Хроники Арли. Часть третья. Я - инквизитор

Глава 23 Голову даю на отсечение, что проектировал все эти здания маленький, лысенький, плюгавенький человечишка с громадным самомнением и комплексом неполноценности по поводу своего роста. Как иначе объяснить их размеры?! Думаете одиннадцать твердынь — это предел гигантизма? Тогда вы не видели Университет в Алате! Здание в Москве тихо курит в сторонке, извиняюсь, даже по высоте. Как такое вообще возможно?! Башенных кранов у них тут нет — не изобрели и даже в проекте нет. Объяснение, которое я вижу для себя, только одно — магия. И это при том, что в своей жизни я встретился всего лишь с тремя представителями волшебной профессии, и они не горели желанием афишировать свои возможности на каждом шагу. Может, предание о похороненных под алтарем магах не такой уж и вымысел? Но к черту магию, я про нее и раньше не часто вспоминал, а теперь и подавно. Моя цель — вот она. Предположения подтвердились: Университет состоял из одиннадцати корпусов, — естественно, по числу конгрегаций — и занимал площадь едва ли не большую, чем та, на которой вокруг набережной высились бастионы. Только на этот раз все здания оказались выстроены на одной ее половине — полумесяцем, — каждое чуть-чуть доворачивая фасадом к геометрическому центру окружности. Черты строений не узнать было невозможно: архитектура в некоторой степени повторяла творения на площади святого Арсиния. Почти, да не совсем. В проекты внесли некоторые доработки: во-первых, только основания оказались массивно-литыми, все, что выше третьего яруса стройными, воздушными линиями взмывало ввысь, поражая легкостью форм. Во-вторых, окна. Превеликое множество окон, разбросанных по поверхности зданий, придавало им ощущение хрупкости и ажурности конструкций. Отсюда они смотрелись карамельной корочкой. Довершала картинку крыша с высоченными шпилями, портиками и прочими украшательствами, заставляющими народ каждый раз восхищенно задирать головы. Все здания соединялись между собой то ли стеной, то ли переходом с открытыми галереями, сейчас напрочь забитыми людьми в разноцветных одеждах, — с такого расстояния не видно, но я бы предположил, что это студенты. Превеликая прорва студентов. Впрочем, отсюда не разглядеть, но я бы сказал, что их количество от корпуса к корпусу существенно различалось, — кое-где действительно много, а в вон между двумя с правого края — едва хватало, чтобы заполнить пространство. На саму площадь просто так не пускали: барону пришлось перекинуться парой слов с дюжим монахом, который стоял в оцеплении, чтобы нас пропустили. Надо сказать, что предусмотрительности подручного герцога можно было только порадоваться. Если пеший маршрут представлялся мне верхом неблагоразумия, то на лошадях мы добрались до цели за пару часов. И все это время нас сопровождал вид бурлящего от возбуждения города, жители которого в одночасье словно сошли с ума. — Барон, — окликнул я его. — Я слышал, людям запрещено в праздник пользоваться лошадьми в этой части города! Гариг лишь пожал плечами, из чего я сделал вывод: барон к людям не относится. Или имелись в виду какие-то другие люди? Едва мы проехали заставу из сколоченных на совесть барьеров почти двухметровой высоты, которые перекрывали выход на площадь почти по всему периметру, барон направил лошадь к трёхэтажному павильону, построенному метрах в пятидесяти от гигантской сцены размером никак не меньше футбольного поля. Таких строений тут оказалось штук тридцать, каждое из них было украшено полотнищем с картинкой. На той, к которой мы направлялись, изображен лев со щитом и мечом. Морда зверя искусно передавала ярость животного. Герб на стене, видимо, изобразили, чтобы никто не перепутал, чье это владение, а сами домики — это трибуны с vip-секторами для избранных. Рядом с герцогским — возвышался целый домище в пять этажей, вокруг которого выстроился отдельный караул из закованных в латы воинов, — настолько серьёзно вооружённых людей я тут ещё не встречал: забрала, кирасы, поножи. Они с безразличием провожали взглядами толпы гуляк, демонстрируя всем видом несравнимо более высокое положение и готовность втоптать в землю любого, осмелившегося потревожить покой сюзерена. — Кому принадлежит небоскреб? — кивнул я головой в их сторону. Барон оглянулся на меня, услышав необычное для себя сочетание слов, но в целом понял, что оно означает. — Королю. Ну да, конечно, следовало догадаться. — Высоко же он забрался, — заметил я, рассматривая герб венценосной особы — все того же льва, но с короной, мечом и щитом на красном фоне. — Королю положено видеть дальше всех, — сказал барон. — А где заседают главы конгрегаций? Они же тоже будут на празднике? Барон чуть помедлил. — Со стороны университета. На помосте для них готовят отдельную ложу. И вправду, по подсказке барона я разглядел гигантских размеров навес и подиум, вокруг которого суетилось несметное количество людей в балахонах, — сборка велась стахановскими темпами прямо на глазах зрителей. Впрочем, строители они и в Африке строители — доделывают все в последний момент. Справа от основного помоста собирался ещё один, оборудованный непонятным пока ещё устройством, отдаленно напоминающим трамплин. А чуть дальше, на голый пятачок земли, люди подтаскивали обтесанные бревна и складывали их в аккуратные кучки. Но спрашивать об их назначении я не стал, решив, что и так уже продемонстрировал полную неосведомленность, — не стоит «опускать планку» ещё ниже. Сама площадь не пустовала, но движением на ней руководили вооруженные монахи, поэтому видимость порядка соблюдалась значительно строже, чем в городе. Гости не бежали, а степенно шествовали в указанном направлении, не пытаясь спорить и проявлять возмущение. Ещё я заметил, что одежда присутствующих заметно отличается от оставленной за преградой толпы. — А разве на праздник пускают не всех? — Всех, — барон слегка притормозил. — Кто может выложить пять золотых монет. Ого! Да я как в воду глядел! Выходит, что люди готовы платить мне столько же, сколько и за возможность поглазеть на главное событие года. Расту, ёжкин кот! — Зачем же сюда едут остальные? Народу в городе — на сотню таких площадей. Не у все же в кармане звенит столько золота. Барон усмехнулся. — Не у всех, — согласился он. — Для простого люда есть трибуны. Он кивком головы указал на крыши домов, окружавших площадь, и я только тут обратил внимание, что все они кишмя кишат крошечными фигурками. — Офигеть! — не сдержался я. — Да они же шевелятся! С такого расстояния действительно могло показаться, что верхушки крыш — живые! Такое там оказалось количество людей. Еще одно море! А потом я понял, что за первым кольцом крыш идет следующее — повыше, — а за ним — третье. И вся эта масса сейчас ШЕВЕЛИЛАСЬ! Я поежился. Выдумать такое! Да автор проекта вообще был пузатым карликом! Монако с его домами вдоль трассы «формулы», которые жители обязаны сдавать туристам во время гонок, — нервно курит в сторонке. Тут я заметил, как какие-то точки падают с крыш. — Это же… — сглотнул я в ужасе. Барон проследил за моим взглядом и пожал плечами. — Мест всегда меньше, чем желающих. Да и что за праздник без жертв? Стараясь больше не смотреть в сторону «трибун», я спросил: — Барон, но ведь с такого расстояния не разглядеть не то, что поединок, а даже поле покажется с ладонь ребёнка. — На время проведения мероприятий церковь частично приостанавливает эдикт о магии, и любой желающий может купить себе свиток дальновидения, — он потянул меня за рукав. — Пойдемте, мастер Иан, нас уже ждут. Поднявшись по деревянной лестнице на третий этаж — первого фактически не было, а на втором располагались слуги, — мы оказались на самом верху. Надо отдать должное мастерам — они постарались на славу, и помещение метров сорока совершенно не напоминало сарай. Скорее это была гостиная — вон здоровенный диван с позолотой и бархатными подушками, вот столики с напитками и закусками. По стенам — портреты и ковры, закрывающие доски, на полу тоже ковры, но серых оттенков, — видимо, чтобы были не так заметны следы. Уютно. Как будто сюда перенесли кусочек аппартаментов герцога. Нас действительно ждали. Хозяин этого великолепия еще не подъехал, зато присутствовала уже знакомая мне особа. — Леди Кэртин, — изогнулся я в поклоне. Мне, конечно, до Аридила с его замашками аристократа, как до луны, но что-то похожее я точно изобразил. Впрочем, видимо, подобие оказалось действительно жалкое — вон как девица скривилась. Или ей в очередной раз пришлось лицезреть мой горб? Надо потом не забыть взять пару уроков у нашего великого во всех смыслах пижона, чтобы не бить лицом в грязь каждый раз, когда попадаю в высший свет. — Мастер Иан, — помедлив, она всё-таки протянула мне свою руку в перчатке, меня хлестнуло презрением и брезгливостью. А что, и поцелуем! Я подозревал нечто подобное, потому и сграбастал запястье настолько быстро, что она не успела его отдёрнуть. Несколько секунд мы беззвучно боролись за ее руку. Девушка пыталась вырваться, я — вцепился, как клещ. — Полно, Кэрти, — прозвучал за моей спиной укоризненный голос герцога. — Что подумает о твоих манерах наш гость? Девушка вздрогнула от неожиданности, и мне всё-таки удалось приложиться губами к бархату перчатки. Градус брезгливости подскочил до небес, на что я только бесцеремонно осклабился, но руку выпустил. — Дядя, — она вспыхнула и присела в поклоне. — Прошу меня извинить, но, возможно, там, откуда родом мастер Иан, неизвестны манеры? — Возможно, — согласился герцог, — но ведь это не повод забывать о своих. Леди Кэртин покраснела ещё сильнее. — Так что веди себя подобающе, — в голосе «доброго» дядюшки прозвенел металл. Общую неловкость снял вкрадчивый тон барона Гарига. — Милорд, с вашего позволения. Мой неожиданный провожатый поклонился. — Конечно, мой мальчик, иди, не смеем тебя задерживать, — герцог похлопал его по плечу. — Ах, молодость, молодость! Все куда-то бегут, торопятся — ни минуты покоя. Коротко кивнув леди Кэртин, барон Гариг оставил наше общество, не удостоив меня даже взглядом. А что же это товарищ «блюститель манер» промолчал? Какие-то прямо-таки двойные стандарты. Везде одно и то же — мне стало грустно. Герцог наконец обратил внимание на меня, и я с удивлением обнаружил, что рано поставил ему клеймо «старика». Сегодня на мужчине был строгий камзол зеленого сукна с минимумом вышивки; он не кричал о безмерном достатке хозяина, зато как нельзя лучше подчеркивал его фигуру. Обуться герцог предпочел не в мягкие туфли из замши, а в кожаные сапоги чуть выше колен, бодро постукивающие каблуками по деревянному полу даже через ковер. И вообще смотрелся герцог лет на десять моложе — эдаким бравым генералом, который легко заткнет за пояс даже парочку бывалых солдат. Дополнял образ меч в искусно отделанных золотом и камнями ножнах — тут все сразу вставало на свои места, — но я уже кое-что понимал в оружии и его владельцах, поэтому решил, что, несмотря на украшения, на поясе у герцога далеко не бутафорская зубочистка. — Я искренне рад, мастер Иан, что вы сочли возможным принять мое скромное предложение. Тут мне вспомнились слова отца на неофициальном приёме у министра, куда он затащил меня как-то раз: «Запомни, сын, такие люди никогда и никому не говорят что-либо просто так. В каждом их слове есть смысл, и, если ты его не видишь, это не значит, что его нет, — просто в силу каких-то причин, тебе не хватает либо информации, либо опыта, либо и того, и другого сразу. Так что самое уместное в такой ситуации — молчать и «впитывать»». Отличный совет, папа! Я бы с удовольствием им воспользовался, но что делать, если у тебя нет никаких шансов держать рот на замке? Герцог Андэр де Гур, конечно, не князь Аэларэль, но и у него опыта хоть отбавляй — выпотрошит и не заметишь. Главное, принял решение я, не чесать языком, говорить можно только то, что он и так сможет узнать. Если получится, ограничусь погодой, которая оказалась как по заказу: солнечно, но не жарко — настоящий августовский рай. Да, и про почтительность не забываем, а то Аридил все время талдычит, что у меня ее «кот наплакал». — Ваша Светлость! — я снова поклонился, гадая о том, достаточно ли этого. — Напротив, хочу поблагодарить вас за предусмотрительность. Так вышло, что мы с моими друзьями слегка разминулись, и барон Гариг оказался как нельзя кстати. Вроде бы нормально получилось! Вот только почему над герцогом возник оттенок недоумения и даже недовольства. — Пустяки! Барон иногда выполняет мои мелкие прихоти, а вы в нашу первую встречу сказали, что в столицу попали издалека. Это, в свою очередь, означает, что вы не знаете город и его обычаи так, как их знаю я, — герцог широко улыбнулся. — Кроме того, я бы себе не простил того, что не помог вам попасть на праздник, зная, что вы в здесь впервые. Поэтому я искренне рад, что мое приглашение пришлось к месту. — Более чем, Ваша Светлость, — заверил я. — Мы с друзьями как раз собирались сами идти на площадь. Герцог понимающе улыбнулся. — Надеюсь, ваши друзья не будут в обиде, что вас так бесцеремонно похитили? — Уверен, что они только обрадуются, когда узнают, кто это сделал и с какой целью. «Как только эти лоботрясы обнаружат, что оставили меня одного», — с лёгким раздражением подумал я и, чтобы переменить тему, сказал: — Вид с вашего балкона просто великолепен. — О, это лишь результат некоторых заслуг, — проговорил герцог. — Как, наверное, и то, что вы в таком юном возрасте носите знак «Голоса» на вашей груди. «Да, не тебе, идиоту, тягаться с мамонтами!» — выругался я про себя и промолчал: ну, вопроса же не было, — значит, и отвечать не следует. Но эдак герцог рано или поздно своего добьётся — я не смогу вечно отсиживаться в танке. И осведомленность его, конечно, слегка удручает. Вид же и в самом деле открывался, что надо. Рукой подать до сцены — огороженный кусок площади ещё одной рукотворной стеной возвышался метрах в тридцати от балкона. На этот раз никакого дерева: каменная лента — по пояс взрослому человеку, — выполненная из такого же камня, что и стены самого Университета, а значит, кто бы ни проектировал здание, ему было заранее известно о назначении этого места. На ровной, как стол, поверхности, уже во всю носились люди, раскатывали дорожки, между которыми серыми квадратами просвечивала утоптанная земля. Таких площадок я насчитал никак не меньше пятидесяти. К некоторым сносили стойки с оружием и какой-то другой инвентарь. У самых стен Университета на собранном помосте, возвышавшемся над площадью примерно на высоту одного этажа, устанавливали тот самый навес для шишек из конгрегаций, на который люди тащили из недр Университета все, что долженствовало обеспечить комфорт и удобства: мягкую мебель, ткань для драпировки, столики для прохладительных напитков и прочая, прочая, прочая… Я смотрел в ту сторону, а мой дар «вопил» о пристальном внимании со стороны герцога. Настороженность, удивление, сильное любопытство и даже опаска — вот что говорили его чувства. Старый аристократ меня не боялся, но для него я был непонятен, непредсказуем, а следовательно, нес за собой риски, которые невозможно прочитать. Вот только все это по-прежнему не объясняло его интереса к моей особе. Я для него букашка, а внимание ко мне перехлестывает все границы. Где я мог перейти ему дорогу? — Милорд, — неожиданно для себя я воспользовался обращением барона, — как вы правильно заметили, я чужестранец, но в скором времени мне предстоит оказаться по ту сторону барьера. Не могли бы вы в двух словах рассказать, что ждёт соискателя на ристалище? Ну да, я в тот раз проболтался, что хочу стать инквизитором, но рано или поздно герцог и сам бы узнал об этом, так что по идее опасности никакой. С другой стороны, он ведь и в самом деле старожил здешних мест, человек весьма осведомленный и знающий, возможно, мне действительно удастся выяснить что-нибудь любопытное, что поможет мне подобраться к королевской библиотеке. — Вы, нося знак и собираясь вступить в ряды церкви, ничего не знаете о правилах? — изумился тот. Нет-нет, переигрывать тоже не стоит. — Милорд, у меня хорошие учителя, — мои слова требовали немедленного пояснения. — Вы наверняка в курсе, что один из них — инквизитор, доверенное лицо епископа Тука, — при имени епископа глаза герцога сузились, но он промолчал, не отрывая глаз от моего лица. — С другим моим спутником вы знакомы лично — это небезызвестный вам принц Аридил, — да ну и что, что о нем, кроме дяди, до сегодняшнего дня никто ничего не слышал, главное ведь подача! — Так что мне, конечно, поведали о предстоящем испытании, да и, чего греха таить, отговаривали от затеи. Но мои друзья ведь тоже не местные. Вы же старожил, и уверен, собаку съели в таких делах. Так что никто, кроме вас, лучше всего не знает нюансов испытания. — «Собаку съел», — герцог повторил, очевидно, неизвестную ему ранее идиому. — У нас говорят: «стер камни до песка». Его взгляд слегка расслабился, и давление «сверла» почти исчезло. Он явно силился понять, что скрывается за моей просьбой. Черт возьми, эта игра в «лапшу» иногда действительно может доставлять удовольствие! Только не стоит забывать: у здешних акул зубы размером с руку, и мысль, что у новичка хватит сил удержать пасть чудовища в миллиметре от головы, легко может стать последней. Я сейчас на очень тонком льду, неверный шаг — и под ногами разверзнется пропасть. Может, вообще не стоило принимать это приглашение? — Что ж, — промолвил наконец герцог, — в детстве я и сам мечтал о карьере инквизитора. — Вы, милорд?! — искренне удивился я. Герцог весело на меня посмотрел. — А что? У всех детей есть мечты, — показалось, что он даже мне подмигнул. — Вот вы сами кем хотели стать, когда ваши родители усадили вас за ученическую парту? «Хакером», — чуть было не ляпнул я, но вовремя остановился. Что-то этот вечер перестает быть томным. В произнесенном вопросе хитрый старикан понарасставлял столько ловушек, что любой ответ будет именно тем шагом, которого я опасаюсь. Тут тебе и родители, и мечты, и учеба — он явно пытается прощупать почву и выяснить, кто я такой. Кроме того, совсем не так, как должен, ведёт себя мой собеседник. И этот доверительный тон! Вот оно! Мысль, ускользавшая от меня все это время, наконец, позволила ухватить себя за хвост, и я понял, что в происходящем так настораживает: герцог Андэр де Гур НЕ МОЖЕТ в подобном тоне разговаривать с каким-то мальчишкой, пусть даже у него будет сотня «Голосов» за пазухой. Герцог — вельможа, брат короля, наконец. Андэр де Гур — родственник самого влиятельного монарха Арли, вежливо интересуется мечтами босоного голодранца (пусть не голодранца, но все же), которого он раньше в глаза не видел! А я-то уши развесил! Мое обращение «милорд» для этого человека, должно быть, звучит, как «эй ты» — ибо прав Аридил в том, что во мне почтительности — ни на грош. Вот и ответ на вопрос, почему так недоумевает герцог, — да он просто сбит с толку моим обращением. И не формой, а именно умением себя держать, потому что я с ним разговариваю, просто как с любым человеком старше себя по возрасту. А так как любой обыкновенный простолюдин прекрасно представляет себе, чем может грозить столь фривольное обращение к аристократу, то герцогу ничего не остаётся делать, кроме как считать, что я скрываю свой истинный титул, замаскировавшись под нелепого «мастера». Впрочем, не очень искусно замаскировавшись, ибо постоянно допускаю промашки. Но исправлять ситуацию уже поздно — слишком подозрительно будет выглядеть. Пусть уж лучше думает, что я какой-нибудь ферзь. А на вопрос отвечу в излюбленном стиле. — Мои родители не спрашивали меня, кем я хочу стать. Отец считал, что сыну должно идти по его стопам, мать же умерла слишком рано. — Истинная правда от начала и до конца, нюансы пусть остаются за кадром. Герцог неопределённо покачал головой и отвел взгляд. — Да, родители видят в детях свое продолжение, — наконец проговорил он. — И мы слишком поздно понимаем, что у них может быть свой путь. Я поклонился, отдавая дань его проницательности. — Милорд, мой путь — вот он. И поверьте, я буду благодарен, если узнаю что-то, что поможет мне его пройти. Герцог вздохнул, дёрнул лицом, словно отбрасывая тяжелые воспоминания, и повернулся ко мне. — Что ж, это долгая история, но у нас есть время до начала церемонии. — Его взгляд все ещё был затуманен, а голос слегка похрипывал. — Кэртин, будь любезна, распорядись, чтобы подали вина. И присоединяйся к нам, дорогая. Полагаю, ты все ещё любишь старые басни скрипучего старика? Меня усадили на довольно-таки жёсткий табурет, куда менее удобный, чем роскошное кресло хозяина. Слуги принесли несколько бутылок вина, и Кэртин самолично наполнила бокал герцога. Мне никто не предложил, поэтому пришлось плеснуть гранатовой жидкости самому, но я не гордый — могу и сам за собой поухаживать. Герцог же этого словно бы и не заметил. — Мастер Иан, вы знаете, кому посвящён праздник? — спросил он, задумчиво глядя на суетящуюся толпу. — Почему именно в этот день люди из самых дальних краев собираются здесь, и двери Университета открываются для прошедших испытание? — Мои друзья говорили, что праздник посвящен богине Айне. И что это как-то связано с эльфами. Признаться, мне не приходило в голову копаться в истории. Девушка фыркнула, а герцог снисходительно улыбнулся. — В этом вся молодёжь — вам подавай быстрое решение, а между тем в прошлом, быть может, кроются секреты всего сущего. — Возможно, — пожал плечами я. — Но знание, как все начиналось, не поможет мне пройти поединок. Герцог кольнул меня взглядом. — Ровно две тысячи лет назад мир стоял на коленях, ибо в него пришло проклятие, во все времена нависавшее над Арли. В наш дом вернулся Убийца. Я поперхнулся и уставился на герцога круглыми от изумления глазами. — Ну-ну, молодой человек, не стоит так реагировать на старую небылицу, — он покровительственно похлопал меня по спине. — Это всего лишь легенда из тех далеких эпох, о которых помнят только некоторые из эльфов. Впрочем, я слышал, что даже у них не осталось летописей о тех днях. — Вернулся? Убийца? О ком вы, дядя? — история для леди Кэртин явно оказалась в новинку и очень ее заинтересовала. Причём настолько, что на щеках девушки заиграл румянец, поневоле заставив ей любоваться. — Я никогда не слышала этой сказки. — Кто он такой, никому не известно. Откуда приходит — тоже, но говорят, что раз в две тысячи лет враг возвращается на Арли, чтобы уничтожить мир и извести всякое живое существо на земле, но каждый раз находится смельчак, который с позором изгоняет его отсюда. Глаза девушки загорелись азартом, она даже позабыла бросать на меня презрительные взгляды. — Изгоняют? Разве нельзя разделаться с ним навсегда?! — Я не знаю, дорогая. Быть может, герои оказывались недостаточно отважны, или враг чересчур силен. — А почему раз в две тысячи лет? Вопросы, похоже, вскружили девице голову. — Кэртин, благородной леди не пристало быть такой любопытной, — нахмурился герцог, но на этот раз девушку так просто было не смутить. Впрочем, она поспешила сменить тему, хотя мне, признаться, очень хотелось послушать версию герцога. — Дядя, а вы от кого узнали эту историю? Герцог улыбнулся ей. — Очень, очень давно, когда я был не на много старше нашего гостя, мне рассказал ее мой отец, — тот снова улыбнулся, но в глазах его я заметил предостерегающий огонёк. — Но речь сейчас не о славных героях древности. — А о чем? — заерзала леди Кэртин, и я понял, что она как раз не прочь послушать именно про героев. — О том, что в последний раз битва между Врагом и защитниками Арли оказалась настолько страшной, что в дело вмешались боги. Точнее богиня. Айне. Я мысленно вздрогнул: значит, и боги тут вполне себе реальные персонажи?! Сразу за этой мыслью пришло в голову осознание того, что мой предшественник, похоже, достиг поистине невероятного могущества, если с ним смог справиться только бог. Интересно, как у него обстояли дела с головой? — Богиня прямо с небес покарала отступника?! — леди Кэртин восторженно захлопала глазами. — Нет, — покачал головой герцог. — Тот стал настолько силен, что ей пришлось спуститься в наш мир. Тут уже и я затаил дыхание. Не каждый раз можно услышать о себе столько нового. Ну, пусть не о себе, но о возможном варианте. Герцог, между тем, продолжал хорошо поставленным голосом. — Никто не знает, сколько продолжалась битва — там, где горит земля и плавится камень, свидетелям места нет. Но раз услышав об этой удивительной истории со слов отца, я и сам стал искать любые, пусть даже малейшие упоминания о тех днях. А может, его отец как раз и был одним из хранителей запретных знаний? Тогда герцогу может быть известно гораздо больше, чем он рассказывает. Вот бы его разговорить, не вызывая, впрочем, подозрений на сей счет. — И что же удалось найти, милорд? — спросил я осторожно. — Практически ничего, к сожалению, — вздохнул герцог. — Где-то говорится, что битва продолжалась лишь миг, кто-то утверждает, что — три года. В каких-то совсем уж не заслуживающих доверия источниках сказано, что богиня убивала врага не раз и не два, и что Срединные горы — суть след их последней битвы. А что тут скажешь? Хоть и верится слабо, но, учитывая то, что известно лично мне, последний вариант — весьма правдоподобный. Размолотить полконтинента — вполне в духе богов и полусумасшедшего колдуна, потерявшего свое «я» и обуянного жаждой мщения. — А что же другие боги? — задала интересующий и меня вопрос леди Кэртин. Герцог повернулся к ней. — Враг по какой-то причине взялся за истребление эльфов, ей просто пришлось вмешаться, чтобы не потерять всю паству. Остальные к мольбам страждущих остались глухи. Ещё версия: это как раз их рук дело. А что? Сговорились мужики за ее спиной извести сварливую кобру и подослали к ней моего предшественника. В качестве версии — сойдет, но, чувствую, не все так просто. Одно дело — подослать и прибить, а другое — делать это четырнадцать раз подряд. Не вяжется. Странно другое: если остальные боги ни при чем, то почему они не кинулись на защиту своих. Или им наплевать на страждущих? Вот бы знать, почему мой предшественник взъелся на длинноухих. Давняя «любовь»? То-то я как кость в горле у эльфов. Ну по крайней мере у тех, кто обо мне помнит. А помнят не многие, ибо у них тоже кто-то основательно подчистил историю. В общем, опять одни вопросы. — Милорд, это было очень давно, и теперь мы вряд ли узнаем истину, — заметил я, нарушая атмосферу величественности момента. — Но как рассказанное вами относится к моему вопросу? Герцог с неудовольствием на меня посмотрел, но уже спустя мгновение его лицо вновь озарилось благожелательной улыбкой, что, впрочем, ничего не значило — он и не подумал отвечать на мой вопрос, продолжив рассказывать свою историю. — А дальше, юноша, все просто. После того, как мир начал приходить в себя, выяснилось, что следы хаоса все ещё дают обильную поросль: чудовища, темные культы, колдуны — вся эта нечисть расплодилась по свету в таких количествах, что требовался кто-то, кто будет железной рукой наводить порядок на этих землях. — А церковь? — удивился я. — А что церковь? — герцог с неожиданной жесткостью воткнул в меня взгляд. — Семьсот лет про нее никто и не слышал. Сохранились отдельные монастыри, в городах при церквушках шли службы, но вся верхушка оказалась похоронена под развалинами их твердыни. — Твердыни? — переспросила леди Кэртин. — Да, девочка моя, раньше у церкви была одна Твердыня. Это потом они оказались в Алате. Что-то я совсем перестал что-либо понимать. Получается, какое-то время не существовало никакого церковного порядка? А как же все эти лозунги: мы повели людей к светлому будущему? — Но сейчас… — начал я, но герцог остановил меня мановением руки. — Сейчас — это сейчас. — Отрубил он. — 1243 года назад богиня показала свой лик ещё раз и пожелала, чтобы защитником мира от нечисти стал некий Эдзард. — Вот так взяла и объявила?! — изумился я. — Конкретного человека?! — Вы зрите в корень, юноша, — кивнул герцог. — Просто снизошла на землю, и глас богини достиг каждого. Ничего себе! — Но ведь Айне — богиня эльфов. Почему бы не выбрать спасителя из их числа? Герцог укоризненно на меня посмотрел. — Это у вас в спутниках эльф. Спросите у него. — А кем был этот Эдзард? — послышался голос леди Кэртин. — О его прошлом нет никаких сведений, — герцог покачал головой. — Возможно, в архивах церкви что-то и можно найти, но они хранят эти знания пуще золота. «Интересно девки пляшут», — подумал я. Богиня эльфов выбирает защитником человека. Нет, конечно, люди ее почитают тоже, но лишь в числе прочих. Очень уж похоже на обиду и желание ущипнуть побольнее. Девушки любят выискивать особенно чувствительные места и частенько этим знанием пользуются. А тут так вообще прямым текстом сказано. И с моим предком не всё ясно: потрепал он ее, как пить дать, потрепал, раз тут горы появились через весь материк. А к тем, кто попортил прическу, слабый пол питает особую «любовь». И не окажется ли так, что помимо всех остальных меня разыскивают еще и какие-нибудь божественные эмиссары, чтобы девица с нимбом, или что там у нее вместо кольца, как следует оторвалась на пока ещё не вошедшем в силу враге. В моём нынешнем обличии я с разбойником справиться не могу, а тут целый бог! Точнее, богиня, что, наверное, ещё хуже. — И что стало с Эдзардом после того? — «добивала» дядю леди Кэртин. — О, тут вообще все чрезвычайно любопытно, — усмехнулся герцог. — Откуда ни возьмись, из разных щелей повылезали церковники и, пока народ пребывал в оцепенении от явившейся благодати, быстренько провозгласили защитника кардиналом, и было возвещено о возрождении ордена инквизиторов. Заодно и о восстановлении власти церкви по всей земле. С тех самых пор люди отмечают День Защитника. Открывшаяся мне картина настолько не вязалась с общеизвестным, что требовала глобального переосмысления. И разговор наш уже, чего греха таить, вышел далеко за рамки обычных басен. За такое пятки поджарить могут, — если захотят, объявят нас с герцогом еретиками, одного за то, что говорил, другого за то, что слушал. Причём, герцог, скорее всего, отмажется, и все плюшки достанутся одному юному лоботрясу. — Милорд, а вы не боитесь мне все это рассказывать? — сдержанно поинтересовался я. — Подозреваю, де Бри или инквизиция за подобную историю на награду не поскупятся. Герцог усмехнулся и сделал успокаивающее движение рукой, когда леди Кэртин, побледнев, попыталась резко подняться. — Не боюсь, мастер Иан, конечно же не боюсь. Волков боятся только те, кто ни разу не резал им горло и не вкушал истекающую кровью печень зверя. — Герцог проговаривал слова с улыбкой, но мне и в голову не пришло сомневаться: этот и резал, и вкушал! — А ты, юнец, уж не знаю, откуда ты сам такой прыткий выполз, ещё сто раз подумай, прежде чем этим святым солдафонам что-либо говорить. Ух как быстро он «переобулся»! Игры в «прощупывание» закончились, и в дело пошла тяжелая артиллерия? Я же пока не понимал, бояться мне или послать его на все четыре стороны. Но совершенно ясно, что сейчас я, возможно, узнаю настоящую причину гостеприимства герцога. — И что же меня удержит? Или убьете меня, да и дело с концом? Воистину, язык мой — враг мой! Что мне стоило промолчать?! Герцог оскалился, черты лица его заострились, и сейчас я бы дал ему гораздо больше лет, чем даже в первую нашу встречу. — Ну зачем так сразу? — он встал и отвернулся, положив руки на перила балкона. — Тебе ведь по какой-то причине нужно попасть туда. — он кивком указал на здание Университета. — И такой способ есть, причём без всех этих размахиваний мечом, с которым тебе, я полагаю, не совладать и через тысячу лет. У меня замерло сердце. — Вы шутите, — подпустив безразличие в голос, сказал я. Герцог резко развернулся, и на этот раз передо мной снова предстал «добрый дядюшка». — Молодой человек, — он снова перешел на «вы». — Я немало повидал на своем веку и довольно давно уяснил одно простое правило: самый страшный яд и самая добрая сталь не сравнятся по своей смертоносности с письмом в две строчки, написанным второпях. Возможно, для обывателей неосведомленность о неких тайнах и является, с их точки зрения, благом, но на моем посту приходится по-другому смотреть на вещи. С тех самых пор достаточно много моих сил уходит на поиск любых сведений, которые дадут мне власть над людьми и возможность оставаться там, где я есть. — Герцог подхватил бокал, сделал глоток и без всякого предисловия заявил: — Существует единственный способ стать инквизитором без поединка, и о нем сказано в одном любопытном документе, который хранился в Королевской библиотеке. О! Гляжу, вы о нем прекрасно осведомлены! Ума не приложу, чем я себя выдал. Но теперь уже поздно, да и бессмысленно гадать. Такой подлянки я точно от этой встречи не ожидал! Больше всего меня поразило, с какой точностью герцог вычленил главное из нашей предыдущей весьма скоротечной беседы. Впрочем, как выяснилось, тот ещё не закончил. — Так вот вам, юноша, мое предложение: вы получите не только сам документ, но и возможность исполнить все условия по нему, — все, дядюшка исчез окончательно и бесповоротно, передо мной сидел брат короля. — Если будете служить только мне. Шах и мат. Я хотел попросить де Бри организовать мне доступ в Королевскую библиотеку, но теперь это лишь бесполезная трата времени — герцог не зря сказал, что манускрипт там «хранился». Я думаю, с сегодняшнего дня бумага сменила место прописки, и ее след для меня будет полностью потерян. Я мельком посмотрел на леди Кэртин и нисколько не удивился: девочка-простушка растаяла в дымке и на ее месте красовалась женщина, знающая себе цену, в лице которой проглядывали знакомые черты. Кого? Конечно, ее любимого дядюшки! В общем, меня заманили, запудрили мозги и развели, как лоха! Даже если этот проклятый документ сегодня все ещё преспокойно лежит в Королевской библиотеке, то это совсем ненадолго. И я никак не смогу этому помешать. У меня даже руки зачесались достать кинжал и… Я вздрогнул и с усилием разжал кулаки — что-то слишком часто в последнее время в голове стали крутиться подобные мысли. Уж не влияние ли это тех двух инцидентов с нехорошим концом? Впрочем, ничего необычного я пока не чувствовал, кроме желания схватиться за нож. С другой стороны, сумасшедший вряд ли понимает, что он сходит с ума. Герцог воспринял мое молчание за смятение и решил, видимо, что «передавливать» не стоит. — Юноша, я не требую ответа немедленно, — он великодушно улыбнулся. — Сегодня праздник — дела подождут до его окончания. Взгляни, Кэртин, уж не ректор ли это? Герцог указал рукой на сцену, на которой и в самом деле столпилось довольно много народу. Судя по богатому одеянию и высокомерным взглядам — все сплошь из начальства. — Епископ Ноэль что-то слишком мрачен, — усмехнулся герцог. — Наверное, перебрал вчера эстийского. — Дядя, епископ давно не пьет красное, — промурлыкала леди Кэртин. — Вы запамятовали? У него изжога. — Да? — герцог хлопнул себя по лбу. — Действительно забыл. Должно быть, память уже не та. Я слушал эту ничего не значащую беседу и кусал губы: прав был отец от начала и до конца — я герцогу на один зуб. Да какой зуб! На чих! Идиот, возомнил себя Джеймсом Бондом. Тем временем один особенно дородный монах выступил вперед, и я с удивлением обнаружил, что у человека в пестрой мантии на голове самая настоящая тиара, отделанная золотом и камнями настолько густо, что он, похоже, с трудом держал ее ровно. Тут меня ожидало новое потрясение: стоило мне чуть-чуть напрячься, чтобы попытаться получше его разглядеть, как картинка заметно увеличилась в размерах, и я очутился на расстоянии вытянутой руки от мрачного мужчины средних лет. Если постараться, можно было даже разглядеть грани на драгоценных камнях. Произошедшее оказалось настолько неожиданно, что я ощутимо вздрогнул. Что, естественно, не укрылось от проницательного взора гостеприимного хозяина. — Как, вы не пользовались заклятием дальновидения, мастер Иан? — голос герцога звучал донельзя снисходительно и оттого ещё более обидно, так что я уже почти осознанно подумал о спрятанном на поясе эльфийском кинжале. — Привык полагаться на свое зрение, — огрызнулся я. — С возрастом любой старается упростить себе жизнь. Ну, не мог я удержаться от «шпильки»! Но герцог пропустил ее между ушей, чем разозлил меня ещё больше. Зато на мой выпад отреагировала «протеже» герцога. — Наверное, магия — слишком дорогое удовольствие для провинции, — мило улыбнувшись наставнику, проворковала леди Кэртин. Я сжал зубы и дал себе слово больше не обращать внимания на ее высказывания. Изображение епископа вновь приблизилось, и у меня уже не вызвало удивления, что вместе с картинкой в ушах возник его голос: — …когда горела земля наша, стар и млад ежечасно молили о спасении. Так жалобен был их голос, так проникновенен и преисполнен искреннего раскаяния, что слова сирых да были услышаны, — у тучного священника и голос оказался полным его подобием, глубоким и тяжелым, — Светлейшая Айне снизошла до молитв наших, и выбрала единственного, чья чистота помыслов до сих пор освящает путь потомков и отвращает ото всякого зла! Мы все помним и чтим святого Эдзарда! Он принял на себя тяжёлую ношу и всяко сражался с исчадиями ночи, неся им возмездие мечом, словом и молитвой. Так помолимся же пред ликом богини о тех, кто денно и нощно, не сомкнув глаз, стоит на бастионе веры дабы оградить люд от врагов его! Я слушал речь со все возрастающей скукой — обычная чудодейственная муть в церковном стиле, многословная и ничего не значащая. Но каково же оказалось мое удивление, когда я сбросил наваждение заклинания и бросил взгляд на лицо герцога. Оно буквально пылало торжеством! Через мгновение я убедился, что и внизу, среди зевак, никакой скуки не было и в помине. Люди стояли, высоко запрокинув головы, осеняя себя святыми кругами, и с благообразными улыбками кивали в такт словам, льющимся со сцены. Историческая справка до того мне наскучила, что я принялся разглядывать все подряд. Нет, конечно, на крыши домов, окружавшие площадь, мне смотреть не хотелось совершенно — на воображения мне жаловаться не приходилось, и именно по этой причине я даже думать не решался о тех бедолагах, которые… Тряхнуть головой оказалось недостаточно, чтобы отогнать невеселые мысли. Чтобы больше не думать о «желтой обезьяне», я посмотрел на королевский шатер, расположенный от нас метрах в пятидесяти. Каково же оказалось мое удивление, когда заклинание послушно приблизило изображение, и голоса зазвучали так, словно собеседники находились в двух шагах от меня. — Граф, вы слышали слова Его Преосвященства? — Как вас сейчас, маркиз! — И что вы об этом думаете? — Кардинал фон Бролле будет в ярости! «Бролле, Бролле, — лихорадочно соображал я, — Да это же глава конгрегации Святого Воинства! Армия, квары — в общем, заклятые друзья инквизиции». Интересно, а при чём тут фон Бролле? Я ещё сильнее прислушался, и был вознагражден. — Как думаете, это епископ отдал право вступительного слова инквизиции или так решил Совет? — Маркиз, я всегда полагал, что Совет — это кардинал фон Бролле, но теперь уж не знаю, что и подумать. — Нечего думать, граф, сейчас все узнаем! Ага, вот оно что! Право первой ночи! Тогда не удивительно, что кардинал будет рвать и метать (кстати, где он сам?). Ведь это какой удар по престижу! Значит, инквизиция уже на задворках, капитан? Полагаю, что не все так уж предопределено, как пытался представить де Бри при нашей встрече. На всякий случай все это время я поглядывал на герцога и его подопечную, но мне так и не удалось понять, слышат ли они то, что слышал я. То ли им было безразлично происходившее в шатре короля, то ли это очередной выверт моего «я», и заклинание на мне работает несколько по-другому. Кстати, вот еще вопрос: почему и как оно вообще действует на меня? Вроде как князь говорил, что колдовать при мне — занятие бессмысленное и даже опасное. Впрочем, возможно, все объясняется тем, что чары направлены не на меня, а создают некую область с изменяемыми характеристиками. Во всяком случае никаких магических линий в воздухе я не заметил, хотя смотрел очень внимательно. Епископ на сцене ещё что-то говорил, но речь давалась ему тяжело и явно подходила к концу. — Мир вам, братья и сестры, — буркнул он в заключении своих слов, и мне стало понятно, что он на самом деле думает про таких «родственников». Монах бурно вздохнул, осенил собравшихся тремя кругами и отошёл вглубь сцены, но скучать зрителям не пришлось: его место занял невысокий священник в совершенно строгом одеянии без малейших украшений и прочего, что могло свидетельствовать о достатке человека. Все, что отличало его от обыкновенного послушника, — три кольца, сплетенные вместе, приколотые на сутану. Знак церкви отблескивал чистым золотом. И это оказалось единственным свидетельством принадлежности к высшей касте человека, стоявшего перед толпой. Имя мне подсказали в соседней ложе все те же мои невольные осведомители. — Это же епископ Фиодор! — голос графа выдавал его возбуждение и опаску. — Я о нем только слышал. — Упаси вас, граф, познакомиться лично! — его собеседник, похоже, и не думал скрывать страх. — Поговаривают, он ярый сторонник тех, старых традиций. Маркиз перешёл почти на шёпот, так что даже магия с трудом передавала его слова. — А что же кардинал Эмилио? — Он, конечно, крепок, как столетний дуб, но с возрастом даже дубы теряют листья, и человек все больше отдает предпочтение тёплому пледу и тапочкам, а не промозглому подвалу и крюкам палача. — А епископ? — помявшись, поинтересовался граф. — Я слышал, что в первый же день он повелел разместить свой кабинет рядом с пыточной. Все время, пока я слушал разговор двух приятелей, епископ молча стоял и смотрел на толпу немигающим взором. Постепенно перешептывания прекратились сначала на площади, а затем и на близлежащих домах. И только когда повисла гнетущая тишина, настолько ощутимая физически, что любое слово покажется громом посреди ясного неба, только в этот момент епископ разлепил губы. — Тьма грядёт! — гаркнул он так, что вороны, кажется, попадали замертво. — Тьма, первозданная и всепоглощающая! Грешники и праведники, вдовы и сироты, солдаты и миряне, все падут! ОН никого не пощадит, ибо имя ему — Убийца! Толпа вздрогнула, и я вместе с ней только по разным причинам. ТАКОГО развития событий никто предугадать не мог! Площадь замерла, как будто епископ разом взял под контроль тысячи человеческих сознаний. Впрочем, так оно и было на самом деле. Концентрация внимания людей на одном-единственном существе достигло такой величины, что, вспыхни сейчас монах сверхновой, никто бы не удивился и принял сей факт как должное. Епископ неспешно обводил всех взглядом, как будто хотел убедиться, что эффект достигнут, и, надо признаться, это ему действительно удалось: за ним следили так, будто толпа — единый, живой организм, и мне немедленно пришло на память то сборище у холма. Если сейчас над площадью закрутится воронка, мне не помогут и три щита, и я прямо тут сойду с ума от страха или ярости — в зависимости от того, куда поведет людей этот человек. У меня засосало под ложечкой. Я смотрел в горящие фанатичным безумием глаза и сжимал зубы. Дважды за день! Даже в страшном сне мне не могло присниться такое начало праздника. Зачем он это сделал?! Это же официально объявленное начало охоты на ведьм! Точнее, на одного-единственного колдуна — на меня. И дальнейшие слова главного инквизитора только подтвердили мое подозрение. Для придания моменту ещё большего накала, священник сделал шаг к толпе и в театральном жесте воздел руки. — ОН уже среди нас! Жаждет мести, копит силы и, как паук, плетет свою паутину. Да не будет спокойствия никому, пока достойнейший не укажет на недостойнейшего! Или это прямой указ доносить на ближнего своего, или я ничего не смыслю в жизни. Вон как народ стал шарить глазками по сторонам! Могут ведь и прямо сейчас начать искать. И что самое любопытное, найдут, обязательно найдут! Мне стало откровенно страшно. Я взглянул на герцога и вздрогнул: тот смотрел на священника, и на лице его играла все та же торжествующая улыбка. Ему-то какой прок от Варфоломеевской ночи? Никакого, если только он ни заодно с этим страшным священником. О том же говорила аура над его головой — темно-зеленая пелена с вкраплениями черного и синего цветов — такая мрачно-ненавистная радость. Кому-то, похоже, не поздоровится в самое ближайшее время. Под шумок можно убрать всех врагов и даже просто тех, кто когда-то посмел посмотреть на любимую мозоль. Епископ обвел толпу пылающими взором и, видимо, решил «подсластить» пилюлю. — Братья и сестры! Бдите! Да не пройдет больше человек мимо нечестивости и непотребства! Да не останутся в тайне грехи Врага! Знайте, что рядом с вами всегда будут стоять ваши братья по вере, и да не убоимся мы вместе выступить против него и миньонов его! Бдите и молитесь, и тогда мы одолеем Убийцу и отринем его объятия во веки веков! Люди стали истово осенять себя знаком святого круга. Кто-то упал на колени, кто-то завыл нечеловеческим голосом. Отринуть готовы были все. К счастью, у епископа не было мысли превратить город в картину зомби-апокалипсиса, и он слегка отпустил вожжи. Толпой он управлял, как роялем, с умением пианиста-виртуоза. Придя немного в себя после всего случившегося, я обнаружил, что накрепко стиснул руками ограждение балкона — ещё чуть-чуть и доски начнут крошиться. Уже не хотелось никакого праздника, никаких схваток, и вообще пошло оно все к чёрту! Только мысль о томящейся в застенках Валене придавала сил и помогало держаться. Отдохнул, называется, это даже не «из огня да в полымя» — это какой-то совершенно новый уровень невезухи. Только-только что-то ведь стало налаживаться, и на тебе! Но полно ныть, товарищ злобный инквизитор почему-то не торопится уматывать со сцены. Готовит новую пакость, не иначе. Сейчас передаст слово новому действующему лицу, или всё-таки решил объявить о начале турнира? Тот действительно не собирался покидать первых рядов, и, гордо выпятив орлиный нос, воинственно поглядывал по сторонам. — Дабы узрели вы, братья, — на этот раз епископ Фиодор решил ограничиться родственниками мужского пола, — как велика моя скорбь, узрите, сколь глубоко скверна проникла в наши сердца! И я узрел… На сцену принялись выталкивать людей в простых серых балахонах с красными полосками ткани, пришитой крест-накрест спереди и сзади — это вообще первый крест, увиденный мной в этом мире. На головах у многих надвинут до самых глаз такого же нелепого цвета колпак. Спустя десять минут до организаторов дошло, что все эти по-скоморошьи разодетые люди элементарно не поместятся на помосте, и, не долго думая, их принялись сталкивать вниз, на землю. Люди в большинстве своём не роптали, послушно падая под тычками и толчками вооруженных монахов. Они даже почти не кричали от боли, оказываясь под массой себе подобных. Я вообще перестал что-либо понимать, вопросительно взглянув на герцога, но тот смотрел на сцену, ни на что не отрываясь. Что эти бедолаги здесь делают?! Перед нами собрался выступать расширенный коллектив клоунов? На фига этот маскарад на вступительной речи к празднику? И почему такое хамское обращение? На мой взгляд, в итоге их набралось под сценой человек двести, не меньше. Наблюдая за происходящим, я не забывал и про говорливых соседей. — Граф, о каком Убийце возвестил епископ? Мне доводилось читать… Но его перебил третий голос, властный и бесцеремонный. — Слышали? Вы рассказывали мне сказки, а эта гадина уже среди нас! — Да, монсеньор! — Что да?! Что да?! Да вы в своем уме, маркиз?! — Не уверен, сир, столько всего сразу… — Вечно вы, маркиз, ни в чем не уверены! Переведя взгляд на герцога, все ещё поедающего глазами епископа, мне пришло в голову, что представление только подходит к своей кульминации. Я нутром чувствовал, что всех здесь собравшихся ждет некая вишенка на торте, идея которой пока от меня ускользала. Инквизитор и так уже сверх всякой меры напугал народ, чего же ещё ему надо? Что-то заставило меня получше приглядеться к людям, потерянными куклами стоявшим на поле под сценой. Балахоны, балахоны, кресты, кресты, у кого-то в руках веревка, у кого-то — зеленая свечка. Несколько человек стояли со связанными руками, а кто-то даже — с кляпом во рту. Это что за группа поддержки такая? На участников празднества не похожи, уж больно изможденный вид, больше всего они смахивали на… узников! Воспоминания молнией сверкнули в голове, подсунув картинку подвала, цепей, чадящего факела и… Крысы. Да никакие это не участники, это и есть настоящие пленники! Но что они делают здесь, на празднике?! — Тяжелые времена требуют тяжёлых решений! — прогудел-простонал епископ. — Церковь возвещает о восстановлении доброй традиции проводить аутодафе перед праздником дабы показать отступникам нашу силу и нашу решимость! Аутодафе?! Слово знакомое, но его смысл от меня ускользал. — Граф, я не ослышался?! — Тише, маркиз, тише! Умоляю вас, друг мой, не надо так кричать! — Но вы же слышали? — Не хуже вашего, маркиз. — Они что же, казнят их прямо тут? Вспышка в памяти, и слово совместилось со значением — я вспомнил! И совсем-совсем по-другому посмотрел на происходящее. А со сцены уже звучал первый приговор: — Мы, Фиодор, божьим милосердием епископ Сикский, и брат Жан ле Метр, инквизитор по делам ереси благословенного города нашего, славной Алаты, объявляем справедливым приговор, что ты, Агрина, повинна во многих заблуждениях и преступлениях. Мы решаем, возвещаем, приговариваем и объявляем, что ты, Агрина, должна быть отторжена от единства церкви и отсечена от ее тела, как вредный член, могущий заразить другие члены, и что ты должна быть передана светской власти для исполнения приговора. Мы отлучаем тебя, отсекаем и покидаем, прося власть короля смягчить твой приговор, избавив тебя от смерти и повреждения членов… Одну из фигур подхватили под руки дюжие монахи и потащили к той самой непонятной мне конструкции, которая враз обрела свой зловещий смысл. И только сейчас над площадью разнесся человеческий вой… Следующие пять часов я запомнил слабо. По-моему, несколько раз меня чуть не стошнило. Каким-то невероятным образом мне удалось сдержаться. Герцог несколько раз одаривал меня красноречивым взглядом, и я изо всех сил старался не упасть в его глазах еще больше. Впрочем, мою зелёную физиономию было трудно хоть с чем-нибудь спутать, и особых надежд я не питал. После увиденного силы покинули меня, и я готов был плюнуть на все, лишь бы оказаться подальше и от герцога, и от этой площади, и вообще от «славного» города Алаты с его проклятым праздником. Мои невидимые информаторы оказались правы: исполнение приговора никто никуда переносить не собирался. Епископ монотонным голосом зачитывал приговоры, возвышаясь над толпой осужденных, как надгробный обелиск. Для меня оставалось загадкой, почему столько народу не попытает счастья и не ринется на прорыв. Хоть кто-то да уцелеет. Не стоять же, как баран, в ожидании, когда тебя вздернут. Но мои глаза говорили об обратном: люди и не думали что-либо предпринимать, словно завороженные провожая взглядами очередного несчастного, обреченного на муки «великодушными» судьями. Только человек десять отделались легким испугом — их приговорили к сотне плетей каждого, не делая разницы между мужчинами и женщинами. Судя по радости на их лицах, несчастные оказались несказанно рады «мягкости» приговора. Мне невольно подумалось, а смог бы я на их месте выдержать сотню плетей? Ещё с десяток получили по двести, но и их лица не слишком демонстрировали скорбь да уныние. Следующие получили по той же сотне плетей и галеры, за ними — двести ударов и каменоломни. И лишь когда всех «счастливчиков» увели, началось «самое интересное». С ужасом и недоверием, граничащим с шоком, я наблюдал, как люди сначала выслушивали свой приговор, затем покорно плелись за типами в балахонах. Дюжие палачи с топорами работали без устали, а магия исправно доносила до зрителей хруст разрубаемой плоти. Остатки людей, как обрезки грибов, сваливали в корзины, которые затем монахи, подсунув под рукоять палку, вдвоем оттаскивали за сцену. — Дядюшка, нам обязательно на это смотреть? — с совершенно белым лицом и голосом, дрожащим от напряжения, поинтересовалась леди Кэртин, за что, несмотря на ее придирки и скверный характер, я готов был простить ей, если не все, то многое. — Если не хочешь оказаться на их месте, стой и улыбайся, — жестко произнес герцог. — Но мы же… — попыталась возразить девушка, но он не дал ей договорить. — Из той же плоти и крови. А этому все равно, кого кидать на костер. Сам аристократ наблюдал за процессом истребления себе подобных с бесстрастием хирурга, наблюдающего за операцией. Со стороны королевского павильона больше вразумительных бесед не велось, и было непонятно, как на происходящее реагирует монарх и его ближайшее окружение. Остальной народ на площади словно забыл о существовании языка. Я рискнул снять защиту и окинуть площадь своим особым взглядом. К счастью, никакими воронками и объединением аур пока не пахло — повсюду царил страх, заполнив пространство над головами белесым туманом, невидимым ни для кого, кроме меня. То здесь то там присутствовали вкрапления гнева, кто-то оказался раздражен сверх всякой меры, но того чувства, что объединяет толпу и превращает ее в единый смертельно опасный организм, не было и в помине. Добило людей зрелище сгорающих заживо пленников, которое епископ, видимо, приберег для всех на «десерт». Вот для чего понадобились те деревянные столбы, которые монахи таскали на очищенную от построек площадку. Их быстренько установили на заготовленные места, наносили хвороста, и они только и ждали своей очереди. При виде пленников, которых волокли за волосы и за руки к ожидаемому финалу, я попытался максимально напитать защитные ауры силой. Кто знает, как поведет себя мой чересчур чувствительный организм в такой ситуации. Видеть ауры и чувствовать отношение к себе я уже научился, не снимая щитов. Пусть слабенько и всего с пары шагов, но для разговора тет-а-тет вполне хватит. Глядя на то, как огонь пожирает очередное человеческое тело, а волосы несчастного вспыхивают и искорками сыпятся на искаженные от боли лица, я видел, что, несмотря на всю свою невозмутимость и сдержанность, герцог боится. Может, не за себя, не за свое положение, но чувство страха не утаишь, не спрячешь от такого, как я. Даже если он с ними в одной упряжке, человек внутри него все равно осознает: рано или поздно те, кто ему дорог, проколются, и тогда епископ Фиодор, не моргнув глазом, отправит их вслед за остальными еретиками. — Ваша светлость! — подал голос слуга, подобострастно склонившись почти до самого пола. — Там спрашивают… — он зыркнул на меня в явном замешательстве. — Полагаю, это ваши друзья, — широко улыбнулся герцог. — Нужно позвать их… — Не стоит, — теперь уже я влез в разговор, перебив герцога. Судя по оторопевшему виду слуги, я сделал очередную глупость и совершеннейшую бестактность, но мне было плевать на весь этикет с высокой колокольни. — Милорд, позвольте покинуть вас. У меня что-то разболелась голова. Праздник вышел… несколько более утомительным, чем я рассчитывал. Герцог выслушал меня с каменным лицом, над ним разливалось облако гнева, но и на его неудовольствие мне тоже было плевать. Хватит с меня отрубленных рук и полусожженных тел, которые монахи длинными крючьями вытаскивали из костров, со знанием дела раздирали на куски и бросали обратно, чтобы от еретиков не осталось «ничего, кроме пепла», который потом будет развеян над черными водами Нона. — Вы можете идти, мастер Иан, — наконец проскрипел герцог, взглядом обещая по достоинству оценить мою выходку при нашей следующей встрече. — Вас никто не задерживает. Я бросил быстрый взгляд на леди Кэртин, и по ее глазам догадался, что девушка до сих пор вряд ли слышала, чтобы ее дядя терпел обращение подобного рода. Не дождавшись ее кивка, я отвесил поклон сначала герцогу, потом ей. — Милорд, леди Кэртин, — кланяться, как слуга, я, понятное дело не стал, но согнул спину чуть больше, чем в самом начале. — Мое почтение и хорошего дня. Герцогская стража и не подумала пускать моих друзей на порог. Понятно, почему так поступили в отношении Оррика. Ну, в самом деле, кто он такой, чтобы лицезреть особу королевских кровей? Без статуса инквизитора далеко не уедешь, а епископ Тук успел-таки подложить свинью и действительно отстранил своего помощника, прислав письменное распоряжение (Оррик соизволил сообщить нам об этом только вчера). Совсем другое дело — эльф. Аридил ведь тоже не абы кто, и такое пренебрежение говорило о многом. Впрочем, судя по его невозмутимому виду, оскорбляться тот не спешил. За него этим занимался теперь уже бывший инквизитор, выговаривая что-то обоим стражникам, на которых, впрочем, рычание воина никак не действовало. Увидев меня, он радостно замахал руками. — Иан! Командир! А мы тебя потеряли! Жаль, столько всего пропустили! Весьма прозорливое замечание, вполне в его духе. — Нашли же, — буркнул я, раздвигая плечом охрану герцога. — Чего так долго?! Эльф, по-моему, сразу обратил внимание на то, что я не в настроении, и только Оррик продолжал в своей манере распространяться, с какими трудностями оказался сопряжен поиск. — Что-то случилось? — поинтересовался Аридил, когда Оррик набирал воздух для следующей порции новостей. — Случилось, — я скрипнул зубами. — Так сразу и не расскажешь. Я обвел глазами толпу, и Аридил понимающе кивнул. — С балкона-то поди совсем по-другому смотрится, — все никак не мог угомониться Оррик. В его голосе слышалась лёгкая зависть. — На что смотрится? — не сразу понял я. — На праздник, — удивился моей непонятливости тот. — Ах, на праздник! Тут меня прорвало! Я крыл трехэтажным и герцога, и праздник, и проклятого садиста епископа Фиодора, и Оррика заодно. Понятное дело на русском, ибо поносить брата короля, церковь в общем и инквизицию в частности у них под носом даже в состоянии аффекта, в котором я пребывал с самого начала этого «представления», — не самая лучшая идея. С руганью из меня выходили страх и нервное напряжение, накопившиеся, наверное, за троих. Люди герцога слушали тарабарщину с недоумением переводя взгляды с меня на Оррика и обратно. Аридил, единственный в нашей компании сохранивший хладнокровие, терпеливо ждал, когда поток эмоций иссякнет. И хотя по-русски он ни слова не понимал, особого перевода и не требовалось — слишком уж эмоционально звучал монолог. — Какая муха тебя укусила?! — Оррик изумлённо покачал головой. — Пошли домой, — скрипнул зубами я и, не обращая больше ни на кого внимания, направился к выходу с площади. — А как же праздник?! — с жалобным изумлением воскликнул бывший инквизитор. — Полагаю, наш юный друг сегодня получил свою долю развлечений сполна, — заметил Аридил. — Будет лучше, если мы вернёмся в гостиницу. Но моим планам не суждено было сбыться. Мы находились метров за пятьдесят до ограждения, когда стража вдруг всполошилась. Солдаты забегали, и даже кичившиеся своей невозмутимостью монахи в замешательстве расступились, открывая проход странной процессии. Во главе строя воинов, облачённых в наряды, отдаленно напоминавшие и парадные доспехи, и маскарадные костюмы одновременно, высокомерно вышагивала девушка в черной кольчуге чрезвычайно тонкой работы — да я и сообразил-то, что это кольчуга только когда она подошла почти вплотную. На фоне смуглой кожи эффектно смотрелось облако абсолютно белых волос. Их обладательница, в отличие от большинства девиц в этом мире, и не подумала об укладке или, на крайний случай, косе — волосы свободно струились по плечам, ветер свободно играл ими, словно радуясь возможности безнаказанно дотрагиваться до драгоценных прядей. Впрочем, назвать ее хрупкой и беззащитной не поворачивался язык — из-за спины незнакомки торчали две рукояти, вызывающие резкий диссонанс между изящной фигурой и образом, который создавали мечи (не зонтики же у нее там). Они, словно живые, при движении плели какой-то сложный рисунок, и мне почему-то казалось, что даже Аридилу не стоит связываться с обладательницей этих клинков. Несмотря на свой рост, девушка смотрела поверх голов, не замечая толпу. Пройдя сквозь оцепление, как нож сквозь масло, она резко остановилась и бросила несколько слов себе за спину. Двигавшийся следом очень высокий воин почтительно кивнул, и часть охраны немедленно остановилась, заняв позиции позади караула из монахов, изрядно перепугав последних. Остальные, числом чуть больше десяти, продолжали следовать за незнакомкой. Звучит банально, но я действительно не мог отвести взгляд от лица валькирии, от ее волос, от ее широченных глаз с легким восточным разрезом. Писатели часто употребляют подобный прием, в котором влюблённый юноша «падает в омут ее глаз, чтобы раствориться в нем навсегда». Так вот, несмотря на дышащее свежестью прекрасное, юное лицо (да просто глаз не оторвать, черт побери!), — конкретно об эти глаза запросто можно было разбиться — столько в них сверкало льда. Образ довершали удлиненные уши — отличительная черта всех эльфов, что здесь, что на Земле, — кончики которых выглядывали над волосами, добавляя виду незнакомки особенную пикантность. — Темные, будь я проклят! — сдавленный голос Оррика вывел меня из оцепенения. Слева же, там, где стоял Аридил, послышался зубовный скрежет. — Аридил, без глупостей, — бросил я через плечо, продолжая неотрывно разглядывать эльфийку. — Я постараюсь, — спустя несколько секунд послышался голос моего спутника настолько хриплый и низкий, что заставил меня обернуться. Сказать, что Аридил был бледен, значит, не сказать ничего — эльф походил на зомби, пролежавшего в земле как минимум пару месяцев. Его золотистая кожа посерела, скулы заострились. Казалось, только глаза остались вместилищем жизни. И этой субстанции в них сейчас светилось столько, что хватило бы, чтобы испепелить город. Ну, конечно, встреча светлого и темного — с кем ещё могла приключиться такая оказия?! — Оррик, забирай его отсюда и побыстрее! Не хватало ещё нам эльфийской драчки — он ведь сейчас и вправду за своё копье схватится! Инквизитор тоже перевел взгляд на эльфа и выругался. Затем схватил того за руку и потянул в сторону. Но было уже поздно… Нас заметили. Точнее не нас, а эльфа. А как, простите, можно не обратить внимание на того, чей рост на три головы превышает рост любого, кто находится в радиусе полкилометра? Аридил напоминал маяк посреди океана, на который ветер с яростью гнал кипящие волны. Мне же ясно виделось, что сейчас к нам приближался предвестник целого урагана. И хоть эльфийка, с холодной улыбкой подходившая к нам, не могла похвастаться ни шириной плеч, ни ростом, ни могучим телосложением, от нее шла такая аура власти, что ее тоже в некотором роде невозможно было не заметить. Так что невероятное случается — при определённых условиях посреди бескрайних просторов могут встретиться сразу два маяка. И они столкнулись. — Аридил из Дома Инли, — пропела-проговорила девушка, и я подумал, что таким нежным голоском можно резать стекло. Ума не приложу, как ей удавалось одновременно совместить мелодичность хрустального звона и скрежет алмаза. Если ненависть может гореть, то сейчас именно так и было — аура девушки осветилась термоядерной вспышкой. — Эрлейн Мурд, — скорее прорычал мой друг, его обычная невозмутимость дала ощутимую трещину, и эльф едва удерживался «на грани». Они стояли и смотрели друг на друга, и я почувствовал, как вокруг электризуется воздух. Ещё чуть-чуть и молнии их чувств прорвутся наружу и начнут лупить во все, что рядом. Если светлый эльф не слишком привлекал внимание толпы, даже несмотря на свой рост, то «темная» вызвала изрядный ажиотаж. А так как на главной сцене действия временно прекратились, то у зевак появилась новое развлечение. Толпа росла, кто-то активно махал руками, подзывая своих, нас стали окружать люди, с любопытством наблюдая за происходящим. «Поединок» взглядов затягивался, и я не стал дожидаться, пока кто-нибудь из этой парочки перейдёт к более решительным действиям. — Миледи! — встрял я, использовав наиболее подходящее, с моей точки зрения, обращение, и отвлекая внимание от Аридила. — Мое имя — Иан, и я искренне удивлён тем, что мой друг утаил от меня такое знакомство. Бах! Контакт распался, и «темная» несколько секунд с недоумением хлопала глазами, пытаясь понять, кто посмел вмешаться в их «непринуждённую» беседу со светлым эльфом. Наконец взгляд девушки опустился достаточно, чтобы я попал в поле зрения. Меня залило целым «букетом» эмоций — от изумления до брезгливости, будто половую тряпку увидели. Я скрипнул зубами и привычно абстрагировался от чужих мыслей. То, что поначалу на меня смотрят, как на говорящего таракана, надоедает, конечно, но с толку уже сбить не может — люди, как известно, ко всему привыкают. А вот девица-то, по-моему, даже дар речи на мгновение потеряла. — Эрлейн Мурд, — произнёс я, в точности скопировав малейшие нюансы произношения, но своим голосам. — У вас очень красивое имя! Умею я находить подход к людям! Все чувства девушки после моих слов враз скакнули в «красную» зону. По мне проехалась целая плита из ярко отточенного гнева. Захотелось зажмуриться, но я вспомнил, кто я такой, и не стал сворачиваться клубком за печкой, а открыто взглянул в пылавшие яростью глаза эльфийки. В этот момент над моей головой что-то свистнуло, и в паре сантиметров от лица раздался звон стали. В следующий — я валялся в пыли, прокатившись кубарем метра три, у меня горела грудь, словно от столкновения с бревном. Когда мне всё-таки удалось смахнуть невольные слезы с глаз и сделать вдох, я узрел удивительную картину: меч одного из сопровождавших эльфийку воинов оказался перехвачен одним из ее клинков — девушка, судя по всему, отреагировала молниеносно, закрыв меня от смертельного удара. Тут-то все окончательно и завертелось. Аридил выхватил из-за спины глефу, Оррик потянулся за мечом, одновременно с этим смещаясь и заслоняя меня. Воины темной эльфийки тоже не стояли столбом и в мгновение ока окружили нас со всех сторон. И хотя по отдельности они уступали сложением Аридилу, девять против двоих (себя я не считал) — это даже для нашего мастера перебор. Вокруг нас образовалась пустое пространство. Народ, разглядывающий все это безобразие, поначалу отшатнулся в стороны, покричал для виду от ужаса, но, поняв, что выяснение отношений происходит в относительно узком кругу, просто лишь чуть-чуть отодвинулся, чтобы дать нам побольше места для полноценного месилова по-эльфийски. Тем удивительнее оказалось услышать звонкий девичий голос: — Убрать оружие! — он перекрыл и гомон толпы, и возбуждённые переговоры участников надвигающегося междусобойчика. Эльфийка стояла к нам спиной с клинками в обеих руках, с растрепанными волосами и на повышенных тонах что-то выговаривала своим спутникам. Язык оказался совсем незнаком: рубленные фразы, даже ещё более грубые, чем когда фрицы в фильмах отдавали приказы расстрелять советских военнопленных. Но мой разум, как обычно, выкинул фортель, и по какой-то причине эти два слова я разобрал. Впрочем, тут и понимать нечего. Начальник охраны (я его окрестил именно так), ростом почти не уступавший нашему эльфу, поначалу тоже яростно лаял в ответ, через раз тыкая мечом в мою сторону, но под бешеным напором девушки сник и под конец вовсе повесил голову. Смотреть, как крохотная по эльфийским меркам особа распекает такого громилу оказалось забавно, но мне нужно было сделать и кое-что ещё. Например, остудить некоторые горячие головы. — Убрать клинки, — выкрикнул я, видя, что мои друзья до сих пор находятся в «боевом» режиме. Я поднялся с земли, отряхнулся, потерев грудь (точно будет синяк), и пнул по ноге сначала Оррика, который так и замер с мечом, а затем похлопал по спине эльфа. — Повеселились и будет. — Но тебя чуть не убили! — горячо возразил Оррик, имеющий, как известно, на все свое мнение. — Ну, не убили же! Убирайте, я сказал! Оба моих спутника с явной неохотой подчинились. И, надо сказать весьма вовремя, потому что на сцене появились новые действующие лица. Сквозь толпу протолкалась пятерка монахов в балахонах с настолько разбойничьими лицами, что мне захотелось попросить Оррика достать оружие обратно. — Что здесь происходит?! Пока мои друзья не подлили масла в огонь, или это не сделали доброхоты со стороны, я опять выступил вперёд. — С кем имею честь говорить? Я лихорадочно соображал, как выкрутиться из положения. Вроде бы ничего страшного не произошло — мои помятые бока и покоцанное самомнение не в счет. Просто надо сделать так, чтобы у товарищей из инквизиции (а эти господа явно оттуда) не возникло никаких вопросов относительно происходящего. Ни к нам, ни к темным, ибо я не собирался сходу портить отношения с этой девушкой, к которой, несмотря ни на что, сейчас чувствовал ещё и благодарность. В конце концов она мне жизнь спасла, даже если и не планировала. Меня смерили привычно пренебрежительным взглядом, но монах всё-таки ответил на мой вопрос. — Старший инквизитор, Брон, — в глазах говорящего зажглись нехорошие огоньки. — Ты знаешь, сосунок, какое наказание ждет нарушителя порядка на празднике? Конечно, я не знал: любопытство — грех, но и выяснять не торопился. Надо было что-нибудь срочно придумать. Возможно, мы все и избежим наказания, но без последствий точно не обойдётся. Давать же герцогу лишние баллы у меня нет никакого желания. За мной, помимо друзей, наблюдала и темная эльфийка, теперь больше с любопытством, чем с ненавистью и с презрением. Похоже, инквизиторов она не боялась вовсе. Полагаю, они с Аридилом по титулу примерно равны, но раз тот не может похвастаться связями, а у этой их явно — хоть отбавляй, то статус Эрлейн Мурд, несомненно, повыше. — Милейший Брон, — сказал я, подхватив того под локоток, чтобы отвести в сторону, и от неожиданности тот подчинился. — Давайте не будем портить друг другу день. Последние слова я произнёс вполголоса, чтобы расслышал только «милейший». Одновременно с этим я быстрым движением залез за пазуху и сунул ему под нос медальон с мечами. Ну хоть на что-то эта железка должна быть годна? К тому же уже полгорода знает, что он у меня, так стоит ли скрывать данный факт? Лицо инквизитора вытянулось, мужик даже споткнулся от неожиданности, а в следующий миг его лицо побелело от страха. — Э-э… — начал он, и мне следовало ковать железо пока горячо. — Брат, — побольше значимости в голосе. — Я выполняю особое поручение руководства, связанное с этими… — я кинул в сторону эльфов. — Ну, ты меня понимаешь? «Брат» Брон ничего не понимал, но живо и энергично закивал. Я продолжил развивать свою мысль. — Нам не стоит привлекать внимание, понимаешь? — я демонстративно потер горло. — Иначе не поздоровится. Нам обоим. Монах тоже коснулся шеи двумя пальцами. — Вот тебе пять золотых, — покопавшись в кармане, я сунул ему в руку все, что нашел, — и давай сделаем вид, что ты нам вынес предупреждение, погрозил пальцем и отправился дальше блюсти порядок. Алчный блеск в глазах монаха вспыхнул и чуть погодя сменился новой порцией страха. Он с явным сожалением отодвинулся от моей руки и сжал зубы. — Уберите ваше золото! У меня внутри все похолодело: неужели я нарвался на честного, принципиального человека именно в этот момент?! А ну как он возьмёт и сдаст нашу компашку своим боссам. А что? Он в своём праве — если постараться, свидетелей хоть отбавляй. Ситуация принимала нежелательный оборот. И тут я хлопнул себя по лбу — мысленно, конечно. Этот детина и душегуб боялся! А я с какой-то стати сую ему золото, хотя гораздо выше по статусу. С его точки зрения мое поведение как раз и является подозрительным. А ведь это все мое желание решить проблему мирным путём! Надо было срочно менять тактику! — Молодец! — я хлопнул здоровяка по плечу, отчего тот пошатнулся, как яблоня, которую вот-вот срубят. — Хвалю, проверку на профпригодность прошел, о чем я и сообщу начальству! С этими словами я взвесил на ладони монеты, попутно уловив, с каким скрипом вращаются глаза монаха. Ссыпав золотые обратно в карман, я протянул Горну три серебрушки — все, что у меня оставалось из мелочи. — Это тебе за рвение! — покровительственный тон вкупе с тактильным контактом обычно творят чудеса, а если ещё подобрать верную стратегию, то вообще не будет нам равных! — Выпьешь за здоровье нашего учителя, его Высокопреосвященства епископа Фиодора. Услышав имя одного из патриархов, монах истово осенил себя святыми кругами, сграбастал монеты, повернулся, чтобы уйти, затем покраснел, сделал шаг назад и отвесил мне поклон, словно это я и был тем самым епископом Сикским. После он шикнул на своих сопровождающих, и те тихо растворились в толпе, позабыв отчитать нас, как мы договаривались. — Что ты ему сказал? — сзади подошёл Оррик, удивленно разглядывая то место, где исчезла спина последнего монаха. — Что возможность выпить пива за наше здоровье гораздо лучше отразится на его материальном состоянии, чем попытка препроводить нас в тюрьму, — буркнул я, наблюдая за предводительницей темных эльфов. Оррик несколько секунд пытался разгадать смысл слов, но затем махнул рукой. — Что делать будем? — Погуляйте пока. Мне надо поговорить. Оррик бросил взгляд на возможных противников и недовольно заворчал: — Она же темная. — Можно подумать, я светлый. Иди уже, не буди во мне зайца. Шутку бывший инквизитор не понял, но второй раз его просить не пришлось. Аридил также ретировался, хотя и с гораздо большей неохотой. Эльфийка, стоя среди своих соплеменников, задумчиво разглядывала спины моих друзей. Наконец она словно почувствовала мой взгляд, и наши глаза встретились. Я кивнул и первым шагнул вперёд. Мы встретились ровно посередине. На этот раз зелёные зрачки излучали легкую заинтересованность. — Ваша светлость, прежде всего позвольте простить меня за возможную бестактность, что объясняется обычаями моей страны, а не желанием унизить столь прекрасную девушку. Эльфийка молчала. — Также прошу принять мою благодарность за спасение жизни. Отныне и навсегда я ваш должник. Прошу лишь не наказывать строго вашего человека, он лишь хотел позаботиться о вашей чести. Эльфийка молчала, а мне ведь кровь из носа нужно было добиться ее реакции. Желательно без причинения с ее стороны физического ущерба моей особе. — Все демоны преисподней, — я в отчаянии развел руками, — ну скажите уже что-нибудь, а то у меня иссякли идеи, за что ещё следует извиниться. На этот раз в ее глазах загорелись ироничные огоньки. И заговорила она совсем-совсем о другом. — Мальчик, тебя не смущает, что я тёмный эльф? — А должно? — Люди говорят про нас всякое. Я слышала, что мы едим сердца наших врагов и убиваем младенцев, чтобы пить их кровь. Я фыркнул. — Так говорят про всех соседей. Она впервые за все время улыбнулась. — Но мы — темные. — Я привык доверять только своим глазам. Вот волосы у вас вообще белые, в зеркале не замечали? Улыбка темной сделалась шире. — Ты гораздо умнее, чем кажешься, мальчик. — Вы тоже. Она широко распахнула глаза, но в этот раз справилась с изумлением гораздо быстрее. — Это так странно, разговаривать с человеком и тем более странно беседовать без опаски, что тебя назовут колдуном и нечистью, — задумчиво, словно разговаривая сама с собой, произнесла она. — Колдуньей, — поправил я. — А… — эльфийка изумленно захлопала глазами. — Девушек обычно называют колдуньями, еще ведьмами. — Я кивнул на ее свиту, где переминались с ноги на ногу эльфийские воины, а начальник охраны стоял мрачнее тучи: — А если вы мне сейчас ещё раз улыбнётесь, то вашу охрану хватит удар. Когда до нее дошёл смысл моих слов, эльфийка расхохоталась. Я тоже вежливо поулыбался. Следовало закреплять результат! — А насчёт обращения, это в точку — мне в общем-то наплевать, какой у человека чин, титул и цвет кожи. Слышали: не звание украшает человека, а человек звание? И кстати, Аридила это поначалу тоже в тупик ставило, но потом ничего — привык. Девушка недоверчиво покачала головой, а я подумал: «Какого лешего я ей все это рассказываю?!» — Я видела, что светлый тебе подчинился. Неохотно, без всякого желания, но выполнил приказ. Как такое возможно?! — А что тут удивительного? — Он — эльф и к тому же принц! Пусть из проклятого дома, но все же. Я дал себе слово, что при первой же возможности потребую от Аридила подробных объяснений. Пусть колется, что происходит! Откуда они друг друга знают?! И почему его дом проклятый? — Все просто, — сказал я: — Он — принц, но командир в нашем отряде — я. Что тут такого? — И светлый согласился, чтобы им помыкал человек?! — в голосе девушки через край выплескивалась недоверие. — Во-первых, не помыкал, а во-вторых, не сразу, конечно, — я пожал плечами и попытался перехватить инициативу: — А вопрос можно? Эльфийка вздрогнула, но столь необычная манера разговора, по-видимому, внесла некое разнообразие в ее картину мира, и она всеми силами попыталась подстроиться. — Изволь. — Почему ваш человек чуть не срубил мне голову? — Ты действительно не догадываешься? — Иначе стал бы я спрашивать. Она задумчиво повела плечами. — Называть по имени эльфа может только очень близкий друг, — девушка помолчала, а затем добавила: — Или смертельный враг. — Любого эльфа? — я бросил взгляд на Аридила, и темная перехватила его. — Пожалуй, это чуть ли не единственное, в чем мы похожи со Светлыми. Почему ты спрашиваешь? — Потому что наличие информации заметно упрощает жизнь, — вздохнул я, вспоминая слова герцога. — Впрочем, у нас еще говорят: «Лучше поздно, чем никогда». Она понимающе улыбнулась и поспешила задать свой вопрос: — Что ты сказал монаху? Я уж думала, опять придётся пользоваться связями отца, чтобы избавиться от назойливого внимания святош, — эльфийка смешно наморщила носик: — Он этого так не любит! — А кто у нас папа? — поинтересовался я, припомнив сцену из советского фильма. — Князь Квирин Мурд, полномочный посол Мандера в Аллии, — эльфийка внимательно наблюдала за мной, произносив имя отца. Значит, очередной князь. Ну, что ж, это становится традицией. Пекарей в моем окружении меньше, чем разных сиятельных особ. — Тебя действительно не пугают титулы. — После сегодняшнего представления меня вообще мало что пугает, — вымученно сказал я. — Резать людей заживо и сжигать неугодных — это слегка не вписывается в мое понятие «праздника». Эльфийка чуть склонила голову набок и очень долго исподлобья рассматривала меня. — Ты действительно не похож ни на кого из тех, с кем мне приходилось встречаться за всю свою жизнь. — Да я вообще полон сюрпризов. Она снова улыбнулась. — Я заметила, — эльфийка оглянулась, и ее взгляд наждачкой прошелся по своим, затем она вновь повернулась ко мне: — Надеюсь, мы еще встретимся, Иан. Я запомню человека, который не осеняет через слово себя кругами при беседе со мной и не трясется при упоминании титула. Хмурилось. Если тут и вправду маги управляли погодой, то они недалеко ушли от наших метеорологов. Едва перевалило за полдень, а народ, собравшийся на площади и ее окрестностях, уже дважды выжимал плащи и накидки. Все потонуло бы в грязи, если бы не мощёные камнем дороги, которые, впрочем, от воды сверху, конечно, не защищали. С другой стороны, именно капризу природы были обязаны пленники каждой лишней минутой жизни. Инквизиторам, несмотря на все старания, так и не удалось сохранить очищающее пламя в неприкосновенности. Ливень рухнул на землю спасительной пеленой, за секунды сравняв в правах и обвиняемых, и обвинителей. Под его размеренным гулом скрылись разгневанные голоса столпов инквизиции, требующие продолжать экзекуцию, он же избавил зрителей от стонов пленников и их умоляющих криков. Не осталось ничего, кроме стены воды, так что в конечном итоге казнь оказались вынуждены перенести. Впрочем, как ни странно, мое настроение, в отличие от затянутого тучами неба, заметно улучшилось, даже несмотря на все неприятности, обрушившиеся на меня в этот день. Перед глазами стояло миловидное личико грозной эльфийки, и мои губы непроизвольно растягивались в улыбке. Так и хотелось пуститься вприпрыжку от переполнявших чувств, и приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы сохранять размеренную походку. Я не стал разбираться, что это — мои собственные эмоции или остаточная реакция прежнего владельца тела. Нас обоих, похоже, устраивало происходящее. — Гостиница подождёт! — вслух заявил я себе и принялся высматривать друзей: старина Оррик будет в восторге.