Хроники Арли. Часть третья. Я - инквизитор

Глава 24 Домой возвращались затемно. Оррик во всю разглагольствовал насчёт хлипкости кандидатов, что «дескать» нынешнее поколение уже не чета тому, прежнему. И даже лет десять назад любой мало-мальски стоящий соискатель в бараний рог скрутил бы лучшего из «этих» доходяг. Ну, ладно крестьяне, — они в руках не держали ничего, кроме палки (которыми, кстати, весьма неплохо орудовали), но даже дворянские дети почти ничем не проявили своих бойцовских качеств. Они вяло отмахивались от экзаменаторов, из чего следовал закономерный итог: бедолаги лишались оружия быстрее, что бывший инквизитор успевал зевнуть. Большинство поединков так и заканчивалось. Но иногда проверяющий, особенно раздосадованный неумелостью будущего студента, мог слегка подпортить тому шкуру, и тогда последнего уносили с ристалища в несколько более потрепанном состоянии. Точкой в таких случаях, как правило, служил средней силы удар в лицо, надолго вышибавший из кандидата дух. К чести университета, желающих пройти испытание принимали практически всех, достаточно было выйти из толпы вперёд и выкрикнуть свое имя. Таким образом зазывали народ почти час. По словам Оррика, многие не решаются попытать счастье сразу, и им нужно время «созреть». Раньше организаторы вообще ограничивались двадцатью минутами — такое можно себе позволить, если соискателей слишком много, но последние годы ручеек желающих обмелел, и приняли решение интервал увеличить. Впрочем, ещё года два назад у вышедшего вперёд имелась в распоряжении минута, чтобы развернуться и уйти, сейчас от такой роскоши отказались: вышел — назад пути нет. Надо было раньше мозгами думать. Прошлым летом претендентов оказалось человек пятьсот (спасибо за сведения двум баронам, толкавшимся в толпе рядом с нами), теперь же — почти в два раза меньше. Из-за этого священникам пришлось поднапрячься, чтобы равномерно распределить их по ристалищам. Невооружённым взглядом было видно, что оно предназначено для гораздо большего количества людей. Желающие попытать счастье мужчины возрастом от пятнадцати до двадцати пяти лет неуверенно переминались под раздраженными взглядами мрачных дядек в балахонах, ожидая начала мероприятия. Для себя я подметил, что сословные разграничения неукоснительно соблюдались и здесь: крестьяне и благородные держались врозь. Простолюдины занимали почти две трети мест, но из-за своего поведения, казалось, что дело обстоит ровно наоборот. Со стороны «барчуков» и голоса звучали громче, и кто-то вызывающе похохатывал. Впрочем, внимательный человек обратил бы внимание, что смех звучал неестественно громко и выдавал, скорее, показную браваду и страх, чем уверенность в своих силах. Поединки начались сразу же, как только организаторам удалось добиться относительного порядка. Естественно, не без применения методов убеждения разной степени тяжести. Как и всегда, оказалось, что некоторые из присутствующих «равнее» равных: если крестьянам доставалось сполна, то на дворянских отпрысков лишь повышали голос. Наконец всех кое-как построили, и к зрителям снова вышел епископ Ноэль. Оглядев собравшихся, он хмуро посмотрел на новобранцев. В исполнении тучного церковника это выглядело точь-в-точь, как угроза. — Пусть победят достойнейшие! После столь душевного пожелания главы университета «достойнейших» погнали к стойкам с оружием. В деревянных ящиках экзаменаторы предусмотрительно навалили гору всякого добра: от мечей и до страхолюдного вида алебард, которые, по-моему, не годились ни на что другое, кроме как служить украшением на стене. Всем дали несколько минут покопаться внутри, чтобы подобрать себе «инструмент» по руке. Фантазии у будущих студентов работали как надо: кто-то даже попытался приподнять то самое орудие великанов. Оказалось, инструкторам нет нужды драться со всеми. Почему мне в голову не пришла эта элементарная мысль? Они проверяли не всех подряд, а лучших, число которых, в зависимости от потока, — от пятидесяти до ста человек. Сначала же будущие студенты меряются силами друг с другом. Поединок — три раунда по три минуты, если победитель не выявлен, его определяют судьи, располагавшиеся тут же, на краю площадки, и внимательно следящие за ходом схватки. Впрочем, на моей памяти до третьего добрались лишь несколько пар, в основном из благородных семей — они умели не только бросаться вперёд без оглядки, но и защищаться, крестьяне же бесхитростно обменивались ударами, и как правило, все решалось в первые же мгновения. Мы заняли место метрах в тридцати от сцены, куда пускали всякого, кто не пожалел потратить на развлечение ещё порядка двадцати золотых. В другое время Оррик лопнул бы от негодования за такие безмерные траты, но сейчас, в шаге от мечты, подобные «мелочи» бывшего инквизитора не волновали. Мы прошли за очередное ограждение, и я сразу почувствовал себя человеком: хоть в партере и было людно, но тебе не пытались воткнуть локоть в живот и даже старались не наступать на ноги. Ложа (про себя я назвал ее громким словом) предназначалась в основном для благородной публики, но тут хватало и купцов, и ремесленников, во всяком случае тех, кто в состоянии разом выложить немыслимую для обычного простолюдина сумму. Для избранных полагалось пиво и вино по пять серебряных монет за кружку, пирожки же раздавались бесплатно шныряющими то тут, то там пацанами лет десяти. Впрочем, тому, кто за закуску все же платил, ее подносили гораздо чаще, чем прочим. Поначалу мне пришлось туго: с моим ростом даже первые места не давали никакого обзора, но Оррик быстро сориентировался и, подозвав какого-то невзрачного человечка, раздобыл мне колоду, на которой я впоследствии и простоял весь вечер. Неудобно до жути, конечно, но хотя бы видно. Заодно, помимо удовольствия, постоянно приходится думать о равновесии (я же не цапля какая-нибудь), чтобы не завалиться прямо под ноги зрителям — вряд ли меня подхватили бы на руки, а вот затоптать могли запросто. Выгодная позиция позволяла наблюдать сразу за пятью группами, тремя — крестьянскими и двумя — из благородных. Выясняя отношения между собой, крестьяне просто размахивали палками или дубинами (они оказались неоригинальны в выборе оружия), полагаясь в основном на силу и выносливость, а дети дворян вовсю пытались изобразить умелых бойцов, выписывая мечами восьмерки. Из всех присутствующих мне запомнился только один — белобрысый, коренастый парень с широкой улыбкой на лице. Звали его то ли Гар, то ли Тар. Парень все время стоял наособицу, снисходительно поглядывая и на тех, и на других. — Он из морских королей с островов, что на севере Гронга. Мы с ними не воюем, но и не жалуем, — заметил Оррик. — Вот только ума не приложу, что он делает здесь. Морские короли не очень-то любят инквизицию. Очень редко когда можно увидеть их молодежь в Алате. Видать или накуролесил и сбежал, или его наказали. — Наказали? — переспросил я. — У них одна дорога — на драккар своей ватаги. Другой судьбы их мужчины не знают. Но изредка за какой-нибудь проступок воину могут запретить ступать на борт. Или даже изгнать из рода. — Не похож он на того, кто трусит, — заметил я. — С ума сошел? — Оррик покрутил пальцем у виска. — Тогда б его и в живых не было — свои же зарезали. — Тогда что же могло случиться? — Ну, разное, — Оррик пожал плечами. — Девке не той подол задрал. Или проспорил чего. Об заклад биться — они мастаки, хлебом не корми — дай поспорить. Мне стало интересно. — Девке?! — Ну, дочери короля, например, — хмыкнул тот. — Люди там вспыльчивые. — Ого! — покачал головой я, заново окидывая взглядом парня. — Да чего ого?! — Оррик махнул рукой. — У них там королей, как рыбы в море, на каждом острове — свой. А для материковых они все «короли», — сказал Оррик и добавил: — Уж больно охочи до чужого добра. Дальше я не слушал, наблюдая за белобрысым. Биться тот умел и любил, поэтому после первого же боя, в котором тот чуть не зарубил своего оппонента, у него отобрали топор, всучив, как какому-то крестьянину, дубину. Парень спорить не стал и во второй схватке так сильно поколотил противника, что бой вновь пришлось останавливать: у того одно плечо опустилось гораздо ниже другого, так что ключица у барончика оказалась, как минимум сломана. Тут надо добавить, что никакого тренировочного оружия для выступлений не полагалось — все дрались настоящими мечами, остро наточенными и смертоносными в умелых руках. Другой вопрос, что с навыками среди новобранцев было не очень. Но белобрысый свое дело знал крепко, видно, успел поплавать среди своих. Даже невооруженным глазом было заметно, что он попал в родную стихию, и биться с врагом для него не впервой. Скорее, непривычно — не убивать, потому что несколько раз его окрикивали сами судьи. Ему-то и выпала честь первому и единственному из всех в последующей схватке с проверяющим зацепить того краем дубины. Весьма чувствительно зацепить. Так чувствительно, что инквизитор заметно поморщился, потирая плечо. При этом с лица парня не сходила его обычная вызывающая улыбка. — Прыткий малый, — хмыкнул Оррик. — Но теперь ему точно конец. В подтверждение его слов противник морского короля будто взорвался, метнувшись вперед. Я даже разглядеть не смог, что же такого тот сотворил, но парня снесло, как пушинку. Грохнулся он метрах в трех от площадки для поединков, куклой прокатившись по земле. Я уж было подумал, что парню действительно настал конец, но он слабо шевельнулся и даже попытался подняться, но сил не хватило, — руки не слушались, не говоря уже о ногах. — Это ж угораздило его Серому Псу шкуру попортить, — покачал головой Оррик. — Тот и так на всю голову, как ты говоришь, отмороженный, а тут при всех да со всего маху… — бывший инквизитор не договорил, но в его голосе явно слышались сожалеющие нотки. — Не ровен час помрет. Впрочем, в морские короли абы кого не берут — парень шевелился, немного постанывая. Попыток встать он больше не делал, отсюда, со своего места, я видел, что одна его рука застыла в неестественной форме, другая — пальцами скребла землю. — Если выживет, его точно возьмут, — уверенно заявил Оррик. — Такими упертыми не разбрасываются. Один из распорядителей турнира привычно махнул рукой и двое дюжих монахов подхватили поверженного и потащили в сторону крытого павильона, в котором, не покладая рук, трудились маги-целители. Сегодня им приходилось творить чудеса буквально на каждом шагу, чтобы претенденты отправились за университетские парты или домой в целости и сохранности. — А целителям работать не запрещают? — поинтересовался я, мысленно пожелав удачи улыбчивому пареньку. — С чего бы? — удивился Оррик. — Пусть себе лечат. Богоугодное дело! — Целители почитают богиню Айне своей покровительницей, так что человеку, избравшему путь жизни, всегда Церковь всячески благоволит, — заметил Аридил, доселе молчавший, а я так и не смог понять, чего в его голосе больше, сарказма или просто исторической справки. После поражения морского короля смотреть стало особо не на что. Схватки шли своим чередом, инструкторы выносили студентов с той или иной скоростью, но сюрпризы на этом закончились. Достать ветерана и так непросто, а тут еще пример одного стал основным раздражающим фактором. Неслыханно! Зацепили учителя! Мастера! Так что экзаменаторы удвоили рвение, и положенные три минуты против них не продержался никто. Даже минуты не выстояли — особенно упорных ждала малоприятная участь. Сопротивляешься — получи по полной! Домой мы возвращались каждый со своими эмоциями. Оррик, как я уже сказал, поносил нынешнее поколение, а заодно восхвалял морских королей — вот где, по его мнению, не забыли, что такое доблесть и воинское мастерство. Аридил по своей привычке помалкивал, и только облачка над его головой могли мне рассказать, насколько мрачные мысли одолевают моего друга. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что ему не пришлась по вкусу сегодняшняя встреча с темными. Другие причины на роль разрушителя внутреннего спокойствия не подходили. Мне тоже было, над чем подумать. Во-первых, конечно, я тоже размышлял об эльфийке, но в гораздо более радужном свете. Пусть встреча началась с досадного недоразумения, но ее завершение сулило мне нечто большее. Насколько большее — воображение пока буксовало, но я хотел надеяться, что следующая наша встреча пройдет без угроз для жизни, и мы даже сможем поговорить. Ну, или хотя бы кивнем друг другу, как старые знакомые. На этом положительные эмоции этого дня и заканчивались. Да чего там говорить, уныло и безрадостно мне виделось мое будущее. Посудите сами: во-первых, про инструкцию из королевской библиотеки можно забыть — герцог просто так ее не отдаст, а служить мне ему не хотелось. Вот ни на столечко! Пусть засунет бумагу себе куда-нибудь… подальше. Обойдусь как-нибудь. Во-вторых, я своими глазами увидел, что происходит на испытании, и даже мой оптимизм теперь не смог бы с уверенностью заявить: прорвемся! Как?! Да меня раскатают в блин, едва я переступлю ленточку. Какие ножи?! Я видел, как несколько человек бросали в экзаменаторов остро отточенные предметы. Двое увернулись, как будто клинки просто висели в воздухе, а одни — играючи отвел нож ладонью, а затем перехватил его за рукоять! Поймал, Карл! В общем, мне казалось, что сейчас я еще дальше от поручения князя и своего собственного желания, чем несколько месяцев назад. Если вчера мне думалось, что все плохо, то сейчас можно с уверенностью сказать: все просто ужасно! А еще как-то нужно вызволять нашу волшебницу. Как она вообще там?!