Первый выпавший снег стаял, превращая землю в мешанину грязи, палой листвы и сухой, пожелтевшей травы.
Лис сидела на доске, установленной на углу стены специально для тренировок, покачивая свешенной вниз ногой, и точила стальной меч. Уход за оружием оказался целой хитрой наукой, которую она начала постигать еще полтора года назад, едва у нее появился первый, тренировочный стальной меч. Оружие у нее в руках было настоящим, не тренировочным — узкий, длинный и легкий клинок, вытянутый и изящный, сверкающий на бледном осеннем солнце. Этот меч уже видел кровь — настоящую, видел бой и смерть.
В Аэд Гинваэле, когда на них с Койоном напали стражники. Тогда она мало соображала и видела — тело двигалось само, на вбитых за полтора года и отточенных ежедневными тренировками рефлексах, на желании выжить, победить, корнями уходящем далеко-далеко, куда-то во время, которое она уже не помнила.
Уход за оружием — муторная, монотонная работа, дающая время для размышлений.
С Трисс они пришли — ну, как «они», Лис сама решила для себя — к нейтралитету. Девушка больше не избегала чародейку, убедив себя не без влияния ведьмаков, что Трисс никак не может представлять опасности, а сотрудничать с ней может быть очень полезно. Рыжая явно старалась подружиться с ней, заручиться хорошим отношением — но Лис не жаловалась на память, и разговор чародейки с Весемиром в библиотеке она тоже помнила хорошо. Геральт, на которого Трисс «имела виды», вторую зиму не являлся в Каэр Морхен — Белый Волк заметал следы, чтобы охотники добраться до Цири не нашли княжну. А значит, эту любовную драму можно было опустить. Разговор с Койоном на следующий день после приезда Трисс Лис успокоил — ему она верила безоговорочно. Просто — потому что. Сама себе объяснить этот кредит доверия она даже не пыталась, списывая на теплящиеся греющим огоньком в груди теплые чувства в его сторону. И девушка изо всех сил надеялась, что рыжая чародейка не попытается прикрыть провалы в романтических начинаниях Эскелем. Ведьмак не заслужил быть пластырем на чьем-то задетом самолюбии. Говорить кому-то о своих размышлениях она, конечно, не собиралась, и мешать чьим-то отношениям — тоже, но если Трисс решит лечить уязвленную женскую гордость кем-то из ее «стаи», как окрестил узкий круг близких Лис Кот, чародейка надолго потеряет вес в ее глазах. Рыжая магичка вроде как стремилась попасть в «стаю», а разладов среди своих Лис не переваривала принципиально, как успели убедиться Эскель с Койоном.
На этот случай у нее был план — начать терроризировать Трисс тысячей и одним вопросом о магии, которые накопились у нее за полтора года, чтобы времени и сил думать о всяком таком у чародейки не оставалось. Артефакторика, менталистика и эти ее приступы — непаханое поле деятельности, да и «общая магия», как условно назвала для себя Лис самые начала магической теории, была довольно интересным предметом.
— Лиска! Вот ты где!
Из дверей крепости вышла Трисс, придерживая руками подол длинного изумрудно-зеленого платья, чтобы не извазюкать его в стылой осенней грязи. Лис оторвалась от созерцания кровостока на стальном мече и вопросительно взглянула на чародейку. Рыжая тихо засмеялась.
— Я стесняюсь спросить, что это за сооружение.
— Насест, — невозмутимо ответила Лис, подтягивая к себе вторую ногу и легко вставая на доске. Потянула ремень перевязи на спине, приподнимая ножны над плечом и не глядя отправляя туда стальной меч. Прошагала, чуть не засунув руки в карманы, по узкой доске на стену, аккуратно слезла на землю. Легко могла бы и спрыгнуть — но только забрызгав грязью Трисс и измазавшись самой.
— Чтобы сидеть? — хмыкнула Трисс, приближаясь к вроде как подопечной. Ученице. Она пока не определилась с будущим статусом Лис.
— Чтобы отрабатывать бой на высоте, бой с завязанными глазами и прочие опасные штуки, — пожала плечами Лис, — идем?
— Да, да, — рассеянно согласилась Трисс, зябко ежась и стремительно шагая обратно под защиту каменных стен, — Всемир сказал, ты дневники вести начала.
— Все верно. Они уже кончаются, кстати. Страницы.
— Тогда у меня для тебя подарочек, — улыбнулась Трисс, — даже несколько. Во-первых, я могу помочь тебе приделать к ним побольше страниц аккуратно, есть специальное заклинание. Во-вторых, я привезла симпатичную тетрадочку — уверена, тебе понравится, и мы сможем ее зачаровать так, чтобы никто не смог извлечь из нее информацию. Думаю, ты даже одна справишься, я только подскажу.
Тетрадочка, извлеченная Трисс на свет из глубин сумок, и правда была симпатичной вещицей — кожаная обложка, завязывающаяся на тонкие шнурки, ровные кремовые плотные страницы и продавленная на обложке картинка — спящая лисица, закрывшая острый нос пушистым хвостом, и раскиданные вокруг яблоки. Листы пахли осенью — кострами, медом, дорогущей здесь корицей и красными спелыми яблоками.
Лис аккуратно развязала тонкие шнурочки, открывая тетрадь, которая больше походила на книгу.
Лисице из Волчьего Логова от Трисс Меригольд из Марибора, Четырнадцатой с Холма
— Ты из Марибора? — удивилась Лис, проводя кончиками пальцев по вытравленной на форзаце надписи.
— Да, — Трисс взмахнула каштановой в рыжину копной волос, скидывая кудри с плеча, — безумно красивый город, в который мы с тобой отправимся весной. В городе у меня есть дом, и в пятидесяти верстах стоит поместье моей семьи.
— Дом, небось, симпатичнее, чем в Вызиме? — улыбаясь, спросила Лис, проводя кончиками пальцев по первой странице. Рыжая чародейка весело фыркнула.
— Конечно! Это же мой родной дом, а в Вызиме — работа. Итак, будешь подписывать? — Трисс нетерпеливо хлопнула в ладоши.
Девушка пожала плечами и вытянула из стакана двуцветное черно-палевое перо, открутила колпачок чернильницы.
— Что тут будет? Основы магии?
— Думаю, лучше все же артефакторика, — задумчиво протянула рыжая чародейка, — она тебе, как-никак, ближе.
— Думаю, лучше тогда вообще не подписывать. Пусть она будет для всего. А начну, — Лис качнула перо в пальцах, смело перевернула первую страницу, на второй аккуратно написала сверху дату —
саовина, 14.
— А начну с заклинания зачаровывания ее самой. Показывай магию, госпожа магичка!
Насчет кодовой фразы девушки долго препирались — Трисс настаивала на коротком варианте, Лис припомнила одну очень хорошую и подходящую фразу из своего мира. В итоге чародейка, добившись перевода формулировки фразы, смеялась так сильно, что не могла больше протестовать — только рукой махнула, мол, ставь, идеально.
За расчерчиванием на второй странице новой тетради схемы заклинания они не заметили, как время шагнуло за полдень.
— Леди, не хочу вас беспокоить, но вы прогуляли обед, — в дверях появился Койон, внимательно оглядывая обеих на предмет конфликтов и травм. Не заметив признаков разлада среди прекрасной половины обитателей Каэр Морхена, Кот хитро заулыбался.
— Впрочем, я убедил Всемира, что вы безумно заняты и ничего не успеваете, и он согласен слегка поступиться расписанием, иначе же вы вообще есть не будете.
— Да, что-то засиделись мы, — разогнула шею Лис, прищурившись, взглянула на серое, затянутое облаками небо в окне, обернулась к ведьмаку, с хрустом потягиваясь и с улыбкой глядя в кошачьи желто-зеленые глаза, — сейчас спустимся, да, Трисс? Я только дорисую уже, наконец.
— А зачаруем после еды, — продолжила Трисс, хлопнув в ладоши.
Через два часа плетение заклинания на обложку и содержимое книжки-дневника было окончено. Лис гипнотизировала свое творение, лежащее на столе в большом зале — поближе к главному очагу крепости.
— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость.
Мягко заскользила по кожаной теплой обложке подушечками пальцев, вырисовывая невидимыми линями иероглиф и слог — вакимаэ, знание. Рисунок, выдавленный на коже обложки, засветился слабым желтоватым светом и погас. Лис раскрыла книгу — схема заклинания была на месте. Закрыла книжку обратно.
— Шалость удалась.
Снова мягкие движения — подушечки пальцев снова вырисовывают иероглиф и слог. Аки, пустота. Открытая снова книга не явила ни дарственной надписи на форзаце, ни схемы заклинания на второй странице — листы были кремово-пусты.
— Получилось!
— Ну и навертела ты, — чуть сморщила смешливо носик Трисс, — от души.
— Зато безопасно, — Лис завязала тонкие шнурки и с тетрадью начала подниматься в жилой башне по лестнице. Аккуратно, тихо зашла в комнату, которую с недавнего времени делила с Койоном.
Кот спал. На улице медленно темнел промозглый день, истончаясь и укатываясь в мрачный вечер, в камине почти прогорели дрова — Лис тихо подкинула пару поленьев в огонь. Положила бесшумно тетрадь на стол рядом с алхимическими колбами и фиалами — пустыми и наполненными эликсирами.
Жить с кем-то оказалось не так странно, как она думала. Во-первых, потому что Каэр Морхен был огромной крепостью, а не квартирой с одной или двумя комнатами, и тесно тут не было от слова совсем даже ее вроде как дорожащей одиночеством натуре. Здесь было, куда уйти подумать и посидеть одной, и даже если ее в итоге находили — она была только рада. Ведьмак не скатывался в удушающую заботу и сюсюканье, от него по-прежнему могло влететь на тренировке, по доске и стенам он гонял ее в три шеи, но оттого только приятнее было потом, спрятавшись где-то в бесконечных темных проемах крепости, воровать украдкой поцелуи. Добавляло плюсов то, что оба понятия не имели о том, что такое «личное пространство», и в комнате могли сколько угодно нагло его нарушать: Лис висла на спинке стула за спиной алхимичащего Кота, Койон клал ей голову на плечо, глядя, как за тем же столом девушка возится с очередным артефактом или записями и никому это нисколечко не мешало продолжить заниматься своими делами. К тому же Лис преспокойно засыпала рядом с живым и теплым ведьмаком и почти перестала драться во сне — на ее внезапные пинки Кот со смехом жаловался еще на пути в Аэд Гинваэль пять месяцев назад, а сейчас она могла спокойно сопеть всю ночь куда-то ему в плечо и выглядела, по его авторитетному мнению, крайне умилительно.
Лис начала замечать — по чуть-чуть, но замечать — что Койон стал спать будто бы больше. Выглядело это так, будто Кот изо всех сил старался это скрыть — он бодрился, оживленно вел себя в спарринге и по-прежнему старался активно участвовать в жизни крепости, но уже не просыпался гарантированно раньше нее, как в первую неделю с приснопамятной встречи с инесой, по вечерам выглядел уставшим в край и больше не уходил на охоту на целый день или два-три дня, как в первые две зимы. Это начинало беспокоить — пока что слегка, потому что на всех влияет укорачивающийся день и приход холодов, но беспокоить.
Девушка аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, стянула осенне-зимнюю одежду и переоделась в условно спальную рубашку. До ужина осталось около двух часов свободного времени. Можно и поваляться — и она влезла под одеяло. Нагло принялась греться о теплого, а по сравнению с ее холодными конечностями — так вообще обжигающе-горячего Кота. Ведьмак, мирно спавший на животе лицом в подушку, возмущенно заворочался, пытаясь сместить прижатые к ногам холодные ступни и легшие на спину и плечо ладони. Повернулся на бок, кажется, даже не просыпаясь, сгреб в охапку, утыкаясь носом в серебряную макушку — Лис коснулась холодным носом горячей шеи, с удовольствием греясь.
— Ты ледяная. Простынешь.
Девушка хмыкнула — все же проснулся, голос тихий и охриплый, почти завораживающий. Размеренно, неторопливо бьется нечеловеческое сердце — она может почувствовать каждый удар.
— Я всегда такая.
Кот недовольно повел плечом, снова заворочался, стягивая забившееся под бок одеяло и пытаясь укрыть им девушку с головой. Лис включилась в игру, не позволяя ему открыть обнаженную спину и плечо прохладному, несмотря на зажженный камин, воздуху в комнате. Безрезультатно поборовшись пару минут, ведьмак смирился с провалом и сделал проще — почти навалился на девушку, прижимая к себе и грея. Лис чуть поерзала, устраиваясь поудобнее, в который раз порадовалась его привычке ложиться спать без рубашки в любую погоду, носом касаясь теплой золотистой кожи и неторопливо водя ладонью вверх-вниз по широкой спине. Нащупала шрам от когтей альпа на боку, провела по нему кончиками пальцев.
— Все хорошо? — тихо-тихо спросила она, уверенная, что ее слышат, что он не уснул обратно. Невнятное «угу» куда-то ей в макушку. Допытываться дальше Лис не стала — молча лежала, слегка гладя теплую спину и бок и прикрыв глаза.
Они привыкали друг к другу. Неторопливо, стараясь прочувствовать каждый момент, когда раньше неведомое становится привычным.
Лис откладывала бережно в памяти узор шрамов на золотистой коже — их было меньше, чем у Геральта, у седого ведьмака все тело было исчерчено рубцами, а Кот был моложе и, видимо, ловчее. Запоминала едва заметный слабым человеческим обонянием легкий запах теплых трав, привычку щурить левый глаз, отмеряя необходимое количество реагента, крутить запястьем перед тренировкой, вальяжно перенеся вес тела на одну ногу, и проводить, едва касаясь, подушечкой большого пальца по новому тонкому шраму на ее бедре перед сном.
Койон тоже запоминал все, что делало ее — ей. Вечно холодные пальцы, слегка гладящие спину, мягко вычерчивающие контуры мышц, ровные движения заведенных за спину рук, сплетающих густые и длинные серебряные волосы в косу, запах лаванды и мяты с привкусом чистой воды, странную привычку пару раз легонько подпрыгивать перед тем, как извлечь меч на спарринг, и тереть запястья, когда она нервничает, аккуратный, тщательно проработанный округлый почерк, слова незнакомого языка — тихим шепотом во сне и то, как она крутит перо в пальцах, размышляя.
***
Кот тряхнул тяжелой головой, смахивая с глаз прядку — слишком короткую, чтобы лечь в прическу, опалил неосторожно еще летом, вот и вылезает.
Сам он прекрасно знал, что с ним происходит, но был несколько удивлен. За три года Каэр Морхен перестал быть чужим местом, Волки стали знакомыми, Лис стала совсем родной, и к Трисс он тоже привык, но — не настолько же? Как же давно такое было в последний раз.
Спать хотелось все сильнее. Он изо всех сил скрывал — не знал, как отнесутся другие ведьмаки. Спал днем, когда все заняты своими делами, а утренняя тренировка позади, спал вечером перед ужином, но все равно — не хватало. Кот чувствовал, как начинает беспокоиться Лис, но говорить ей о чем-то таком казалось странным. Хотя, видимо, это необходимо.
Впрочем, первым с ним решил поговорить окликнувший его в пустом коридоре Весемир. Молодой ведьмак апатично решил ничего не отрицать — сил не было. Старый Волк, по идее, должен понять, у него, в конце концов, осталось трое учеников — меньше, чем было молодых Котов на памяти Койона, но все же. Управлять реакциями своего организма Кот мог до определенного предела, после которого включается вложенная программа.
— Сколько тебе лет? — негромко, спокойно уточнил Весемир, когда они добрели до библиотеки.
— Сорок три года, — понуро отозвался Кот, — Испытание прошел в десять.
Стоически выдержал прямой взгляд поблекших золотистых глаз старого ведьмака. Весемир думал, Койон не стал ему мешать, разглядывая пол под ногами. От чувства некоторой неуютности от неизвестности желание спать чуть-чуть притупилось.
Весемир явно пришел к какому-то выводу, кивул своим мыслям — взгляд потеплел.
— Эскеля и Ламберта я предупрежу. Насчет дам — решай сам.
***
Две недели спустя снег укрыл долину снежным одеялом, а Лис начала переживать не на шутку. Большую часть ее времени занимали теперь практики с Трисс и занятия с книгами — девушка недовольно отметила, что гуляющие по кругу мысли мешают думать.
Что-то происходило. Но что — она боялась спрашивать. Ей смертельно не хотелось узнать, что Койон болен — потому что всякой мелочью ведьмаки не болеют, значит, это минимум что-то очень опасное. В конце концов, решив, что дальше так дело не пойдет, Лис закрыла книгу по основам прикладной магии (дико скучной, как оказалось) и решительно поднялась наверх.
Вот что точно она не ожидала там застать — это Эскеля, при слабой поддержке Кота двигающего кровать ближе к камину. Лис зависла на пороге, созерцая относительно продуктивную деятельность и изо всех сил пытаясь понять, что же тут происходит. Эскель, заметив ее, махнул рукой и молча вышел, Кот уселся на кровать, глядя в огонь и сонно склонив голову.
— Что случилось? — Лис робко присела на матрас рядом. Теплая рука аккуратно притянула ее ближе — девушка поддалась, пересаживаясь на его колени и притягивая к себе на плечо тяжелую голову.
— Все нормально, — ведьмак миролюбиво потерся щекой о ткань рубашки.
— Да, я вижу. А что ты спишь три четверти суток — это так, ерунда, — Лис тоже говорила тихо, беспокойно, без возмущения, мягко перебирая темные волосы. Кот тяжело вздохнул.
— Это спячка.
— Что? — девушка аккуратно повернула тяжелую голову на своем плече набок, заглядывая в желто-зеленые кошачьи глаза. Но Кот отвернулся, снова носом утыкаясь в ее шею.
— Спячка. Молодые ведьмаки зимой спят. От недели до месяца. Просто спят. Ничего страшного, честно.
Койон не стал говорить, что «молодые» — это, как правило, до тридцати лет. И что такой внезапный перекос случился, потому что он сам спал зимой, как положено, от силы раз пять — когда караван останавливался в заброшенных деревнях или руинах каменных поселений. Спячка — процесс, сильно завязанный на психологии и внесенный чародеями специально для каких-то их, чародейских, целей, прикрытый восстановлением организма после сезона на большаке.
— Но в прошлые зимы у тебя такого не было, — растерянно заметила Лис, мягко потирая чужой затылок подушечками пальцев. Кот зевнул.
— Вот так вот. Не переживай. И Трисс скажи, чтобы не переживала. Холера, я сейчас усну.
— Спи. Я не буду мешать, — Лис попыталась встать, но ее тут же притянули обратно.
— Ты не мешаешь. Наоборот.
Наоборот — похоже, из-за тебя организм решил взять свое, думал он.
Лис стянула сапоги носком за пятку, сворачиваясь калачиком рядом. Сегодня или завтра она выспросит все, что сможет, у Волков, которые, похоже, уже в курсе.
***
Эскель был сильно удивлен.
Как внезапно открывшимся фактом молодости Кота — Койон оказался в два раза младше их с Геральтом и на пятнадцать лет младше Ламберта — так и спячкой, неожиданно его накрывшей.
Сам он свои спячки помнил смутно, особенно первые, самые длинные, по три недели, пока он был еще ребенком. После, когда они разъехались, зимуя впервые не в крепости он понял, что в сон не тянет — было что-то не то. Да и в крепости, как выяснилось, все не так просто — первые несколько лет после первой осады не мог спать зимой даже очень молодой тогда Ламберт, после, уже под конец нужного возраста, они проваливались в спячку только втроем с Геральтом скопом, сразу — но дня на три-четыре.
Долгий зимний сон, как рассказывал Весемир, был сильно завязан на психологическом моменте — чтоы впасть в него, нужно чувствовать себя
дома. В безопасности. Полной и абсолютной — потому что ведьмак в спячке беззащитен, жизненные процессы замедляются, чтобы дать организму отдохнуть. Возможно, это было необходимо, чтобы приспособить тело и сознание короткоживущих людей к долгой жизни ведьмаков — зачем нужна спячка, знали только чародеи. Сами ведьмаки знали, что это очень личная вещь — место и те, с кем ты чувствуешь себя в безопасности и что нужно греть тех, кто спит — тело может не справиться с поддержкой нужной температуры.
Все это в совокупности знатно пошатнуло его картину мира.
Он думал, что Коты — изгои, не имеющие своего дома, не останавливающиеся нигде — вообще в нее не впадают, в конце концов, их мутации были изменены. Да и Койон не стремился спать в прошлые две зимы. А теперь выясняется, что он гораздо младше их всех, хоть Эскель и думал про себя, что Кот и Ламберт — примерно ровесники, и, внезапно, доверяет про себя им всем настолько, что организм отправляет его в спячку.
Ведьмак задумчиво потер шрам на щеке, с неожиданной глубиной осознавая, как сильно, должно быть, молодой Кот привязался к этим стенам, к ним — к остаткам Волков и Лис. Так сильно, что тело само готово восстановить силы ценой полной беззащитности на какое-то время. Фантастика. В голове не укладывается. И хочется ответить добрым жестом на такое искреннее доверие — среди них куда более редкое и ценное.
Лис тихонько прокралась в библиотеку к Весемиру.
— Ну как? — поинтересовался старый ведьмак.
— Спит, — совсем тихо ответила Лис, нервно ломая пальцы и глядя с отчаянным непониманием, — это точно нормально?
— Девочка моя, — старый ведьмак поднялся, положил ей тяжелую ладонь на плечо — Лис будто согнулась под этим весом, под неизвестностью и беспокойством, — я не знаю. Это значит, что Каэр Морхен, чужая для него Школа, стала ему домом. Я не знаю, как мне относиться к такому всепоглощающему
доверию. Я думаю, ты тоже сыграла немаленькую роль.
Девушка смотрела почти с отчаянием.
— Ничего страшного не происходит, поверь мне. И не произойдет. Ступай, девочка моя.
Лис на слово поверила — но схему диагностического заклинания у Трисс стянула, пока Эскель сухо объяснял чародейке, что молодым ведьмакам свойственно засыпать зимой, явно специально опуская слова «дом» и «доверие».
Заклинание, сплетенное и налитое Силой из горящего в камине пламени, неожиданно четко и ясно высветило активно дозаживающие старые травмы — тот самый неудачный перелом пятого ребра слева, рубец на шее, длинный тонкий шрам на спине от лопатки и почти до крестца, когда-то явно нанесенный с использованием яда. Лис мягко погладила спящего Кота по голове — и уселась за стол, раскрывая новую книжку перевернутой, с последней страницы.
саовина, 31.
Выписала транслитом с Всеобщего на хирагану, которой тут никто не знал, все, что услышала. Ниже начала писать свои предположения и выводы.
Изначальная цель чародеев, внесших спячку в жизненный цикл ведьмаков, неизвестна (поискать дневники?). Возможно — диагностика и лечение сложных травм, предположение сделано на основе яркости и четкости отображения диагностического заклинания (форм. см. стр 3). Учитывая ранний возраст начала впаданий в спячку — также контроль прошедших мутаций.
Закрыла книжку, шепча формулу активации защиты и вырисовывая знаки кончиками пальцев на обложке. Едва ступая, прокралась обратно к кровати — ночь опустилась на Каэр Морхен тяжелой черно-белой снеговой пушистой шкурой. Лис аккуратно влезла под накиданные на кровати одеяла и пледы — и ее тут же сгребли в охапку, прижимая к груди.
В одеяльном коконе было тепло и спокойно, равномерно, медленнее даже, чем обычно, билось в груди нечеловеческое сердце.
Пять дней он спал без снов — точнее, это был один большой, теплый и равномерный сон, пахнущий лавандой и водой, серый и колышущийся волнами, в который время от времени проскальзывали ласковые прикосновения прохладных ладоней и мягких губ.
