«Долгая память хуже, чем сифилис, Особенно в узком кругу. Такой вакханалии воспоминаний Не пожелать и врагу…»
Хазин шёл, словно оглушенный чём-то тяжёлым по голове. Будто рядом с ним разорвался снаряд, повалив соседние дома, телевышку, дорогу под ногами, но не разу не задев его самого. Или же снаряд взорвался прямо внутри, и сейчас там были развороченные шершавые лёгкие, парочка сломанных рёбер, осколками впившиеся в соседние органы, и зияющая дыра на месте сердца. Кровь лилась фонтаном. А боль была такой сильной, что он не мог сфокусироваться на чем-либо. Он шёл по проспекту и смотрел себе под ноги, не различая дороги. Он натыкался на прохожих и даже не мог извиниться. Некоторые пихали его в сторону и кричали что-то в след. Он был как Родион Раскольников — шатаясь, возвращался домой после убийства старухи-процентщицы. Вот он — жёлтый, грязный Петербург с пьяницами и проститутками. Вокруг… Игорь не имел понятия, куда тот хотел направиться. Точнее, он старался сделать вид, что доверяет ему и совсем немного беспокоится. Гром знал, что Петя не сможет себя убить в обычном понимании — в этом он мог быть спокоен, хотя и не на сто процентов. Тогда у него остаётся только один способ медленно, но эффективно свести счёты с жизнью — наркотики. Игорь про них давно не вспоминал. Петя был в завязке уже больше двух лет, а это что-то да и значит. Он пришёл уже трезвым в питерское отделение милиции, и Гром до того момента не знал, каким же он мог быть. Петя ему как-то сам рассказал и про клинику, и про ломки, и про ссору с родителями, и про случай на Трёхгорной… Игорь бы не догадался ни в жизнь, что у его сучьего поведения есть причины. Что наркотики — это «самопомощь». Когда Гром отпускал его, он не догадался о веществах, но эта мысль пришла ему в голову только через несколько часов. Потом он проклинал себя и говорил: «Думай! Думай!»***
«…И стареющий юноша в поисках кайфа Лелеет в зрачках своих вечный вопрос, И поливает вином, и откуда-то сбоку С прицельным вниманием глядит электрический пёс.» Аквариум — Электрический пёс
Ноги сами повели его по знакомой дороге, в старый район, в котором он когда-то жил. Столько воспоминаний нахлынуло на него своими запахами и вкусами. Галлюцинациями и приходами. Пеной у рта и укола адреналина в сердце. Его еле привели в чувство второй раз за жизнь. Кажется, трижды такое он не переживёт. Он направился в аптеку. Славную и давно забытую. Сэкономившую ему столько денег на веществах, что казалось, будто он богат. Впечатлениями и историями по жизни. И на её грани. Руки он засунул в карманы и достал кошелёк, посчитал деньги и прикинул в уме, чем сегодня будет «развлекаться». Зачесал волосы назад и вошёл внутрь помещения. — Здравствуйте, можно мне баксолан. — Вам по 20 или 25 миллиграмм? Если возьмёт по 25, то сможет принять лишь четыре таблетки. Если по 20, то максимум пять — проще расчитать дозу и не делить таблетки ножом где-то на улице, а ещё меньше шансов передознуться. — Лучше по 20. — Хорошо. Девушка ушла за прилавок и Петя остался один. Он глянул на стойку и увидел стопку чужих подписанных рецептов. Он подивился, что до сих пор можно провернуть такую же схему, которой он пользовался несколько лет назад. Может, потому что сеть аптек небольшая? Или это только московский прикол? Или район малонаселён? И у них не было таких случаев? Скорее, просто не засекли. Когда у Хазина в край не было денег, чтобы он даже не мог купить какие-нибудь релаксанты и закинуться ими до почти летальной дозы, он воровал рецепты в аптеке. Можно отвлечь продавца и стащить подписанный рецепт. Затем сходить скопировать его в фотоотделе, вовсе не чураясь взглядов других людей, подписать нужные для себя данные и, обязательно, так же незаметно, вернуть чужой рецепт на место, предоставить свой с печатью государственной помощи. Это были совсем тёмные времена. И у него была надежда никогда к ним не вернуться. — До свидания. Он быстро вышел из аптеки и направился в ближайший магазин. Эффект от препаратов будет сильнее в комбинации с алкоголем. Петя купил дешманское вино «Тёщин погребок» в картонной коробке с рисунками виноградной лозы. Свернул в свой старый двор. Нашёл сырую скамью, с которой только растаял снег. Уселся на нее, вскрыл упаковку таблеток и закинул в рот три штуки, запивая все вином. Пробует смерть на вкус. Кисло было — неимоверно. Парень зажмурился и ссутулился. Закинул ногу на ногу и начал покачивать ею в медитативном порыве. На знакомом месте всплывало все больше и больше воспоминаний, но не настолько уж радостных. И почему-то московских. Он выпил ещё вина, но не был уверен, подействуют ли на него три таблетки, или лучше было бы принять все четыре. Решил, что узнаёт через десяток минут. О том, что «наркотики» можно купить совершенно легально в любой аптеке он узнал не так давно, лет пять назад, когда вышел из клиники, как бы забавно это не звучало. Друг у него был — Денис. А у Дениса была онкология. Да, хороший был парень. Вместе откисали у него на квартире, курили траву, смотрели телик и ничего не делали. Титов тогда предложил ему трамадол — обезболивающее для онкобольных на второй «ступени» боли. Денис выпил вдобавок парацетамол, чтобы снизить болевой синдром меньшей дозой основного препарата. Приняли таблетки, запили водой, а не водкой — Денис не хотел умереть раньше времени от передозировки — и улеглись обратно на диван. Сошлись они на том, что встретились в клубе и потрахались. Узнали о зависимостях друг друга и стали намного ближе. Намного. Сначала жили на квартире Пети, пока его не выселили за неуплату аренды. Потом перебрались к Денису. Все хорошо было до того момента, как он не признался, что болеет. Хазин тогда пропал на пару дней и вернулся все ещё пьяный. Постучался в его квартиру и обдал стойким перегаром. « — Прости.» И любили друг друга, как говорится, ярко и страстно, пока у Дена не снизилось либидо из-за таблеток. Только нифига их «это» не было долго и счастливо. И после того разговора майор понял, что привязался. Привязался, как черт, к этому конченному торчку в леопардовой шубе из клуба. И решил, что будет с ним до конца. А любовь — это, ну не мясо, но что-то такое… Кровавое. « — Надо же так в жизни карте лечь, что буквально вчера я скакал на тебе в какой-то дешманской клетчатой юбке, а сегодня ты под капельницей в отделении лежишь. — Жизнь и не такое подкинуть может… Мы как в «На игле», помнишь, смотрели? Ты Марк, а я тот пидорковатый парень, который сёл на наркоту и скопытился через пару месяцев от инфекции какой-то. Надо же как жизнь устроена… — Да уж, ты точно пидор.» Денис тогда на грани был. Петя ради приличия употреблять меньше стал, потому что часто в отделении с его мамой пересекался. Хорошая женщина. Настрадавшаяся. А Марк ведь не хотел, чтобы Томми начинал принимать наркотики. Не отгораживал — ему бы самому кто помог. Томми самостоятельно нашёл все, что ему нужно. Начал в какой-то халупе жить, которая по всем стандартам наркоманской считалась. Кота завёл. А потом из-за него и помер. Петя пытался сыронизировать, но он очень чётко понимал, к чему клонил парень — у него шанс есть бросить и начать жизнь с начала, А вот Денис все равно в гробу лежать будет. И накрыло Петю в этот момент тем жутким блевотным осознанием, что всё. Это всё. Конец. Нет больше никаких «мы». Денис с жизнью сейчас прощался и с ним самим. А Петя любил. Так сильно, как вообще умел. Говорят ведь, любовь до гроба — дураки оба. В тот момент Петя перестал чувствовать себя человеком. Зато отчётливо ощущал над собой бархатную крышку гроба, но почему-то всю в грязи, с лёгким налётом пыли и плесени.***
«Я мог бы выпить море, Я мог бы стать другим Вечно молодым, вечно пьяным.» Смысловые галлюцинации — Вечно молодой
Приход был быстрым и неприятным. Парня откинуло на четыре года назад, в Москву, в душную белую больницу к умирающему другу. Пиздец. Может ошибался Игорь, что он руки на себя не наложит? Обычно наркота помогала расслабиться, сейчас же все произошло наоборот. Петя затрясся и сильнее обхватил колени руками. Полностью залез на скамью и оперся спиной о деревянную поверхность. «Стрелков всё ему рассказал! Всё! Блядство.» Петя опустил голову на колени и сжался сильнее. Вроде бы выбравшееся солнце блеснуло и погрело землю в середине дня, но сейчас снова стало темно и нестерпимо холодно. Майор попивал вино и пялился в одну точку. «Так, блять, думай. Собери последние извилины и подумай. Два дня назад — это было, когда Олег написал явку, а вечером пришёл Серый, и мы пошли ко мне бухать. Пиздец… Что ещё было в этот день?» Он откинул голову назад и прикрыл глаза. Попытался воссоздать хотя бы часть событий того дня. Интересное состояние он выбрал для этого занятия — на трезвую голову то не всегда путные мысли приходят, а тут ещё и таблетками закинулся. Гений. «Ты не гений. Ты — гей» «Олег странно себя вёл… Но отвечал нормально. Как обычно скупо. Стрелков после совещания куда-то смылся, может, пошёл поговорить с ним. Блять… А Серый? Он тоже немного странным был, когда с ним прощался. Олег ему точно рассказал» Хазин выпил ещё вина и обратил внимание на окружающее. На соседней лавке вышли подышать воздухом пенсионеры и разложили на скамье между друг другом водку с закуской. Красота, а не пенсия. «А дальше что? Олег со мной нормально попрощался, Серёжа тоже потом оттаял…» «Может быть, все не так плохо? Вроде бы нормально общались, что началось-то? Нет, не может быть, чтобы он просто закрыл на это глаза. Нормальный человек меня бы возненавидел. Он сделал вид, что все нормально, не стал узнавать, чтобы не рушить дело. А Серёжа — потому что некуда ему было пойти и нечего делать больше в этом городе» На том Петя и остановился. Но продолжил пить. Скоро литр дерьмового вина на пустой желудок и парочку таблеток был уже в нём. На шатких и неверных ногах он поднялся со своей спасительной скамейки и отправился дальше по улице. Домой он пойти не мог — Серёжа непонятно что о нём подумает (и убедится в словах Волкова). Остаётся только предложение Игоря о возможности всегда появиться на его пороге. Майор ведь искренне не ведал о том разговоре и о том, что Олег теперь все знает. Все его обглоданные скелеты из шкафа, все заначки дури, старые и беспорядочные связи вылезли наружу. Некоторые думают, что они поднялись. На самом деле они просто всплыли. И Серёжа ведь в тот вечер за пивом сказал, что у него есть шанс с Олегом. Обманывал? Давил на больное? Глумился? На него не похоже, но до этой мысли неторопящийся мозг парня ещё не дошёл. Что, может, в его голове выглядит логично, на деле совершенно не так и имеет множество опровержений. В этом он убедится, когда протрезвеет. Или чуточку позже.***
До дома Игоря он добирался очень долго, что начало темнеть. Снег и каша на тротуарах слегка подмерзли, идти было вдвойне затруднительно. Отход будет ещё нескоро, но точно говорить невозможно — Петя давно не употреблял и понятия не имел, как на него подействуют таблетки сейчас. Стыдно перед Игорем не было, чувства все, кроме плотного равнодушия ко всему, испарились на добрые несколько часов. Вот он — единственный плюс веществ. До нужной хрущёвки майор тоже дошёл на автомате, хотя не слишком часто бывал в гостях у Грома. Приходилось иногда работу переносить либо к нему, либо к Хазину и дальше разбираться в бумажках и показаниях свидетелей. Если у Грома, то Юля всегда делала для них двоих чай и никогда не просила закругляться. А если у Пети, то «добро пожаловать, но вместо чая у нас моча» — идеальное описание его гостеприимства. Он, шатаясь, дошёл по парадной и набрал номер квартиры на домофоне, очень долго вспоминая цифры и нажимая на кнопки с большими паузами. Сам шатался и в конце концов нашёл опору в железной двери. — Игорь, я нажрался. Спустись. — Это все, на что его хватило. Даже весьма структурировано мысли получилось изложить. Молодец, Хазин, садись, пять. Мужчина ждал этого звонка. Ему уже набирал на домашний Серёжа и спрашивал, где же хозяин квартиры. Игорь ему ничего путного ответить не мог, так как сам понятия не имел. Он молниеносно сбежал по лестнице с третьего этажа в тапках. Открыл дверь и увидел напарника, валяющегося в снегу. — Блять. Не удержался… — Поднимайся, пьяница. Юля тебе в гостиной стелит. Я предлагал на коврике в прихожей, но она сказала, что это слишком жестоко для такой русской принцессы, как ты. — Гром схватил его подмышки и потянул вверх. Аккуратно, чтобы, не дай бог, не стошнило. — Ты что-то принимал? — Игорь по-отечески приобнял его за спину и взвалил на себя. Благо, Петя, по сравнению с Игорем — сухой прутик. Ничтожно мелкий и ломкий. — Да. Баксолан и вино. — Глаза почти слипались. — Вино то понятно, а баксолан что такое? — Майор пытался его разговорить, чтобы до квартиры хотя бы не отключался. — Миорелаксант. От склероза, опухолей, ещё кучи всего… — Петя повис на нём и не собирался идти самостоятельно. Пчелкина чётко подметила его королевский статус. — Когда ты уже поймёшь, что не бессмертный? — Ответа, конечно, он не получил. Они стали подниматься по обшарпанной лестнице, потихоньку преодолевая ступень за ступенью. Из-за таблеток вестибулярка полетела в тартарары, и Петя, даже если бы захотел, не смог бы подняться самостоятельно. — Помнишь фильм «Криминальное чтиво» у Тарантино? — Да. — Ты как тот парень в смокинге с патлами. А я — Ума Турман. Спасаешь меня от передоза, после прекрасного вечера. — Петя хихикнул, но слишком вымученно. — Ну что ж, Ума, шевелиться собираешься? — Нет. Это ведь ты — мой спаситель. — Ясно. Мне больше история с Брюсом Уиллисом понравилась. — Это где он боксёр и живёт с какой-то нимфеткой? Лолиткой местной? — Все-то ты какие-то детали мерзкие запоминаешь. — Игорь скривился. — И чем нравится? — Тем, что он не умер, и закончилось у него все хорошо. И девушку свою он любил, и память отца чтил. — Игорь уже жалел как-то, что начал эту тему разгонять, но все равно Петя целиком их диалог не запомнит, так что без разницы. Если это диалогом можно, конечно, назвать. — Ясно, моралист хуев. Похуй, поехали. Парадная была покрашена классическим образом — половина стены зелёная, половина — белая. Надписи маркером, как обязательный атрибут, старые крашенные в синий почтовые ящики и двойные входные двери. — Ты никогда не поймёшь, что я чувствую. — Начал Петя внезапно, еле шевеля языком. — Да, я никогда не пойму. — Гром принял тактику поддерживать его пьяный бред, чтобы не спровоцировать на что-нибудь. Руки ему заново перевязывать не хотелось. — Да, ты прав… — И после паузы, — нет, я прав, а потом только ты прав. — Какая же ты сука, Петя. — Игорь вздохнул и в очередной раз признал петин «сахарный» характер, который даже в эйфорическом состоянии и пребывании разума где-то не в Солнечной системе, продолжал выдавать эгоцентричные фразы. Ничего удивительного. — Ну, Игорь, скажи, я что — неправ? — Парень приподнял голову и посмотрел на него даже как-то осмысленно. Или Игорю так показалось в полутьме парадной. — Нет, ты прав. — Тогда почему же я сука? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Петя что в том, что в ином состоянии говорил одно и тоже, разве что тон сейчас немного обидчивым казался. Не дождавшись ответа, он продолжил: — Нет… Ты не поймёшь не то, почему я валялся въебанный в снегу, а то, что я чувствую к Олегу. — Да, этого я уж точно никогда не пойму. — Игорь продолжал нести его и поддакивать, не особо вслушиваясь. — Я сам не понимаю, что чувствую к нему… Игорь, вот ты Юлю любишь? — Люблю. — Майор нахмурился и не понимал, к чему привёл их разговор. «Так, сейчас осталось о смысле жизни поговорить и о политике и можно баиньки ложиться, «Спокойной ночи, малыши» посмотрев на последок». — А как ты её любишь? — Вопрос застал врасплох. Петя остановился и ждал, что ответит друг. — Ну, как-как. Вафли приношу ей из пекарни, цветы покупаю, после работы встречаю… — Вот и я Олегу тоже хочу приносить вафли из пекарни, дарить цветы и встречать после работы… Он же не работает! Тогда, чтобы он меня встречал. — Петя потянулся к следующей ступени, но его тормознул Гром. Второй раз за день Петя заставил его охуеть до невероятных масштабов. К такому невозможно привыкнуть, хотя стоит перестать ожидать от Хазина чего-то адекватного и человеческого. Игорь ничего не сказал. Дотащил его до квартиры, снял обувь, пальто, руки аккуратно помыл. Подумал-подумал и решил перевязать бинты, раз уж те все равно сырыми стали. Уложил его спать на диван, поставил тазик рядышком и отзвонился Сергею. — Пришёл. Ужрался так, что ходить сам не может. С Божьей помощью до моего дома дошёл. Да… Да… Драма какая-то у него случилась, сегодня и сам не разобрался. К тебе сказал, что не может заявиться в таком состоянии. Да… Ты не переживай… Ну… До встречи, спокойной ночи… Он повесил трубку и долго-долго вздохнул, почесал переносицу. Направился в душ, умылся, а потом лёг в спальню к уже засыпающей Юле. Может, завтра все будет хорошо?