Шесть лет спустя
За восемь лет, территория «Смертельной четвёрки» стала одной, из самых больших. Они создали собственное государство, с которым, каждый мечтал стать союзником и ходить под их покровительством. Их старое имя, ушло на второй план, а на его месте, появилось новое «Четыре стороны света»: Намджун занимался внешней политикой, Чонгук внутренней, на Хосоке висела экономика, Тэхён отвечал за военное дело. Все они имели равную власть, но единогласно решили, что главным будет Чонгук, как самый холодный и терпеливый. Намджун за властью не гнался. Тэхёна волновала только война, а Хосок не хотел нести ответственность, за целое государство, на своих плечах. В таком режиме, они жили восемь лет. Чонгуку двадцать семь лет, восемь из которых омеге посвящены. Он каждый день засыпал и просыпался с его образом, пытался замену искать, в своём гареме, самых красивых омег света собрал, но такого не нашёл. И не найдёт, сам понимает, но попытки оставить не может, пытается мучения ослабить, не получается. Его омега в Хамгёме, каждое утро просыпается, а он здесь сидит, к нему не едет, срок обещанный ждёт. Дождался. С самого утра, глупую улыбку стереть не может, как омегу обнимает, представляет. Тэхён, над ним уже посмеяться успел и оплеуху от брата, в догонку получить. — Мы так долго откладывали захват Хамгёма. — Намджун, на танцующего омегу из своего гарема, смотрит, разглядеть пытается, не выходит. Только один перед глазами стоит, не уходит. Сколько бы Ким его не прогонял, тот уходить отказывался. Омега, что персиковым деревом пахнет, душу чудовища забрал, обратно отдать, только истерзанную согласился. — И вот завтра с утра, мы уже в пути. Поверить не могу. — А я могу. — Жуя куриную ногу, Тэхён пробубнил. — Войны уже засиделись, да и мы уже затухнем скоро, не знаю как вы, а я уж точно. — Завтра, Тэхён, всё завтра. Сегодня нужно отдыхать. — Потягиваясь, Хосок встаёт. — Чем я и буду заниматься всю ночь. — Игру свою, омега так и ведёт. Все эти годы, его Намджун травами разными пичкал, чтобы течки не было. Чон же в свою очередь, гарем из альф набирал, геем себя объявив. — Хорошего вечера. Намджун, вслед удаляющемуся омеге, смотрит, как зверь цепи рвёт, чувствует. — Я пожалуй тоже пойду. — Встав, танцующего омегу, за талию цепляет, на выход идёт. Тело другое, представлять будет, а на деле, над этим издеваться изволит, потому что удовольствия не получает. Омеги у Намджуна, долго не живут, в гарем постоянно новых заселяют, над старыми Чудовище издевается. — Очередной бедолага. — Тэхён уже знает, что брат с этим омегой сделает. — Жалко его, симпатичный был. — Он, кажется, никогда не остановится. — Чонгук причину знает, минуту назад ушла. Хосок наврал, вечер с подушкой проведёт. Он с другими альфами спал, но всё не то: то из глаз, пепел не сыпется, то волосы, не из стали, то корицей, вперемешку с травами, не пахнут. Омеге всё не нравится, вечно недоволен. Лишний раз убеждается, что кроме Ким Намджуна, его сердце покорить, никому не удастся. Так и засыпает, пока его любовь, над невинным телом изнуряется. Чонгук, от волнения, его переполняющего, заснуть не может, как белокурого омегу в объятья заключит, представляет. Чимин, находясь чертовски далеко, душой Призрака был, сам того не осознавая. Гук надеется, что он его ещё ждёт. Чимин ждёт. Все эти годы, первый снег, с надеждой, что альфа раньше придёт, встречал. Не приходил, омега не расстраивался, что Призрак к сроку обещанному будет, сам себе обещал. — Чимин. — Юнги на улицу, за младшим, вышел. — Пойдём в дом, холодно. — Как думаешь, Юнги, завтра пойдёт снег? — Пак на небо глядеть продолжает, бурчание старшего не слышит. — Опять ты за своё? — Мин к омеге подходит, за плечи обнимает. — Ты каждый год стоишь, ждёшь, а он не приходит. — Он обещал через восемь лет. — Не сдаётся. — Завтра уже восемь. Он должен прийти. — Чимин, пойми… Он тебе ничего не должен. — Я всё равно буду ждать… С утра Чимин в лес, на коне уезжает. Коня он ещё три года назад купил, на первые свои деньги, за продажу мяса и кожи. Лук он уже не один поменял, но дизайн оставлял, чтобы Чонгука вспоминать. Дома сидеть совсем не хочется. Поохотится думает. Благодаря тому, чему его Чон научил, они с Чанёлем дом расширили, второй этаж построили, конюшню на несколько мест поставили. К ним все путники, что в город приезжают, на ночлег идут. Время с пользой проводить нужно. Возвращается только поздно вечером, Маыма — Так коня зовут, — заводить не торопится. В конюшню заглядывает, лошадей увидеть надеется, не видит, и во дворе ни души. Чимин голову к небу поднимает, как снежинка, на нос падает, чувствует, слёзы сдерживает. — «Не пришёл». — Думает. Запах скошенной травы улавливает, что с ума сошёл, понимает. Глаза опускает, мужчину высокого, к нему идущего, видит. Альфа в чёрном, с накидкой на лице, к омеге подошёл, заговорил. — Здравствуйте, молодой господин. — На что Чимин надеялся? Голос Чонгука услышать? Мысленно, себя по лбу бьёт. — Здравствуйте, добро пожаловать. — Пак поклонился. — Вы у нас переночевать хотите? Место есть, мы гостям всегда рады. — Верно, я ночлег ищу, мне вас посоветовали. Сказали: «Здесь, самые добрые люди, живут». — Омега, из-за темноты, даже глаз незнакомца, разглядеть не может. — Вы преувеличиваете. Здесь мы единственные, кто людей принять желает. Город не гостеприимный. — И то верно, молодой господин. Я бывал здесь, люди ужасные, но вы, я думаю, совершенно другой. — Не могу судить, сам о себе, господин. Если желаете остаться, проходите в дом. — Я бы предпочёл составить вам компанию, если вы не против. — Чимину голос нравится, отказать не позволяет. — Конечно. — По шее коня гладит. — Господин, как считаете? Судьба существует? — Существует, но играет в жестокие игры. — Кажется в очень жестокие. — Голову к небу поднимает. — Вы, молодой господин, снег любите? — Альфа внимательно на омегу смотрит. — Верно… — Слёзы высохнуть заставляет. — А вы, господин? — Ох, нет. Я не люблю его. — Почему? — Сложнее спрятаться, да и слишком он для меня чистый. — Ну и что? — Не понимает Чимин. — Я, из-за него только плачу, но это не мешает мне его любить. Мы ведь льём слёзы по любимым, верно? — Вы о ком-то льёте слёзы? Вас кто-то обидел или? — Нет, господин. Я плачу из-за себя. Придумал сам себе, а теперь ищу виновных. — Может вам дали надежду? — Мне пообещали вернуться сегодня, но так и не пришли. — Вы обиженны на тех, кто обещал? — Нет… Как сказал мой друг: «Он тебе, ничего не должен». Я согласен с ним. В том, что я сейчас плачу, виноват сам. — Вы и вправду, очень добры. — Альфа ближе подходит. — Вы — ангел, молодой господин. Чимин дежавю чувствует. Такое уже было. Восемь лет назад, в этот день, может даже в этот час, Чонгук такие слова произнёс. Пак к альфе поворачивается, замечает, что тот ближе подошёл. Улыбку глаз видит, и ту бездну, в которой, восемь лет назад, утонул. Значит, не сошёл с ума. — Г-господин Чон? — Ему всё ровно терять нечего, знает, что это глупо, но продолжает. — Вы — господин Чон? — Альфа к лицу тянется, накидку снимает, лицо показывает. Чимин улыбку забытую видит, волосы чёрные как смоль. — Ну здравствуй, Пак Чимин. — Чонгук в любимые глаза смотрит, уже летает. Как удивительно, что запах омеге, умопомрачительный достался. Чон ваниль любит, у них с братом, какое-то пристрастие к пряностям. Чимин молчит и Чонгук молчит. Им слова произносить не нужно, всё глазами говорят. Снег, уже во всю падает, им не мешает. Альфа на омегу смотрит, любуется, что ничего не изменилось, понимает. Те же небесные глаза, которые мечты исполняют, розовые щёчки, на которых, руки Чона лежать будут, кровавые губы, которые, только одному целовать позволено. Чимин только голос не узнаёт, хотя его по ночам слышал, мечтал, чтобы он ещё раз его имя произнёс. Альфа почти не изменился, так же прекрасен. Он чиминов идеал во всём. Пак, как и раньше, на базар бегал, истории завоеваний слушал, в глубине души, Призраком гордился. Сейчас стоит, на него смотрит, взгляд оторвать не может, на шею бы прыгнуть, в объятьях тёплых утонуть, но ведь, они по сути, друг другу никто. — «Почему никто? Он ведь пришёл, обещание выполнил, значит ему не всё равно! Или он из тех, кто, если обещание дали, то любой ценой выполнят, и нет никаких других целей?» — Думает, а на глаза слёзы наворачиваются. Готов, как и тогда, перед альфой разрыдаться. Перед ним не стыдно. Омега голову опускает, не в силах в глаза, о которых мечтал, смотреть. — Чимин… — Чонгук, к Паку подходит, за плечи берёт, на себя смотреть просит. — Зачем вы пришли, господин Чон? — Голос дрожит, слёзы по лицу стекают. — Зачем я пришёл? — Чонгук не понимает, зачем Чимин спрашивает. Он ведь к нему стремился, город на второй план опустил, омегу выше всего поставил. — С какой целью вы здесь? — Глаза в бездну поднял. Пак всё так же темноты боится, но в этой, себя защищённым чувствует. — За тобой пришёл… Забрать тебя намерен и, за одно, город завоевать. — Первое, что в голову пришло, Чонгук выпалил. — Я значит, в комплекте иду. — Свою теорию подтверждает. — Нет. Город. — Чон начал понимать к чему этот вопрос. — Ты не можешь идти в комплекте, Чимин. Ты всегда будешь первостепенной задачей. — В объятья заключает, запах любимый вдыхает, всхлипы слышит, в макушку белую носом зарывается. — Снежок! Идём домой, холодно! — Юнги из окна кричит, омегу, из-за снегопада, не видит, но знает, что тот заезжал. — Я без тебя спать не лягу, ты же знаешь! У Чонгука земля из-под ног уходит. Голос чужой, незнакомый, его омегу ласково зовёт, спать без него не ложиться, грозится. У альфы вены лопаются. Уже представляет, как голову отрубит, собакам скормит. — Иду, сахарок, иду! — «Ещё и «сахарок»?!» — Про себя думает. — Господин Чон, идите. Я Маыма заведу и приду. Думаю, папа будет очень рад с вами увидеться. — Конечно. — Отвечает, а сам уже представляет, как глаза вырвет, что на омегу смотрели, язык отрежет, что Чимина ласково звал, руки отрубит, что тела запретного касались. В дом заходит, парня, с лестницы бегущего, видит. Худой, низкого роста, с нежными чертами лица. На него дунешь, он разлетится. — «Как такой, вообще Чимину может нравиться» — Не понимает. — Господин, вы на ночлег? Я позову хозяина дома. — Обратно по лестнице поднимается. Через минуту, Чанёль спускается. — Господин, вы… — Слов не находит. — Господин Чон? Вы ли это? — Омега к альфе подходит, в родительские объятья заключает. Чонгук таких объятий, уже целую вечность не чувствовал. — Господин Пак, вы не изменились, всё так же цветёте. — Невольно улыбнувшись, Чон отвечает. — Да не преувеличивайте. Я уже состарился! — Пак к Юнги поворачивается. — Познакомьтесь, Мин Юнги — новый член нашей семьи. — Тот самый, Чон Чонгук? — Оценивающим взглядом, провёл по нему Мин. — Чимин в таких красках описывал, а на деле, ничего особенного. — Юнги! — Прописал подзатыльник, Чанёль. — Простите его, он омега с характером, да и за Чимина переживает. — Омега? — Чонгук сам себя по лбу бьёт, как вообще, его за альфу принять можно? — А что? На альфу похож? — Юнги правда обиделся. — Где глаза вообще оставил? — Юнги, прекрати! — Осадил его, уже вернувшийся, Пак. — Господин Чон, а где ваши друзья? — Резко встрял Чанёль. — Они не приехали? — Да, господин, где они? Я так хочу их увидеть. — Чимин и вправду скучал по ним. — Они за городом. Завтра заглянут. — Что они там делают? — Чимин, не забывай, город идёт в комплекте. — Чонгуку, город тоже был важен. Он, за имя отца, воевал. Очистить был намерен.***
Намджун, Тэхён и Хосок, в поле остались, воинов подготовить. Сейчас возле костра сидят, план обсуждают. — Чонгук уже у Чимина. — Намджун угли мечом перебирает. — Завтра и мы в гости сходим. — Я так по малышу скучал. — Тэхён кинжалы точит. — Интересно посмотреть на него, наверное красавчиком стал. — Во-первых, он всегда был красивым. — Хосок за Намджуном наблюдает. — Во-вторых, при брате не скажи, иначе языка лишишься. — Даже проверять не буду. — Тэхён смехом залился. Он вообще любил смеяться. Полная противоположность Чонгука. Общительный, улыбчивый, ему не сидится на месте, нетерпеливый, в общем — заноза в заднице. — Хосок, а тебе, из наших, кто-нибудь приглянулся? — Ким глазками стреляет. — Если только ты. — В ответ губки дует. — Ну не, прости, солнце, но ты не в моём вкусе. Мы с тобой комплекции одинаковой, а я люблю маленьких и худеньких. Намджун брата убить готов, ведь Хосок в его вкусе, точнее омега этот вкус и сделал. Ким теперь на маленьких смотреть не может, у него в гареме, только высокие, но по комплекции не подходят, от этого альфа ещё больше злится. — Ох, господин Ким, вы разбили мне сердце! — На Тэхёна смотрит, улыбается, а сам Намджуну говорит, что у него внутри, рассказать пытается, но тот не слышит. — Выбери себе жертву из воинов, а то я так и буду разбивать твоё сердечко. — Тэхён за сердце хватается, ещё больше смеяться начал. — Хватит! — Намджун уже терпеть не может. — Что за представление? Не надоело? — Намджун… — Омега за руку берёт. — Мы просто шутим, успокойся. — Попрошу вас, при мне так не шутить. — Руку выдернул, в тёмное поле пошёл. — Да что с ним? — Хосок, вслед темнеющей фигуре, смотрит. — Да я уже устал отгадывать, что с ним! — Ким встаёт, в палатку к себе идет. — Может у него комплексы, по поводу чувства юмора? Не думаешь? Я тоже. Завтра разберёмся, я спать. Спокойной ночи, Солнечный мальчик. Хосок встал, за альфой пошёл, догнать пытается, Кима, сидящего на земле, находит. — Намджун… — Руку на плечо кладёт. — Что с тобой? — Вот так всегда, Хосок! — Альфа на ноги поднимается, в лицо напротив смотрит, в глазах любимых, тонет. — Ты всегда так делаешь! Зачем? — Что я делаю? — Хосок правда не понимает, что опять не так. — Меня убиваешь, потом воскрешаешь! И так по кругу, каждый, чёртов, день! — Я… — Омега дар речи потерял. — Намджун, я… — Не надо, не говори ничего! — Опять на землю садится. — Я устал, я больше не могу! Я ведь даже не живу, Хосок! Ты душу мою, семнадцать лет назад, забрал… — Умолк. Себя по лицу бьёт, что лишнее сказал, понимает. Терять нечего уже. — Не я, а сердце, выбор делало, но знаешь… — Опять напротив омеги встал. — Если бы мне дали возможность выбрать, я бы без раздумий, снова в тебя влюбился, Чон Хосок. Я только, чтобы запах твой впитать, да в глаза, самые красивые на свете, посмотреть, просыпался. Замену тебе искал, не нашёл. — Отворачивается, пятерню в волосы запускает, как сзади подходят, обнимают, чувствует, «Я люблю тебя, Ким Намджун» слышит. — Люблю… Все эти годы, только ты в моём сердце жил. — Хосок сам себя ругает, что любви к себе не замечал. Или замечал, но отговаривал, что альфа, первую любовь, не забыл, твердил. — Прости… — Ревёт. — Я думал, что у тебя другой в сердце живёт. Намджун к омеге поворачивается, в объятья заключает, как на душе легче становится, чувствует. — Ты меня прости, Солнечный мальчик, что я тебя заставил в себе усомниться. — Лицо в ладони берёт. — Пусть Чонгук меня убьёт, но я украду у тебя поцелуй. — На губы, о которых мечтал, смотрит, целует. Оказалось ещё лучше, чем он себе представлял. Хосок сладкий, как спелый персик. Намджун, поцелуя слаще, все эти годы не знал. Хосок сам рот открывает, язык запускает, напор чувствует, руки, на грудь широкую, кладёт, мышцы обводит, как на ней засыпать будет, представляет. Альфа талию сжимает, к ягодицам спускается, оглаживает, что уже не остановится, понимает. Хосок и не против, под ткань руки запускает, соски щупает, стон слабый слышит. — Мой. — в губы выдыхает, шлепок получает. Намджун его до палатки донёс, на подушки положил, раздевать принялся. Хосок уже голый лежит, изворачивается, к телу крепкому жмётся. Ким шею целует, ниже спускается, соски языком обводит, покусывает, стонами упивается, ягодицы мнёт, разводит. Омега одежду, что на альфе, чуть ли не рвёт, так она ему надоела. Лежит теперь, телом желанным, любуется. Намджун, по члену разгоряченному, проводит, стон губами ловит. Колечко мышц, между ягодницами, растягивает, палец просовывает, как внутри Хосока горячо, чувствует, напор увеличивает. — Ещё. — Просит. Ким второй добавляет. Темп ускоряет, губы сладкие, до крови кусает, язык посасывает. — Мой Солнечный мальчик, знаешь, как я тебя долго желал? — Третий добавляет, другой рукой рот омеги закрывает. — Тише, не хочу, чтобы нас прервали. У Хосока уже слёзы текут, он палец альфы ртом ловит, облизывает, рычание слышит, плечи широкие, ногтями терзает. Намджун пальцы убирает, уже свой член поглаживает, между ног омеги, водит. — Намджун, пожалуйста. — Хныча, Хосок умоляет. — Ну же. — Ким только этого и ждал. Ноги раздвигает, головку просовывает. У омеги звёзды перед глазами засияли. Альфа дальше двигается, скорость увеличивает, Чона изворачиваться заставляет. Зверь, что на цепи сидел, своё дождался, полностью насытиться хочет. У Хосока, от шлепков, уже в ушах звенит, он в губы стонет, на встречу двигается. Намджун омегу на живот переворачивает, половинки целует, между ними, языком проводит, опять входит, опомниться не даёт. Чон подушку жуёт, как в нём член горит, чувствует, выгибается. Намджун кончает, ещё пару раз в омеге двигается, потом рядом падает, в губы целует. — Ты не только поцелуй украл. — Хосок, на грудь любимую ложиться. Засыпает.***
Хоть и поспав, всего пару часов, Намджун выспался, как никогда. Так хорошо, он себя ещё не чувствовал. Рядом, его омега лежит, не уйдёт больше никуда, альфа не отпустит. Хосок утром, ещё красивее. — Не смотри на меня так. — Чон на другой бок поворачивается. — Я из-за этого проснулся! — Какой ты вредный. — За ухо целует, ниже спускается. — Я не выспавшийся! — Обратно разворачивается, ногу на тело закидывает. — Ты вообще теперь спать не будешь. — Целует. — Намджун! Ты Хосо-о-о… — С округлившимися глазами, смотрит Тэхён. — О боже! Мои прекрасные глаза! — Хватаясь за глаза, отворачивается. — Тэхён, я тебе голову оторву! — Натягивая на себя одеяло, прокричал Хосок, уже вышедшему Киму. — Мои глаза! Да я ослеп! — Всё не успокаивался младший. — Как мне, после Хосока, теперь на омег смотреть? Вы испортили мою психику! Всю дорогу, до дома Паков, сыпались вопросы, со стороны младшего. При чём одни и те же. — Тэ, отстань. Мне ещё думать, что Чонгуку сказать. — У Намджуна уже голова кипит. — Потом, всё потом. — В каком смысле? Я Хосока, голым видел! — Да не ори ты, придурок! — Что есть сил, ударил Чон. — Мы уже возле дома, не хватало ещё, чтобы Чонгук раньше времени узнал! — Вы от него скрывать собрались? — Продолжает кричать Тэхён. — Да заткнись! — Вы опять ругаетесь? — Из конюшни Чонгук выглядывает. — Боже! — Ким за сердце хватается. — Чоны решили меня прикончить! — Ты слишком впечатлительный. — Коня выводит. — Ты куда? — Спрашивает омега. — Проветрюсь. — Явно не довольный своим положением, отрезает. — Один? — Чимин, пока вас не увидит, выходить отказывается. — Так подождал бы. — Не понимает Намджун. — Паки себе дом отстроили, а ты линяешь. — Посмеивается Тэхён. — Мне неуютно. — Это ещё почему? — Хосок брови вскидывает. — У них омега новый. — Что? — Младший Ким глазки щурит. — Пристаёт? — Если бы. — Недовольно фырчит. — На нервы капает. Я его вчера за альфу принял. — Лицо ладонью потирает. — Как Хосок? — Плечами передёргивает, утро вспоминает. — Не так обидно было бы! Идите, вас Чимин ждёт. Я позже приеду. — В седло запрыгивает, уезжает. До дома дошли, в дверь постучали, торопливые шаги слышат. — Господа! — Чанёль дверь отворяет, в дом пропускает. — Проходите. Мы вас так ждали! — Каждого, своей лучше улыбкой, одаривает. — Здравствуйте, господин Пак. — Поклоняются. — Чимин! Спустись вниз! По лестнице две пары ног затопали, один омега вперёд прорывается, второй возле лестницы остаётся. Чимин всех в объятья сгребает. — Вы обещали меня навестить. — Обиженно смотрит. — Забыли? — Как мы могли забыть? — Тэхён крепче руки сжимает. — Да разве возможно? — Посмотри на себя! Ты такой красивый. — Хосок отрывается. — Глаз не отвести! — Ты вырос, Чими-ни. — Намджун волосы белые лохматит. Юнги стоит как вкопанный, с места не сдвинуться. Те самые красные волосы, из своего прошлого, видит, ком сглотнуть не может. Его с головой накрывает, ведь он, чтобы этот цвет увидеть, часами возле окна сидеть мог. Сейчас альфа перед ним, как кошмар наяву, как тот, что Мина по ночам вздрагивать заставлял. Отворачивается, смотреть больше не может, по лестнице поднимается. Скрыться не успевает, как в сзади голос ласковый слышит. — Юнги ты куда? — Чимин его за руку берёт. — Познакомьтесь, это — Мин Юнги, он с нами уже шесть лет живёт. Тэхён ненавистное имя слышит, зубы до крошки сжимает. Он омегу всей душой ненавидит, придушить голыми руками готов, лишь бы в лицо ему не смотреть. В прошлое возвращается, ещё больше кровь кипеть заставляет. Судьбу ненавидит за то, что она опять его к нему привела, перед альфой поставила, «Любуйся» приказала. Тэхён помнит, всё помнит, до мельчайших подробностей. — Ты… — Сквозь зубы цедит. — Опять ты! — Тэхён. — Намджун руку, на плечо брата, кладёт. — Успокойся. —Успокойся? — Плечо выдергивает. — Серьёзно? Юнги от Пака отлепляется, на верх бежит, слёзы утирает. — Юнги! — Чимин за ним срывается. — Юнги, подожди! Постой!