Волкодав

Лис проснулась от того, что свеча погасла. Свернулась калачиком на одеяле — в пустой комнате было тихо и прохладно. Нога почти перестала ее беспокоить. Только на сердце было тревожно и тяжело — даже тяжелее, чем в последнюю неделю. Девочка с удивлением оглянулась вокруг, собирая по кусочкам все произошедшее с ней в единую картинку. Холодная улица неделю назад — до тошноты знакомая и постылая, одинокая, бесконечно, безбрежно одинокая. В груди тогда шумно колотилось сердце. Она сбежала от людей в черном, которые дотошно осматривали опустевшие комнаты и стену на первом этаже, забрызганную потемневшей кровью. — Все дети мертвы? — Да. Все пятеро. — Эти уроды точно знали, как его выманить, — хмыкнул тогда более низкий из двоих людей, крепко сложенный, с выбритой головой. К горлу подкатил острый комок — Лис тихо уронила пару слезинок на подушку, сжимая воротник рубашки, но не в силах остановить поток слез и воспоминаний. Целый день она шла вдоль дороги в город. Весь второй день — слонялась по холодным улицам, шарахаясь от прохожих. К вечеру третьего выбрела на дорогу, вьющуюся вокруг Воронки. Это место она знала. Здесь она когда-то еще жила. И думала, что снова будет жить. Знакомая женщина — осунувшаяся и постаревшая за четыре года еще больше — окликнула ее, впустила под тент. — Я уж думала, Овец всех перебили, — вздыхала она, — видать, одна ты осталась. Лис только кивнула обессиленно. Ночью с третьего на четвертый день она выскользнула из гостеприимной палатки. Не место ей здесь, слишком давит от воспоминаний горло. Пошла, куда глядят глаза — пока чужие руки в опустившейся ночной недотемноте города не схватили, заволакивая в переулок. — Ну привет, маленькая дрянь. Помнишь меня? — огромный и толстый детина осклабился, — командир вашей шайки лет пять назад обещал мне яйца по асфальту размазать, да сдох сам. Ты ж его любимицей была, малышка? Вот и ответишь за чужой базар. Заодно денег мне заработаешь, — захохотал он. Лис не трогало уже ничего — она равнодушно смотрела прямо перед собой, лопатками ощущая пронзительный холод стены. — Обещал — и размажу, — вмешался со стороны улицы холодный хриплый голос, — отпусти ее, урод. Детина шарахнулся вбок. Потом были только теплые руки в черных перчатках. — Поедем домой, — терпеливо повторял знакомый хриплый голос, синие глаза смотрели ровно в ее глаза, — поедем. Будешь со мной. Он повзрослел за четыре года. Лис даже не могла порадоваться тогда, что он оказался жив. Ведь другой человек был уже мертв. Теплые руки в черных перчатках гладили плечи. — Тихо, тихо. Тебя никто не тронет. Лис рвано кивнула, крепче сжимая воротник рубашки. Следующие два дня — пятый и шестой — были в тумане, вокруг существовали только темные, бордовые стены большой комнаты, мягкое кресло, которое она сразу приватизировала, теплые руки в черных перчатках, синие глаза и хриплый голос. Он ушел. Она взяла в руки книгу, лежавшую закрытой на столе. Пробежала глазами рукописные строчки — ровный, аккуратный почерк, черные чернила. «Вокруг сгущалась чернота леса.» И чернота леса сгустилась. Обволокла промозглым осенним холодом, запахом близкой воды, зло, металлически щелкнула зубьями капкана. «Ш-ш-ш. Я не причиню тебе вреда, если не нападешь первой» А теперь и он ушел. Лис распахнула глаза, вырываясь из своих мыслей. Геральт сказал, что вернется, как догорит свеча — а свеча догорела едва не полчаса назад. Слишком долго она лежала, вспоминая. Над сердцем свернулось, сжимая трепещущую мышцу ледяными тяжелыми кольцами, дурное предчувствие. Совсем как неделю назад, в гостях у подружки. Тогда было уже слишком поздно. Лис лихорадочно подорвалась, ведомая этим чувством, слетела по лестнице, прошмыгнув мимо заснувших прямо за столом под лестницей мужчин, выскочила на крыльцо, навстречу промозглой осени. На деревню опустился самый темный ночной час. Успешно разродившаяся жена парня, который заснул за столом в таверне, тоже уже заснула, в колыбельке сопел сытый новорожденный. Повитуха мыла руки в передней, еле слышно вздыхая, травница Ирута готовилась ко сну — в окне, мимо которого пробежала девочка, проблескивал одинокий огонек свечи. Бежать босиком по колковатой осенней траве было чуть приятнее, чем по наждачно-шершавому городу несколько лет назад. Левая нога слегка заныла. Лис неслась в опасный лес, чувствуя, как режет горло холодный ночной воздух, ледяными пальцами забирается под рубашку. Она вылетела на небольшую полянку, залитую скупым светом проглянувшей из-за черной плотной ткани облаков луны. Игнорируя разбросанные по поляне пугающие куски чего-то — или кого-то, оскальзываясь на чем-то мерзком и вонючем, кинулась к лежащему на спине ведьмаку. Золотые глаза с узким вертикальным зрачком были закрыты. По разорванной на груди чьими-то острыми когтями плотной коже куртки струилась темная кровь, заливала траву, остро блестели в лунном свете разломанные крохотные кольчужные колечки. Лис рухнула на колени рядом, коснулась пальцами бледной, теплой — уже не горячей, как вчера или утром — щеки, осторожно приложила ухо к груди, чувствуя рваные движения ребер и едва заметный перестук сердца. Жив. Дышит. Лис вскочила, поскользнувшись на мокрой от крови траве, едва не напоролась на лежащий рядом меч — и кинулась по едва заметной тропке обратно. Дом травницы стоял на отшибе. Лис запомнила это. Она без стука влетела в сени, закрутилась, как потерявшая след собака, острый запах трав ударил в голову. Наугад толкнула одну из дверей — вывалилась в то, что было, видимо, лабораторией или чем-то вроде этого — лунный свет блестел на стекле и металле трубочек, колбочек, скляночек, штативов и плошек. Через стенку зашевелились — и Лис кинулась туда, ничего не соображая, врезалась плечом в косяк двери, зашипела от боли. В сенях натолкнулась на разбуженную травницу — простоволосую, в длинной белой рубахе. Вцепилась перемазанными в чужой крови пальцами в руку, ища взглядом глаза. Паникующее сознание металось, пытаясь достучаться до травницы. Ирута зажала уши руками, когда в голове раздался телепатический вопль. «Геральт на поляне! Едва дышит! Помоги, помоги, помоги, пожалуйста!» — Тише, — травница быстро взяла себя в руки, обхватила ладонями трясущиеся плечи девочки, — тише. Я помогу. Сейчас пойдем туда. Ох, чертов ведьмак, не рассчитал ты свои силы… «Пожалуйста, пожалуйста!» — Да не ори ты. Ишь, немая, — спросонья Ирута не поняла, что паникующий голос девочки раздавался прямо в ее голове, минуя воздух, — он в сознании? «Нет!» — Плохо, — ровным голосом отозвалась травница, входя в свою лабораторию, занимавшую большую часть дома на отшибе, — купорос, эфир… Она резво впихнула в руки Лис мешочек с порошком и пузатую бутылочку. Сама взяла прозрачную бутыль, едко пахнущую спиртом и заполненную едва на треть. — Редко когда я бываю рада, что мне платят ржаной водкой. Побежали, не раздави пузырек с эфиром. Лис быстро-быстро закивала — и снова с порога ломанулась в лес так, что Ирута еле поспевала за ней. На подходе к злосчастной полянке девочка взяла себя в руки, упорядочив мечущиеся мысли. Травница тихо охнула и едва не выронила бутылку, когда ее взору открылась залитая кровью и заваленная останками чудовищ поляна. Девушка крепко выругалась, подбегая к бессознательному ведьмаку. — Мать вашу за ногу, это ж не только наккеры, это ж целая стая гулей! Сраные трупоеды, — бормотала она, ставя на землю бутылку и стягивая с чужой руки перчатку, чтоб пощупать пульс, — давай, Лиска, помогай, шибче, открой бутылку, налей туда эфира столько же, сколько в ней водки, сыпь купороса… Лис споро выдернула из бутылки пробку, уложив на землю рядом свою ношу, осторожно вывернула пробку пузырька с эфиром, вливая маслянистую жидкость в бутылку. Травница тихо и цветисто ругалась, нащупав медленный пульс, повертела слегка из стороны в сторону бледное лицо, не увидев никакой реакции, бегло осмотрела раны на груди и правом плече. Девочка высыпала из мешочка порошок в бутылку, закрыла пробкой, прижала ее пальцем — и начала трясти бутылку, перемешивая снадобье. — Тут даже драный альгуль был, — бормотала травница, быстро взглянув по сторонам и заприметив рогатую башку, валяющуюся неподалеку, — а то и два, сложно теперь сказать. Ох, ведьмак, ну и досталось тебе. Лиска, слушай, что скажу, — девочка молча повернула голову к поднявшейся травнице, не прекращая трясти бутылку, — то, что у тебя сейчас в руках — сильное универсальное противоядие. Я побегу за мужиками, чтоб перенести его помогли, а ты пока пои его этим, слышишь? Пои, а потом раны облей. Чтоб ни капли не осталось. Очухаться не очухается, так и будет лежать, но, скорее всего, не помрет. Перетащим его с мужиками в таверну обратно — я по сумкам пошукаю быстро, его ведьмачьи зелья ему всяко лучше помогут, а сама я их готовить не умею. Поняла? Девочка активно закивала — и травница развернулась, уносясь в лес, по тропинке — к деревне. Лис пересела, осторожно укладывая чужую голову себе на колени — руки мелко тряслись, чужие седые волосы рассыпались по черной ткани оборванных по колено штанов. С тихим хлопком выдернулась из бутылки пробка — противоядие переливалось голубоватым в стекле. Она подсунула одну ладонь под седой затылок, нащупывая пальцами под длинными прядями коротко обстриженные, с трудом приподнимая тяжелую голову. Приставила к бескровным губам горлышко, чувствуя, как намокают от чужой крови штаны. Тихо, умоляюще зашептала на языке, которого тут никто не знал. Чужое горло слегка дернулось — ведьмак сделал глоток, второй. Вдалеке раздался крик травницы, будившей мужиков, едва различимое хлопанье дверей, истеричный собачий лай. Влажно блестел перемазанный в крови медальон в виде ощерившейся волчьей морды. Только когда за спиной в паре метров от нее раздалось сдержанное рычание, Лис поняла, что лаяли не деревенские псы. Она привстала, аккуратно укладывая чужую голову обратно на траву, развернулась медленно, одной рукой разливая остатки противоядия по безжизненно лежащей рядом правой руке и едва вздымающейся от дыхания груди. Жидкость тихо забулькала, выливаясь, зашипела, коснувшись ран. Девочка уложила рядом опустевшую бутылку и одной рукой нащупала рукоять лежащего на траве серебряного меча. Ближайшая из вышедших из леса собак — облезлая, бурая, с порванным ухом, — ощерилась, тихо рыча. Две другие позади ступали молча, неотвратимо приближаясь. Лис потянула по траве меч к себе, скребя перепачканным лезвием по траве, крепко сжала пальцы на кожаной оплетке рукояти. Подтянула под себя ноги, усаживаясь на колени, чтобы можно было быстро встать. В груди расцвела ледяная решимость, холодными пальцами обхватила узкие плечи. Бродячие собаки были знакомым врагом — врагом из детства. Первая псина, глухо рыча, напружинила задние лапы. Лис вытянула меч на траве перед собой. Собака прыгнула — и напоролась грудью на резко поднятый острый клинок. Завизжала, дергая лапами — тонкие руки будто сами собой провернули лезвие в ране, Лис стряхнула заливающую траву кровью шавку с меча. Слишком длинного, слишком тяжелого, чтоб двигать им свободно. Вторая собака — серая с подпалинами и крупная, длиннолапая, почти щенок — залилась громким лаем и побежала к ней, роняя капли слюны с оскаленных клыков. Лис неловко махнула мечом — и едва не упала вслед за тяжелым оружием, острая кромка рассекла собачью шкуру на боку, залила густую шерсть кровь. Собака взвизгнула — и отскочила, распахнув пасть. Лис снова приподняла лезвие, толкнула его вперед — острый меч вонзился в собачью пасть, пропарывая небо, снова раздался хруст костей. Кончик меча показался на загривке собаки, блеснул серебром сквозь густую по-щенячьи шерсть. Девчока дернула тяжелое оружие на себя, двумя руками до побелевших костяшек сжимая рукоять. Шорох сзади заставил ее подскочить на ноги — третья собака, старая и черная, как ночь, медленно обходила ее сзади на расстоянии трех метров, щеря клыки и целясь в бессознательного ведьмака. Лис стремительно перешагнула через него, приподняв меч — кончик все равно рассек кожаную куртку, как масло, заскреб по кольчужным колечкам под ней. Встала, приняв устойчивое положение на скользкой траве — правую ногу выставила чуть вперед, обеими руками сжала рукоять опущенного в землю меча. Собака без единого звука скакнула вперед — сильным движением матерого зверя. Лис с трудом приподняла меч, неловко взмахнула — острое лезвие лишь слегка оцарапало зверю лапу. Собака тут же припала к земле, тихо рыча, подволакивая раненую лапу, начала обходить ее по кругу. Снова скакнула вперед, проходя сбоку, почти подлетая к ведьмаку. Лис развернулась всем корпусом, опуская тяжелый меч на собачью шею. Хрустнули позвонки, ноги собаки подломились — она рухнула на землю, почти беззвучно скуля и заливая руку ведьмака своей кровью. Лис, не удержавшись на ногах от резкого движения, шлепнулась на землю, чудом не сломав ногу и выпустив меч. Села на колени, сгорбившись, обеими руками снова взялась за оплетенную кожей рукоять, потянула меч на себя, с трудом вытаскивая завязший клинок, обессиленно вытянула меч снова ровно перед собой, плашмя уложив лезвие на черный собачий хвост. Она уже слышала голоса разбуженных мужиков и резкие указания Ируты. Лис снова впала в оцепенение, когда встрепанная травница привела двоих дюжих кметов — местного кузнеца и брата солтыса. Они жили ближе всего к лесу, в их двери она постучалась первыми. Ирута командовала, отрывисто и громко, молодцы притихли, едва увидели гору останков чудовищ вокруг ведьмака и сидящую на коленях девочку, обеими руками держащую длинный серебряный меч. — Лиска! — травница подскочила к ней, заметив три новых собачьих трупа — первая дворняжка, еще дергавшая лапами, когда Лис перешла к третьей, затихла окончательно, — Лиска, жива? Не покусали? Девочка сидела неподвижно, как мраморная статуя, перемазанная в крови, до онемения в пальцах сжимала рукоять — и подняла голову лишь тогда, когда травница потрясла ее за плечи. Оглянулась, словно забыла, как оказалась в этом месте, помотала головой. — Ну и здорово, хоть и не верю я тебе. Идти можешь? — Лис неуверенно поднялась на ноги, не выпуская из рук меч, пошатнулась, но устояла, — Вот и хорошо. Вот и умничка. Держи свою железяку. Злот, Васех, довольно озираться — ничего тут не шевелится больше, даже вы, головы ваши деревянные! А ну-ка быстро! Лис не выпустила меч даже тогда, когда они подошли к таверне — осторожно несла его, не в силах поднять целиком, но приподнимая слегка над землей, чтоб не повредить кончик. И все равно острое лезвие время от времени опускалось, скребя по утоптанной земле и оставляя на ней длинные узкие полосы. Грубо разбуженный травницей хозяин таверны начал ворчать, но тут же засуетился, развел огонь, грея в медном котелке воду — Ирута в деревне уже стала авторитетом, которому перечить не стоило. Злот и Васех поднялись, перенесли осторожно ведьмака на кровать — и травница вытолкала их за дверь, наказав принести ей чистую теплую воду, чистую ткань на повязки, пару свеч и ласточкин цвет из ее дома. За травами послали подскочившего от суматохи рыжего Петро, который хоть мог отличить ласточкин цвет от ромашки. Лис опустилась прямо на пол в углу, чтобы не мешаться под ногами, не выпуская из рук меч, молча смотрела, как суетится травница, щелчком пальцев поджигает принесенные Злотом свечи, ставит одну на стол, а вторую — на подоконник, тихо ругается себе под нос, нервными движениями стягивая с ведьмака сапоги. Геральт не шевелился, но дышал — Лис видела, как слегка приподнимается грудь. Рвано и неритмично, но движется. Из голенища правого сапога выпал нож с узким лезвием — травница схватила его в руки, уложила на кровать рядом, расстегнула разорванную куртку, стянула ее с чужих рук, шипя проклятия при виде разорванной на груди кольчужной рубахи под ней. — Лиска, подсоби, подержи его. Девочка послушно поднялась — меч с тихим суком упал на пол. Она уселась на кровать чуть позади, вместе с травницей слегка приподняла чужие плечи, едва не согнулась пополам под его весом — Ирута споро расстегнула по бокам кожаный пояс, задрала передний край кольчужной рубахи, оказавшейся металлически блестящим плетеным полотнищем с вырезом для головы, перекинула его через седую голову — металл обрушился Лис на макушку, девочка сдавленно зашипела. — Тяжелый же ты, зараза, — прохрипела травница, аккуратно опуская ведьмака обратно — Лис соскользнула вбок, выпутываясь из кольчуги, — просто тяжеленный. Кольчуга с металлическим звоном упала на деревянный пол, в дверь тихо постучался Васех, внес две миски с теплой водой. За его спиной переминался с ноги на ногу Петро с свертком травы и ступкой. — Вот и вода, — обрадовалась Ирута, схватила нож, приподняла прилипшую к разодранной когтями чудовища груди рубашку — и с громким треском вспорола ткань, — тащи перевязку, Васех! Притихший кмет не стал спорить с приказным тоном — перемазанная в чужой крови, простоволосая травница с ножом-засапожником в руке вызывала у него смутный страх. — Прости, ведьмак, но время нам сейчас дороже, чем твоя рубашка, — про себя проговорила травница и окунула неизвестно откуда взявшийся тонкий пинцет в флакон, остро пахнущий спиртом, — Лиска, не спать! Возьми свечку со стола и иди ко мне. Повезло тебе, белоголовый, что Ярева жена Любаша разродилась сегодня, да я спирт с пояса снять забыла — как мужиков разбудила, ломанулась в дом и прихватила пояс-то… Ирута, ловко орудуя пинцетом, вытягивала из раны мелкие осколки колечек разодранной кольчужной рубахи, Лис старательно не смотрела туда, вглядываясь в неподвижное лицо, про себя молясь всем известным богам, своей лисьей богине, которая один раз уже оказала ей невозможную милость — молясь, чтобы на бледных щеках появилась хоть капля живой краски. — Лиска! — окликнула ее травница. По желтоватому стержню свечи соскользнула вниз капля горячего воска, коснулась бледной кожи, обжигая — и тут же застывая белой лужицей. — Лиска, разрежь рукав, свечу не убирай. Девочка кивнула, переложила свечу из руки в руку, осторожно сжала пальцы на рукояти ножа — ткань с треском разошлась под лезвием, тяжело отлепляясь от кожи. На кровать упали чешуйки засохшей крови, по белой коже потекла новая лаково-красная струйка, пачкая одеяло. — Умница, — сосредоточенно бросила травница, продолжая свое занятие, — свечу поставь на подоконник, да выложи на стол все склянки, что у него в сумке найдешь. Ох, ведьмак, надеюсь, ты подписываешь свои чертовы эликсиры, чтоб им пусто стало… — Горазда же ты ругаться, травница, — хриплый голос оборвался так же неожиданно, как и возник, Лис взвизгнула, подпрыгивая и чудом не выронив сумку, которую держала в руках. Ирута дернулась, едва не опрокинув свечу на подоконнике локтем — резкое движение вырвало из разодранной острыми когтями груди протяжный хриплый стон. — Круглый пузырек, — Геральт закашлялся, попытался поднять левую, здоровую руку — цепкая ладонь травницы тут же схватила за запястье, призывая не двигаться, — с красной жидкостью. Тот, в котором осадка… нет. — Шибче, Лиска, шибче! — воскликнула Ирута, бросая пинцет на кровать рядом и опускаясь к плошкам с водой и вороху белой ткани на перевязки, — очухался и отчитывает меня за мой длинный язык — сталбыть, жить будет! Ищи эту «Ласточку» треклятую, чтоб без осадка! Лис вынимала бутылочки с эликсирами по две-три за раз, придирчиво осматривая на свет — с третьей попытки подцепила в сумке нужную, повернулась в травнице, вытягивая пробку. — Осторожно, не пролей — ядовитая она для нас, — предупредила Ирута, скупыми и привычными движениями обтирая края ран влажной тряпицей и отжимая в пустую, третью, плошку кровь, — а неплохо выглядит для когтей гулей, заражение едва занялось. Вовремя мы с универсальным-то противоядием поспели. Давай сюда. Лис протянула ей бутылек — травница еще раз критически рассмотрела его на свет свечи, кивнула сама себе — и пересела ближе к седой голове, с трудом приподнимая за затылок. — Ну же, пей, — ведьмак, снова впавший в беспамятство, словно услышал дрогнувший на мгновение голос — и сделал два глотка. Ирута осторожно опустила тяжелую голову обратно на одеяло, пересела, вручила Лис ополовиненный пузырек, схватила нож — снова затрещала разрезаемая ткань рубашки, травница отодрала отрез ткани, вызвав новый, бессознательный хриплый стон. — Тише, тише, все уже почти. Лиска, не спать! Лей аккуратно, вот так, — «Ласточка» зашипела, соприкасаясь со свежей кровью, ведьмак дернулся, — да тихо ты! Ответом ей послужило глухое, горловое рычание — бледное лицо свела болезненная судорога. Лис осторожно, тоненькой струйкой лила зелье уже на правую руку, пока травница аккуратно стирала с груди красные потеки. — Вот и все, — Ирута утерла лоб запястьем, кидая мокрую тряпицу в плошку. Лис заторможенно заметила, что тонкие пальцы травницы крупно дрожат. — Вот и все, — повторила девушка, — сейчас перевяжем аккуратно — и пускай лежит до утра. Давай, Лиска, помогай. Девочка молча подчинилась, снова пересаживаясь на кровать и уже во второй раз сгибаясь под тяжестью чужого тела. Она подпирала ведьмака сзади, положив ладони на лопатки и упираясь плечом в спину, так, чтобы он полусидел, пока ловкие руки накладывали плотную повязку виток за витком. Ирута затянула последний узел на правом плече, ободряюще улыбнулась, помогая аккуратно уложить его обратно — Лис застыла, вперившись взглядом в рваный шрам на левой стороне крепкой шеи и автоматически сжав пальцы на горячем предплечье. — Ну-ну, никуда он теперь не денется, — травница потрепала ее по волосам, поднимаясь и потягиваясь, — сейчас пойдем и тебя отмоем-осмотрим. Девочка медленно кивнула, но с места не сдвинулась. Девушка закинула в угол испорченную куртку и кольчужную рубашку, уложила наполненные эликсирами флаконы обратно в сумку, засунула флакон со спиртом и отброшенный на кровать пинцет обратно в специальные крепления на широком кожаном поясе, поставила плошки с грязной водой и обрывками ткани на стол, взяла сверток с ласточкиным цветом и задула свечи одну за другой. Задумчиво поглядела в окно. — Рассвет еще не скоро, — оборонила она, — споро мы с тобой управились, Лиска. Пойдем, — она подошла и потянула слегка девочку за плечо, — там внизу мужики небось на стены лезут. Скажем им, что все хорошо, да и отмываться отправимся. Вымазались обе, что твои поросята. Лис нехотя выпустила чужую руку, поплелась вслед за травницей вниз по лестнице. — Ну что? Что? — тут же подскочил к ним рыжий взбудораженный Петро, — жив ведьмак? — Жив, куды он от нашей Ируты-то денется, — хохотнул нервно хозяин таверны. — Влас, — обратилась к нему девушка, — сообразишь нам бадью с теплой водой? Отмыться бы. — Отмыться вам не помешает, — хмыкнул Злот, сидящий за столом и цедивший из чарки медовуху, — вы эдаким видом всю деревню на уши поднимете. Как есть — ведьмы. Ирута только махнула на него рукой, направившись следом за Власом. Кузнец Войтех уже ушел домой досыпать, унесся к себе и проснувшийся молодой отец Ярев. Только Петро, успевший сбегать до злополучной поляны и вернуться, пытался пристать с вопросами — но Злот поймал его за воротник, усадил рядом с собой, впихнул чарку в руки. — Упаси вас Мелителе наверх подниматься, — предостерегла их Ирута, закрывая за собой дверь. Злот внял — и пристально следил за тем, чтобы Петро не проскользнул на лестницу. Влас втащил в большую комнату бадью, травница помогла ему донести и вылить туда несколько ведер теплой воды. Лис сидела неподвижно на скамье, не в силах отделаться от ощущения обжигающе-горячей кожи под пальцами, плотных, эластичных мышц под ней, от отзвука хриплого болезненного рычания. — Лиска! Подь сюда. Ловкие руки быстро расстегнули рубашку, стянули с плеч, упали на деревянный пол следом за ней черные штаны, оборванные по колено. — Экая ты худенькая. Кушать надо лучше, — прокомментировала травница, аккуратно ощупывая ее на предмет травм, — вроде цела. В рубашке ты родилась, не иначе! Псы-то эти бродячие чуть девку в начале лета не задрали, что в лес по ягоды пошла. Давай, прыгай в воду, отмываться. Лис, словно в полусне, отмывала цветочным мылом засохшую кровь с ладоней и ног, полоскала волосы, обтиралась вышитым полотенцем. Петро по указанию Власа сбегал снова в дом травницы за чистыми рубахами, в одну из которых она безропотно облачилась. — Все, отправляйся спать, — подтолкнула ее в спину Ирута. Лис сдержанно кивнула — и обняла травницу, зарываясь лицом в пахнущую чем-то смутно знакомым ткань. Девушка, посмеиваясь, потрепала ее по мокрым волосам. — Иди-иди. Я зайду с утра. Девочка снова кивнула, белой тенью проскользнула через кухню и зал таверны на лестницу. Намокшая от стекающей с волос воды рубашка липла к спине, она чуть не запуталась в непривычно длинном, до пола подоле — все же одежда травницы была ей сильно велика. Поднялась по лестнице, вздрогнула, услышав за дверью шорох, неслышно отворила дверь и вошла. После запаха мыла и еды явственно ощутила, как в комнате пахнет кровью и травами — горько и едко. К горлу подступил комок. Лис заползла на кровать, снова, как прошлой ночью, примостилась под горячим левым боком ведьмака. И расплакалась — совершенно по-детски, глаза обожгло слезами, горло перехватило. Сначала тихо, чуть шмыгая носом, потом — почти всхлипывая в голос и дрожа. Потому что страшно. Потому что больно — пусть и не ей самой, а тому, кто спас ее вчера, кто попросил лечь рядом, потому что не хотел, чтоб она замерзла, хоть и думал, что она может напасть. Потому что тяжело, потому что вокруг остро пахнет кровью и травами, потому что до сих пор перед глазами стояли чужие страшные раны и три пары голодных собачьих глаз. — Тише, — неожиданно раздался в темноте закрытой комнаты хриплый голос, — Ирута же сказала, что все будет хорошо. Спи. Лис только кивнула, вздрагивая от сдавленных всхлипов. Горячая ладонь слегка прошлась по спине, ероша мокрые волосы. Она провалилась в сон — быстрый и глубокий сон после слез.