Волкодав

Лис сосредоточенно размышляла. Помяла в руках тонкую ткань рубашки, которую оставила ей Трисс «чтобы у тебя хоть одна приличная вещь была». — Весемир, — негромко окликнула она сидящего рядом ведьмака. — Да, дитя мое? Порвала рубашку-то? — добродушно улыбнулся старый ведьмак. — Нет, не надевала еще, — рассеянно ответила Лис, перебирая пальцами белоснежную ткань, — есть у меня мысль одна. — Давай-ка. Заинтриговала, — Весемир отложил почти до конца выструганную деревянную ложку. Лис провела пальцами по круглому вороту. — Вот мне хорошо даются иллюзии. Но их надо постоянно поддерживать в активной фазе. Это тянет силы и внимание. Когда я выйду отсюда, — она задумчиво перевела взгляд на стены, — когда научусь защищать себя. Тогда моя внешность будет бросаться в глаза. — Это точно, дитя мое. К милым девушкам внимания всегда много, — лукаво отозвался старый ведьмак. — Особенно если они седые, высокие и тощие, как жерди. Так вот. Я продолжу. Оно мне не надо, внимание лишнее. Особенно если учесть, что по устному описанию я на Цири смахиваю, а ее ищет, как я успела услышать, очень много людей, у которых полно осведомителей. Не хочу повторения случая по пути сюда. И я подумала — может, попробовать привязать иллюзию? Лис огладила пальцами мягкую, приятную ткань рубашки. — Хочешь сделать из одежонки артефакт? — усмехнулся в усы ведьмак, — не знаю, выйдет ли. Книг у нас чародейских почти нет. Артефакторика — не то, в чем сильны ведьмаки. Как и искусство ткачей иллюзий. Отчего у Трисс не спросила? — Не думала об этом раньше, — рассеянно ответила девочка, — найдется тонкая игла и нитки? — Если как следует поискать, — поднялся со скамьи Весемир, — тут можно черта лысого найти. Игла с нитками уж точно найдутся. Идем, дитя мое. Лис поднялась. Двигалась она еще деревянно, боль в лопатке и руке дергала мышцы, отвлекала и в целом бесила. Три дня из четырнадцати, которые должны были уйти на восстановление, уже прошли: Лис успела ознакомиться как следует с кухней, наблюдая за тем, как ловко у Эскеля, Койона и Весемира выходит готовить, излазить все пустые комнаты, в которые можно было спокойно пройти, и приметить несколько залов, в которых еще не была. И смертельно заскучать. Идея занять себя чем-нибудь — хоть бы и шитьем с вышиванием — показалась ей интересной. Нитки действительно нашлись в каком-то сундуке в заброшенной огромной комнате, которая была, сколько себя Лис здесь помнила, заперта. На пыльном столе лежала стопка чудовищно старых книг, к которым она подходить не стала. Пока Весемир рылся в ворохе тканей из сундука, она изучала подоконник. По всей поверхности были раскиданы мелкие и средние мерцающие камешки, насколько она могла судить — или стекло, или полудрагоценные и драгоценные. Приметила знакомый кошачий глаз и шарик обсидиана размером чуть больше горошины. Рядом лежал моток медной проволоки, моток железной — пыльной, но ничуть не ржавой — и обрезки тонких нитей, возможно, золота. — Чародей тут раньше жил, — внезапно сказал Весемир, — нам-то в его вещах да книгах никакой пользы, одежда его тоже не пригодилась ни разу. Я открытой дверь оставлю, если что-то найдёшь интересное — можешь брать. Только осторожно. И лучше — со мной или Эскелем. — Спасибо, — Лис прочертила пальцем линию в толстом слое пыли на подоконнике. Весемир захлопнул крышку сундука. — Нитки. Вот потоньше, вот попрочней. Пойдём, выберешь. И игла — вроде тонкая, и не ржавая. Зачарованная, должно быть, медальон-то дрогнул. — Как бы это не помешало, — задумчиво проговорила Лис, следом за ним выходя из комнаты чародея. Выбрав из кучи мотков ниток потоньше и помягче, она воткнула в один из мотков иглу, остальные — грубые, но прочные — отставила в сторону. Провела ладонью по обеденному столу — чистый. Разложила на нем рубашку, задумчиво нахмурилась. Развернулась, ушла на лестницу в жилую башню. Весемир только молча пожал плечами — угадать ход ее юркой мысли ему частенько не удавалось, хотя, казалось бы, вдоль и поперек уже ребенка понял за зиму. Под боком же все время была. Лис быстро вернулась, крутя в пальцах левой руки уголек с одним острым краем. Положила его рядом, вытерла руки о свою рубашку, вывернула ту, которую собралась «превращать в артефакт». Заметив чуть удивленный взгляд, начала издалека пояснять свои действия. — Хочу ее немного подшить. Я думаю сделать иллюзию, которая изменит мою внешность так, что я буду похожа на мальчика. Так вопросов будет меньше. Чтобы не пришлось чересчур уж много выправлять, нужно слегка помочь себе подручными средствами — например, сделать так, чтобы эта рубашка зрительно делала плечи чуть шире. А для этого надо ее слегка подшить. — Эка ты завернула. Вас в ваших школах и на швей учат заодно, что ли? — У нас были уроки труда, — Лис расправила снова вывернутую рубашку на столе, критически оглядела швы, — девочки шили и готовили, вязали, вышивали, все такое. Мальчики из дерева что-то делали, если не ошибаюсь. — Хорошее дело, — одобрил старый ведьмак, — стало быть, шить да готовить ты умеешь. — Научили, — Лис взяла моток черных толстых ниток, завязала на кончике узел, отмотала. Приложила узелок к плечу — там, где выступала косточка ключицы, прижала подбородком, вытянув правую руку вбок и левой растягивая по ней нитку. Прижала пальцем чуть выше косточки запястья — там, где кончались бинты. Завязала там узелок, обрезала нитку вытянутым из ножен стилетом, который теперь носила всегда на тонком ремешке под рубашкой. Длина рукава есть. — Откуда у тебя эта вещь? — тут же заметил маневр Весемир. — Стилет? — Лис вытянула лезвие вверх, придерживая рукоять двумя пальцами — вес оружия позволял, по наточенной стали пробежал блик от огня из очага, очертил только недавно замеченную ей тонкую гравировку, — Эскель дал и сказал всегда носить с собой. В тот день, когда вы меня нашли. Старый ведьмак покачал головой. — Нашел, наконец, кому вручить. — С ним что-то не так? — Лис еще раз оглядела изящное лезвие, расчерченное тончайшими линиями гравировки, из плавных линий сплетающимися в руны. «Судьбу не обмануть» — Со стилетом? — Весемир тяжело вздохнул, — оружие как оружие. Красив. Но руки, что его держали… Не стоит вспоминать об этом. Лис пожала плечами. Никто не горел желанием рассказать ей про эту женщину, поняла она. И не стала настаивать. Тем же способом — ниткой — замерила длину от ворота до подола, обхват талии и грудной клетки по нижним ребрам. Чуть сузишь низ — расширится зрительно верх. Чуть укоротишь рукава — удлиннятся руки. Тонким угольком отчертила рукава, держа его в левой ладони, провела на глаз линии швов на боках, сходящиеся к подолу. Шила, не отходя от стола. Стоя, крупными стежками, контрастной черной нитью. Вывернула, с трудом надела сверху на свою — учитывая ее руку и спину, надеть что-то было тем еще испытанием. Одернула. — Неплохо, — критически осмотрев ее, пришел к выводу Весемир, — но рукава коротки. — Это специально. С его помощью Лис стянула рубашку обратно — и стала шить белыми, тонкими и гладкими нитками, мелко, так, чтобы точно не разорвалось. Разгладила на столе, вывернула, проверила швы, вывернула обратно, обрезала излишки ткани стилетом, села на скамью заметывать шов. За работой время шло быстро, света от камина ей было достаточно. Закончила второй рукав — и Весемир рядом потянулся, разминая плечи. — Уж и солнце село. Подмогни Ламберту на кухне, а то он нас, боюсь, вконец перетравит. Лис только кивнула. В готовке молодой ведьмак был феерически провален. Ламберт умудрялся запороть даже те блюда, которые испортить было в принципе нельзя. Та же каша наполовину подгорала, наполовину — оставалась неразваренной. Даже калечная помощь Лис с учетом ее плохого знания местных кухонных особенностей могла бы ему пригодиться. — А вот и ты, мерзавка. — Вот и я, — согласилась она, заглядывая через его плечо в котел, — каша? — Не выебывайся. Что умею, то и готовлю. Иди, вон, мясо нарежь. Лис закатала рукава, безропотно подошла к столу. До этой зимы ей никогда не приходилось пробовать оленину и зайчатину — впрочем, как и большую часть привычной здесь еды. Странные грибы, которые им с Цири добавляли в еду, на вкус были как бумага и назад просились так же, но она не жаловалась. С приездом чародейки ведьмаки перестали их приносить. А с отъездом — снова начали. Ей пообещали показать грот, где их берут, как только затянутся раны от волчьих клыков — чтобы летом Весемиру не пришлось одному туда лазить изо дня в день: хранилась эта дрянь плохо, от холода теряла свои свойства, при сушке — тоже, а вытяжки из них по заверениям Ламберта на вкус были куда мерзее. Готовить зимой их с Цири не просили — княжна не умела и не стремилась научиться, а Лис не афишировала свои навыки, показушности предпочитая действия. Но на кухню совалась время от времени. Подтыривать еду ее отучил еще Ода. Парень сначала не понимал, почему подобранная им девочка каждый раз ест, как в последний, но повторяемая изо дня в день фраза «ешь спокойно, никто не отбирает» в конце концов возымела действие — жевать втихую и как можно больше Лис перестала на второй год. У ведьмаков был условно строгий распорядок дня. Завтрак — через полчаса после рассвета. Обед — когда солнце в зените. Ужин — на закате. Не пришел — не ешь, исключения делались изредка для тех, кто только вернулся с охоты и опоздал. Цири время от времени подбивала Лис пробраться в кладовую и поесть сушеных ягод, соглашалась старшая девочка через раз — когда предчувствие говорило ей, что их не поймают. — Поперебирай травы на отвар. У тебя неплохо выходит. Кулинарной книгой Ламберт не пользовался — готовил одно и то же и одинаково плохо. Каша, невнятные клецки. Эскель пытался экспериментировать с пряностями, которые лежали в туесках на полках и которые привозил с собой, сверяясь с лежащей на полке книгой. Койон готовил интересно — кулинарную книгу он так же, как и Ламберт, по большей части игнорировал, если и открывал — то для вдохновения, действуя по наитию и пытаясь повторить то, что ел когда-то где-то. Феерических провалов у него еще не случалось — Кот, хорошо подкованный в алхимии, чувствовал, когда что-то готово, а что-то надо еще доварить. Весемир готовил просто, по памяти, но хорошо и как следует. Геральт кашеварил от балды, но лучше, чем младший брат — память у него была на ингридиенты получше и не отвлекался так часто. Лис сняла с полки пару плетеных коробочек, села на скамью, поставив рядом с собой котелок. Начала осторожно обрывать листики сушеной мяты, бросая их в котелок. Ламберт приподнял крышку, взглянул на кашу — и вышел из кухни. Никогда ему не нравилось тут сидеть. Лис тихо вздохнула — и встала, принялась помешивать кашу одной рукой, чтоб не пригорела, другой листая книгу, лежащую рядом на столе. Отошла на минутку от каши, уже начинавшей неплохо пахнуть мясом, выбрала из туесков на полках сушеные ягоды, бросила в свой котелок с травами для отвара. Вернулась к перемешиванию. Такими темпами доварила кашу, попробовала — вполне прилично, закинула несколько обнаруженных в рецепте и на полках щепоток специй, снова перемешала. Вернулся Ламберт, повел носом, одобрительно хмыкнул, но промолчал. На ужине поднялся переполох. Ламберта обвинили в жульничестве и саботаже кухонных обязанностей. Никто не верил, что вполне съедобную и даже вкусную кашу приготовил он. — Так потому что это был не я, — самодовольно не стал отпираться молодой ведьмак, с удовольствием жуя. — А кто? — поинтересовался Эскель, дуя на свою ложку, — призрак повара? Ламберт невежливо ткнул пустой ложкой в молчавшую Лис. — Она. — Ты свалил готовку на раненого ребенка? — ухмыльнулся Эскель, — да уж, такого хода никто не ожидал. — Я ничего не сваливал. Она сама взялась. — Надоело травиться, — хмыкнул Кот. — Ну-ну. Ты следующий по очереди, котяра. — Вкусно, к слову, — заметил Весемир. — Так, может, ее тоже в очередь? — внес предложение Ламберт, — а то целыми днями херней мается. Единственная женщина в крепости — и не готовит? Непорядок. Все, мерзавка, завтра кашеваришь. Лис только пожала плечами. Объемы, в которых требовалось готовить еду, она уже усвоила, где что лежит — более-менее поняла. Никаких проблем. — Я помогу, — поддержал ее Весемир, — покажу еще раз, где что лежит. Когда на следующее утро завтрак устроил всех обитателей крепости, а Весемир направил возмущенного Ламберта мыть посуду, Лис снова вернулась к своей рубашке. Основа была готова, магии, как она опасалась, в ней не чувствовалось — зачарованная игла не помешала и не запачкала вещь, нитки были обыкновенными. — Думаешь? — спросил старый ведьмак, заприметив ступор ребенка. Лис медленно кивнула. Оставив рубашку на столе, ушла в библиотеку, забрала стопку пергамента и чернильницу. Вернулась с добычей, уложила на стол рядом, снова в задумчивости остановилась. — Нужен какой-то символ, — для себя произнесла она, — что-то, чтобы зацепиться. И чтобы было с первого взгляда непонятно, что это… хм. Пошарила рядом — перья, как назло, забыла. Ничуть не смутившись, обмакнула указательный и средний пальцы левой руки в чернила — и принялась выписывать на пергаменте незнакомые Весемиру символы. Сложные, многоэтапные, с кучей черточек, каждый — каких-то квадратных немного очертаний. — Что это? — Слова, — она показала на крупно выведенные на трех листках символы, на лист — два или четыре значка, — каждое из этих слов обозначает «иллюзия», но есть оттенки значений. Вот этот, скажем, — она обвела чистым указательным пальцем правой руки два первых значка, — gensoo, иллюзия, фантазия. Этот — moonen, иллюзия, заблуждение. Весемир заметил повторяющиеся значки, но говорить ничего не стал, с интересом слушая. — Вот этот подошел бы, наверное, — Лис нахмурилась, — иллюзия, оптический обман. Но тут есть ключ металла, он выпадает из ряда, мне нужен ключ нити, как здесь… Значит, выберу этот. Гэнэй, иллюзия, призрак, видение. Ключ «нить» , — она задумчиво обвела знаки кончиками пальцев еще раз, — подойдет. — Занятно. Твой родной язык? — Да, — Лис сосредоточенно вытирала пальцы от чернил подолом своей рубашки, — один из видов письменности. Кана, — заметив недоуменно приподнятую бровь, начала объяснять, — одно и то же слово в моем родном языке можно записать несколькими способами. Есть алфавит для родных слов этого языка, есть — для пришедших из других языков, а есть вот такие вот сложные знаки, каждый из которых — целое слово или понятие. Причем значение может меняться в зависимости от того, как его читаешь, что стоит вокруг… — Ну и ну. Заморочились на твоей родине, конечно, — усмехнулся Весемир, — тебе, небось, Всеобщий детскими играми показался после этого. — Да уж, он довольно несложный, хотя слов очень много. Особенно — если постоянно на нем говорить. Но рода меня сначала спутали. За разговором о грамматике Лис начала потихоньку вышивать выбранные символы на краях рукавов. Белыми нитками на белом полотне — совсем незаметно, если не приглядеться. Левой рукой девочка владела ловко. Еще два дня Лис сосредоточенно вышивала, чертила сложные схемы заклинания, вырисовывая его белыми нитками на белом полотне. Соседство огня, горящего в камине, придавало ей сил, образ, вкладываемый в рубашку, она представила до черточки и даже несколько раз показала Весемиру, оттачивая мимику и движения иллюзии так, чтобы они совпали с ее собственными. Голос решила прикрывать по ходу пьесы — слишком сложное иначе получилось бы дело. Поверх белых узоров, закрепляющих иллюзию, пустила простенькую вышивку алыми нитками — местные руны огня и защиты. Классический, непримечательный наборчик. Раны потихоньку затягивались и уже не досаждали так сильно. — Шьешь? — удивленно спросил приблизившийся Койон, рассматривая узоры красных нитей на рукавах. — Вышиваю, — поправила его Лис, не отвлекаясь. Кот протянул руку к рубашке — и отдернул, прижав к груди дрогнувший медальон. Нахмурился. — Нечисто тут дело. — Иллюзия, зашитая в одежду, — пояснила свои действия девочка, — пока что пробная. Хочу посмотреть, получится ли. — Уж не виверны ли иллюзия? — усмехнулся, присаживаясь рядом, Койон, — а идея интересная. — Не виверны. Просто прикрытие. К тому же, его легко обнаружить, — задумчиво посмотрела Лис на середину его груди — туда, где примерно прятался под одеждой медальон Школы Кота, — потом что-нибудь с этим придумаю. — Придумай. А то так тебя первый проходимец из магов-недоучек обнаружит — и пиши пропало. Вопросов будет много, и не все будут приятными, — Кот задумчиво потер подбородок, — хотя в городах, скажем, никого этим не удивишь. У каждого второго — зачарованные плащи, сумки, чтоб не воровали, дверные замки, которые не вскроешь, охранные и лекарские амулеты. — Популярная магия? — мельком улыбнулась Лис. — Уж как есть. Дерут чародеи за свои чары три шкуры, и нередко вещички ломаются или не работают, как надо. Те же охранные амулеты. Был у меня как-то заказ на кровопийцу в Аэд Гинваэль, — припомнил Койон, — на теле убитого вот такой амулетик нашелся. Пришел я к магику, который его продал — мол, что за дела? Не защищает твоя штуковина. А он выкручиваться стал, мол, от грабежей это да на удачу, не от кровопийц. Хоть припомнил, что от вампиров людей не побрякушки защищают, а ведьмаки. Еще и подарочек всучил — чтоб я не стал народ смущать рассказами, что амулеты его не работают как положено. — Аэд Гинваэль? — выцепила из рассказа название города Лис, — осколок льда? — Да, Старшая Речь, — усмехнулся Койон, — довольно поэтичное название для такого неказистого поселения. Там мне та брукса и оцарапала плечо, которым Цири заинтересовалась. На четвертый день, наконец, окончив работу, Лис тут же натянула рубашку. Судя по изумленному взгляду Весемира — иллюзия сработала. — Ну? Как? — она покрутилась вокруг себя. — Удивительно, — крякнул старый ведьмак, — и впрямь мальчишка. Лис обрадованно хлопнула в ладоши и унеслась на лестницу, стремясь показать свой успех остальным. Одного она не учла — Ламберта, который был не в курсе ее изысканий в магии. Эскель-то подошел, как Койон, и поинтересовался, чем там она занята, а молодой Волк только хмыкнул, что бабам — бабские дела и ушел на охоту. И закономерно с охоты вернулся. И увидел, как на него в коридоре несется незнакомый пацан. Лет пятнадцати, с восторженно распахнутыми шоколадно-карими глазами и всклокоченными короткими соломенными волосами. В белой рубашке, вышитой деревенскими символами защиты и рунами огня по рукавам и затянутому вороту. Высокий, тощий, с длинными руками и ногами и худыми плечами, в слегка поношенных черных штанах. Размахивая руками и радостно улыбаясь — тонкие щеки прорезали глубокие ямочки. Не зря его столько лет натаскивали на немедленную реакцию — меч из-за спины Ламберт вытянул так быстро, что пацан, затормозивший, увидев блеск стали, чуть не полетел кубарем ему под ноги. Затормозил, взмахнув руками и глупо лыбясь на настороженного ведьмака. — Стоять! — рявкнул Ламберт, раздражаясь еще сильнее от того, как трепыхнулся на груди медальон, — руки так, чтоб я видел! Будешь магичить — без культяпок оставлю! Кто таков и какого хера тут забыл? Пацан продолжал улыбаться, с восторгом глядя на ведьмака. — Ты тупой, малец? Отвечай, блять! Че потерял в ведьмачьей крепости? Весеми-ир! — зычно окликнул наставника молодой ведьмак, — что за отщепенец тут бегает? А ты не дергайся, курва твоя мать, голову сниму — все одно она у тебя явно лишняя! Пацан махнул руками, продолжая молча улыбаться — и начал стягивать рубашку. Ламберт озлился окончательно. — Не двигаться, сука! — за ворот резко припер пацана к стене, стискивая ткань так, что она едва не пережала тому горло, и вдарив затылком о стену. — Да Лис это, Лис, — прохрипел пацан, пытаясь отодрать крепко держащую руку от своей шеи, — пусти… — Попизди, — угрожающе прорычал ведьмак, — откуда о ней знаешь? Не-ет, пацан, вот теперь тебе точно жопа. Так бы мы тебя, глядишь, и отпустили бы, как на голову хворого, но уж больно дохуя ты вызнал. — Да, кха-кха, — пацан попытался откашляться, — пусти, дай объясню… — В двимерите объяснишь. Эскель, мать твою! — ведьмак за шкирку поволок пацана к собрату, — глянь, че за хуйня. Магик в Каэр Морхене! — Ламберт, пусти ребенка, — критически оглядел почти удавленного воротом пацана Эскель, скрестив руки на груди, — не сбежит. Все равно догоним. — Да дайте мне сказать… — Да на, — Ламберт выпустил чужой ворот — магик отошел, потирая шею, — говори. И так, чтоб нам понравилось, иначе хер мы тебя дослушаем. Откуда про девку знаешь? — Да я это, я — эта девка, — простонал пацан и заново начал стягивать с себя рубашку. Ведьмаки с немым изумлением следили за тем, как неловко он двигает правой рукой и нервно выпрямляет спину. А после — в откровенном шоке воззрились на Лис, которая терла шею, оставшись в тонкой черной местной майке, выданной еще Трисс в Вызиме. Девочка сосредоточенно растирала красный след на коже, глядя на них в ответ. В коридоре заржал Койон, видевший сцену с того момента, как Ламберт подозвал Эскеля, но не вмешавшийся — выражение крайнего изумления на лицах ведьмаков того стоило. — Вот уж не думала, что так реалистично получится, — проговорила она, сжимая в правой руке смятую рубашку. — Тебе, мерзавка, никак, последние мозги отшибло, — прищурился Ламберт. Лис закатила глаза. — Точно я, честное слово. Цаплей клянусь. Серебряный меч потрогать? — Не надо, верим. Это что за уебище ты нам показала? — молодой ведьмак сплел руки на груди. Лис скорчила обиженную мину. — Почему уебище-то сразу. Личина это моя. Первая. Чтоб не сцапали сразу, если я куда за пределы долины выйду. — Тебя любой магик в два счета раскусит. И любой ведьмак. — Все-таки вшила иллюзию в рубашку, — задумчиво потер шрам Эскель, — занятно. — Да, — заулыбалась Лис, — активируется, когда я ее надеваю. Когда ее вообще кто-то надевает и произносит слово активации, — поправилась она, — требует доработки. Ненадёжно. Надо будет порыться в книгах. — Нашла тут труды по артефакторике? — поднял брови Эскель. Ламберт, не дождавшийся на свою реплику ответа, насупился и молчал. — Мне кажется, что тут осталась комната чародея-артефактора. Она раньше заперта была, но Весемир разрешил мне туда заглядывать. — Никаса, что ли? — припомнил Эскель, — на первом этаже? — Да, она, — Лис расправила в руках рубашку, критически оглядывая вышивку, — надо туда наведаться еще раз. Проанализировать литературу. — Дитя мое, не кажется тебе, что неплохо было бы записывать свои мысли? — наконец, пришел к месту спонтанного сборища обитателей крепости Весемир. Лис задумалась, разглядывая рубашку. — Вести дневник? Да, наверное, хорошая идея. Тогда ничего не забуду. — Как настоящая чародейка, — хмыкнул Койон, — с вечной зачарованной книжицей под рукой. — Идем, выдам тебе книжицу, — направился обратно на лестницу Весемир, — зачаруешь как-нибудь сама. Лис сложила рубашку, зажала ее подмышкой и пошла за ним, ежась в тонкой нижней майке от холода. Ламбрет нахмурился, плюнул в угол под насмешливым взглядом собратьев. — Ебаные чародейки.