже заброшенный — это дороговато будет. — Да. Он сложил капиталы с партнёрами. Разживался в года Перестройки на контрабанде, а после развала Союза на наркотиках и оружии. — У Пети дернулись мышцы на лице. Олег это заметил. — Потом нанял парней и постепенно выплатил кредиты. — В этой сфере далеко с долгами не уедешь. — Подал голос Костя. — В прямом и переносном смысле. — Дима вернул ему тон. Олег кивнул и дальше стал рассказывать о комплектации завода, подробном его обустройстве. Дима также протянул ему чистые листы, чтобы он мог нарисовать схемы каждого этажа, каждой отдельной комнаты вплоть до кладовой со швабрами и тряпками на батарее. Петя не выдержал первым. Поднялся со своего места и нашел пачку сигарет. Закурил и продолжил хмуро вслушиваться в рассказ Волкова. Он был весь сосредоточен на его словах и карте, что вырисовывалась красными точками и кругами. База была помечена черным крестом. Аня задавала вопросов больше всех. Не потому, что ей было что-то непонятно, а потому, что она была жутко дотошной и идеально выполняла свою работу. Остальные тоже идеально, но относились к этому попроще. Почему она так кидалась на работу, было удивительно даже для Олега и Серёжи — отвязных трудоголиков. — Какое оружие хранится на базе? — Все мои винтовки, несколько обрезов, арсенал пистолетов на любой вкус, пять Мух, снаряды к ним, пара ящиков патронов, куча ножей, кастетов, даже набор сюрикенов есть, правда им никто не пользуется, чемодан полный гранат и, внимание, около шести ящиков динамита. Все глубоко задумались. — Пистолеты, винтовки, ножи и прочее находятся в этой комнате. — Олег нашел план второго этажа и указал на склад. — Гранаты и динамит — вот здесь. — Он показал на дальнюю комнату на первом этаже. — Они расположили там хранение взрывоопасных снарядов, предварительно убедившись, что стены помещения не несущие. Если бы было обратное, то мы могли бы взорвать склад с динамитом, и они бы все дружно подлетели на воздух. Всех слегка резанул холод в его словах и безразличие к человеческим жизням, но никто и не подал виду. Всем также хотелось, чтобы эти ублюдки «полетали». Основные вопросы были улажены, перешли к разработке плана захвата базы. Олег рассказал, когда Алябьев обычно приезжает на завод и когда там максимально много народу. Остальные начали предлагать возможные варианты наступления. Петя поднялся со своего места, куря третью сигарету, и начал ходить по комнате, задумчиво изучая давно знакомый ковер на полу, меряя его шагами. Он не мог долго усидеть на месте. В нем вечно бурлили эмоции и энергия, с его дерьмовым характером это всегда плохо сочеталось. В купе к этому он совершал дерьмовые поступки. Так много курить он стал в последние года два, как бросил наркоту. Работа сама по себе сложная, в их время так вообще нервная — тут без сигарет мало кто обходился. Постепенно закурили все по очереди, исключая Серёжу и Димку. Аня курила тонкие сигареты, остальные в большинстве классический «Бонд». Иногда выходили на балкон, когда уже казалось неприличным курить в квартире, заполненной людьми-паровозами, или в парадную, но это совсем крайний случай — там тоже курить неприличным казалось — соседей потревожить чужих не хотелось. Только Пете было все равно. Соседи его ненавидели. — А если всё-таки подорвать склад динамита? — Сережа вернулся к карте и поднял на остальных голову. — Мы можем напугать их как минимум, несколько жертв, конечно, будет. Мы можем отцепить улицу и окружить здание, а когда они начнут в ужасе выбегать, всех их скрутить. — А если кто-то выпрыгнет из окна? — Стрелять на поражение. Все опешили ещё больше. Разом перестали курить и ходить по комнате, кто сидел, тот поднялся со своего места. Разумовский теперь не казался таким ангелом с милой улыбкой. Он может быть чудовищем и «неприятным незнакомцем в ночи» похуже Олега. Намного хуже. — В целом, лучше всего в нашей ситуации будет стрелять. Сережа посмотрел на Олега, а потом перевел взгляд на Хазина. Волков тоже повернулся в его сторону. Он стоял на кухне и смотрел в окно, кусая большой палец и держа сигарету этой же рукой. Та находилась слишком близко к его глазам, но он будто не замечал этого. Он сейчас не замечал ничего вокруг себя. Задумчиво смотрел на грязный, слякотный снег во дворе и парочку детей в маленьких шубках, шапках-ушанках, завязанных под подбородком, и в длинных полосатых шарфах. С ними гуляли мамы в длинных норках и высоких круглых меховых шапках. Дети катались на санках с разноцветными деревянными дощечками и резиновым шнуром наподобие скакалки, за который мамы и тянули малышей сквозь снег. Его фигура на фоне деревянной крашенной рамы окна казалась особенно тонкой и маленькой. Черный бадлон нежно повторял его движения. Одну руку он прижал к груди, обнимая себя за ребра. Он, не моргая, перестал кусать в раздумье палец и закурил, втягивая щеки и продолжая смотреть в окно. Петя немного нахмурился. Его волосы легко спадали на уши и слегка колыхались от открытой форточки. Дети на улице радостно смеялись. — «Наш суд самый гуманный в мире». Вот, что сказал Гречкин, когда вышел из здания районного суда после его оправдательного приговора. — Он продолжал смотреть на детей во дворе. — Мы не управа на богачей, отравляющих наш город. Нет никакого правосудия, сгнила наша система. Стухла. Нельзя с ними по закону. — Петя обернулся на остальных. — Мы можем или смириться, или решить этот вопрос самостоятельно, жёстко. — И радикально. — Олег кивнул ему. Каждый из присутствующих понимал слова майора. — Будем стрелять.