семь лет назад
— Эй! Эй! Разошлись! Трое студентов заприметили в вечернем парке что-то, напоминающее потасовку. Какой-то невысокий мальчишка с надвинутым на голову капюшоном черной куртки — мелькала то там, то тут макушка — с переменным успехом отбивался сразу от троих противников в школьной форме. Противники были повыше, постарше и ощутимо шире в плечах, но юркий мальчишка умудрялся ловко пинаться, а одному грамотно прописал в челюсть, пока его не схватили за шкирку, пытаясь уронить на землю и запинать. — Ну-ка выпустили пацана, сволота! Студенты по обмену, увидевшие такую живописную сцену, мимо пройти не смогли. Завидев взрослую широкоплечую фигуру, нападающие перетрусили и побежали на аллею, подхватив сумки. Невысокий и щуплый пацан опустил голову, вытирая запястьем кровь из носа. — Эй, парень, помощь нужна? Тот поднял голову. Узкое, худоватое, треугольное лицо, тонкая переносица, большие-большие злые каре-зеленые глаза, правильной формы губы. Маленькая узкая ладонь потянулась к капюшону, снимая его с головы. — Я девочка, — негромким, высоким голосом, будто не было только что драки. Студенты воззрились на вытащенную из-под куртки внушительную серую косу, змеей сбежавшую до живота. И впрямь — девочка, и хорошенькая, лет десять. В то время как нападавшим было около тринадцати — рослые уже парни, средняя школа. — Это за что тебя так? — Полукровка, — равнодушно объяснила она. Студенты переглянулись — японское отношение к детям от брака с иностранцами их удивляло. — Вот стервятники, — растерянно почесал вихрастый светлый затылок один из студентов, — отвести тебя к маме? — Не выйдет, — сухо отозвалась девочка, рассматривая их в ответ — так и мелькали каре-зеленые глаза. — А к кому отвести? — Ни к кому не отводите. — Не, так не пойдет, малышка, — присел на корточки светловолосый, — тебя побили только что. Давай до дома доведем. — Они ключи забрали. Ни один из троих студентов так и не понял, каким образом ребенок с серыми волосами начал тусить в снятой ими квартире. Никто ее трогать не собирался, прогонять тоже, никто не искал — и девочка, так и не назвавшая даже имени, преспокойно расположилась, как у себя дома, в чужой огромной футболке на расстеленном запасном футоне. Ничего не пропадало, ничего не портилась — она просто существовала в пределах квартиры, время от времени исчезая куда-то невыясненным путем. С интересом наблюдала за студенческой жизнью. Школу бесстыдно прогуливала уже неделю. Коротко объяснила, что брат занят, а кроме него — никого нет. По большей части молчала, читала какие-то книжки, найденные на полках. А потом пришел хозяин квартиры — дядя одного из студентов. — Дядь, у нас новость. — Я уже боюсь, — усмехнулся мужчина, потирая щетину на челюсти. — Да не, не страшная, — нервно отмахнулся племянник, — мы котенка у стервятников отбили. — Это метафора или мне покупать лоток? — девочка именно в этот момент решила высунуть нос из комнаты и равнодушно прошествовать в зал с книжкой в руке, — метафора, понял. Мамка ее где? — Нету. С братом живет. — Брат где? — Занят, говорит. — Интересно. Любите же вы влипать во всякую дрянь. Лет ей сколько? — Двенадцать, говорит. — Строгого режима? — снова усмехнулся мужчина, — выглядит максимум на восемь. Ну, на девять. И что за стервятники? — Ее школьники били в парке. Втроем. Увлеченно. — Это за какие такие грехи? — удивился хозяин, — красть у нас вроде нечего. Разве что книжки. — Ничего не пропало, — тут же оправдал ребенка парень, — я следил. Говорит, что полукровка. — Типа за это бьют? И почему она целая и без синяков, раз старательно били втроем? — Ловкая. Одному очень красиво в челюсть вписала, я аж засмотрелся. — Иди уже, любитель уличных боев. Дай мне с ней побалакать. Хозяин квартиры отправился в зал. Девочка читала, забравшись с ногами в кресло. Маленькая, тощая, тонкие белые ноги, застиранная серая футболка сползает с узкого худенького плеча — девочка раздраженно поправляет одежду. — Ну привет, оборванка. — Здравствуйте, — ровно здоровается девочка, поднимая от книги каре-зеленые внимательные глаза. Говорят, от браков двух рас получаются самые красивые дети, и это дитя — не исключение: маленькая, восточная изящная хрупкость, смешанная с острой, северянской линией челюсти и переносицы, высокими скулами над детскими щечками и с пронзительными глазами. — Не расскажешь, что ты тут делаешь и когда разберется со своими делами брат? — Я не воровка, — равнодушно отмечает она, — брат вернется сегодня. Он позвонит. Звенит, отражаясь от гипсокартонных стен и фанерных дверей, дверной звонок. Один из студентов, недовольно ворча, открывает дверь. Высокий парень — лет двадцать, усталые тени под синими глазами, растрепанные медные вихры, трехдневная щетина на острых скулах. — Простите, Сакура у вас? — девочка тут же выходит в коридор, — ох. Привет, лисенок. Пришлось тебя поискать. — Одасаку, — констатирует она и преспокойно обнимает парня, утыкаясь носом в грудь — широкая ладонь тут же опускается на серую макушку. — Простите, — снова говорит рыжий приятным, спокойным голосом с легкими извиняющимися интонациями, — я уж думал, сбежала обратно на улицу. — У меня забрали ключи, — недовольно бурчит девочка. — Кто? — Юни и его компашка. Ждали в парке. — А тут мы проходили, — неловко чешет в затылке светловолосый студент, — и, в общем, вот. Куда ее девать, непонятно было. Но она не мешалась, честно. — Все равно прошу прощения, — рыжий склонил голову, — и спасибо вам большое. — Эвона как получилось, — снова потер щетину хозяин квартиры, — пойдемте, кофе, что ли, выпьем. За найденышей. От кофе Одасаку пытался отбрехаться, но иностранцы оказались упертыми людьми. Девочка еще некоторое время с удовольствием приходила, как кошка — когда ей вздумается, один раз стучала в тонкую дверь, делала уроки, слушала, как студенты обсуждают свою учебу. Парни к ней привыкли, как к предмету мебели — есть, не мешается, забавная, любит русские книжки и неплохо знает их язык, но откуда — не говорит, едко комментирует одноклассников и хорошо играет в карты. Карманы студентов несколько похудели после игры в преферанс, больше всего обиделся математик, в качестве наказания за проигрыш согласившийся прочитать ей несколько лекций по своим основным предметам. Имени ее они не запомнили — брат звал ее лисенком, студенты — котенком, хозяин квартиры — оборванкой, она откликалась на все. А потом она перестала появляться. Парни только плечами пожали — старшая школа, бывает. Времени нет. Может, вовсе переехала. Пока в один вечер воздух не разрезала звонкая трель дверного звонка. — Добрый вечер, — хрипло поздоровался гость, переминаясь с ноги на ногу. Открывший ему хозяин квартиры понимающе улыбнулся — одет посетитель был явно не по погоде, полы распахнутого и висящего на узких плечах плаща намокли, на странной шляпе блестели крошечные капли воды, намочившие огненно-рыжие волосы, гость зябко прятал руки в карманы. — Добрый. Чем обязаны? — Вы, случаем, не видели эту девочку? — рыжий и невысокий посетитель достает из кармана немного измятую фотографию. На кусочке ламинированной бумаги — девочка с искристо-серыми волосами, заплетенными в тугую косу, в явно чужой и слишком большой рубашке, морщит смешливо усыпанный веснушками носик, забравшись на высокий стул и держа в одной руке какие-то исписанные от руки бумаги. — Видели, — щурится мужчина, — да давненько уже. — Насколько? — тускло интересуется гость, — и где? — Может, пройдете? — хозяин пошире открывает дверь и отшагивает в сторону, — в ногах правды нет. Гость мнется секунду, но шагает в квартиру, стягивает носком за пятку дорогие туфли, но оставляет пальто и шляпу. Хозяин квартиры с интересом его рассматривает — невысокий, весь какой-то будто маленький и хрупкий, но в пластичных движениях скользит тщательно контролируемая сила, лицо с острыми европейскими чертами спокойно, рыжие волосы от влаги вьются крупными кольцами, спускаясь на плечо. Хозяин пересказывает мрачному и явно усталому гостю историю знакомства с оборванкой-сквоттером, произвольно прописавшейся в его квартире, в лицах — губы рыжего слегка подрагивают в усталой улыбке, но слушает он внимательно, впиваясь пристальным взглядом ярких синих глаз в говорящего. — А что стряслось-то с ней? — Пропала, — коротко отвечает рыжий, начиная осматривать скудный интерьер кухни. — А вы, собственно, почему ее ищете? — щурится мужчина, — следователь? Рыжий раздраженно дергает уголком губ. — Брат. — Э, нет, не похож. Тот высокий был, хотя тоже рыжий. — Мы оба — не родные ее братья. Опекуны, скажем так. Он погиб полтора года назад, я взял опекунство, забрал ее — и она пропала. Рыжий говорит коротко, отрывисто и недовольно, по нему видно, что он явно не спал нормально несколько суток и самое больше, что он сейчас хочет — добраться до кровати. Но упрямо сидит на чужой кухне, пытаясь найти хоть одну ниточку к пропавшей девочке. Потому что проклятая ответственность. — А как так — пропала? Может, сбежала? — Нет, — сухо отрезает рыжий, видит непонимание на лице собеседника, вздыхает, — я привел ее к себе на работу. Там камеры в коридоре. Видно, что она не выходила из кабинета, но в кабинете ее нет. Ниш, тайных комнат и вообще мест, где можно спрятаться — тоже нет, кроме меня, никто в кабинет не заходил. Она просто, — он слегка взмахивает обеими руками, — растворилась в воздухе. — Дети не могут растворяться в воздухе, уважаемый, — хмыкает мужчина, заметив, что собеседнику едва стукнуло двадцать, и вообще, кажется, ему только несколько недель как можно пить алкоголь, — может, в окно? — Камеры, — устало напомнил рыжий, опустив, конечно, что кабинет — на двадцатом этаже, и окна в нем не открываются. — Прямо типичное убийство в запертой комнате, — хитро подмечает мужчина, — а знаете, какая фишка всех таких детективных романов? На лице рыжего молодого посетителя заметна усиленная работа мысли, заторможенная недостатком сна. — В том, что главные улики остаются в комнате. Шок и непонимание, проступившие на молодом лице, намекают, что он попал в точку. — Что ж, вижу, что я вам все-таки помог. Рыжий заторможенно кивает, все еще поглощенный догадкой. — Удачи в поисках, молодой человек. — Спасибо, — хрипло произносит рыжий, поднимаясь. Запускает руку в тонкой черной перчатке в карман, вытаскивает на свет небольшой кусочек белой плотной бумаги. — Возьмите. Если появится какая-то информация — прошу, свяжитесь со мной. Гость уходит, визитка небольшим магнитиком прикрепляется к металлическому боку старенького холодильника. Накахара Чуя. Несложный номер — явно из особых, повторяется много цифр. Много семерок — целых пять, и нули кроме когда Японии и Токио. Мужчина пару минут рассматривает визитку, вспоминая фотографию.***
Лис мрачно рассматривала потолок своей круглой спальни. Узнавшая о произошедшем Трисс перепугалась и практически посадила ее под домашний арест, собственно, для ее же блага. Занятая королевская советница была так поражена тем, что на ее протеже напали, что на три дня послала свои прямые обязанности ловить бабочек на хуторе и оставалась дома, пытаясь выходить девушку и загладить собственное чувство вины за игнорирование подопечной. Лис не жаловалась — магичка была теплой, ее можно было обнимать и виснуть на ней — тогда Трисс притворно охала, что у нее сейчас сломается спина, и мягко посмеивалась — и еще брала откуда-то замечательно вкусные сладости и даже фрукты умудрилась достать во второй половине осени. Трисс уже в третий раз готовила горячее вино со специями, которое Лис упорно называла глинтвейном, и обеспокоенно наблюдала за тем, как ее протеже ползает по дому, едва двигая ногами и хватаясь за все попадающиеся дверные косяки. Обессиленность Лис чертовски напоминала обычную магическую перегрузку, или перерасход магии, в значительной степени сводившийся к нервному перенапряжению, потому все учебники чародейка запрятала куда-то, где девушке будет влом искать, и притащила ей эльфийские сказки. Трисс почти намеренно закрывала глаза на то, что перерасхода магии у Лис не может быть в принципе — она не может черпать силы организма и перенаправлять их в заклинания, девушка могла только перераспределять витающую вокруг нее Силу туда, куда ей вздумается. Потому что магичка в ином случае просто элементарно не знала, что происходит, а чувствовать себя не в курсе происходящего ей не нравилось. Лис не заметила, как уснула, отложив на стол раскрытую книжку с эльфийскими сказками. Сквозь сон уловила чужое присутствие, перевернулась на бок, натягивая на плечо одеяло. — Трисс? Сладкими духами чародейки не повеяло — пахло мокрой землей, осенней стылостью и высохшей, прибитой к земле травой, чем-то незнакомым, тяжелым и пряным, будто дымом. Прохладная от зябкого осеннего воздуха ладонь легла на лоб, чуть пошуршала ткань. — Neen. Dearme. Лис уже не слышала — заснула обратно, не обращая внимания на пощекотавший нос запах выпечки. Глухо хлопнуло открытое окно. Проснулась она уже под вечер — голова потяжелела, а перед носом что-то довольно вкусно пахло. Девушка удивленно протянула руку, касаясь пальцами небольшой, с ладонь размером, пухлой золотистой лепешки. — Ламмас, — уверенно сказала Трисс, — эльфский хлеб. Очень вкусная штука, они туда что-то добавляют своеобразное, не помню, что конкретно. А откуда он у тебя? Хотя, — заметив, как подопечная отвела взгляд, чародейка хитро прищурилась, — неважно, впрочем. Давай подогреем? Горячий ламмас с маслом и чаем очень вкусный. После подогревания булочка-лепешка потеряла хрустящую корочку, но осталась мягкой, очень мелкопористой, как съедобный поролон — чародейка и ее ученица с удовольствием ее умяли, как положено — с маслом и чаем. Лис думалось, что это благодарность за пирог. Она на нее не рассчитывала и не думала даже в таком ключе — но, видно, гордые Коты не могли просто так принять подарок, и решили взамен отправить вкусность, которую она не пробовала так же, как они — шарлотку из ее мира. В дверь вкрадчиво постучали. Лис подскочила — и тут же схватилась за спинку стула, спасаясь от головокружения. — Сиди, — мягкая ладонь чародейки опустилась на серую макушку, — я открою. Все хорошо. Девушка кивнула, опустилась обратно на стул, выжидающе глядя на проем, ведущий в коридор. — Привет, Трисс. — Геральт! — Лис тут же вскочила снова, позабыв про слабость, вымелась в коридор — и повисла на шее у удивленного ведьмака, не обращая внимания на его мокрый плащ и капли дождя на куртке. — Лис, ты, что ли? — Белый Волк аккуратно взял девушку за плечи, слегка отстраняя так, чтобы можно было ее рассмотреть. Лис радостно и бестолково улыбнулась. Все же она скучала. Они не виделись два с половиной года — с тех пор, как Геральт с Трисс увезли Цири из Каэр Морхена, да и прощание вышло не лучшим образом, но девушка радостно рассматривала удивленное лицо, золотистые усталые глаза, прямой нос и знакомый шрам через глаз. Все-таки Геральт был первым родным лицом в этом мире для нее, первым, кто спас ее, отвез в безопасное место, познакомил со своей семьей и, в конце концов, с Койоном. Забрал, одел, защищал и заботился. — Я, — девушка ехидно прищурилась, разглядывая выражение подлинного удивления на лице ведьмака. Знаменитый Белый Волк помялся будто бы в смущении, быстро скользя взглядом золотистых глаз по ее лицу, по фигуре, подмечая, что она уже ему не по грудь, а чуть выше плеча, и в итоге опустив глаза в пол. Трисс рядом весело хихикала, прикрыв ладошкой рот. Лис почти с восторгом разглядывала чужие седые волосы, кожаную куртку, рукояти двух мечей за спиной. — Я… Ты… Хм. Ты очень выросла. — Да! — рассмеялась девушка, — ты опоздал, кстати, мы уже доели ламмас, а больше у нас нету. Геральт растерянно взглянул на Трисс. Чародейка многозначительно промолчала, улыбаясь и делая вид, что ее очень интересует потолок. — Ламмас? Разве в Мариборе его продают? — Не знаю, — растерянно моргнула Лис. — Нет, — шире улыбнулась чародейка, — я не видела. — Тогда откуда он у вас? — задрал бровь Геральт, выпустив Лис и стаскивая через голову перевязи мечей, а за ними и куртку. Девушка задумчиво прикусила губу, чародейка снова тихо захихикала совсем по-детски. — Похоже, принесли, — сдала Лис она. — Кто? — еще больше удивился ведьмак, — у кого-то из вас появился эльф-поклонник? Лис сложила губы трубочкой и сделала самое непосредственное выражение лица, будто ее тут и не было и она знать не знала, о чем идет речь, магичка загадочно промолчала. Геральт подозрительно их оглядел. — Спелись, — уверенно констатировал он, — рассказывайте. — Что именно? — невинно поинтересовалась девушка, сцепив руки за спиной и шаркнув ножкой. — Все, — категорично заявил Геральт, — мы уже выяснили, что из меня хреновый опекун, а я не видел тебя почти три года, так что даже опекуном теперь зваться не могу и… в общем, да. Холера. Просто расскажи, что происходило за это время. — О, ей есть, что рассказать, — сладко улыбнулась Трисс, — да, милая? Лис показала ей язык, ведьмак обреченно вздохнул. — Надеюсь, ты хотя бы замуж не вышла. Чародейку пробило на совсем нечародейский хохот, она почти сползла по стенке под прожигающим взглядом Лис. Геральт созерцал это безобразие, явно ощущая поднимающийся в душе дзен и полное смирение. Он думал, что готов, в общем-то, к любому повороту событий и вряд ли что-то сильно его удивит после того, как он сначала чуть не умер на Таннеде, потом — побывал у дриад и начал усиленно искать Цири. На историю с волками он лишь нахмурился, одним взглядом выражая свое мнение об умственных способностях всех неуравновешенных девочек-подростков и Лис в частности. На рассказ о водной бабе — слегка приподнял брови. Историю с ярмаркой Лис намеренно опустила, считая, что это их с Котом личное дело. Вторая зима уместилась в одно предложение — было холодно, тоскливо, много тренировалась. Поездка в Аэд Гинваэль и перемещение в Элландер прямо в руки матушке Неннеке Геральта удивили. Койона в который раз назвали хитрой кошачьей задницей, Белый Волк посокрушался, что сам не додумался поискать телепортационные сигиллы и купить себе. Историю с серебряным мечом Лис все же рассказала, ведьмак отреагировал спокойно — мол, появился и богиня с ним, пусть будет, авось пригодится. Трисс удалилась по своим чародейским делам, не желая портить рассказ Лис своими комментариями. — А вот сейчас пообещай, что будешь спокоен. — Ты все-таки вышла замуж? — удивился ведьмак. — Эм, нет. Прошу учесть, что мне почти девятнадцать. — Вот как, — задумчиво потер седую щетину Геральт, — ладно, хорошо. Я буду спокоен. Кто пал жертвой твоего обаяния? — Ты бы кружку с отваром отодвинул, — посоветовала девушка, запрыгивая на стол. Белый Волк только усмехнулся. — Надеюсь, не король Фольтест. — Койон. Геральт, только успевший глотнуть ароматного отвара, закашлялся, отставив все-таки кружку и пару раз стукнул себя кулаком в грудь, помогая кашлю убрать пошедшее не в то горло питье. — Ниху… кхм. Я удивлен, — прохрипел ведьмак, с трудом беря себя в руки, но задравшиеся от удивления брови и севший голос преодолеть не смог, — серьезно, Кот? — Не вижу проблемы, — обиженно надулась Лис. Геральт внимательно ее оглядел, задумался о чем-то. — Ладно. Я тоже не вижу, если ты довольна. Рад, что рассказала. — В общем-то, я решила, что лучше я сама всем расскажу, чем будет как с Эскелем. — Мелителе, а с ним-то что? — снова чуть не закашлялся от удивления ведьмак и от греха подальше отодвинул кружку от себя. Лис нервно поправила волосы. — В общем, они попытались подраться. — Эскель-то? Не Ламберт? — Ламберту параллельно, он спросил, не нужно ли свечку подержать, — хмыкнула девушка, — а вот Эскель занервничал, что произошло что-то не то. И не стал углубляться в подробности. Психанул немножко. — Да, с ним бывает, — неожиданно согласился Геральт, поймал удивленный взгляд каре-зеленых глаз, — что? Эскель известный блюститель принципов. Правильный наш. А ты все же не чужая. Он подумал, что Кот тебя… хм. Обидел. И пошел восстанавливать справедливость. — Меня, видимо, лишним было спрашивать, — буркнула Лис. Ведьмак неожиданно протянул руку и потрепал ее по макушке. — Это я вижу, что ты выросла. А он-то видел тебя каждую зиму. И все равно, выросла, не выросла, по сравнению с нами ты — ребенок, и никто из нас не даст тебя обидеть. Как давно, кстати? — С прошлой зимы, — потерла задумчиво подбородок девушка, — а вообще с прошлой весны, вот с Элландера. Йеннифер первая заметила. — И в своей типичной манере сказала разобраться побыстрее? — проницательно подметил ведьмак, — можешь не отвечать, я давно знаю ее и ее отношение к подобного рода связям. — Ну, в общем, да. А ты тут надолго? — тут же спросила Лис, с тревогой заглядывая в чужое лицо. Геральт тяжело вздохнул. — Нет. Я должен найти Цири. И… подумал, мало ли, ты что-то можешь сказать. В конце концов, ты ее Зеркало. Лис неожиданно скрестила руки на груди, приподняв оборонительно плечи. Села, как нахохлившийся птенец, поджала губы, глядя на слегка удивленное лицо Геральта. Опять двадцать пять. И ничего ему не было интересно, как она вообще изменилась за это время, что у нее произошло, есть четкая цель — Цири. Лис одернула себя — вообще-то, все правильно, не она его Дитя Предназначения, и не стоит быть обиженным ребенком и язвить тому, кто пришел за помощью, но все равно горький обиженный комок забился в горле. — Смотри, — она все же расцепила руки, — я предчувствовала бунт на Таннеде, Трисс меня не слушала, кстати, и все равно туда пошла, — повысив голос и оглядываясь на дверь, сказала она. — Я думала, у тебя должно быть видение! — крикнула магичка из своего кабинета в ответ, — кто виноват, что симптомы одинаковые? — Ладно, пес с ним, — вернулась обратно к нормальной громкости Лис, поворачиваясь к Геральту, — потом я несколько ночей подряд видела во сне пустыню. Просто — пустыню, ничего вокруг. Могу показать. — Пустыни все одинаково выглядят, — поморщился ведьмак, — ладно, хорошо. Дальше? — Потом в той же пустыне я увидела, — Лис задумалась, — вроде как огонь. Да. И потом — что-то неразборчивое, вроде «я не хочу» или «я отказываюсь», что-то белое и все. Больше сны мне не снились. Прости. — «Не хочу», — ведьмак снова задумчиво потер челюсть, шурша щетиной, — хм. Ладно. Если будет еще хоть что-то — скажи Трисс, хорошо? Она передаст Йеннифер. Йен не очень верит во все это… зеркалье, но все-таки. Лис коротко кивнула. Она правда хотела помочь — но сон, в котором был огонь и крик, был последним сном, после которого началась эта странная, выпивающая все силы болезнь. — Эскель тут был, верно? Девушка моргнула, выныривая из задумчивости. — Да, заезжал на несколько дней. Он отправился в Каэр Морхен. Геральт издал невнятное «угу» и снова принюхался, прикрыв глаза. — И твой запах изменился. — Да, он говорил. — И еще тут… хм. Впрочем, неважно. Лис обмерла, подумав, что Геральт почуял запах Гезраса, который все же достаточно часто появлялся в доме и в последний раз тут даже ночевал, буквально два дня назад, но Белый Волк, судя по всему, решил, что это к Трисс кто-то приходит, и с все же свойственной ему тактичностью промолчал о еще одном запахе — незнакомом, островато-пряном. Не найдя больше подсказок к поиску Цири, Геральт уехал через пять дней — справляться своими силами.