***
Лика с сомнением рассматривала кандидатку, скрестив пухлые руки на груди. Девушка перед ней — совсем молоденькая, почти ребенок — глядела куда-то на подол юбки медички, нервно сжимая хрупкое запястье одной руки тонкими пальцами второй. Лика прищурилась. Кандидатка была худенькой, высокой и странно, органично угловатой — медичка готова была поспорить, что весь та на полпуда меньше, ее можно было бы саму класть в госпиталь, а так вроде бы даже ничего, на эльфку, знакомую Лике по академии, похожа была фигуркой, те тоже тощие до неприличия. — Ты крови-то хоть не боишься? — слегка жалостливо осведомилась медичка. Девушка приподняла голову, открывая треугольное личико. — Нет. На бледном лице горели огромные, теплые каре-зеленые глаза странного разреза — таких глаз Лика еще не видела. — Что ж тебя привело-то к нам? Медичка снова прошлась по ней взглядом. Простенькое, без изысков, но хорошо подогнанное по хрупкой фигуре платье приятного темно-зеленого цвета оттеняло белую, как молоко, кожу, длинная, с запястье толщиной русая коса лежала на спине — в гладкие ухоженные волосы вплетена лента, зелень и бронза. Высокая — выше Лики на полголовы. Была б красавица, не будь такой тощей. Лика заприметила то, что искала и не нашла на худых руках — тончайшую цепочку на длинной шее, убегающую под круглый скромный вырез платья. — Я хочу помогать. — Ну-ка, — медичка вытянула руку и ловко поддела цепочку. Девушка слабо отшатнулась, но Лике это только помогло. На темно-зеленую ткань выскользнуло стальное колечко, висящее на цепочке. — Слушай, Ани, — медичка серьезно смотрела на бледную и решительную девушку из-под сдвинутых бровей, — ежели милого твоего привезут — ты с ума сойдешь. Краска окончательно сошла с треугольного, почти детского личика, но девушка упрямо сжала челюсти — напряглись под кожей мышцы. — Не сойду. Я обещаю вам, что смогу работать в любой ситуации. Я сказала. Я сказала. Лика покачала головой. Ани — так представилась кандидатка — с первого взгляда произвела впечатление явно не крестьянской девки, а в последней фразе ясно и четко проступила юная аристократка. Не было в ней ничего от кметки — узкие плечики, хрупкие белые руки, длинные тонкие пальчики, гибкий стан. Тяжелой физической работы она явно не видела никогда в жизни. Откуда медичке было знать, что еще полгода назад Лис — которая решила прикрыть внешность легкой иллюзией, а имя выдумать — могла оббежать Марибор вдоль крепостной стены по кругу и ночами носилась по крышам с мечом за спиной, легкая, как тень? — Да Мелителе с тобой, — махнула в конце концов рукой Лика, — гляди, не рухни в обморок. Отпаивать не будем, обмахивать — тоже. — Не грохнусь. Девушка с треугольным личиком была бледна, но голос звучал негромко и уверенно. Настоящая дворяночка. Медичка только головой покачала — в ее начинающую седеть голову закрались подозрения, что кандидатка сбежит впереди своего визга, едва увидит первого пациента. Каково же было ее удивление, когда девушка, взятая ей на испытательный срок в помощницы, оказалась очень толковой ассистенткой. Лис-Ани оказалась не такой хрупкой и немощной, какой выглядела — ловкие худые руки быстро научились ровно и хорошо зашивать, обрабатывать, почти наощупь быстро находить нужный инструмент, а варить лекарства она умела лучше половины женщин, помогавших с ранеными. А главное — она удивительно хорошо умела успокаивать людей. Мягкий, приятный негромкий голос и холодные руки творили чудеса — пропадал поглощающий ужас в глазах раненых, медленно растворялось отчаяние, даже боль будто притуплялась. Лика только головой качала — ее помощница с сверхъестественной скоростью умудрялась находить общий язык с мужчинами. Вот девушка сидит на краю кровати, а немолодой мужчина с перебинтованной головой робко улыбается, рассказывая о своей дочери. Вот паренек с третьего этажа, чудом не потерявший ногу, взахлеб описывает свою невесту и параллельно — младшего братишку, а новая «сестричка» в все том же скромном зеленом платье прикрывает ладонью улыбку. Через десять дней Лика окончательно оттаяла — и начала питать к своей помощнице искренне материнские чувства. Девушка зачастую была нездорово бледна — медичка вечерами чуть не силком заталкивала ее в местную сестринскую и отпаивала крепким сладким травяным отваром, с удовольствием с ней болтала, осознав, что дворяночка отнюдь не холодная заносчивая сука, которыми Лика их всех априори считала. — Что ж матушка твоя, не беспокоится ли? — медичка сама присела на колченогий табурет с другой стороны стола, уложив предплечья на столешницу. Дворяночка грела тонкие холодные пальцы о глиняную кружку с отваром — теплые зеленые с карим глаза глядели куда-то в сторону, чуть изогнулись в грустной улыбке бледные губы. — Не думаю. Я не знала ее. — Померла? — Возможно, — равнодушно пожала плечами девушка, — я с братьями жила. — Много братьев у тебя? — Пожалуй, — улыбка стала чуть шире, появилась на бледной щечке изогнутая ямочка. — Что ж — брата твоего колечко-то? — простодушно спросила Лика. Дворяночка вздрогнула, перевела на нее взгляд больших блестящих в свете свечей глаз. Казалось, только эти глаза и жили на бледном треугольном личике. — Нет, — едва слышно выдохнула она, принялась кусать ровными зубками нижнюю губу. Тонкие пальцы нервно сжали бока кружки. — Но браслета-то венчального на тебе нет, — подметила медичка, — или кольца. Снимаешь перед работой? Дворяночка покачала головой, судя по взгляду — ушла куда-то в себя. — Да и молода ты больно, чтоб замужем уже быть, — вздохнула Лика, девушка только кивнула, — сколько тебе зим-то? — Восемнадцать, — тихо ответила Лис, — на Йуле будет девятнадцать. Лика прищурилась. А на лицо — почти ребенок, лет пятнадцать, не больше, уж медичка-то могла это определить. — Ой, не сказала бы. Эльфская кровь в тебе, что ли? Бабка, может, из них была? Дворяночка только плечами пожала. — Не знаю. Мне многие так говорят. Если и есть — не больше восьмой части. — Ладушки. Темнеет уже, беги домой. — Я разве не дежурю? — удивилась девушка. Лика вгляделась в огромные теплые глаза, под которыми залегли пока что едва заметные усталые темные тени, покачала головой. — Тила подежурит. Иди.***
Он мягко ступал по мостовой, держась в тени. Вечерело — темные и холодные, размытые серые сумерки скрадывали очертания, но фигурка девушки была видна отчетливо. Она куталась в длинный теплый плащ с объемным капюшоном, едва слышные шаги — сапожки с мягкой подошвой, будто кошка крадется украдкой, а не хрупкая девушка спешит от здания госпиталя холодными каменными улицами. Он неслышно следовал за ней — и она не замечала. Он крался в десяти шагах, прячась в тенях, потому что знал, что дома ее ждет гость.***
Эскель нервно прошелся по двору. Раздался треск портала — Трисс возвратилась. — Лис еще нет? Ведьмак покачал головой. — Идем, — чародейка открыла дверь, пропуская гостя внутрь, — надолго ты? — Не больше, чем на пару дней, — отозвался Эскель, — прикупить кое-что надо. И отправлюсь на зимовку. — Раньше всех приедешь, — украдкой улыбнулась Трисс, доставая из шкафчика чашки. Чародейка была искренне рада неожиданному гостю — во-первых, Эскель был ей приятен сам по себе, во-вторых, есть шанс, что Лис, сутки напролет пропадавшая в госпитале, наконец, одумается и возьмет хоть один несчастный выходной. Сама Трисс на это повлиять не могла — во-первых, она тоже сутками пропадала, мотаясь по советам и дворцу, во-вторых, в глубине души знала, что если Лис что-то решила, то мнение условной наставницы по этому поводу она глубоко имела в виду. У девушки были свои взгляды на авторитетность уже почти родных, и рыжая была уверена, что слова ведьмаков для Лис были весомее во всем, что не касалось магии, красивой одежды и прочих женских штучек. Тем более жизни это никак не угрожает — она всего лишь с утра до ночи, а иногда — с утра до утра возится с все прибывающими ранеными, а возвращаясь — падает спать, и чудо, если умудряется поесть в перерывах. Кажется, медичка, взявшая ее под свое крыло, подкармливает девушку. Трисс, честно говоря, тоже иногда хотелось, чтобы ее кто-то подкармливал и гладил по голове, повторяя, что все будет хорошо. — Не беда, — отозвался Эскель, — идет, кажется. Трисс кивнула, легкой улыбкой намекая, что лучше ему встретить Лис самому — и ведьмак бесшумно поднялся, вышел во двор. Девушка как раз закрывала калитку. Обернувшись, прищурилась, разглядывая неторопливо идущую к ней фигуру. И издала короткий радостный звук, тут же с разбега прыгая ему на шею. — Эскель! То, как она встречала их, тоже не менялось — и ведьмак легко подхватил ее на руки. — Я тоже рад тебя видеть. Лис коротко угукнула, уткнувшись холодным носом в чужую шею. Эскель потянул носом воздух и нахмурился. Девушка хихикнула, дернула плечом. — Щекотно. Что случилось? Ведьмак сосредоточенно нюхал воздух около вернувших себе обратно серый цвет волос. — Запах изменился. Эскель задумался. В последний раз, когда она его провожала весной, она пахла еще крепостью — деревом, камнем, шерстью и кожей, сухой травой, но ее собственный запах был холодным и острым — лаванда, полынь, вода, колючие ягоды, чуть-чуть — хвоя. Сейчас он стал будто бы слаще, словно подмешали цветочного меда в ледяной отвар, и проскользнул едва уловимый резкий, режущий запах специй, будто она какое-то время назад провела несколько часов в палатке торговца. Он бы и не уловил — слишком сильно пахли ее руки и платье спиртом, чужой болью, кровью и травами — если бы не касался почти носом серебряных волос. — Это что-то значит? Мягко опустились гибкие подошвы сапожек на землю, но Лис продолжала держать руки на чужих плечах, глядя снизу вверх в кошачьи глаза. Эскель недовольно подметил, что она осунулась, усталость прошлась кистью с разбавленными чернилами под большими глазами, ушли окончательно очаровательные детские щечки. — Не знаю. Может быть, ты просто взрослеешь. Вкрадчивый стук. Эскель тут же задвинул Лис себе за спину, шагнул вперед. Чертыхнулся себе под нос — мечи оставил на кухне. Из дверей выглянула Трисс, державшая в каждой руке по кружке. — Ну что в ворота колотишь? Будто не понял еще, что сами откроются, — недовольно и громко сказала магичка, — снова воду кипятить, — вздохнула она и скрылась. — Понял, — растягивая гласные, отозвался из-за ворот незнакомый Эскелю мужской голос — обволакивающий, бархатистый, — мешать не хотел. Эскель нахмурился. Незнакомец нарочито медленно открыл одну створку ворот — Волк почувствовал, как душа ускользает в пятки. Он не был знаком с ним лично, но не узнать его не смог бы при всем желании. Гибкая фигура, соткавшаяся из сумрака позднего вечера, синяя куртка Котов, рыжие вихры, слитые в одно черты эльфов и людей на застывшем в нечитаемую маску лице. О Гезрасе, Рыжем Коте из Лейды, знали все ведьмаки. И ни один из Волков не хотел бы встретиться с ним поздним вечером в ограниченном пространстве. Тем более — безоружным. — Какого хрена… — Эскель, — Лис мягко положила ладонь ему на плечо, попыталась выйти из-за широкой спины — ведьмак локтем задвинул ее обратно, подобрался, чуть ссутулившись. — Лис, беги в дом. — Эскель. — Лисица, блять, кому сказано. — Эскель. Гезрас невозмутимо ждал, подпирая плечами снова запертую створку ворот и разглядывая ведьмака Школы Волка. — Хватит повторять мое имя, — Эскель коротко обернулся к Лис — и снова резко обратил взгляд на Кота, словно боялся, что за те доли секунды Гезрас растворится в сумерках, уйдет в тень, пропадет из поля зрения. Но рыжий Кот не сдвинулся с места. — Я буду повторять, пока ты не обратишь на меня внимание. Эскель напряг плечи — в голосе девушки звякнула уже знакомая сталь. Кот усмехнулся — синяя тень очертила вертикальный шрам, рассекший губы почти у края. — Squaess'me, Chonnol. Если я мешаю — я могу уйти. — И вернешься, когда я уеду? — ощерился в ответ Эскель, — хрен. Забудь сюда дорогу. — Эскель, — ледяные пальцы сжали плечо сильнее, Гезрас и бровью не повел, — послушай меня. Ведьмак коротко раздраженно зарычал. Кот ухмыльнулся на один бок, молча склонив голову к плечу. — Эскель, остынь. — Ты не понимаешь, — он почти рычал от бессилия. Наглый Кот и не думал выгоняться, зашел, как к себе домой — а Трисс минут десять колдовала, чтобы впустить Эскеля. Значит, часто сюда заходит. Лис, детская душа, привязалась уже, небось, как она привыкла, она видит во всех вокруг только хорошее, так уж устроена, но Трисс-то куда смотрит? — Чайник уже ос… ох. А вот и она. — Так, заходите, — хлопнула в ладоши Трисс. Никто не сдвинулся с места — Эскель занял оборонительную позицию перед крыльцом, чуть склонив плечи вперед и сверкая в неверном свете фонаря отражающими свет зрачками, Лис напряженно замерла за его спиной, загораживаемая чужой массивной фигурой, Гезрас стоял напротив — их разделяло метров десять дорожки, Кот был почти скрыт темнотой для человеческого зрения, только горели звериные глаза. Эскель потянул носом воздух. Да, на Лис был его запах. Острый, пряный, почти перечный — и сладкие ноты корицы, с непривычки дезориентирующий, совсем чуждый. — Если вы сейчас думаете драться, — из голоса Лис исчезла сталь, исчезли вообще все эмоции, осталась только гнетущая, усталая пустота, — то без меня. Я уйду спать в госпиталь и делайте, что хотите. Ведьмаки продолжали сверлить друг друга взглядами. Воздух, казалось, сгустился от напряжения, стал тяжелее, темнее, холоднее. Зло клубились во дворе сумерки, вечер стремительно утекал в промозглую осеннюю ночь. — Не уйдешь, — отрезала Трисс, — кто первый достанет оружие — пеняйте на себя. Эскель, сейчас будет длинный разговор. — Как раз хотел тебе намекнуть, — низким, неприязненным тоном проговорил Волк, — что надо бы мне кое-что объяснить. — Как только вы зайдете. Скрипнули мягкие подошвы сапожек — Лис отвернулась, кутаясь в плащ, зашла в дом. Эскель смерил второго ведьмака еще одним настороженным взглядом — Кот сладко улыбнулся, едва не скалясь — и порывисто шагнул в коридор вслед за ней. На кухне сразу подгреб к себе свое оружие, принялся глядеть поочередно на магичек и на спокойно вошедшего Кота. Лис забилась в глубокое округлое кресло, не сняв плаща — стянула сапоги, поджала босые ноги, будто замерзла, и замерла, глядя куда-то в пол. Магичка вытащила из какого-то ящичка письмо — и отдала его Эскелю, принялась суетиться около чайника, поставила на стул четыре кружки. Кот преспокойно уселся на стул, не сняв мечей, боком, уложил локоть на спинку, искоса глядя на читающего Волка. На вопросы ведьмака отвечала только Трисс, быстро наполняющая кружки свежим отваром — Лис зябко куталась в плащ в кресле, сжавшись в комочек, Гезрас замер на стуле вполоборота к Эскелю. Рыжая чародейка отвечала без неохоты, кратко и по делу — принес письмо, заходит проведать, ничего не происходило, пару раз помог спрятаться от настырного внимания прочих магиков. Кот не двигался, будто не его обсуждали на этой кухне — только переводил взгляд неспокойных темных глаз с замершей Лис на Эскеля и обратно. Эскелю пришлось смириться с тем, что его подозрения были, мягко говоря, преувеличены. Слегка понаблюдав за Котом в процессе расспроса магички, он не заметил в его позе и взгляде никаких признаков переживаний — рыжий ведьмак был абсолютно безмятежен. Гезрас явно не был удивлен таким холодным приемом. Или просто прекрасно себя контролировал. Немудрено научиться контролировать свое тело за неполные двести лет жизни, если три четверти этого времени прятаться по лесам, спасаясь от своих создателей, а после — вести за собой самых неуравновешенных из ведьмаков. Предателей. Отступников. Убийц. Факты — упрямая вещь. Кот на самом деле помогал девушке. Вот только с какой целью? — Почему ты это делаешь? — Сижу? — будто бы удивленно поднял рыжие брови Гезрас, повернув к Волку лицо и уложив острый подбородок на свое предплечье, — стоять неудобно. Ты, знаешь ли, неторопливо и обстоятельно думаешь. Эскель сдержал клокочущий в горле раздраженный рык. — Помогаешь. — Меня попросил мой младший котенок. Волк закатил глаза, коротко выдохнул, досчитал мысленно до десяти — Гезрас с интересом рассматривал его лицо. — Не мог бы ты выражаться яснее? — сдержанно поинтересовался Эскель. Трисс быстро впихнула ему в руки кружку с горячим отваром, подтолкнула вторую к Коту — тот принюхался и спокойно отпил. Лис на протянутую кружку не прореагировала — не то уснула, не то окончательно ушла в себя. Эскель помнил, как нервно она реагирует на конфликты в своей условной стае. Он на самом деле не хотел доставлять ей дискомфорт, но в упор не понимал, какого лешего она решила, что рыжий Кот — тоже часть стаи? Что ему можно доверять? Отпивая вкусно пахнущий мятой отвар, Волк подумал коротко, что круг его желаний сузился до одного-единственного, но сильного. Чтобы Гезрас ушел. Прямо сейчас. И больше не появлялся в этом доме. Тогда Лис не будет жаться в кресле с умученным видом, тогда конфликт сойдет на нет. — Еще раз. Меня попросил Койон. Мне не в тягость — Шонноль не так часто влипает в неприятности, — ровный, бархатистый негромкий голос, прямой взгляд неспокойных темных глаз, Эскель почувствовал глухое раздражение от того, как на самом деле неплохо и даже мягко звучит транскрипция имени Лис на Старшую Речь, когда ее произносит Гезрас. Сам Волк никак не мог избавиться от легкого рычащего акцента — знакомые эльфки утверждали, что в этом есть определенный шарм. Вот оно что. Логично — Койон был очень молод, должно быть, на самом деле младший из Котов. Эскель не был уверен, что Весемир откликнулся бы с такой охотой на просьбы Ламберта. Но полуэльф не был Весемиром и даже приблизительно не был на него похож, а потому и действовал по-другому. — Давайте сойдемся на том, что вы не будете ругаться, — примирительно предложила Трисс, опираясь поясницей о разделочный стол. — Давайте сойдемся на том, что ноги его больше здесь не будет, — буркнул Эскель. Собственные мысли только усиливали глухое раздражение. Кот лег щекой на предплечье, снова сладко улыбнулся, не выпуская чужое хмурое лицо из прицела неспокойных темных глаз: — Меня пригласили хозяйки, — почти промурлыкал он — тихо-тихо и спокойно-спокойно, так, что Волка почти замутило от этого тона, от этого острого, пряного запаха, от бархатистого голоса, от чужого лица с острыми чертами и ненастоящей, будто ненормальной улыбкой, — и не мог бы ты потише? Она заснула. Эскель прислушался — и действительно уловил тихое сопение. Сдержал рвущиеся с языка глухие, бессильные ругательства. Глупая доверчивая девочка. Как ты можешь засыпать в одной комнате с этим чудовищем? В одном доме, в одном городе? Зная, что он может спокойно прийти сюда, к тебе, и сделать что угодно — все, что нашепчет ему его искаженное мутациями сознание? Отставил кружку на стол, поднялся, накинув на плечо перевязь стального меча, легко поднял спящую Лис на руки — девушка сонно ворохнулась, примостилась щекой к груди — и молча направился на лестницу, спиной чувствуя взгляд неспокойных темных глаз Кота. Эскель не намеревался уходить из ее комнаты до тех пор, пока Гезрас не уйдет. В конце концов, Трисс может за себя постоять. А Лис он защитит. — Почему он… так резко отреагировал? — растерянно и тихо поинтересовалась Трисс, глядя на лестницу, где исчез ведьмак, — я знаю его довольно давно, он никогда не был так груб и категоричен. — Он прав, — сухо отозвался Гезрас, подняв голову с руки, — и имеет полное право. Я уйду. Вернусь через девять дней. Возможно, — пожал плечами рыжий ведьмак, поднимаясь, — спасибо за гостеприимство. — Не стоит, — едва слышно ответила чародейка его спине. Кот исчез в ночных тенях двора, оставив растерянную магичку на кухне. Трисс какое-то время изучала взглядом стену перед собой, размышляя о том, что она, возможно, что-то упустила. И совершенно точно чего-то не понимает. И, вероятно, не так хорошо знает Эскеля, как ей хотелось бы думать.