***
Лис ушла еще в утренней стылой полутьме — часы на ратуше едва пробили восемь. Вчера она даже испугаться не успела. От вечера остался горький, сухой осадок, хотелось чем-то его затереть. То, что Эскель просидел всю ночь рядом, беспокоясь за нее, грело грудь, но тут же колола в солнечном сплетении острая длинная игла — Лис боялась, что они с Гезрасом так и не найдут общий язык. Она не хотела этого. Тогда, только пристроившись в кресле, но уже сообразив, к чему это приведет, она на мгновение поймала взглядом темные неспокойные глаза. «Сможешь встретиться со мной завтра с утра?» Гезрас, усаживаясь на стуле боком, тогда коротко прикрыл глаза — да. «В старом городе?» Еще одно неторопливое движение — и взгляд кошачьих глаз цвета темного гречишного меда медленно прошелся уже по читающему Эскелю. Через старый город Лис ходила теперь каждый день в госпиталь. Зябко перехватила плащ на груди, запахивая его сильнее. — Шон, — прошелестело сбоку. Девушка повернула голову, встретившись взглядом со стоящим у каменной стены рыжим ведьмаком. Гезрас движением головы указал наверх — Лис молча кивнула. Мостовую расчертили первые ярко-алые лучи. Влезть на крышу на рассвете оказалось относительно несложно, хоть Лис и не чувствовала давно в себе столько же сил, сколько было в ней в Каэр Морхене. Ей начинало казаться, что Марибор пьет ее, тянет душу, но она знала, что это просто глупости, а она всего лишь переутомилась. Девушка прищурилась, когда рассветное солнце погладило розовеющим прохладным лучом лицо, опустилась на конек рядом с ведьмаком, едва не касаясь плечом плеча. Алая черепица — шершавая и холодная, но сухая — шуршала, когда она подтянула к себе ноги поближе, проехавшись по ней подошвами сапог. Молчание — не тянущее и давящее, а спокойное, рассветное, раннее, когда все еще спят и только двое сидят на крыше одного из старых мариборских домов и смотрят на переливающееся розово-желтым небо. — Он был прав. — М? — Лис повернула голову, разглядывая остро очерченный светлыми лучами солнца профиль рядом. Рассвет заигрался, запутался светлыми лучиками в медово-рыжих коротких волосах, просветил темные радужки неспокойных кошачьих глаз. Узкий кошачий зрачок мягко, плавно, но почти непрерывно двигался по чуть-чуть: полуэльф перевел взгляд с ее плеча на конек крыши, на глаза, на шею, на другое плечо, на край мостовой за ее спиной, снова на глаза. — Тот ведьмак. Он был прав, когда выгонял меня. И я прекрасно понимаю, почему он это делал, а вам с магичкой советую перечитать как следует учебники истории. — Про тебя в учебнике написали? — удивленно приподняла брови Лис. Кот однобоко усмехнулся. — Как ни странно. Кстати, — ведьмак похлопал себя по карманам куртки, вытащил бумажный кулек, — давай руки. Лис послушно сложила ладони лодочкой — и в них упали, шурша, небольшие желтовато-коричневые штучки, которые девушка сначала приняла за конфеты. Тут же отправила одну штучку в рот — она хрустнула на зубах, щелкнула, крошась. — Орехи в карамели? Серьезно? Угощение оказалось дивно вкусным — не приторным, смешно хрустящим, как грильяж. Гезрас невозмутимо отправил в рот несколько орешков из кулька — в ладони Лис он высыпал совсем небольшую горсточку, орешков пятнадцать или двадцать. — Вкусные штуки. Одна из немногих вещей, которая не становится ощутимо хуже со временем. — Но где ты их купил? — Лис прервалась, пережевывая еще один орешек, — лавки еще закрыты, — поймала хитрый, шкодливый, как у школьника, взгляд темных кошачьих глаз, хмыкнула, — кажется, я неверно поставила вопрос. — Да, неверно. Они еще вкуснее, если стащить их из-под носа у d'hoine. И это тоже не меняется со временем.***
— Я могу поговорить с Ани? — Эскель без труда запомнил подставное имя Лис. Трисс вечером рассказала о неожиданном порыве девушки и о том, где та теперь работает. Женщина лет тридцати, которая шла по коридору с полным тазом перепачканных повязок, смерила ведьмака оценивающим взглядом. — Дворяночка-то? Занята она. Эскель удивился украдкой. Дворяночка? С чего бы это? Сама Лисица, насколько он помнил, Геральту говорила, что она — дочь проститутки и какого-то залетного матроса, а в госпитале, гляди-ка, уже благородных кровей. Как бы девочка не заигралась. — Надолго? — А вам от нее чего надо? — прищурилась женщина, поудобнее перехватывая свою ношу, — мы девочку в обиду не дадим. Толковая она. Биолог по призванию, да, он помнит. С упорством, достойным лучшего применения, изучавшая богатый внутренний мир убитых порождений Сопряжения Сфер. — Я ее знакомый, — начал объясняться Эскель, — и просто хочу с ней поговорить. По взгляду было понятно — верить мутанту с такой-то рожей женщина и не думала, нахмурилась, избегая смотреть в лицо. Пришла, кажется, к какому-то выводу, как раздался знакомый, пусть и искаженный слегка иллюзией голос. — Тила, что стряслось? Нам нужны повязки. Лисица — волосы, прикрытые тканью иллюзии, стали серовато-русого цвета, лицо — чуть более острым, нос подлиннее. Остальное не изменилось. И выцветающие веснушки исчезли со щек. Вышла из какой-то двери, устало оперлась плечами о стену, склонив голову вниз и вытирая перепачканные в крови по локоть руки о белый передник с красными и желтыми разводами. Женщина обеспокоенно на нее оглянулась. — Да тут ведьмак пришел. Поговорить с тобой, вишь, хочет. Чуть поблекший от усталости, но все такой же теплый взгляд каре-зеленых глаз — Лис подняла голову, заметив третьего пристутствующего, слабо улыбнулась. — Пойдем, Эскель. Я руки отмою только. Тила, если что — я в сестринской, — Лис быстро взяла себя в руки, тихо подошла, взглядом прося следовать за собой. Тила покачала головой, глядя в широкую спину ведьмака. В сестринской — небольшой комнатке без окон, больше похожей на чулан — было темновато и тесновато. Сюда кое-как втиснули к стеллажу стол и пару колченогих табуретов, и вдвоем в комнатке было ощутимо тесно. Лис принялась осторожно ополаскивать руки в небольшом тазу с водой, сложенным куском льняной ткани оттирая засохшую кровь с рук. — Прости, что ушла утром. Я опаздывала. — Понимаю, — Эскель с сомнением посмотрел на хлипкий табурет и не стал садиться, оперся плечами о стену, — но все-таки, Лис, почему? — Почему я ему верю? — тусклым голосом поинтересовалась она, — во-первых, если ты помнишь то видение первой зимой… — Там был он, да. Я знаю. И? Эскель на самом деле хотел понять. Он осознал, что у Лис обычно есть как минимум одна причина для какого-либо ее действия, она может быть неочевидной, но если спросить — она скажет. Девушка всегда была открыта к диалогу. И всех их призывала говорить словами через рот. И сейчас, в темной тесной комнатке-сестринской мариборского госпиталя, ему очень хотелось узнать, что он ошибся, что поводов для беспокойства нет. Что рыжий Кот не станет причинять магичкам вред, каким бы психом он не был, когда Эскель вынужден будет уехать на зимовку. — Так вот, я продолжу. Это во-первых. Во-вторых, как он сам тебе вчера сказал — его попросил Койон. И, — Лис коротко взмахнула рукой, не давая себя перебить, сорвались с кончиков пальцев холодные капли, тихо упали на пол, — я знаю, что у них очень близкие отношения. Они, в общем-то, оба так сказали. Так что угрозы от него не идет просто потому что Койон. И в-третьих — он заглядывает к нам с весны и с тех пор дважды помог мне сбежать от чересчур пристального внимания чародеев. А еще дает интересные советы. Знаешь, — Лис бегло улыбнулась, отвернулась обратно к стеллажу, набирая в маленький покоцанный чайничек травы, — у меня есть правило, по которому я определяю линию поведения с незнакомым человеком. Условно — правило двенадцать. — Двенадцать? — удивленно приподнял бровь ведьмак. Девушка кивнула, заливая в чайничек воду. — Вообще «один-два» правило, если быть точным. Первое впечатление и два сомнения. По ним удобно определять изначальное отношение к тебе. И Гезрас еще ни разу не дал повода для сомнений. Эскель только покачал головой. Наивная маленькая девочка, ей зимой будет девятнадцать — тонкая, высокая, хрупкая, вроде бы умная и сообразительная, а все же наивная, как пятилетнее дитя. — Выслушаешь теперь меня? — Да, конечно, — Лис присела, поставив чайничек на огонек на подставку — греться, — мне тоже интересно, почему ты так отреагировал. Хотя я и не ожидала, что вы прямо поладите с первого взгляда. — Он — Кот. Один из первых выживших Котов. Ты знаешь, как появилась их Школа? — Лис внимательно слушала, покачала головой, — некоторые чародеи решили отделиться, чтобы создать новую Школу. Весемир, помнится, рассказывал тебе про раскол Ордена Ведьмаков, — девушка кивнула, Эскель продолжил, — они изменили формулу. Хотели добиться лучшего подавления эмоций. Но через несколько лет, когда первое поколение подросло, они поняли, что их формула работает в точности до наоборот — повышает эмоциональную нестабильность, — его самого до сих пор мутило от этой истории, но Лис имеет право узнать, — чародеям было плевать на жизни, они хотели найти ошибку. Первое поколение Котов умерло поголовно. Еще через несколько лет история повторилась — те же чародеи снова набрали детей и снова — та же ошибка. Но из второго поколения несколько ведьмачат выжили — избежали вивисекции, научившись контролировать себя самостоятельно. А он не избежал, он просто вырвался, прикончив лаборанта ночью и каким-то неведомым чудом добравшись до леса. Скрывался много лет, по одному, по двое, по пятеро подбивая на побег собратьев из новых партий — пока их не постигнет участь первого поколения. А когда их стало остаточно много, они перебили своих создателей, которые так и не смогли найти ошибку. Лис опустила лицо. По ней было видно, что винить Котов она не могла. Эскель и сам не мог — каждый ведьмак переживал мучительные Испытания, а Котам досталось на несколько порядков больше. Но более эмоционально стабильными они от этого не становились. — Я веду к тому, что он, вполне возможно, и не хочет причинять тебе вред, но если ему хотя бы померещится тень опасности — он среагирует непредсказуемо. И, почти гарантированно — крайне агрессивно. Меня это беспокоит. Мало ли ему покажется, что ты его провоцируешь? Или угрожаешь? Мы не можем знать, как работает его сознание, Лис, оно было сильно изменено. Вчера я рисковал головой, загораживая ему дорогу, признаю, но мне на руку сыграло то, что в момент встречи я был безоружен. Не забудь я мечи на кухне — готов поспорить, он бы напал. И кто знает, чем бы это обернулось. Лис молчала, низко опустив голову — на лицо падали теплые блики света свечей и синие холодные тени. Не думай, что я не знал, что ты держишь у сердца сталь. Она балансировала над пропастью, относясь к этому столь беспечно. Вопреки всему, она не начала бояться. Просто стала понимать чужие действия, крохотные безумные искорки в темных глазах, однобокие ухмылки чуть лучше. А после рассказанной Эскелем истории что-то болезненно сжало в груди — холодных пальцев будто снова коснулось лихорадочное тепло чужой кожи. Меня кошачьей жизнью не напугаешь, я свое отбоялся. Она вспомнила, как опрометчиво решила облечь в иллюзию свое видение — каменные высокие своды, металлические клетки, тяжелый запах крови. Вспомнила застывшее в ничего не выражающую маску лицо Койона, который сидел на полу в темной комнате и смотрел в пламя. Стало совсем худо, заколотился в висках пульс, закружилась голова. — Эй. Эй, посмотри на меня, — ведьмак заметил холодный отблеск мокрой дорожки на бледной щеке, тут же припал на одно колено, аккуратно приподнимая совсем побелевшее лицо, — прости, не стоило тебе рассказывать. — Все нормально, — едва слышно отозвалась Лис, прикрыв глаза, — сейчас отпустит. Качнулась вперед, плечами упираясь в чужую грудь, уткнулась носом в шею, чувствуя, как ее аккуратно придерживают за бока широкие теплые ладони. — Я, наверное, зайду вечером тебя забрать. Не нравится мне, что происходит.***
— Ведьмак, — Койон оторвался от протирания стального меча, взглянул на подошедшего солдата, — тебя командир зовет. Кот пожал плечами, отправил меч в ножны и накинул ремень на плечо, поднялся. Зовет — надо идти. Причину вызова командир обозначил просто и четко. Будешь осматривать места для стоянок, идти чуть вперед, зачищая окружающие территории. Никому не хочется, чтоб во сне гуль к заднице близко подобрался. А конкретно сейчас нужно прикончить какую-то тварь, которую толком никто описать не может, кроме того, что страшная, как чума. Время на подготовку ему были готовы дать, за нужными травами — отправить в ближайшее поселение к травнице гонца, только список дай, что принести. Оружие и броню его у него не забирали — все на месте. Очевидным плюсом доспеха Школы Кота была его легкость и небольшие объемы, рубашка без рукавов, штаны с укрепленными вставками, безрукавка, легкая кольчужка и куртка преспокойно вмещались в небольшую сумку и не доставляли проблем. Целый день Койон занимался приготовлением эликсиров, масел, бомб и мазей. Посыльный прибежал обратно быстро. Солдат, стоящий у входа в палатку, нет-нет да и скашивал глаза — глядел на колдовство. Сменивший его — поглядывал, как Кот тщательно подтягивает бесконечные ремешки и застежки, добиваясь привычной полной мобильности, запихивает флаконы с эликсирами и маслами в специальную ленту поперек груди, проверяет серебряный и стальной мечи, посеребренную цепь и арбалет, кладет в специальную сумку-карман на боку бомбы. На лагерь опустилась ночь. От сопровождения ведьмак отказался наотрез. Командиру пришлось смириться — лезть в нелегкую работу убийцы чудовищ и указывать ему, что делать, не хотелось. Нечего учить ученого, ведьмак же не лезет к нему с советами, как людьми командовать. Наутро посланный на разведку небольшой отряд обнаружил вполне живого ведьмака с перевязанным плечом. Кот сидел на корточках около однозначно мертвой и начинающей мерзко пованивать суставчатой зверюги и с детским интересом ее рассматривал, ворочая туда-сюда членистые лапы. Трава в нескольких местах была подпалена, сбоку виднелась небольшая ямка от взрыва, обгорело одно дерево, второе, тонкая березка, и вовсе переломилось — возню вдалеке ночью слышал весь лагерь. Командир уже жалел вслух, что дал приказ. — И что это за поебень? — почесал бороду вызвавшийся в отряд Ярпен. — Не знаю, — честно ответил Койон, постучал костяшкой пальца по мощному панцирю, покрывающему грудь твари, — не то инсектоид, не то химера. Таблички не нашел, на кащея не тянет, на идра совсем не похоже… надо будет потом порыться в книгах, — задумчиво добавил он, доставая из сумки книжицу и уголек и пристраиваясь рядом с тварюгой на земле. — А че ты делаешь? — осведомился молодой краснолюд, морща нос от запаха. — Зарисовываю, — озвучил очевидное Кот, — надо же будет потом выяснить, что это. И Лиске покажу, — уже тише добавил он, — ей интересно будет. — Ей? — переспросил, высоко задрав черные густые брови, Зиргин, — что ж за баба такая, которой такие мерзопакости интересны? На «бабу» ведьмак поморщился — краснолюд понятливо усмехнулся, жестом отослал отряд обратно в лагерь, подошел. — Хотя, в принципе, от невесты ведьмака такого можно ожидать, — оперся он на свою секиру, критически рассматривая мертвую тварь, — кто разберет, что у этих девок в мозгах творится. — Самому интересно, — отозвался Койон, щурясь на членистую лапу твари, — кто-то цветы девушкам таскает, кто-то — украшения, а я гуля притащил. Целого почти. Радовалась, как ребенок. — Не, такого говна я еще не дарил, — расхохотался краснолюд, — экие вы затейники. Взглянуть бы на твою невесту. Бойкая, небось, девка, кровь с молоком? — хитро прищурился он. Ведьмак сосредоточенно водил угольком по желтоватому пергаменту, постриженные непривычно коротко волосы вьются мелким бесом, яркие кошачьи глаза вглядываются в намечающийся рисунок. — Самому бы ее увидеть. — Увидишь, — ухмыльнулся Ярпен, Кот коротко взглянул из-под падающих на лоб темных вьющихся волос, — командир передать велел, что ежели ты не помер, то он готов расщедриться на длинные увольнительные. А как поможешь с стоянками — так они длиннее еще станут. Натискаться успеешь. Где она сейчас-то? — В Мариборе, — Койон удивленно моргал, осознавая, — считайте, что в радиусе лиги от стоянок уже никого не осталось. Краснолюд снова громогласно захохотал. — Если б у меня невеста была, которая гулю рада — я б тоже к ней несся, роняя портки, — с трудом проговорил он, вытирая выступившие от смеха слезы, — огонь-девка, видать. Северянка. Не с островов она, случаем? Там, говорят, такие бабы — о-о-о… Ярпен уже представил себе, что за девка может быть невестой ведьмака: такая, которую увидишь — и последние мозги выдувает из головы, грудастая, черноглазая, с косищей до середины спины, и юбка по швам на бедрах трещит, чтоб было за что ухватиться-то — ведьмак парень хороший, а значит, и невеста у него непременно ого-го. И с характером ого-го, чтоб если ругаться — то дворовые псы по всей деревне скулят, а мириться — кровать чинить каждый раз. И голос громкий, певучий, истинно женский, грудной. Краснолюд вспомнил Белого Волка и его ненаглядную Йеннифер — и подумал, что чародейки им, может, и подходят, да только нервы сплошные с этого и никакого счастья. Парню, который сутулился и тщательно зарисовывал голову тварюги, валяющуюся отдельно от тела, он бы ни в жизнь чародейки не пожелал.***
— Ани! Ани! Ждут тебя уже! — Иду, — Лис быстро завернулась в плащ, накинула капюшон, влезла рукой в карман. Холодные пальцы нащупали теплый камень и сплетение тонких проволочек. Утром, собираясь, прихватила с собой «испытательный образец семь», артефакт, который так и не был отправлен вместе с Трисс. Непонятно, зачем, но интуиция еще ни разу ее не подводила. Пальцы нащупали тонкий пергамент и завернутые в него округлые небольшие штучки. Лис остановилась в коридоре, достала из кармана кулек с орешками в карамели, улыбаясь. И когда подложить успел? Настроение решительно поползло вверх. Девушка расправила плечи, улыбаясь, спокойно шагнула в темноту за дверями госпиталя. Шорох сбоку — Лис дернулась, но короткая, тупая боль от удара уже обхватила затылок, непроглядной тьмой разлилась перед глазами. — Ну привет, пташка певчая.***
— Как — ушла? — тупо переспросил Эскель. Лика недоуменно его разглядывала. Здоровый, высокий, косая сажень в плечах, желтые глазищи, прикрыл ужасный шрам на половину лица волнистыми каштановыми волосами — а взгляд потерянный, как у ребенка. — Ногами, — так же тупо ответила ему медичка, — сказала, что ты ее ждать будешь. Ее минут пятнадцать назад спросили — так я ей и сказала, мол, беги, пришел уже. Она и ушла. Осознание медленно поднялось в ее голове, Лика пару раз моргнула — теперь она выглядела потерянно, а ведьмак стиснул челюсти, заходили желваки под кожей, потяжелел взгляд кошачьих глаз. — Не рыжий ли случаем парень? Полуэльф. — Не видела, — растерянно отозвалась медичка, — голос еще такой мерзкий. В тени держался. — Не ведьмак? — Навроде нет, — Лика присмотрелась, как сверкали, отражая свет, льющийся из дверей госпиталя, расширившиеся в темноте кошачьи зрачки, — глаза не блестели. Хотя он мог и спиной стоять… — Холера, — процедил Эскель, развернулся — медичка сжала пальцы на чужом локте. — Стой, ведьмак. Неужто обидеть ее кто вздумал? — Сейчас передумает, — буркнул Эскель, — я бываю очень убедительным. — Я с тобой пойду, — отрезала Лика, накинула на плечи плащ под удивленным взглядом кошачьих глаз, — чтоб мою лучшую ассистентку — и какой-то нахал? Руки к заднице пришью! — Солидарен. Держись за спиной. Эскель пошел вперед, принюхиваясь. Лика шуршала сапожками по мостовой следом, врезалась в его спину, когда ведьмак резко остановился. Запах Лис он чувствовал — холодный, режущий, с непривычными сладкими нотами. Поворачивает направо, к выходу из города. Но острой пряно-перечной смести не было рядом — значит, не Гезрас. Эскель украдкой выдохнул. Драться с собратом он все же не хотел, особенно после сегодняшнего разговора с Лис. Не то чтобы он проникся к рыжему полуэльфу симпатией — но градус непримиримости чуть снизился. Лика еле поспевала за его широким, быстрым и бесшумным шагом. — Как тебя зовут-то, ведьмак? — Эскель, — буркнул он, не сбавляя темп. След запаха был слабым, нечетким — холодало, в холодном воздухе труднее. — Эскель из откуда? — Из ниоткуда. За ворота вышли, плохо, — ведьмак быстро миновал городские ворота — стражник бессовестно дрых стоя. Лика прошмыгнула вслед за ним. Завязать диалог она больше не пыталась — тихо пыхтела, следуя за тенью перед собой и набираясь злостью до нужной кондиции. Когда уровень раздраженности медички превышал определенный уровень, весь персонал госпиталя предпочитал прятаться по углам и не искушать судьбу. Только Ани спокойно продолжала ассистировать, пододвигала кружку с отваром, подписывала отчеты своим округлым, разборчивым, тщательно проработанным почерком. Дворяночка прекрасно чувствовала настроение покровительницы, но прятаться смысла не видела — и Лика быстро стихала, удивленная и обрадованная спокойствием девушки. Эскель снова встал, как вкопанный, подняв левую ладонь вверх — медичка тихо ойкнула, опять врезавшись в крепкую спину. — Слышишь? — тихо спросил он. — Нет, — удивленно прошептала Лика. — Хорошо тебе. Ведьмак принялся красться по лесу, раздвигая осторожно ладонями шуршащие голые ветви — Лика, которая не видела в темноте почти ничего, старалась как можно меньше шуметь. Вздрогнула, уловив краем уха злой девичий визг — ведьмак ломанулся вперед, уже не заботясь о тишине, медичка побежала следом, оступаясь и чуть не падая. У границы поляны в полулиге от городских стен Эскель снова застыл, пригнулся, прячась за кустами, почти за шкирку утянул медичку вниз. На освещенную кострами поляну мгновением раньше вылетела гибкая фигура с мечом — и Эскель даже не сомневался в том, кто это. Лика зажала рот ладонями. Она ясно видела свою ассистентку — с нее сдирали плащ, держа втроем, пока девушка шипела ругательства, слабо пытаясь брыкаться. Замерла, завидев Кота. На поляне было человек десять мужчин — наметанным глазом медичка, помнившая еще Первую Северную войну, опознала дезертиров. Через три секунды после того, как появился ведьмак, дезертиров стало восемь. Зашипели вынимаемые из ножен клинки, девушку оставили на одного мужика. Раздался треск ткани. Эскель перемахнул через кусты, доставая из ножен стальной меч. Если Кот взбесится — придется отбиваться. Плевать.***
Лис всегда гордилась своим умением не терять голову в сложных ситуациях. Затылок нещадно ныл, тело слабело и отказывалось слушаться — потому она даже не пыталась по-настоящему вырываться, пока ее держали трое. Она знала, что вот-вот за ней придут. Кто-то из двух ведьмаков придет точно. Потому не удивилась, краем глаза заметив гибкую фигуру с мечом, которая тут же принялась стремительно прореживать ряды дезертиров. Бывшие солдаты заприметили новенькую из госпиталя еще девять дней назад, как сказал ей один из державших ее типов, и решили, что им она нужнее, чем раненым. Плащ осел под ногами, двое державших отвлеклись, начали вытягивать из ножен клинки. — За подстилкой своей пришел, ведьмак? — захохотал один из них. — За твоей смертью, — хрипло ответил Кот, ловко вертясь между тремя противниками. Лис поняла, что его попытаются задавить числом. Затрещала, разрываясь, ткань платья на груди. — Экая куколка, — голодно облизнулся оставшийся из тех, кто ее держал до этого, — порадуешь меня? Грязная лапа легла на правую грудь — Лис быстро вывернула левую руку, мужик стоял сзади и не видел тонких кожаных полосок перевязи на тонкой талии. Выхватила стилет, разворачиваясь. Коротким, точным движением полоснула сталью по чужому горлу под челюстью. Кровь хлынула, заливая грудь и живот, разорванное платье — мужик захрипел и забулькал, осел, Лис быстро нашла взглядом две фигуры. Уже две. Присела, вороша свой плащ. «Пригнитесь и поставьте Квен» Гезрас косым рубящим ударом отхватил ведущую руку одному из противников — и резким прыжком ушел вбок, толкая в грудь Эскеля, заваливая в кусты. Лика, с ужасом смотревшая на происходящее на поляне, сжалась в комочек, когда рядом на землю рухнули два разгоряченных боем тела. — Bleidd, beanna, n'aen actie, — прошипел незнакомый ей голос на Старшей Речи, которую она не знала. — Ты, с-сукин ты сын, что творишь? — прохрипел Эскель. Гезрас уселся на него сверху, вжимая предплечье в горло, меч в обратном хвате лег на грудь, коленом Кот уперся в чужие ребра, вторую ногу согнув на земле. Он не видел происходящего на поляне, сидел спиной — но жест щита сложил левой рукой привычно и быстро, вспыхнула оранжевая сфера. Лика вжалась в землю. Волк под ним перестал пытаться вырваться — ведьмаки замерли, глядя друг другу в глаза. Лис нашла в кармане сферу, почти физически чувствуя, как четверо оставшихся в живых дезертиров берут ее в кольцо. — Сбежали твои мутанты, — осклабился один из них, волоча меч кончиком по утоптанной земле, — зассали. Но теперь-то мы с тобой, птичка, развлечемся. Девушка спокойно выпрямилась, не пытаясь прикрыть разрыв на платье, залитые чужой кровью грудь и живот. Вспыхнула сбоку сфера Квена. — Deithdhu y Khimere aen detuire se creasa. Загудело, расходясь волнами, пламя — темно-темно оранжевое, почти красное, почти черное, почти прозрачное от нестерпимого жара. Длилась атака едва полсекунды — щит, задетый по самому краю, еще трещал от натуги, а огонь уже поднялся, очерчивая полусферу, и тут же растворился в темноте ночи. Остался только теплый пепел, не горячий — остатки жара ушли во встроенный накопитель. Лис коротко взглянула на свою руку — цитрин в плену медной проволоки разлетелся на осколки, несколько острых кусочков поранили ладонь, вылетая. Поляна стала неестественно пуста. Потухли, конечно, костры дезертиров, Пламя Химеры смело с лица земли трупы и еще живых разбойников, их палатки и спальники, пару самых ближних деревьев. Вылизало поляну до состояния ровного серого круглого пепелища, в центре которого она стояла. В кустах послышалась возня. — Живые, — едва слышно выдохнула Лис. Теперь можно дать волю чувствам. Стрессу, страху, усталости и слезам, которые уже начали оставлять светлые дорожки на равномерно присыпанных пеплом щеках. Морозный ночной воздух жадно облизал кожу, разорванное на груди платье сползало с плеч, земля стремительно уходила из-под ног. Горячие ладони тут же легли на плечи. — Caelm, luned. Caelm. Все кончилось. Волк жив и та безумная женщина, что за ним сунулась — тоже. Лис провалилась в обморок окончательно. Она уже не чувствовала, как ее быстро подхватили на руки, не слышала, как грязно ругается Эскель вместе с Ликой, как Гезрас подкалывает собрата, что ни разу не встречал ведьмака, который пах бы медом, и наотрез отказывается отдавать ее, наплевав на расчертившую бок несерьезную рану.