Черный цвет солнца

Олега обратно перевели в КПЗ. Как особо опасного преступника его поместили в пустую камеру и после не подсаживали залетчиков, нарушающих общественный порядок. Да и разгар дня был — не успели натворить дел еще. Освещение было яркое, холодное, в камере немного прохладно. Чёрную дублёнку ему вернули обратно, наручники сняли. Волков сидел на деревянной лавке, приделанной в стену, прислонился к ней спиной и смотрел в никуда. Расфокусировал взгляд, ослабил внимание, ушёл внутрь себя, в собственный «внутренний санаторий». Не обязательно думал о чем-нибудь в этот момент, просто отдыхал мозгами, находился в трезвой задумчивости, такой редкой и желанной. Его покой нарушает появление незнакомца. Отпирается решётка отделения, дежурный подскакивает со своего места и поспешно с ним здоровается. «Важная шишка» — думает Олег. Мужчина неспешным звучным шагом проходится по тишине, целенаправленно движется в сторону камеры Олега. Сначала появляются его лакированные ботинки, а потом вырастает он сам — в чёрном официальном костюме, с бритой головой, яркими надбровными дугами и улыбкой.       — Привет, Солдат. Олег ему не отвечает. От незнакомца веяло опасностью. В его обращении слышится власть и унижение собеседника. К Волкову никто не обращался из команды по прозвищу, даже Фёдор Иванович, который был с ним менее всего знаком и менее доверял.       — Я Евгений Стрелков — сотрудник ФСБ, замдиректор контрразведовательного обеспечения МВД России. Официально расследую твоё дело. — Он засунул руки в карманы брюк, из-за чего полы пиджака откинулись в стороны. — Только что с совещания о твоём деле. Компания майорчиков и капитанов, чтобы их не обидеть, — он улыбнулся плоской рефлекторной улыбкой, — ослушалась приказа и продолжила собирать на тебя материал. Вдобавок пообещав тебе чуть-ли не свободу. Он подошёл совсем близко к прутьям решетки, но Олег не реагировал на провокацию. Он продолжил неподвижно сидеть на месте, показывая свою идеальную выправку и подготовку в спецназе, где он часами должен был сидеть неподвижно в засаде. Он был лучшим в роте.       — Знаешь, Хазин за тебя больше всех заступался. Эта язвительная Сука, черт бы его побрал, ещё в Москве мне переходил дорогу. В курсе, что он в Москве служил? В Госнаркоконтроле. Знаешь, что он делал в то время? Освещение состояло из двух накальных продолговатых ламп на потолке. Свет бил равномерно по всей камере, не оставляя задержанному шанс укрыться от глаз дежурного. Олег опирался руками о дерево скамьи, его корпус был наклонен слегка вперёд. Тени полностью скрывали его лицо, только зрачки находили два блика для свечения. Стрелков пришёл поиздеваться — это было понятно с его «Солдата», с его лакированных ботинок, с его бумажной улыбки. С самого начала, как он появился перед Олегом. Ему не нужно было его участие в разговоре, хотя безусловно он хотел вызвать в нём эмоцию.       — Это сейчас Петенька кажется хорошим парнем. Раньше он обманывал и садил таких, как ты. Ещё одна пауза. Олегу больше неприятен сам фсбэшник, чем то, что он говорил о Пете. Волков догадывался, он не был удивлён. Это майор ходил вокруг да около и не мог никак признаться. Олег это чувствовал. А сейчас понимал, почему тот не мог ему сказать — Олег перестал бы признавать в нём спасителя, хорошего парня. Друга.       — Он подкидывал наркоту молодым парням и с поняты́ми уже, всё по правилам, проводил задержание. Сажал невинных людей по статье 228 на реальные сроки ради продвижения по службе. Он и сам употреблял. Спроси, откуда у него шрам под подбородком… Олег не выдержал и дёрнул бровью. Мимика его подвела лишь слегка, тень повторила движение. Деталь разрезала воздух будто кухонный нож. Разумеется, мужчина видел этот огромный белый рубец прямо под челюстью Хазина, где легко было бы пробить кожу насквозь, порезать язык и упереться лезвием в нёбо.       — У него день был: слева — рестик, справа — арестик.       — Долго шутку придумывал?       — Минут десять. — Евгений отзеркалил его яд в словах. — Понимаешь, что он тебе никакой не спаситель? Он — «оборотень» в погонах. — Он сделал шаг ещё ближе к прутьям и одной рукой взялся за решётку. — Кто хочет стрелять — стреляет без предупреждения. На этих словах он развернулся и пропал из поля зрения Олега. Слышны были только его неспешные шаги.

***

«Она использует меня, Чтоб заполнить пустые места Использует меня, Чтоб заполнить пустые места. Знаешь, если бы мы были вместе То эта задача проста Но я дал тебе руку, и рука осталась пуста» Аквариум — Пустые места

Олегу сразу же стало отвратительно на душе. Он скривился в немой беспомощности, как будто хотел рыдать, но слезы не хотели течь. Боль душевная была сильной, но невразумительной для плача. Волков положил голову на руки и оперся ими о колени. Снова его фигура скрутилась, как провод, в спираль. И правда оставила тёмно-синие борозды на сердце. Отчаяние затопило его уверенный настрой. Время близилось к вечеру, его сильно измотали допросы, испуганные и враждебные взгляды других милиционеров, что не осталось уже ничего. Никакой прежней решительности. Скоро вечер. В шесть должен прийти Серёжа в отделение. Серёжа… Твою мать, Серёжа! Зародыш сомнения и страха, так удачно брошенный Стрелковым, разросся в желудке Олега словно куст сказочных диких роз. Колючие шипы впивались в нутро и раздирали изнутри, резали как стекловата. Скульптурные розы орошались бурой кровью. Стебли продолжали расти, лопали вакуоли в легких, замещали линии кровеносной системы, пробирались к горлу, душили. Душили. Душили! На самого себя уже было наплевать. Он был обречен ещё в 1984, когда садился в песочном камуфляже в военный самолёт. А может и того раньше, когда попал в детский дом. Или, когда появился на свет… Не всё равно ему было на Серого. Пекся о нём, как о самом дорогом и близком человеке. Компенсировал всю любовь, что недодали ему и что некому другому было подарить. Только ради него до сих пор ходил по этой бренной земле. Терпел суку-фортуну. Если он сейчас придет, и всё пойдёт не по их плану, то его посадят рядышком с Олегом на лавку. Связи с ним сейчас нет. Возможности отгородить от опасности тоже. Олег только и мог загнанным волком скрестись о решётку и скулить. Ему оставалось надеяться на удачу и честность майора. Вся судьба Волкова сейчас была в холодных руках Пети. Мужчина вновь подставлял спину и ждал ответных действий.

***

«Нет ни сна, ни пробужденья — Только шорохи вокруг, Только жжет прикосновенье Бледных пальцев нервных рук.» Пикник — Мы как трепетные птицы

      — Петь, ну что, закрываем дело? Подозреваемый есть, прямые улики, признание…       — Рот закрой — за умного сойдёшь. — Хазин с высоты своего роста оценил дежурного в кутузке презрительным взглядом и ровной прямолинейной фигурой направился в дальний конец коридора. Плевать ему было на окружающих — лизать очко и быть приветливым вызывало в нём аллергическую реакцию. Исключения — определённые люди. А исключения — редкость в любом правиле. Он знал, каким его считают. «О, поверьте, я гораздо хуже» — все, что он мог ответить. Так действительно и было. Он просто лицемерный, манипулятивный болван. Недоношенный ребёнок отрицаемых чувств. Когда он подходил к камере Олега, он занервничал. Маска, что прикрывала его с самого завещания, слетела моментально, стоило увидеть его глаза. Кобура как-то резко сдавила диафрагму, казалась непосильной ношей для спины. Ворот бадлона душил и вовсе не с сексуальным подтекстом. Ботинки стали жутко неудобными, будто после продолжительной поездки ноги онемели и разучились ходить.       — Привет. А что говорить?.. Блять, ну, хуй. Повисла неловкая пауза. Олег тоже не знал, что отвечать.       — Привет. Его хриплый голос подействовал на Петю спасительным образом — тот сразу же выдохнул, перестал чувствовать психосоматические зажимы в спине, руки чудесным образом «нашли» себе место, опустились вдоль тела и перестали дрожать.       — Всё хорошо. Мы, вроде как, договорились с ФСБ об операции. Сейчас начнётся подготовка. Послезавтра начинаем. А затем волокита бумажной работы. — Петя уставился в пол и говорил будто сам с собой. — Завтра утром тебя переводят в СИЗО, так что больше и не увидимся до завершения дела. Так к тебе только Юльку будут пускать. — Он приподнял подбородок и глянул на Олега.       — Что-то случилось? — Он обхватил прутья решётки, но сделал это совсем иначе, нежели Стрелков. Петя схватился двумя руками, будто прощался с ним с сожалением, с самым искренним чувством. Он смотрел сверху вниз, но не смотрел свысока. Олегу стало чуть спокойнее.       — Ничего, просто много всего произошло. — И это было правдой. Он не стал спрашивать и промолчал о разговоре с фсбэшником. На самом деле, он не хотел убеждаться в правде. Он не хотел сомневаться. Будто прочитав его мысли Хазин проговорил:       — Подойди сюда. — Олег поднялся и приблизился к решетке. Петя взял его за руку и накрыл сверху ладонью. Его холодные бледные пальцы по всем параметрам контрастировали с пальцами Олега.       — У нас всё получится. Я тебе обещаю. Олег долго на него смотрел. Он определённо верил его словам, его участию, его серьёзному выражению лица. Никто так о нём не думал, не заботился, кроме Серого, но он — семья. А Петя — уже не незнакомец. Волков знал, что он — исключение. По жизни исключение из всех правил. Только это — не особенность, это — болезнь и недуг по большей части. И сейчас он понял, наблюдая за майором, за тем, как он общается с другими людьми и думает, что тот не видит, что он — исключение и в его правиле. Только впервые это исключение — особенность.       — Я тебе верю.

***

Хазин вышел из КПЗ, дежурный с опаской и брезгливостью закрыл за ним дверь. Приближалось шесть вечера. Он направился к своему столу, проходя между столами, многие на него оглядывались. К такому он привык с детства. Никогда это не были оглядывания с целью полюбоваться, понаблюдать. Всегда это говорило: «Какая же он сволочь». Его берцы скрипели по плитке, нарушая тишину остановившегося отдела. Майору было неприятно такое внимание. Он привлекал его везде, где бы не находился, как бы себя не вёл. Ладно, зачем лукавить, вёл он себя везде одинаково отвратительно. Он с обществом общался через сломанный телеграф имперских времён. Слышал только свои слова, ответа всё не поступало. Он привык в конечном счёте к тишине в ответе. Нестрашно, и свои черти в голове есть, с которыми можно поговорить. Петя считал это заслуженным — оборванный провод на другом конце. Он понимал, что за прошлую службу и всё поступки ему нет прощения. Отчётность заняла много времени, он даже не заметил, как начало темнеть, а большинство коллег — собираться домой. Всём было начхать на недописанные документы, бумажки — сейчас только начало месяца, можно не переживать о статистике и отчетности. Петя поглядывал на часы. Он ждал. Остальных своей потребностью поговорить с живым человеком он не любил напрягать. Да, был Игорь, но он не супер отзывчивый собеседник. Он обычно сидел до последнего в отделе, но сегодня ушёл даже раньше прилично допустимого времени — Юля попросила. Поэтому Петя оставался сидеть в медленно пустеющем отделении.       — Здравствуй. — Разумовский будто по зову одинокого сердца появился. Дежурная в приёмной выглянула и помахала им. Видимо, Серёжа обаял и её.       — Привет. Я сейчас соберусь. С Олегом хочешь попрощаться? — Петя кинул на него взгляд и стал раскладывать в спешке документы по разным стопкам, делая это совсем неаккуратно.       — А можно? Вместо ответа парень поднялся и направился в нужную сторону. О чем они говорили, он не слушал, продолжил дальше собираться. Серёжа вернулся через пару минут слегка поникшим и настороженным. Видимо, Олег поделился с ним тем, что мучало и что он не мог поведать Хазину. Петя уже накидывал пальто.       — Нормально? — С Серёжей он не знал, как общаться. Вроде, тот был намного его старше, но Пете, как и Олегу, его хотелось защищать. В то же время возникало противоречивое чувство, что Разум может быть опаснее кого угодно.       — Да, спасибо.       — За что? — Хазин стоял у зеркала и посмотрел через него на Серёжу, который остановился за его спиной и поймал его взгляд.       — За всё, что ты делаешь для него. Петя обернулся и посмотрел в его глаза напрямую, не через стекло. Серёжа немного улыбнулся, но видно было, как он измотан. Пётр зачесал волосы рукой, откинул назад и улыбнулся в ответ.       — День сегодня такой длинный, жаркий и от начала до конца полная хуйня, каждую минуту. — Хазин прикурил сигарету, как только они вышли на улицу. Свежий ветер раздувал его причёску в разные стороны. На Серёже предусмотрительно была цветастая шапка.       — Пожалуй, сегодня вечерком я нажрусь. — Разумовский вторил ему и также неподвижно стоял, смотрел вдаль, ждал, когда он докурит.       — Согласен. — Петя прикинул в уме, что у него было в холодильнике, и ни еды, ни алкоголя там не оказалось. Предусмотрительный хозяин.       — Тогда сначала в магазин, потом ко мне. — Он отправил бычок в урну.       — Погнали.