Тепло.
Лис сидела в углу одной из многочисленных комнат храма и размышляла.
Для плохих, деструктивных эмоций во всех языках, что она знала, было много слов, подробно описывающих прискорбное состояние духа и тела. Для хороших их было не меньше — но она никак не могла подобрать нужное. Вертелся на языке только данный Цири ответ — одно-единственное слово.
Тепло.
Для человека, который несколько лет бродил неприкаянным, это очень важно — чувствовать тепло. Настоящее, живое, не опаляющее, а спокойно греющее, свернувшееся пушистым комочком в груди. Она прокручивала в голове события и свои эмоции за последние полтора года.
Доверие.
Доверять ему она начала с первого дня. Почувствовала — не желает зла. Тогда ей — уставшей, замерзшей, отчаявшейся хоть примерно понять, куда и зачем они бегут с Геральтом — очень нужно было на несколько мгновений остановиться после хорошей эмоциональной встряски, которую ей устроила своим пророчеством Цири. И ее действительно оставили в покое, отпоили какими-то травами, спокойно, будто они уже кучу времени знакомы, заплели волосы и даже позволили заснуть. Она это ценила.
Потом — многочисленные беседы на шкуре у камина. Она ждала их каждый вечер — ей нравился негромкий, размеренный голос ведьмака, нравилось наблюдать, как одна эмоция сменяет на его лице другую.
Параллельно с этим — тренировки. Техника Школы Кота и впрямь подходила ей лучше — ее она просто чувствовала, и ей не приходилось, как Цири, мучительно и со слезами растягивать мышцы и связки, тело послушно выполняло хитрые финты, оттачивая их до совершенства день за днем, месяц за месяцем. Высоты она не боялась — и этой зимой их с Койоном спарринги уже перешли на широкую, с полторы ладони, крепкую длинную доску, поставленную на угол стен, окружающих верхний двор. Неверный шаг равен полету с высоты трех метров вниз. Но она не делала неверных шагов — быстро вливалась в темп поединка, научившись полностью доверять учителю.
Даже с завязанными глазами.
Ведь настоящему Коту можно завязать глаза, но если оставить уши — он останется Котом и будет сражаться так же хорошо.
Этой зимой не было Цири, Геральта и Ламберта — и Лис проводила гораздо больше времени с Эскелем и Койоном.
С Эскелем всегда было спокойно. Ведьмак включал режим учителя или просто занимался своими делами, Лис рядом ловила дзен. Размеренный глубокий голос и какая-то тайная, непонятая ей до конца аура всепробивающего спокойствия, распространяющаяся вокруг ведьмака, как поле, действовали на нее, как положено — любые нервы и переживания тут же сносило, она могла отдохнуть от марширующих по кругу мыслей или от тоски по погибшему брату. Воспоминания о нем находили на нее все реже — Лис боялась забыть его в конце концов. Эскель для нее был живым примером той самой «несокрушимой внутренней тишины, которая людьми примитивными считывается как равнодушие», как говорил Чиф. А равнодушных, как продолжал он же, Антон Павлович бояться велел — она же делала ровно наоборот: живая, обтекающая тишина передавалась ей легко, прибивала к земле все переживания, а ведьмаку даже делать для того ничего не нужно было — просто находиться где-то рядом. И Лис приходила, когда чувствовала, что нужно, что он выходит почему-то из равновесия — вернуть обратно кусочек подаренного ей спокойствия.
С Койоном ей просто было тепло. Не всегда спокойно, не всегда смешно или радостно — взять хотя бы тот вечер, когда она демонстрировала свое неудачное видение. Она пришла тогда, чтобы выгнать из своей и чужой груди пронзительный холод незнакомых ей каменных стен — и ей это удалось. Но всегда — по-своему уютно: она знала, что ее не прогонят, что Коту тоже нравится ее общество, что он с удовольствием расскажет какую-нибудь историю о чудовище или послушает ее рассказ о причудах места, откуда она пришла. Ей нравилось его касаться — этот пункт она мысленно подчеркнула. В отличие от других ведьмаков, Кот легко шел на тактильный контакт, явно не видя в этом ничего особенного — трепал по волосам почем зря, нравились они ему — сам признал, мог потискать смешливо за щечку или одной рукой прижать к боку, покровительственно положив ее на плечи, пытался щекотать, легко уворачиваясь от ее попыток отбиться всеми конечностями, преспокойно позволял сколько вздумается трогать свои руки и легонько касался пальцами ладоней в ответ, не протестовал, когда Лис в первую зиму в общем-то очень нагло перетрогала всю верхнюю часть его тела, хотя мог бы. У него даже образовалась привычка нюхать ее волосы — выглядело это презабавно, а когда Лис по очереди этой зимой спросила у троих ведьмаков, чем она пахнет, все назвали кучу всего — из пересекшихся запахов были только лаванда, которую Лис нежно любила, и мята.
Девушка немедленно ухватила эту мысль за хвост. Нежность. Точно. Она тоже была. Без намеков, без слов и подтекстов — чистая, почти детская нежность. В легких, ни на что не покушающихся прикосновениях к ладоням, в поглаживании по волосам. В том, как он несколько раз успокаивал ее, вытирая длинными пальцами слезы со щек, и в том, как она сама осторожно обнимала худощавое тело, стремясь ладонями согнать с мышц дрожь. Все время, пока они ехали в Аэд Гинваэль, им приходилось спать спиной к спине, чтобы не замерзнуть, и несколько ночей подряд ведьмаку явно снились кошмары — в такие моменты он еще во сне неконтролируемо дрожал и жмурился, кусая губы. А Лис, просыпаясь от этого, осторожно его будила, спокойно позволяла уложить голову себе на колени и молчала, сколько потребуется, перебирая в пальцах волнистые темные волосы.
Девушка задумчиво вглядывалась в стену, автоматически доставая из ножен на поясе стилет и принимаясь им играться, подкидывая и ловя двумя пальцами то за рукоять, то за лезвие. Заплясал на наточенной посеребренной стали свет от горящих лампад на стенах, искрами очертил гравировку.
Судьбу не обмануть.
Лис вспомнила, что Койон подметил, что она верно выбрала место из двух. Интересно, какое второе? Йеннифер уже успела ей пояснить холодным учительским тоном, что сигилла — тройственная, то есть один из камней ведьмак носит с собой, обретая способность перемещаться к двум другим — якорям. Один якорь валялся в траве недалеко от места, где они приземлились — матушка Неннеке, покачав головой, забрала его к себе в кабинет. Выкидывать не стала — Койон не отпирался, заметив, что храм Мелителе — место, где он точно уверен, что получит помощь, и матушку-настоятельницу знает почти всю жизнь, так что Неннеке только фыркнула, назвав хитрого Кота льстецом, и попросила предупреждать ее о таких финтах в следующий раз.
Сделала мысленную пометку спросить про второе место. Вернулась к изначальному предмету рассуждений.
На ту влюбленность, что она видела и про которую читала — которая со слезами в подушку и истериками, с дикой ревностью, с дрожащими руками и колотящимся сердцем, с полным отсутствием мыслей в голове при взгляде на предмет обожания — это не походило. Преследовать Кота по пятам или не пускать на Путь не хотелось — в конце концов, это его жизнь, и она об этом прекрасно знает. Вне Пути ведьмак зачахнет и захиреет, скука и неподвижность для них смертельна — уж в этом она Весемиру верила. Отсутствие здравых мыслей в голове рядом с Котом она тоже не замечала: напротив, в них периодически вселялся какой-то шкодный бес, толкающий на то, чтобы полноценно визуализировать какого-нибудь монстра, удивив при этом Эскеля («Каким образом, мать вашу, вы притащили в крепость
волколака и где вы его, язви вас, нашли?» — он был очень удивлен), начать экспериментировать с зельями и алкогольными напитками в частности — как выяснилось, изобретение новых горящих жидкостей для питья было маленьким хобби Койона, испытывать свойства найденных артефактов или носиться как угорелые по залу на втором этаже, играя в догонялки. Сорок три года жизни ничуть не мешали Коту строить круглые глазки, чтобы Лис дала повертеть в руках свежесделанный артефакт, и ныкаться под штабелями досок и в проемах во время игры в прятки.
— Эй, все в порядке?
Лис медленно моргнула, выныривая из своих мыслей, и перевела взгляд на юную послушницу, которая мялась в дверях. Ее рука продолжала размеренно двигаться, поигрывая стилетом.
— Да, в чем дело?
— Ты просто, эм, смотришь в стену уже пять минут? — послушница обеспокоенно вглядывалась в ее лицо — маленькая, чуть пухленькая девчушка лет шестнадцати, заправила русый локон за ушко, отводя взгляд ореховых добрых глаз, — госпожа чародейка просила позвать.
— Я так думаю, — успокоила ее Лис, поднялась на ноги, — доведешь до комнаты? Я не запомнила в потемках.
Ложь — все она прекрасно запомнила. Но идти одной не хотелось.
Послушница кивнула, дождалась, пока Лис неторопливо дойдет, продолжая подкидывать и ловить механически стилет левой рукой, нервно взглянула на оружие, но начала идти вперед, указывая направление.
— Как тебя зовут?
Послушница взглянула на нее еще раз, удивляясь прозвучавшему вопросу. Высокая, на полторы головы выше нее, Лис с непроницаемым выражением лица рассматривала ее в ответ, продолжая играться с смертоносной сталью, как кошка — с пучком ниток: лениво, не обращая даже внимания на опасный блеск наточенного лезвия.
— Лина, — тихо ответила послушница, смущенно отводя взгляд и снова заправляя непослушный русый локон за ухо. Лис улыбнулась — спокойно и открыто:
— А я — Лис.
Лина бросила на нее еще один короткий взгляд. Лис отличалась от всех послушниц и жриц, и даже от милсдарынь чародеек — чародейки-то, что взрослая, что молодая, красивы были — хоть картины с них пиши, одевались с иголочки, все в платья да корсеты, жрицы же предпочитали естественную, природную, мягкую красоту и умели разглядеть ее в, казалось бы, самом обычном и несимпатичном лице. Их магия, магия их богини Мелителе была женской, спокойной, идущей от самых истоков природы, магия и красота чародеек были истинным Хаосом — острым и пленительно-завораживающим. Магия Лис, на взгляд Лины, была больше мужской, опасной и стремительной — девушка уже переоделась в комплект своей запасной одежды, в отличие от послушниц, жриц и чародеек — простые, но крепкие и явно качественные штаны, сапожки до середины голени с мягкой подошвой, позволяющие ей ступать мягко и неслышно по камню, и простая белая рубашка, сверху на которую она накинула чужую — великоватую — темно-синюю куртку с затейливой серебристой вышивкой. Куртка эта зрительно делала ее плечи, и без того довольно крепкие для девушки, шире, спокойная, грациозная без излишней женственности походка шла в резкий контраст с чародейским шагом от бедра и плавной, плывущей манерой ходьбы жриц.
Лина видела рядом с собой бойца — почему-то в теле ее ровесницы.
Общего между ними, кроме возраста, не было ничего — сама послушница была мягкой и пухленькой, гордилась своими округлыми, чуть покатыми плечами и крутыми бедрами, тщательно заплетала русые волосы до середины спины в косу, вплетая в них белые ленты, с удовольствием разглядывала в зеркале курносый носик, белую кожу с румянцем на щечках и огромные, круглые, доверчивые ореховые глаза в окружении пушистых светлых ресниц, розовые нежные губы бантиком. Весь ее вид говорил о том, что она — сама доброта и милосердие, и ничуть не врал.
Поэтому резкие, опасные черты лица девушки рядом ее сбивали с толку. От детских щечек Лис избавилась еще прошлой осенью — они сами куда-то ушли, втянулись, очертив острые скулы и резкую, прямую линию челюсти, миндалевидные глаза — вокруг зрачка тянется карий ореол, по краю радужки обрамленный темной зеленью — смотрели прямо, на прямом, чуть задранном кончиком кверху носу и щеках солнце уже щедро разбросало коричневые пятнышки веснушек, уходящие по задней стороне длинной шеи под воротник куртки. Девушка шла, расправив плечи и гордо держа голову ровно, выглядывали из-под завязок рубашки острые косточки ключиц — высокая, худощавая и гибкая, как зерриканская пантера, о которых Лина читала в храмовых книгах. Грациозный, смертельно опасный зверь.
— Я знаю, — наконец, тихонько ответила послушница, — госпожа чародейка тебя Лисицею звала.
Почему Лисица, если волосы цветом в серебро и сталь — Лина не знала, но имя идущей рядом девушке чертовски шло, само прикипало к ровному разлету непроглядно-черных бровей, к миндалевидным глазам и ровным, красивой формы бледным губам.
— Ты меня боишься, что ли? — Лис спохватилась, поймала стилет за рукоять, задирая правой рукой рубашку и отправляя его в ножны. Лина удивленно рассматривала расчертившие плоский, наверняка твердый живот сухие полоски мышц. Она думала, такие только у мужчин видны.
— Немножко, — совсем тихо признала она, — ты с ведьмаком пришла и милсдарыня чародейка к тебе какой-то интерес имеет. А еще с мечом управляться умеешь — все утро свой меч чистила и ведьмаковский тоже, а я эти железки даже в руки брать боюсь.
Лис неожиданно рассмеялась — мягко, негромко и приятно. Голос у нее тоже был приятный — мелодичный, еще юно-звонкий.
— Чародейка интерес ко мне имеет сугубо меркантильный, поверь мне. Не нравится мне их братия, да делать нечего. А с мечом управляться уметь надо — не то прикончат и не заметят.
Не видела б Лина косы ее до задницы — поклясться у статуи Мелителе могла бы, что по коридору второй ведьмак идет.
— Не женское это дело, — твердо сказала послушница, — мечом махать.
— А я к женскому не приспособлена, — усмехнулась Лис, — стерильная.
Лина с сочувствием взглянула на нее.
— А уж не пытались ли случаем из тебя ведьмака сделать?
— Пока что — исключительно тренировками, — развеяла ее подозрения Лис, — стерильна я не от этого. Болела. Вот и не вывезла. А вот и дверь, кажется.
— Ну наконец-то, — Йеннифер поднялась из-за стола — комната стыла в полумраке, все окна оказались занавешены тяжелыми портьерами, только несколько свеч горели на столе, — как тебя, Лина, кажется? — послушница кивнула, робея перед могущественной колдуньей, — ты же медицину изучала?
— Конечно, — тихонько ответила девушка. В храме Мелителе все послушницы проходили обязательный курс и могли уйти в любую деревню и госпиталь лекарками, знахарками, повитухами.
— Останься, поможешь мне. А ты, — Йеннифер перевела взгляд на равнодушно созерцавшую обстановку Лис, — раздевайся.
Лис едва слышно вздохнула — с этой процедурой она была знакома. Проходили с Трисс. Проникнувшись тотальным безразличием к происходящему, быстро разделась, аккуратно складывая одежду на кушетке, пока чародейка закрывала дверь на ключ.
Лина тихонько ахнула, заметив на чужой лопатке и предплечье рубцы от клыков. Лис явно произвела на нее впечатление — послушница никогда не думала, что женское тело может быть таким: худощавым, поджарым, гибким по-змеиному, со шрамами. Незаметно чуть загордилась своей женственной маленькой фигуркой рядом с долговязой девушкой — но сразу же скисла, взглянув на чародейку.
— Да уж, — Йеннифер скрестила руки на груди, завершив осмотр, — можешь одеваться обратно. Вот, что я скажу, — чародейка отвернулась к зеркалу, поправила кудри, — очень интересный вид. Твое тело явно пытались переделать под эльфийское, — Лина рядом прижала ладошку к губам, — да не смогли. Из того, что я видела — довести процесс до конца помешала твоя природа. Ты должна была умереть и не умерла, оставшись тем, чем являешься сейчас. Тогда же и начала седеть, и цвет глаз изменился — они были карими, зелень появилась позже. Заметив это, тебя просто отдали обратно людям — символично положив спящей под статую лисы.
Лина ни черта не поняла, но на всякий случай с сочувствием посмотрела на абсолютно равнодушную Лис, которая быстро оделась и накидывала на плечи куртку.
— Весьма интересно. Я бы занялась этим, но сейчас фокус на Цири, — продолжила чародейка, — так что, наверное, попрошу Трисс. Она приедет, как сможет, к вам.
Лис с высокой колокольни плевать хотела на тон, которым чародейка сама с собой обсуждает ее, будто она — вещь. Занята — да ради всего святого, пожалуйста. Сколько угодно. Напоследок Йеннифер попросила открыть рот и с интересом естествоиспытателя принялась рассматривать зубы, Лис закатила глаза.
— В целом, нормальные и даже хорошие, но клыки крупноваты. Думаю, ты знаешь. И — странное дело, зубы мудрости уже прорезались.
— Год назад, — ответила Лис, потирая челюсть, когда цепкие пальцы чародейки разжались. Вспомнила, как нещадно ныла десна, постоянный в течение трех недель привкус крови во рту, пока это безобразие не зажило.
— Знаю, — отмахнулась Йеннифер, — можете идти.
***
Матушка Неннеке не собиралась сдаваться легко — во вторую ночь она закрыла окно в комнату Койона. Впрочем, после легкого одиночного стука Кот сам его открыл, впуская девушку.
Лис думала целый день. И решила, что это что-то, что только растет, мягким теплом обвивая грудную клетку и руки, можно легко спугнуть — и потому не показывала ни малейшего признака своих путаных размышлений. Громких слов она не любила — прикосновения скажут громче, четче, яснее. Давно уже говорят. Надо только услышать.
— Ну что ты ходишь смурная? — Лис села на кровать рядом с Котом, который тут же потерся слегка колючей щекой о серебристую макушку, улыбаясь, — у тебя теперь даже два меча есть.
Лис осторожно провела кончиками пальцев по тыльной стороне горячей ладони, вспоминая, что хотела задать вопрос. Ладонь под ее пальцами повернулась, подушечки длинных пальцев коснулись запястья в ответ — по коже разбежалась легкая, едва заметная щекотка. Эманции.
— Йеннифер, — коротко ответила она. Кот мурчаще рассмеялся.
— Не грусти, лисенок. Матушка меня выпустит — отвезу тебя к Весемиру. К Беллтейну поспеем.
— Лошадь? — Лис прислонилась к его здоровому плечу, щекой касаясь теплой кожи.
— А в городе купим. Может, заказ какой попроще возьму.
— Она сказала, что зимой приедет Трисс, — девушка коротко потерлась щекой о теплое плечо, чувствуя, как на макушке сверху устроился чужой подбородок. Пальцы легко, едва касаясь, пробежались по расслабленной горячей ладони от запястья до плотных мозолей от рукояти меча.
Сплелись, поддаваясь движениям горячих длинных пальцев, соединяя ладони.
— И богиня с ней, — Койон не разделял пессимистичного взгляда на сложившуюся ситуацию, — с магичкой-то под боком тебе только лучше выйдет. Будет, с кем посоветоваться о ваших великих чародейских тайнах. И — да, я помню, что она тебе не нравится, но она правда более тактичная и милая, чем Йеннифер.
— Зато Йеннифер честная, — Лис сама не знала, почему это сказала — так чувствовала. Да, черноволосая магичка, по сути, относилась к ней так же, как рыжая — как к забавному, интересному зверьку, неизвестному чуду в перьях, слегка напоминающему человека. Но она не шушукалась об этом тихо в сторонке, а прямо говорила в лицо: ты — неведома зверушка и очень интересный экземпляр. Лис, в свою очередь, интересным экземпляром считала чародейку: волевая, сильная женщина с внушительными способностями, нежно обхаживающая Цири (она слышала, как суровая магичка называла княжну утенком, этот аргумент сложно было перебить) и незлобно, просто с равнодушным любопытством познакомившаяся с ее Зеркалом.
— Возможно, — Кот снова коротко отерся колючей щекой о серебристые волосы, Лис прикрыла глаза. Пока что самым приятным бонусом в ведьмаках помимо впечатляющей скорости, регенерации и устойчивости ко всякой гадости она находила то, что они не потели так, как люди. Ей вообще казалось, что их-то пот ядовит и бактерии, преспокойно живущие у человека, у них дохнут, потому что после многочасовой тренировки ни от одного из них не пахло так, как должно было по идее. Сама она обладала похожим качеством, за что на физкультуре получала дополнительную дозу проклятий на седую голову от одноклассниц, у которых физиология работала, как положено. А, оказывается, дело в попытке переделать ее тело под эльфийское. Попытке, чуть не завершившейся ее смертью.
Думать об этом не хотелось.
— Скажи, — Лис коротко сжала чужие горячие пальцы в своих, — где второе место? Ты говорил, что я выбрала из двух верное.
Койон хмыкнул, уткнувшись носом в пахнущие лавандой, мятой и водой волосы.
— В Повиссе. У моей матери.
Лис слегка огладила короткий, не сразу заметный шрам в основании его большого пальца. Подбадривающий, мягкий жест — не говори, если хочешь, я пойму. И задала следующий вопрос:
— Ты с ней общаешься?
Ведьмак коротко угукнул ей в волосы. Лис вздохнула, ластясь щекой к теплому плечу и глядя в полутьму комнаты. Лунный свет не рассеивал тени, только делал их гуще, тяжелее, темнее. По всякой логике она должна была чувствовать себя минимум настороженно в одной комнате с мужчиной ночью. Ее подруга Нана вовсе считала опасным делом зайти с соседом в лифт. Это было чертовски давно, целую вечность назад.
Было тепло и уютно. Она ему верила.
— Она квартерон. Иль из Повисса, Илиннинель. Ее широко знают — она очень талантливая модистка, — Кот говорил тихо, слегка сжимая тонкие, чуть согревшиеся пальцы в своих.
— Квартерон? — термин был ей смутно знаком, но Лис решила уточнить, закрывая глаза окончательно и чуть поворачивая голову, самым-самым краем губ касаясь теплой кожи.
— Эльфийка на четверть. Бабка ее из оседлых была, — Койон зевнул, — вот так вот.
— Ты, получается, на одну восьмую эльф? — удивленно вскинула брови Лис, не открывая глаз. Больше почувствовала, что ведьмак коварно улыбнулся.
— Получается, что так.
— А разве так можно? А, точно, — Лис вспомнила рыжего ведьмака-полуэльфа из видения. Кот фыркнул.
— Нужно. Мы, как выяснилось, более живучие. Ей уже за шестьдесят, а выглядит, — Кот снова зевнул, проехавшись колючей щекой по ее макушке, — а выглядит лет на тридцать пять.
— И приезжает к ней такой бородатый сын-ведьмак, — хихикнула Лис, чувствуя, как снова совсем чуть-чуть сжимаются горячие пальцы.
— Именно так.
***
Ламберт, чертыхаясь, пробирался через луг. Близился Мидаэте — праздник середины лета.
Какого лешего его и Айдена за компанию понесло летом в Каэр Морхен — он бы сказать не смог. Отчитаться Весемиру? Вот уж кого молодой Волк хотел бы видеть в последнюю очередь. Доказать мерзавке, что она зря устроила зимой потоп — а она наверняка его устроила? Хрен знает. Понесло просто.
Он даже ночевать там не собирался — просто явиться и тут же уйти в закат. Желательно — не пересекаясь с наставником. Лента жгла карман куртки.
Провидение ему благоволило — Лис нашлась на опушке, спокойно проверяла механизм арбалета. Заслышав шорох в кустах, вскинула оружие.
— А ну-ка убери пукалку, мерзавка! — Ламберт вылез из кустов, стряхивая с плеч листки и короткие веточки. Лис радостно вскочила.
— Ламберт!
— Аэ, не смей меня тискать! — он попытался увернуться от объятий — но чуть не получил в нос оголовьем висящего за ее спиной меча, — холера. Эка ты вымахала. Ты, случаем, не дерево?
— Вроде нет, — сморщила усыпанный веснушками нос Лис, пристроив голову у него под подбородком. Ведьмак сфокусировался на двух рукоятях, возникших перед глазами.
— Какой дуб дал тебе серебряный меч? Еще и Школы Кота, — растерянно подметил он, — что за херня?
— О, это очень забавная история.
— Признавайся, кого завалила, мерзавка.
— Никого я не валила, — возмутилась Лис, — хотя, если подумать, мы вдвоем завалили пятерых стражников, из которых один — точно мой…
— Та-а-ак. Ну-ка отлезла, машина для убийства, — ведьмак вытянул руки, сжимая ладонями чужие плечи, — в какое дерьмо ты влипла и откуда меч?
— Один купили. Стальной. Второй по Праву Неожиданности получила, — дисциплинированно ответила Лис.
У Айдена, тихо сидевшего в кустах, чуть не отпала от удивления челюсть.
— И что за безумный Кот пообещал тебе свой меч? И как так вообще вышло? Колись, из какой задницы тебя вытаскивать на этот раз, — Ламберт хмурился, Лис солнечно улыбалась.
— Не свой. Я его, фактически, спасла, а тут, — Лис пожала плечами, — длинная история, короче.
— Котенок влип, — внезапно раздался незнакомый голос из кустов. Лис тут же вскинулась, вырываясь из держащих ладоней, рванула ремень перевязи на груди, хватаясь за рукоять стального меча. Ламберт жестом остановил ее:
— Свои.
— Наших в лесу нет, — отозвалась девушка, не выпуская меч и сверля взглядом шевелящиеся кусты.
— О-хо-хонюшки, — Айден выбрался из кустов, отряхнулся, — какие тут все грозные. Даже волчата. Я сражен.
— Это Айден, и он — Кот, — коротко махнул рукой в сторону улыбающегося друга Ламберт, — это Лисица, и она балда. И влезла в какое-то дерьмо, о котором нам сейчас все расскажет, иначе я всыплю ей ремня. Я жду.
— Вай, какой страшный наставник, — восхитился Кот. Лис хихикнула, уже чувствуя симпатию к незнакомому высокому ведьмаку в синей куртке Школы Кота, который с живым интересом рассматривал ее желто-зелеными глазами из-под длинной светлой челки. Ламберт зло цыкнул.
Лис коротко пересказала историю с альпом. Ламберт критически повертел ее, рассматривая, как держатся на спине мечи.
И заодно — подложив чертову ленту незаметно в открытую сумку.
— Поедем мы, мерзавка. Не притопи Весемира соплями. К осени вернемся, — молодой Волк коротко махнул ей ладонью после того, как она завершила свой рассказ отъездом Койона из Каэр Морхена. Лис переглянулась с Айденом и кивнула, улыбаясь.
— Буду ждать.
Ведьмаки неторопливо принялись уходить по лугу к месту, где оставили лошадей.
— А оберег-то твой работает! — неожиданно крикнул Айден, тут же со смехом принимаясь убегать от разозлившегося Ламберта, петляя по лугу. Лис хмыкнула, улыбаясь.
