***
— Юнги, открой, пожалуйста. — Чимин в дверь бьёт. — Ты же обещал мне доверять! — Дверь открылась, Мин омегу внутрь затянул, обнимать принялся. — Тише, я здесь, я рядом, тебя никто не тронет. — По спине гладит, плач слышит. — Чимин… — Юнги только при Паке плакал, больше чем себе, доверял. — Я уже и забыл, что может быть больно. — Почему тебе больно? — От себя отлепляет, лицо в ладони берёт. — Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать. — Я боюсь. — Слезами давится. — Боюсь, что ты отвернёшься от меня. — Что ты такое говоришь? — Чимин его на кровать сажает. — Как я могу отвернуться от тебя? — А вдруг ты не поймёшь? Вдруг разочаруешься? — Глазами, что от слёз красными стали, смотрит. — Мин Юнги, ты — моя душа! — Пальцы длинные целует. — А я без души жить не смогу, поэтому выбора у меня нет. — К себе притягивает, руками, лучше любого одеяла, укутывает. С Чимином легко, свободно, он всегда слушает, радость и горе, как своё, проживает. Юнги только в двадцать один год узнал, что такие люди есть. — Я расскажу, только не перебивай.«Воспоминания Юнги. Восемнадцать лет назад»
Юнги сидел возле дома, цветы поливал, от очередных побоев отходил. Он всегда за ними ухаживал, думал, что они без доброты умрут. Так и было, если бы не Юнги, то завяли бы давно. — Вот сейчас закончу вас поливать, траву выщипаю, как новенькие будете. — Разбитой губой, девятилетний омега, улыбался. — Мне уже совсем не больно, я привык, не переживайте. — Мин любил с цветами разговаривать, он был уверен, что они за него переживают. — Только… Папа опять из-за меня плачет. — Лепестки поглаживает. — Почему отец опять побил? — Выжидающую паузу делает. — Я рассказал, что он мне нравится. — Глаза омеги ярче звёзд засияли. — Я ни капельки не жалею! Только признаться не смогу, ведь отец его убьёт… — Выступившие слезинки утирает. — У него только брат остался, а если тот полезет, то и он умрёт. Отец сделает и глазом не моргнёт. — Сидит, о своём задумался. — Юнги… — К нему альфа, с глазами пепельными, подошёл, за спиной что-то прятал. — Это тебе… — Букет полевых цветов протягивает. — Я за стену выбирался, чтобы их нарвать. — Фу, что это за огрызки? Если не можешь принести нормальные, то лучше вообще ничего. — Себя ломает, альфу оскорбляет. Омега цветы полевые, больше всех любит, за то, что в поле бегал, синяки получал, а сейчас стоит, отвращение наигрывает. — Убери этот мусор! Да и вообще, как ты смеешь подходить ко мне? — Ч-что? — Что слышал! Где я, а где ты? — Пальцем в плечо тычет. «Прости!» молит. — А теперь забирай свой поганый веник и вали отсюда, пока я отцу не сказал! Альфа развернулся, даже спорить не стал. Букетик к ногам омеги кинул, домой пошёл. Юнги цветы поднял, под порог спрятал, чтобы отец не нашёл. Ни дай бог найдёт, тогда кто-нибудь точно пострадает. — Прости, умоляю. — Слёзы рукавом вытирает. — Мне по другому нельзя. — Шепчет. На следующий день, Юнги прогуляться решил. Через улицы прошёл, за угол чужого дома завернул. Опомниться не успел, как уже на земле лежит, пыль глотает. Ему на спину сели, головой к земле прижимают. — Ты кто? — Руками до обидчика дотянуться пытается. — Слезь с меня! — Кто я? — Юнги голос любимый слышит. Его за шиворот поднимают, лицом разворачивают, смотреть заставляют. — Я брат того, кого ты унизил, с грязью смешал, посмешищем выставил. — Убери от меня свои грязные руки! Не смей меня трогать! — Мин поверить не может, что тот, кого он часами возле окна ждал, сейчас перед ним стоит, ненавистью нашпиговывает. — Что тебе нужно? — Душу гнилую из тебя вытрясти, если она там вообще есть! — Альфа ближе подходит. — Мерзкий выродок! — Слова выплёвывает. — Не называй меня так! — Юнги своим ушам не верит. Он ведь цветам рассказывал, что с этих губ, имя омеги срываться будет, что эти глаза, на него ласково посмотрят. А сейчас только отвращение видит. — У меня хотя бы родители есть! — Знает, что больно делает, но по другому нельзя. Как сердце в груди разрывается, понимает, ничего поделать не может. — Что ты сказал? — Вплотную встаёт. — Брат был прав… О тебя даже руки марать не стоит. — В ноги сплёвывает, откуда пришёл туда и уходит. Юнги по стене сползает, как кости ломаются, слышит. Себя отодрать пытается, не получается. Уже сердца своего, обратно не соберёт, не склеит. Думал, что боли не чувствует, на самом деле даже больнее, чем отец делает. На ноги поднимается, кое-как домой доплёлся, под порог заглядывает. Весь мир враз рухнул. То, что на сохранение оставил, найти не может. Так страшно не было ещё. В дом заходит, отца сидящего видит, а перед ним букет разодранный. — Что это за дрянь? — Мин из-за стола встаёт, к сыну подходит. — Я задал вопрос! — Ц-цветы… — Нельзя плакать, знает, что хуже сделает. — Я понял, что это! — Миской, омеге по лицу, попадает. — Я в окно видел, как тебе их соседский мальчишка приносит! — Букет со стола хватает, обегу им избивает. — Я то думал, что хоть раз ты мозгами зашевелил! — Отец! — Юнги опять не выдержал, в ноги упал, пол слезами мочит. — Заткнись! — По животу бьёт. — Ты — гадёныш неблагодарный! — Дорогой, перестань, пожалуйста… — Последнее, что омега видел, как папа на пол, от удара, падает. Юнги в себя, только через три дня пришёл. Две недели даже есть толком не мог, да ему и не давали. Мин цветы, что возле дома, больше не поливал. Они вместе с сердцем омеги завяли.Настоящий день. Комната Чимина и Юнги.
— Чимин… — Юнги глаза поднимает. — Я ужасный человек? — Юнги! — Мин более злого взгляда, от Пака, не видел. — Не смей так говорить! Слышишь? — На себя смотреть заставляет. — Ты самый лучший человек, что я знаю! Да, у тебя язык острый и характер ужасный… — Тыльной стороной ладони по щеке водит. — Но ты прекрасный! У тебя светлая душа, и я верю, что ты не со зла! Как думаешь, я бы любил тебя, будь ты плохим? — Нет… — И вправду знает. Чимин, плохое в людях, сразу распознаёт. — Вот именно, Сахарок! Так с чего ты взял, что ты ужасный человек? — Я так плохо поступил… — Ладонями лицо закрывает. — Мне так стыдно! — Ты не виноват… Это не твоя вина, что тебе пришлось так поступить. — Что мне делать, Чимин? — А что сердце шепчет? — Ладонь на грудь кладёт. — Что шепчет? — Переспрашивает, а сам уже всё решил. — Что я всё ещё влюблён… — Разбито улыбается. — В Тэхёна? — Как ты понял? — Юнги ошарашено смотрит. Он ведь Паку не говорил, кого именно. — Ты сам сказал, что возле окна сидел, красный цвет ждал. Разве это не любовь? Когда ты часами ждёшь того, кто сердце биться заставляет? — Как ты Чонгука? — Первый раз, за последний час, улыбка без боли получается. — Чонгук… — Пак смущённо голову опустил, альфу представляет. — Я не задумывался, люблю ли я его. Я просто ждал, сам чего не знаю. У него миллион омег, зачем ему такой как я? — Чимину больно от осознания, что Чонгук кем-то другим дышит. — Я самый обычный, а он… Он самый прекрасный, из тех, что я видел. — Сердце разрывается, от осознания, что им с альфой не по пути. — Да… Я кажется и правда его люблю, но зачем убиваться по тому, кто тебе не достанется? — Говорит, а сам осознаёт, что миллион ночей реветь о нём будет. Что больше не встретит того, кто так сердце биться заставит. — С чего ты взял, что он тебе не достанется? — Юнги больше не плачет, а омегу слушает, за слова такие, хочет врезать. — Тогда мне подавно надеяться не на что! Ты в тысячу раз прекраснее меня! Мне ловить нечего. — Ко мне любовь жестока, а тебе она шанс на исправление даёт. — А тебе и исправлять нечего! — Вскипает Мин. — Я верю, что ты самое любимое её дитя, Чимин. — Я бы тоже хотел верить. — А знаешь что? — Встаёт с кровати. — Я соберу всю волю в кулак, и пойду извиняться. — Юнги не представляет, как будет это делать, но злость на Чимина ему сил придала. — Ты серьёзно? — Следом подскакивает. — Серьёзнее некуда! — Хватает Пака за руку и к двери идёт. — У меня же ужасный характер! Я с таким просто так сидеть не могу.***
— Намджун! — Хосок бросился к вернувшемуся альфе. — Где Тэхён? Он ушёл? Ну не молчи же! — Успокойся, пожалуйста. — Потирает переносицу пальцами. — На улице он стоит. Успокоится, придёт. — Точно? — Что ты за него так переживаешь? — Намджун кидает раздражённый взгляд на омегу. — Есть причины? — Ты что? — Смотрит испуганно. — Что с тобой случилось? — Глаза слезами наполняются. — Что я сделал? — Прости. Прошу, прости. — Обнимает. — Я на нервах, не хотел тебя обижать. — Я тоже переживаю, по этому и спрашиваю. — Идём, я всё расскажу. — В комнату заходят, на подушки садятся. — Господин Ким, с вашим братом всё хорошо? — Обеспокоено спрашивает Чанёль. — Он зол, только и всего. — Рассказывай. — Хосок отставил чай в сторону. — Этот омега… — Смотрит на Пака. — Как здесь оказался? — Его Чимин привёл. Я не смею рассказать всех подробностей, но могу сказать одно… — Чашку альфе подаёт. — У Юнги были проблемы с отцом. — На сколько сильные должны быть проблемы, чтобы уйти из дома. — Не понимает Чон. — Поверьте, господин, очень сильные. — Я могу с ним поговорить? — Намджуну правда очень нужно прояснить ситуацию. — Если он захочет, я не могу его заставить. — Вы с ним знакомы? — Спрашивает Хосок. Альфа всю историю рассказал, теперь на лицо удивлённого возлюбленного, смотрит. — Так он и есть тот омега, что тебе в детстве нравился. — Ревность изнутри грызёт. — Нравился, но это в прошлом. Уже давно, моя голова другим забита. — Намджун… — Юнги с лестницы спустился. — Я хочу с тобой поговорить. Но сначала, позволь извиниться. — Ближе подходит. — Прости… Я не хотел так поступать с вами, мне пришлось из-за отца. — Юнги? — Я правда не хотел делать вам больно. — Даже слова не даёт сказать. — Те цветы, что ты тогда принёс, я сохранил, спрятал, чтобы отец не увидел. — Поднимает глаза, полные слёз. — Но он нашёл, нашёл и избил меня за это. — Избил? — Намджун поверить не может. — Да. Я тогда решил, что если буду с вами видеться, то он и вас покалечит, а я не хотел, чтобы это произошло. — Почему ты не сказал? Мы смогли бы это решить и не пришлось бы быть врагами. — Мне было девять! Как думаешь, смогли бы мы, три маленьких мальчика, противостоять этому монстру? — Альфа молчит. — Я хотел прийти позже, когда был бы хоть шанс, но вы исчезли, забрав с собой и мои надежды. — Если бы мы знали, то забрали бы тебя с собой. — А если бы не получилось? Если бы отец узнал? Что бы было? — Нашли бы выход! Ты же нашёл, как сбежать! — Встаёт Ким. — Он сам меня выгнал, мне даже уходить не пришлось. — Как выгнал? — Останавливается. — Он мне помог! — Не выдерживает, всё это время стаявший позади омеги Чимин. — Он прогнал альф, что меня закрыли в сарае. За это его избили, облили водой и вышвырнули за порог! — Чимин… — Жалобно скулил Юнги. — Если бы я не проследил за ним, то он бы умер! Он даже ходить не мог! — Вспоминая прошлое, реветь начал. — Он два дня без сознания провалялся! — Вплотную к альфе подходит. — Потом ещё две недели, даже сил встать не хватало. — Я даже подумать не мог, что ты всё это проживал. — Поворачивается к Мину Намджун. — Чимин, пожалуйста успокойся. — Юнги сам омегу боится. Никогда его таким не видел. — Всё же в прошлом. — В прошлом, но до сих пор вспоминается. — Намджун, прости меня. — Юнги… Я давно простил, но Тэхён не может. — Понимаю. — Запретное имя слышит, чувствует, как внутри всё ломается. — Я поговорю с ним, попробую объяснить, но не уверен, что получится. — Спасибо. — Улыбается разбито. — Мне правда, очень важно. — Садитесь за стол. — Разряжая обстановку, зовёт Чанёль. — Кажется нам всем нужен чай. — Я — Хосок. — Протягивает руку, севшему за стол, Юнги. — Господин… — Оу, не нужно. Ты младше всего на год, так что зови Хосоком. — Подбадривающе улыбается. Понимает, что сейчас не место для ревности. — Приятно познакомиться. — Хосок — омега. — Решил признаться Намджун. — Омега?! — Громче, чем планировал, произнёс Чимин, переводя взгляд к Чанёлю. — Папа, ты совсем не удивлён? — Я подозревал. — Улыбается. — Но как? — вскидывает брови Хосок. — Ты слишком нежен и элегантен для альфы, да ещё и запах у тебя прекрасный. Не понимаю, где глаза тех, кто вам поверил. — Я тоже принял тебя за альфу. — Не меньше, чем Чимин, удивляется Юнги. — Эх дети. Опыт, дорогие мои, опыт! Тэхён вернулся только через час, Юнги уже ушёл к себе. Всё это время он провёл в конюшне. Ему и вправду не хотелось обижать Чимина, но и не горел желанием возвращаться. Здравый смысл, победил обиду. — Господи Ким! — Бросился к нему Чимин. — Я испугался, что вы не придёте. — Как я мог тебя расстроить? — Обнимает малыша Ким. — И прошу тебя, называй меня по имени! Я не хочу чувствовать себя старым! — Договорились. — Улыбается Пак. — Хотите чаю? — Хочешь, Чимин! Хочешь! — Прости. Хочешь чаю? — Исправляется омега. — Вот теперь пошли. — Тогда и нас так называй. — Смеётся Намджун. — Согласен! — Поддерживает Хосок. — А то значит Тэхён молодой, а мы старые? — Хорошо. — Сдаётся Чимин. — Балуете его! — Возмущается Чанёль. — Он скоро вообще забудет, что такое уважение к старшим! — Тогда мы настаиваем, чтобы вы, господин Пак, тоже обращались к нам по именам. — Выдаёт младший Ким. — Что вы! Никакого почтения не останется! — Взрывается омега. — Вы старше нас, значит почтеннее. — Не несите чепухи! — Не обижайте нас, господин. — Строит щенячьи глазки Хосок. — Ладно! — Сдаётся Чанёль. — Решили поиздеваться над стариком. — Ни в коем случае, господин Пак. Как мы можем? — Улыбается Намджун. — О чём гогочите? — заваливается Чонгук. — И без меня! — Чонгук вернулся. — Хохочет старший Чон. — А мы тут решили, что господин Пак, будет нас по именам звать. — Ха, мы уже утром об этом договорились. — Произносит, гордый собой, Чонгук. — Ах вот оно что? Значит с ним вы договорились, а на нас ругаетесь? — Наигрывая возмущение, произносит Намджун. — Ну должен же я, хоть кого-нибудь, называть господином! — Оправдывается омега. — Папа, так уж и быть! Я готов быть твоей жертвой. — Смеётся Чимин и получает подзатыльник. — Обойдёшься. — Чимин. — Вспоминает альфа. — Ты задолжал мне прогулку. — А как же обед? — Подскакивает Чанёль. — Не волнуйтесь, господин Пак, я не оставлю вашего сына голодным. — Заверяет Чон.***
— Господин Чон, я запрягу Маыма. — Кинулся было к конюшне Чимин, как его схватили за запястье. — Я думал ты со мной поедешь… — Господин, я уже не такой маленький, да и сам умею ездить. — Опуская голову, чтобы не выдавать смущения, пробубнил Пак. — По моему, ты всё тот же. — Отпустил Чонгук. — Маленький ангел — Пак Чимин. — Господин… — Раскраснелся омега. — Вы меня смущаете. — Это правда малыш, а за неё не краснеют. — Наслаждается реакцией Чон. — А ещё ты очень красивый. Наверное самый красивый из всех тех, что мне довелось видеть. — Чонгук! — Сам от себя не ожидал, что имя выкрикнет, рот ладонью зажимает. — Как ты меня назвал? — Сердце у Чонгука бешено заколотилось. Перед ним самый желанный омега стоит, по имени его зовёт, а он ещё на тот свет, от счастья, не улетел. — Повтори ещё разок. — Нет! — Резко дёрнулся с места, как будто бы за ним гонятся. — Ну, пожалуйста, Чимин! — Кричит в догонку Чонгук. — Нет! — Забегает в конюшню, сердце успокоить не в силах. — Маым, подумай только, что я натворил! — Шипит, а сам коня запрягает. — Я господина по имени позвал! Как язык повернулся? — Себя ругает. — А он ещё и издевается! — Я не издеваюсь! — Где-то за дверью послышался крик. — Ну пожалуйста, скажи ещё разок! — Вам не стыдно подслушивать?! — Пак, от неожиданности, чуть ли седло не роняет. — А я и не подслушиваю! Я тебя жду! — Ну и ждите! — Как в глаза смотреть будет, не представляет. От стыда же сгорит. — Я вечность буду тебя ждать! — Чимин, в голосе улыбку слышит. — Дождусь же! Выходи давай! — Маым, что мне делать? — У него ноги подкашиваются. От слов альфы, в груди что-то поселилось и вылазить отказывается. Если вылезет, то и сердце грозится забрать. — Чимин, если ты не собираешься выходить, то я к тебе зайду! — Не надо! — Поводья отвязывает. — Я уже выхожу! — От одной мысли, что с альфой в одном помещении останется, внизу живота тянет. — Что? — Смотрит вслед, пробежавшему мимо омеге. — Ты так меня боишься? — Не несите чепухи! — Чувствует, что если сейчас же на Маыма не сядет, с ног свалится. — Я готов тебя вечность ждать, а ты и полминуты подождать не можешь? — Смеясь, запрыгивает в седло Чонгук. Чонгук всю дорогу за омегой следит. У Чимина волосы покачиваются, изящные руки поводья тянут, ноги, по лошадиному животу, постукивают. Глаз Пак не поднимает, стыдится. — Заедем на базар. — Чонгук пытается взгляд уловить. — Зачем? — У омеги горло, от молчания, пересохло. — Я обещал твоему папе, что не оставлю тебя голодным, значит не оставлю. — Не стоит, я не голоден. — Малыш, не спорь. — Взглядом по телу проводит, мысленно себе аплодирует, что такого омегу нашёл. — Ты худенький, как будто вообще не питаешься. — Я придерживаюсь диеты! — Вздёрнув подбородок, поворачивается к альфе. — И вообще, многие моей фигурой довольны! — Хотя сам её ненавидит, миллион раз пытался вес набрать, не получается. — Многие? — Поводья крепче сжимает, под ладонями, треск кожи слышит. — И что говорят? — Что о такой, только мечтать. — Вправду, на каждом шагу слышит. — И что моему альфе со мной повезёт. — О, да! — Ближе подъезжает. — Мне и правда повезло! — Вы о чём? — Чимин подумал, что ослышался, хотя слова отчётливо в мозг забились. — О том, что мне, с моим омегой, несказанно повезло. — Коню соседнему дорогу перекрывает. — Что ты у меня, самый красивый на свете. — У… У вас? — Голос предательски задрожал. — Конечно у меня. А ты думал, я просто так приехал? Тебя повидал и обратно уеду? — В глаза любимые смотрит. — Я приехал за тобой и без тебя возвращаться не намерен. — Но зачем я вам? — Чимин думает, что альфа, так пошутить собирался, но Паку не до шуток. — Ангелочек, ты, ещё восемь лет назад, моей душой стал. — Поводья возвращает. — Вот город завоюем, я тебе все владения покажу, самой вкусной едой кормить буду, ты в лучших шелках ходить будешь и украшения, самые прекрасные носить. — А если я не захочу? — Голову опускает, сам безумно хочет с альфой уехать, но насколько это серьёзно не понимает. — Я сделаю всё, чтобы тебя переубедить. — И сделает, если понадобится. — Хочешь, я тебе Хамгём подарю? — Мне не нужен город, господин. — А что хочешь? — Чтобы папа и Юнги со мной были. — Насчёт Чанёля, ничего против не имею, даже сам буду рад, но омега… — Юнги Чону на нервы действует. — Он невыносим. — Господин, я без него не поеду. — Полные боли, глаза поднимает. Чимин разрывается, между двумя дорогими людьми. — Я его братом назвал не для того, чтобы потом бросить. — Хорошо. — Потирает переносицу Чонгук. — Но! — Но? — Чимина уже облегчение с головой накрывало, как альфа его выдернул. — При одном условии! — Улыбается. — Ты больше не будешь называть меня господином. — Но… — Нет, Чимин. Это моё условие. — Хорошо… — Не расстраивайся, привыкнешь. — Путь для Маыма освобождает. — Поехали, угощу тебя чём-нибудь вкусным.