***
— Весемир, у меня для тебя важный разговор. — Да, девочка моя? — Трисс отвлекла старого ведьмака от чтения в той же библиотеке, присела на стул рядом. — Я осмотрела Лис. — Ребенок как ребенок, — хмыкнул ведьмак, — девочка, примерно четырнадцать лет, тощая, как весло, и гибкая, как плеть. Логично, учитывая, что она — бывшая беспризорница. — Этого я не знала, — Трисс мысленно сделала пометку, — но вот что я могу сказать. Странный сбой гормональной системы. Она выглядит, как ребенок, при довольно высоком росте и относительно нормальном психическом состоянии. Девочки в четырнадцать так не выглядят. А по поводу гибкости… мне кажется, ее костно-мышечная система изменены. Возможно, магически. Быстроту реакций судить не берусь — ничего в этом не понимаю, и, мне кажется, она довольно быстро учится, в том числе и владеть мечом. Но меня не покидает чувство, что она взрослеет слишком медленно для человека. — Невозможно. Мутации не проводятся уже много лет, по крайней мере, те, о которых я знаю. Думаешь, Лис — сбежавший эксперимент чародея-ренегата? — иронично поинтересовался он. — Чародей-ренегат давно нагрянул бы в гости, — ответила на иронию спокойно Трисс, — но на человека это похоже мало. Я не могу сказать, кто она. — Она, Трисс, как она сама говорила недавно в сказке для Цири — человеческий детеныш. И ничего более. Не думаешь же ты, что она — замаскированная эльфийка? — Маскировку я бы распознала, — задумчиво ответила Трисс, теребя рукав, — но мысль интересная. Жаль, нужных книг я с собой не захватила… — Выброси из головы, девочка моя. Она — обычный ребенок. Вы, чародеи, зовите ее хоть Зеркалом, хоть трюмо, ребенком она от этого быть не перестанет. Весемир говорил твердо, явно настаивал на своей точке зрения, но Трисс упорно не понимала, почему. Что такого в том, что девчонка — Зеркало? — Весемир, Зеркала изучены чертовски мало, — начала она, — это порождения Хаоса, призванные разделить душу с великими людьми. Нам повезло, что мы так быстро ее нашли, потому что теперь они обе в безопасности. Она бы не была жива, если бы не была Зеркалом, своей души у нее нет и искры своей нет, она — часть Цири. — Я, Трисс, ведьмак, а не чародей, — строго глядя ей в глаза, отчеканил Весемир, — и я вижу не порождение Хаоса, как ты говоришь, а одинокого ребенка. И религией я тоже не увлекаюсь, чтоб о душах рассуждать. Это — два разных ребенка, две девочки. — Две стороны одной монеты, — продолжила было гнуть свою линию Трисс, но, увидев непримиримую искру в кошачьих глазах, закруглила тему, — впрочем, этот спор ничего не даст. Я заберу их до ужина? — она хитро улыбнулась, — будет сюрприз.***
— Лиска, да заходи же ты! Цири — изящно причесанная, тщательно умытая, в красивом изумрудном платье под цвет глаз, нетерпеливо пристукнула каблучком о каменный пол. — Не хочу, — буркнула Лис откуда-то из коридора, скрытая тенью. Ведьмаки за столом переглянулись. Цири выглядела скорее мило, чем красиво — очаровательный, чистенький ребенок в приталенном по-взрослому платье, со скромным круглым вырезом и вышитыми на изумрудном полотне золотистыми листиками. Платье ловко подчеркивало теплый блеск платиновых волос, шло к искристым глазам. Лучше, чем тогда, когда Трисс решила научить ее краситься. Хоть сейчас к портретисту. Чародейка тоже украдкой любовалась творением рук своих, но поглядывала в сторону дверного проема. — Лиска, ну иди сюда, — позвала Трисс. Девочка, совершенно не стеснявшаяся собственной наготы, на удивление нервно отреагировала на небольшое переодевание и марафет. Даже у Цири губы бантиком слегка блестели от чародейского бальзама. Гламарию на девочек она решила не наносить, хоть и было чертовски любопытно, как это будет выглядеть. Из темноты дверного проема послышался тяжелый тоскливый вздох, Лис переступила с ноги на ногу — чуть стукнули в каменный пол каблучки. — Что ж ты на нее натянула, Меригольд? — ехидно поинтересовался Ламберт, — аж страшно представить. — Воображение тебя явно подводит. Сейчас увидишь, — шикнула чародейка. Она ждала появления старшей девочки — Цири почти категорично заявила, что Лиска должна быть точно-точно красивой, потому что она, Цири, красивой уже много раз была, а Лиска, видимо, нет. И Трисс с удовольствием приняла вызов, магией выправляя ткань, сплетая волосы и подбирая образ так, чтобы эта девчонка не смахивала на мальчишку так уж сильно. Решившись, Лис зашагала в зал. Темно-серое платье на строгий эльфский манер — без рукавов, вырезы на плечах, открывающие острые ключицы и изящно оплетенные поджарыми мышцами плечики, полотно спинки и груди сходятся на горле воротничком, плотно охватывающим шею. Платье гибко текло, обрисовывая узкую грудную клетку и скрадывая мальчишеские бедра, струилось почти до пола — от трети бедра до подола шли простые прямые разрезы, платье расходилось на два полотнища. Девочка чувствовала себя явно скованно — мельком пробежалась по лицам, нервно сжав в одной руке запястье второй, скрытое «рукавчиком» черной ткани от локтя и почти до ладони. Замерла, как жертва перед стаей хищников, каре-зеленые глаза, мягко подчеркнутые почти незаметными тенями, испуганно распахнулись. Трисс любовалась своим творением. Зря девочка говорила про свое тело, что там «смотреть нечего» — вон, как вытаращились ведьмаки. Как будто виверну двухголовую увидели — с тем же недоверием и удивлением. Койон кружку на стол поставить не успел — так и замер. Маленькая акция по убеждению одной девочки в том, что она красивая, прошла успешно. Сама девочка так явно не считала — остановилась, широко расставив ноги, сплела нервно руки на груди, сверля Трисс и восторженную Цири взглядом. — Я говорила, что не получится, — буркнула Лис. — Охренеть, — невпопад отозвался Ламберт, — так ты все же девчонка. — А ты сомневался? — ехидно дернула его за рукав Цири. Кот, сидящий рядом, все не отмирал и, кажется, не моргал. Диво дивное увидел, фыркнула про себя Трисс, девушку в платье. Кажется, Кот уже целиком и полностью простил девочкам урок анатомии со своим участием. — Перестаньте, я чувствую себя Медузой Горгоной, — нервно попросила их Лис. — Кто такая Медуза Горгона? — тут же заинтересовалась Цири и заерзала, ткнула Койона локтем в бок. — Демон, обращавший людей в камень взглядом, — растерянно пояснила старшая девочка, переводя взгляд куда-то в пол. Трисс весело фыркнула, Цири захихикала. — Красота, — сказала им через несколько часов Трисс, расплетая Лис каскад серебряных локонов, — страшное оружие. Ты сама видела. — А какие у них были лица! — восторженно поддержала ее Цири, болтая ногами — она уже переоделась ко сну и сидела за компанию. — Как будто им Дикая Охота постучалась в окно, — без особого энтузиазма буркнула Лис.***
— Давай, сильнее замах — и не мечись вслед за лезвием, закрутит. Контролируй, куда тебя несет отдача от удара. Лис попривыкла к стальному мечу за три недели, довольно ловко умудрялась отбиваться от Ламберта. И сейчас послушно перетекла в другую стойку, выставила меч на пути чужого лезвия, блокируя. Сбоку раздался странный скользящий звук — как резина по льду. И тут же — легкий вскрик. Там, где на Маятнике тренировалась Цири. Не думая вообще ни о чем — тренировка не способствовала философским размышлениям, только внимательной слежке за обстановкой и мыслям о том, как ловчее отразить удар — Лис дернулась вбок, повернулась. Острая кромка меча рассекла куртку, оцарапала кожу на плече — она уже в два прыжка подбежала к Маятнику, следом за ней рванул Ламберт, отбросив меч. Цири падала как в замедленной съемке. Лис была легче, но прыгнула раньше — и успела схватить Цири в охапку до того, как Ламберт сшиб их вбок плечом. Цири завизжала, приземлилась на старшую девочку, замела на миг. — Нормально, — тут же хрипло успокоила ее повалившаяся в страной позе в подтаявший, с прогалинами кое-где, снег Лис, — но как-то не сильно удачно. — Живые? — в отличие от них, ведьмак на земле не разлеживался и тут же поднялся, как сжатая пружина. Цири всхлипнула. — Я — да-а, а Лиска… ногу сломала-а… — Цыц. Не реви, — ведьмак спихнул княжну на землю, вытянул перед собой ногу вздохнувшей Лис, — не сломала, а всего лишь вывихнула, — стянув без труда сапог, ответственно заявил он, — где котяра? — В замке был, — ломко ответила Цири, вытирая щеки, — точно-точно не сломала? — Не реви, кому сказал. Соплями делу не поможешь. Беги за котярой. Мерзавка, ты там дышишь вообще? — даже не глянув в сторону перемазавшейся в грязи испуганной княжны, бежавшей, оскальзываясь, к двери в крепость, Ламберт потряс за плечи старшую из девочек. Лис кивнула. — Вот и прекрасно. Подохнуть от такой дури было бы глупо. Сапог остался сиротливо лежать среди грязного снега — Лис споро подхватили и понесли вперед. Испуганная княжна была тут же отослана искать Трисс, Койон уже ждал их в большом зале. Чародейка, так быстро, как только могла в платье в пол, спешившая помочь девочке, застала в коридоре жилой башни глухой сдавленный вой. Распахнула дверь — вывих был уже злостно вправлен варварскими ведьмачьими методами, Лис даже осталась в сознании, но тряпочкой висела на поддерживавшем ее со спины Койоне. Огрызающегося Ламберта Трисс тут же выставила за дверь, приянялась магичить над пострадавшей ногой, закатав штанину почти до колена. — Четыре дня, — вынесла в итоге приговор чародейка под взглядами двух пар глаз — каре-зеленых и желто-зеленых, — с кровати до вечера не вставай. Тренировки — не раньше, чем через четыре дня. Вы чуть все не похерили вдвоем с Ламбертом. Она не ведьмак, в конце-то концов. — На мне хорошо заживает, — потерянно откликнулась Лис, продолжая прикидываться ветошью. Острая, выбившая дыхание из груди боль уже ушла, оставшись ноющим отголоском себя в лодыжке и грудине. Вокруг нее залетал уже знакомый светящийся шарик диагностического заклинания — Трисс была порядком раздражена и оттого сосредоточенна. — Ушиб на спине и содранный локоть, — безжалостно продолжила чародейка, — а у тебя, Койон, дурно сросся перелом пятого ребра слева. Ты тоже попал в радиус заклинания. И выпусти, наконец, ребенка. — Так старый же перелом, — Кот выпускать из рук девочку не спешил. — Осенний, примерно. О, Сила, как вы вообще доживаете до своего возраста, мне интересно. Трисс устало потерла пальцами переносицу. Никто не изъявил желания с ней спорить. Весеннее солнышко тепло светило в окно, Лис прикидывала, что теперь снова придется перестилать кровать, а значит — и стирать, потому что одежду и заодно Койона она грязью изгваздала от души. — Значит, через четыре дня можно будет на озеро? — оживилась она, заерзала. Трисс, которая была в курсе спора, коварно улыбнулась. — О, вот озеро тебе теперь точно обеспечено. Он малой кровью не отделается.***
Снег сошел окончательно, солнце подсушило землю. Лис и Цири уже вдоль и поперек изучили лес в радиусе пары миль от крепости — ведьмаки начали брать их на охоту и за травами. Геральт прошлым вечером заявил, что они уезжают с рассветом. Рассвет зазолотил холодные камни, изумрудную свежую траву, верхушки деревьев. Лис переминалась с ноги на ногу в нижнем дворе рядом с конюшнями — она уже успела пробежаться по Мучильне, прохладный с ночи воздух холодил щеки, размявшееся и согретое движением тело хотело движения. Озеро с покосившейся хижиной оказалось на диво красивым местом. Никаких тварей еще не повылезало — с воды недавно сошла корка черного льда, и водоем выглядел просто очаровательно. Лис, в очередной раз попрыгав на месте, чтоб хоть чуть-чуть заглушить жажду движения, подумала, что надо будет туда сходить еще раз. Они с Цири уже успели излазить по всем стенам и выведать все ходы — оказалось, что из одной из комнат из окна есть чудесно удобный ход на стену, и, пробежав немного по широкому камню, можно аккуратно соскользнуть в овраг и выбраться в лес, откуда тропка ведет как раз к озеру. Спустился Эскель, отвлекая ее от этих мыслей. Коротко хлопнул по плечу, встал у стены. Он тоже пришел прощаться. Потихоньку начали стягиваться все обитатели крепости. Нервная Цири прыгала вокруг Геральта, Трисс в сотый раз проверяла, все ли она забрала, и хлопнула себя по лбу. Убежала, подхватив юбку — Лис и Эскель проводили ее синхронно взглядами. Что-то изменилось — она это почувствовала сразу. Что-то в этой атмосфере сборов — ровно такой же суетливой, как там, давно, в другой ее жизни — стало не так. — Лисица из Волчьего Логова, — Цири деревянно улыбнулась, покачнулась, но устояла на ногах. Лис пристально смотрела на снова впавшую в транс девочку, склонив голову к плечу. В прошлый раз пророчество лично к ней ранило в самое сердце. В этот раз едва ли будет лучше. — Зеркало, отражающее Белое Пламя. Рожденная без души, ты в своих руках держишь свое сердце, разделишь его на семь частей — и вручишь Коту и двоедушнику, едва начнется восемнадцатое лето. Рыжий Кот через пламя проведёт, черный Кот тьму обманет, а тебе не скажет, и будет новое перерождение. Волчий хвост обернет горло, волчьи когти порвут бока — ты и не заметишь, пока всю себя ему снова не отдашь. Своими руками убьешь предназначенным серебром свое сердце в чужих руках. И никогда не обретешь его вновь. Ни души, ни сердца — только холодная сталь и острое серебро будут с тобой. За твоим правым плечом всегда будет стоять смерть, волкодавам иной судьбы не дано, Лисица из Каэр Морхена, из Волчьего Логова, из Замка у Старого Моря, дитя иного времени с сердцем кошки, которое исчезнет, будто и не было его. Только сталь и серебро вместо души и сердца, которых у тебя нет и никогда не будет. Цири снова покачнулась — Геральт подхватил ее на руки, Трисс уже неслась к ним, подхватив юбки. — Что, что она сказала? — запыхавшись, сразу же начала выпытывать у Геральта чародейка. Ведьмак покачал головой, глядя Лис в глаза. Бледное личико девочки искривила болезненная гримаса. — Оно… касалось Лис, — севшим голосом ответил он, — только сталь и серебро вместо души и сердца… Зеленые с карими звездами глаза широко распахнулись от резкой боли, распустившей ядовитые лепестки в груди. Он тоже считает, что у нее нет души. Нет сердца. Ведьмак, спасший ее, привезший ее в Каэр Морхен, обещавший ее защищать так же, как защищает свое Дитя Неожиданности — сделал так только потому, что она должна быть жива, чтобы с Цири все было в порядке. Трисс так и не поняла, что в тот день Лис все же пробралась вслед за ней в библиотеку и слышала все до последнего слова. Острое, вспоровшее грудную клетку осознание оглушило ее. Раньше она гнала эти мысли прочь от себя. Убеждала себя саму, что ей-то не тяжело пережить, если к Цири все будут чуть внимательнее, станут беспокоиться о ней сильнее, ведь девочка и правда сильно травмирована произошедшим когда-то с ней, у нее больше никого нет, кроме Геральта, она младше, она не привыкла сжимать зубы и молча терпеть боль. А Лис — привыкла. До ее боли никому и никогда не было дела до этой зимы. О мучивших ее саму кошмарах знал только Койон, несколько раз забредавший ночью в библиотеку, где она глушила сонливость книгами. Он пообещал никому не говорить — и не сказал. Она тешилась мыслью, что взрослые ведьмаки видят в ней просто одинокого ребенка, которому нужно дать освоиться. Но нечитаемый взгляд Геральта, держащего аккуратно на руках бессознательную Цири и ровно повторяющего слова пророчества про сталь и серебро, воспоминание, что в самый первый день здесь он кинулся подхватить Цири, хотя стоял рядом с ней — очнулась она уже на руках Эскеля — одним взмахом рассеяли это убеждение. Не отдельный ребенок, не отдельная личность. Просто что-то, что нужно сохранить. Без души, без сердца. Лис развернулась на пятках, легко отклонившись от стоявшего в паре шагов позади Эскеля, который слышал все от слова до слова — и вбежала обратно в полуразрушенную арку портала, неслась через лестницы и коридоры, подгоняемая фантомной острой болью в груди. Ведь как может болеть душа, если все уверены, что у Лис ее нет? Нет и никогда не будет. Она не злилась на Цири — твердо знала, что Львенок из Цинтры любит ее, как родную сестру, и искренне отвечала ей тем же. Лис злилась на саму себя, потому что так долго позволила себе обманываться, на Геральта, который безразлично приговорил ее, повторяя ранящие слова пророчества, на Эскеля, который не сказал ни слова. На весь мир злилась, но не на Цири. Княжна очнулась, едва Лис скрылась из виду окончательно, нерешительно оглянулась, сидя у Геральта на руках, поморщилась. — А где Лис? Ведьмаки замялись, Трисс мягко погладила ее по голове. — Я снова впала в транс и наговорила ей гадостей? Как в первый день? — Цири неуютно поерзала, чувствуя, как прижимает ее крепче к груди Геральт. — Малышка, никто тебя не винит, — успокаивающе проговорила чародейка, — я уверена, что она еще вернется, чтобы с тобой попрощаться. Ничего ужасного ты ей не сказала, поверь мне. Геральт покачал головой, глядя на Трисс. — А что… что я ей предрекла? — с замиранием сердца спросила Цири, цепляясь пальчиками за плечо Геральта, чтобы взглянуть ему в глаза. Тот же вопрос сквозил во взгляде вышедшего из арки портала Весемира и Ламберта, оторвавшегося от протирания своих мечей в среднем дворе и подошедшего к ним. — Ведьмачество, — глухо ответил Геральт, — ведьмачество и несчастливую любовь. — Тю, — отмахнулся Ламберт, скалясь, в ответ на последние два слова, которые успел услышать, — теперь понятно, почему шмакодявка так взъерепенилась. Они ж в этом возрасте, да и во всех возрастах после в сказочки о долго и счастливо верят, — насмешливый взгляд обжег Трисс, чародейка нахмурилась. Ламберт иронично усмехнулся и вернулся на насиженное место вне зоны слышимости. — Но это же невозможно, — непонимающе наморщила носик чародейка, взглянула сначала на Геральта, после — на Весемира, — вы же сказали, что из дверей этой школы никогда больше не выйдут в мир молодые ведьмаки? — Трисс, девочка моя, ты же знаешь, как работают пророчества, — Весемир печально улыбнулся, — если так сказано — так будет. Сроки прозвучали? — обратился он к Геральту серьезно. Тот кивнул. — В начале восемнадцатого лета она влюбится в двоедушника и убьет его. — А сейчас у нее… четырнадцатое, — прикинул Эскель. — Или пятнадцатое. Никто не знает, когда она родилась, — возразил Геральт. Цири на его руках сидела тихо, пряча лицо на чужой груди. Для нее предсказанная ею Лис несчастливая любовь была и впрямь вещью, от которой можно расстроиться. Она ждала, когда ведьмаки отправятся ее искать — и она сможет обнять девочку, ставшую ей за зиму старшей сестрой, и извиниться, сказать, что ей ужасненько жаль, но она совсем-совсем не контролирует свои трансы. — Надо ее найти, — начал было Эскель, но его прервал хмурый Койон, спускающийся к ним со стороны замка. — Не надо ее, черт возьми, искать. Я ее уже нашел и выслушал такую гневную отповедь, что у меня волосы на голове чуть шевелиться не начали. Покаяться во всех грехах не успел — улизнула, прихватив свой меч, через окно. Что вы ей наговорили, что она рычит, как раненый волкодлак? Койон скрестил руки на груди, обводя нечитаемым взглядом всех присутствующих. Над предплечьями сверкал металлическими клыками медальон — оскалившаяся кошачья морда. Цири поежилась — видеть старательно выдержанную маску равнодушия на обычно веселом и подвижном лице ведьмака ей было почти больно. Он заметил напряженного Геральта и испуганно сжавшуюся на его руках Цири, взгляд желтых глаз чуть потеплел. — Боюсь, она не придет в ближайшее время, — подытожил он, — ей надо побыть одной. Попсиховать, помахать мечом. Она уже выговорилась, скоро отойдет. Цири расстроенно шмыгнула носом. — Тогда не будем задерживаться, — хлопнула в ладоши Трисс, — и отправимся сейчас же. Прощание вышло скомканым, вымученным. Едва за воротами стих звук копыт, Койон поймал Эскеля за локоть, отводя чуть в сторону. — Ты слышал, что именно сказала Цири? — прямо спросил он. Эскель тяжело вздохнул, потер шрам на щеке. — Слышал. Лисица из Волчьего логова, рожденная без души, — начал было он, но Койон прервал его взмахом ладони. — Вот оно что. Про душу она шипела, что твоя кошка. Очень задели ее эти слова. Эскель печально улыбнулся, положил собрату руку на плечо. За эту зиму ко второй девочке все привязались не меньше, чем к малышке Цири. Ребенок со взрослыми зелёными глазами, спокойная и рассудительная, она хорошо влияла на Львенка — умело отговаривала от опасных затей, завораживала девочку и частенько сидевшего с ними Койона своими сказками, ловко мотивировала ее заниматься не очень интересными, но необходимыми, по мнению взрослых ведьмаков, вещами, будь то занятия по Старшей Речи или зазубривание наизусть бестиария. Ее уравновешенный характер стабилизировал нервный после всего произошедшего нрав Цириллы, и срыва от нее ведьмаки никак не ожидали. — Видать, водятся в этом тихом омуте такие черти, что нам и не снилось, — невесело улыбнулся Койон, — надо дать ей время. — Оно у нее есть, — отозвался Весимир, — куда она сбежала? Молодой ведьмак только развел руками. — Схватила меч, выскочила в окно — и взобралась по стене. Должно быть, перепрыгнула на стену, окружающую двор, и сбежала в лес. Вы рассказывали ей про хижину у озера? — дождавшись утвердительного кивка, он продолжил, — ставлю на то, что она убежала туда и сидит, дуется. А может — машет мечом. К закату вернется — уверен, она отходчивая.