***
Трисс опустошила уже третий накопитель. Из Марибора — в лес под крепостью Хагга, оттуда — в окрестности Ард Каррайга. Следы заметать некогда, строить длинный портал некогда — она шла по давно просчитанным переходам так быстро, как только могла, выпивая заботливо заряженные Лис накопители. — Надо сделать передышку, — чародейка коротко взглянула на ведьмака и бессознательную девушку, которую он держал. Собирались в спешке, близкой к истерике — Трисс до смерти перепугалась, увидев подопечную бледной, почти прозрачной, с выступающей на губах кровью и без сознания. Кот прижимал к себе девушку, пытаясь не опускать ее и одновременно прикрыть какой-то темно-синей тканью, не то курткой, не то плащом. За спиной помимо двух его мечей болтались на свободно надетых на плечо перевязях два меча Лис, на другом плече — тяжелая сумка, изнутри распираемая чем-то твердым и прямоугольным. Вторую сумку — полегче, позвякивающую стеклом — аккуратно несла Трисс. — Не придумывай, ведьма, — процедил Гезрас, — открывай портал в Каэр Морхен. — Она может не перенести переход! — Она может не перенести твои промедления. Возьми себя в руки. И открой чертов переход. Прибереги слезы и истерики для Волков. Трисс почти задыхалась от ужаса, подрагивающими пальцами очерчивая круг портала. В голосе рыжего полуэльфа выла такая яростная вьюга, что спину пробирала дрожь просто оттого, что он там стоит — молча сверлит спину темными глазами, зло сжимая губы. Чародейка осознала, что ее могут убить буквально в одно движение, она даже не поймет, что происходит. Такие мысли никогда не мелькали у нее в голове при посещении Каэр Морхена. Хуже всего, когда яростные вопли сменяет такой тихий, вкрадчивый голос, короткие фразы. Засветился, открываясь, портал.***
Эскель тяжело вздохнул. Три дня назад самые шумные обитатели крепости, Ламберт, неожиданно снизивший градус ядовитости в эту зиму, и его друг-Кот уехали поискать заказы и прикупить нужное для общих нужд. Оба в один голос выли, что засиделись в «этом каменном мешке» и им срочно необходимо проветриться. Каэр Морхен теперь будто снова вымер — впервые за четыре года стало так чертовски тихо, что самому хотелось шуметь, показать свое присутствие, нарушить эту мертвую тишину. Весемир что-то мастерил во дворе, когда раздался отчетливый треск портала. Эскель тут же подхватил меч и выбежал на улицу — самые нехорошие предчувствия подкрались к спокойному разуму. Из портала практически выпала Трисс, совсем легко одетая для такой морозной погоды — только красивое бархатное платье. Огромные зеленые глаза в ужасе распахнуты, волосы растрепаны, каштаново-рыжим ореолом лежат на плечах, руки мелко подрагивают — чародейка была близка к истерике. — Что слу… Из портала шагнул, мотнув головой, Гезрас — окно перемещения с громким треском схлопнулось. Трисс опустила на землю большую звякнувшую сумку, прижимая руки к груди и с испугом глядя на сбитых с толку ведьмаков. — Здравствуй, Весемир, — Кот прижал свою ношу, укутанную в что-то темно-синее, к груди, говорил ровно, негромко, глядя на старого ведьмака, — я бы с удовольствием не стал нарушать твое уединение здесь без приглашения, но обстоятельства вынуждают. Весемир взял себя в руки быстрее, чем Эскель — и начал говорить, скрестив руки на груди, пока его бывший ученик только растерянно моргал, сжимая рукоять меча: — Какие обстоятельства привели тебя сюда? И, Трисс, что случилось? На тебе лица нет. — О, это будет очень интересный рассказ, — с каким-то странным удовольствием протянул Гезрас, перехватывая свою ношу, — но, может, сначала зайдем? Она замерзнет. Очнувшийся Эскель быстро стянул куртку, накинул на плечи трясущейся Трисс — она только кивнула испуганно, кутаясь. Кот прищурился, ухмыляясь. — Нет, не ведьма замерзнет. Волки переглянулись — и синхронно уставились на что-то, укутанное в темно-синюю ткань. Что-то неловко пошевелилось, послышался сбитый кашель. Из-под синей ткани выскочил кончик серебряной косы. В большом зале Трисс разрыдалась, уронив голову на руки, сложенные на столе — она была слишком испугана и дезориентирована, три портала подряд отняли много сил, без накопителей она перешла бы черту еще на втором. Рыжий Кот обратил на нее внимания не больше, чем на огонь, пылающий в камине — сел на скамью поближе к огню, не выпуская свою ношу, осторожно устроил на коленях, откинув синюю ткань с седой головы. Весемир быстро приблизился, положил горячую ладонь на ледяной лоб девушки, хмурясь и требовательно глядя на Кота. Эскель аккуратно присел рядом с чародейкой, явно не понимая, куда себя деть, попытался неловко успокоить ее, едва касаясь широкой ладонью вздрагивающей спины. По мере негромкого рассказа уровень удивления и недоверия в глазах Волков рос и, наконец, достиг критического уровня. — Какая, к чертовой матери, виксена? — Эскель рывком поднялся и приблизился, — не пори чушь! Весемир неожиданно положил тяжелую ладонь ученику на плечо, призывая помолчать. Кот иронично приподнял рыжую бровь, сверкнув темными глазами, осторожно, почти ласково отвел серые волосы Лис, выпавшие из косы, в сторону. Заправил аккуратно за отчетливо заострившееся и удлинившееся ухо. Краешек согнулся, как сырая глина — легко и непринужденно. — Хрящ мягкий, — негромко сказал Кот, — уши еще меняются. И режутся клыки. — Клыки? — севшим голосом переспросил окончательно шокированный Эскель. Гезрас коротко поднял на него взгляд — и медленно кивнул. — На раздумья осталось в лучшем случае чуть больше суток. По тому, что я нашел, она уже почти вплотную подошла к точке невозврата. — А потом?.. — Эскель тут же осекся, когда понял, что не хочет слышать ответ на этот вопрос. Гезрас щадить нервы собратьев явно не собирался. — А потом она умрет. На Каэр Морхен снова опустилось короткое затишье. Лис пришла в себя один раз, но не успела даже понять, где она и с кем — тут же отключилась вновь, безжизненно свесив голову Коту на плечо. Чародейка ушла отдыхать в ближайшую келью, попросив оставить ее в одиночестве хотя бы на час. Весемир ушел вместе с Котом и Лис — и Эскель остался в большом зале один. Сидел, обхватив голову ладонями, и пытался заставить себя думать. Он же ни черта не понял, когда приезжал осенью. Все видел, но не понял — и запах изменившийся, и упадок сил, и слезящиеся иногда глаза. Но что самое странное — Трисс ничего не заметила. Хотя откуда ей знать, как проходит подготовка к мутации? И, зная Лис, она не показывала, что ей плохо, до последнего. Это ее глупое стремление справляться самой — оно опасно близко от того, чтобы в конечном счете убить ее. — Это невозможно, — прохрипел он, когда услышал, как вернулся в зал Весемир, — у нас не получится. Мутагены давно испорчены, инструкций нет, рецепты есть, но нет времени… — Он привез мутагены с собой. Магически законсервированные, — старый ведьмак тяжело опустился на скамью рядом, глядя в огонь, — вместе со всеми необходимыми книгами. — Какой предусмотрительный, — огрызнулся Эскель. Весемир только вздохнул, понимая, о чем думает бывший ученик. Мелителе, они же клялись. Еще во времена первой осады, когда фанатики вырезали почти всех, от малышей, еще не прошедших мутации, до старых учителей. Когда поняли, что время ведьмаков уходит. Когда поняли, что незачем и некому больше истязать и убивать мальчишек, чтобы двое или трое из десяти вышли на большак через несколько лет, где их могут забить камнями или заколоть вилами люди, ради которых они столько страдали. Клялись, что больше ни один ребенок не будет кричать от боли в этих стенах. А теперь их зажали в угол, поставив ультиматум — или вы хотя бы попытаетесь, хотя бы не будете мешать попытаться, или Лис умрет сама. — Ламберт будет вне себя от ярости, — подметил отстраненно Эскель, — хоть бы они задержались с Айденом на недельку. Весемир снова вздохнул. Гезрас прекрасно знал, что они не выберут бездействие — слишком неправильно было осознавать, что она просто пропадет от их старых клятв и старых душевных ран, от того, в чем она не виновата и не была виновата. Потому и говорил так спокойно про сутки — знал, что еще до заката они ответят утвердительно. — Нужно позвать Йеннифер, — сказала, входя в зал, Трисс — она выглядела уже гораздо лучше, смогла справиться с эмоциями, — вдвоем мы стабилизируем ее. — Хорошо, — Весемир тяжело оперся о стол, поднимаясь со скамьи, — не будем медлить. Если так предсказано — так сбудется. Цена за попытки сбежать от Судьбы — смерть.***
— Знаешь, что? — Ламберт покачал ногой, перекинутой через ногу, глядя в потолок. — М? — отвлекся от зашивания разошедшейся по шву рубахи Айден, взглянул на друга. В снятой комнате на втором этаже таверны было просторно и неплохо — слишком рано для ярмарок, комнаты пустуют, вот им и отдали неплохую. Разве что паутина под потолком выглядит угнетающе. Деньги пока были — но ведьмаки уже начали неспешно искать заказы поинтереснее, не желая отъезжать далеко от Каэр Морхена. — Не хочу я пока туда возвращаться. Слушать снова, как нудит старик и Эскель с ним напару, — Ламберт поморщился, — лучше здесь какое-то время пересидим. Айден коротко улыбнулся. Показное ворчание в сторону наставника и старшего собрата от Ламберта его забавляло. Особенно тем, что начиналось оно по любому поводу, длилось бесконечно и было, на его взгляд, не слишком обоснованным. Хотя он знал их всего одну зиму. — Ладно, — легко согласился Кот, — я не против.***
Трисс один за другим перебирала стеклянные флакончики, снимая с содержимого магическую консервацию. Жидкости переливались ярко-синим, мглисто-зеленым, алым и медово-желтым, какие-то были густыми и вязкими, какие-то — легкими и текучими. Те самые знаменитые ведьмачьи мутагены. То самое Испытание Травами, о котором она столько слышала, но к которому Волки не подпускали ее на перестрел — теперь основные ингредиенты в ее руках. По-настоящему, вот они, сверкают в небьющихся склянках метеоритного стекла, отражая свет от камина — ее охватывает азарт. В большом зале она одна — Весемир и Эскель куда-то ушли, чародейка даже не обратила внимания на то, какими пришибленными они все выглядят. В этих скляночках переливаются результаты многих лет упорной работы ее коллег — чародеев. Искрятся секреты сверхчеловеческой скорости, притягательных кошачьих глаз, дивной силы и ловкости, обостренного обоняния и осязания, иммунитета ко всем болезням. В этих пузырьках искрится надежда человечества на новый огромный шаг вперед. Имея вот такие пузырьки, можно сделать из человека ведьмака — подумать только! И никакие болезни их не возьмут, монстры не догонят, враги не застанут врасплох… — Не смотри на них так, ведьма, — прошелестел рядом тихий голос — Трисс вздрогнула, выныривая из своих мыслей. Тут же наткнулась на взгляд темных кошачьих глаз. Гезрас медленно вступил в круг света от камина — тихие, неслышные шаги. Склонил голову вбок, с нечитаемым выражением лица глядя на нее — легли синие тени под острые скулы, пробежались по жестким медным волосам золотистые искорки огня. Трисс выдохнула — что она напряглась, как застуканная за воровством девчонка? Так не пойдет. Чародейка гордо выпрямилась, глядя на ведьмака — рыжий Кот усмехнулся, не мигая, будто этого от нее и ждал. Плавные, гибкие, неслышные движения — он по свету ходил так, будто крадется, и от этого почему-то странно екало сердце в груди, мелко подрагивали пальцы. Такого, помнится ей, не было, когда он приходил к ней в дом — хотя она не то чтобы очень часто с ним там пересеклась, о том, что он бывал у нее дома часто, она узнавала от Лис. — Как мне на них еще смотреть? — Трисс снова восторженно, как ребенок, оглядела склянки, нежно коснувшись подушечкой пальца холодного стекла, — это же те самые мутагены! Уголок тонких губ полуэльфа дернулся вниз в гримасе, он сощурил глаза — блеснуло, отражаясь в непривычно темных радужках, пламя очага. Но не прокомментировал — и чародейка почти забыла про него, отвернувшись и благоговейно вынимая из крепления следующую скляночку. Жидкости там было совсем немного, на палец выше донышка — прозрачная, как слеза, и густая, как смола, она тяжело перетекала в стеклянном плену, преломляя свет огня так, что в толще раскрыла крылья радуга. — Ты поймешь, как на них надо смотреть, — неожиданно прошептали почти у самого уха, коснувшись дыханием — Трисс вздрогнула, Кот тут же выпрямился, отстраняясь, ухмыляясь на раздраженный взгляд зеленых глаз, склонил голову к плечу, продолжая улыбаться, — и если хоть какая-то информация выйдет за пределы этих стен, — ведьмак снова наклонился, почти касаясь носом ее носа — Трисс показалось, что она чувствует острый, гвоздично-пряный запах чужой кожи, что не может смотреть никуда, кроме темных радужек, в которых плясали отсветы огня из очага, — я найду тебя, ведьма. У чародейки перехватило дыхание. Еще неделю назад она бы просто рассмеялась такой угрозе. Ей, чародейке, королевской советнице — кто-то смеет угрожать? Смелый наглец проживет недолго. Но сейчас, сбитая с толку странным отношением Волков к чужаку — даже Весемир слушал его, не перебивая, и общался на равных, Эскель так вовсе беспрекословно выполнил просьбу помочь подыскать комнату и разобрать сумки, растопить в комнате камин, еще что-то было — и этой опасной, бесшумной, гибкой пластикой движений, она просто промолчала, чуть растерянно моргнув. Почему-то идея отлить по капельке из каждой склянки уже не казалось такой привлекательной. А Кот все смотрел, не мигая, на переливающиеся ко рыжевато-каштановым кудрявым волосам отсветы пламени. — Ты увидишь, что происходит с человеком во время Испытания Травами. Поверь, то еще зрелище, — ведьмак повел головой, — хотя вам, чародеям, не привыкать к такому. Трисс растерянно мотнула роскошной шевелюрой. — Я дам ей обезболивающее. — О, ведьма, ты плохо читала трактат своей коллеги? — неприятно усмехнулся ведьмак, вновь обращая на нее взгляд, — присутствие посторонних веществ усугубляет протекание процесса. И увеличивает вероятность летального исхода. Для обезболивания пришлось бы переделывать саму формулу, — он плавным движением указал подбородком на стоящие на столе склянки, — это сочли лишним. Чародейку пробирала холодная дрожь от этого голоса — тихого, тянущего гласные, с легким акцентом, как у того, для кого родной язык — Старшая речь, прорывается время от времени мягкая горловая «р». А особенно — от того, что он говорил таким нарочито-спокойным голосом. — Но, — Трисс сжала тонкие пальцы в кулачки, глядя на склянки, — это же должно длиться неделю, так? — Через два-три дня она потеряет сознание, и твое обезболивание уже не поможет. Ты поняла насчет формул, Трисс? Чародейка зло сжала губы, но кивнула — спорить с Котом она считала опасным, особенно сейчас, когда на кону жизнь Лис. — Надеюсь, Yenniferh будет столь же сговорчива, — промурлыкал почти ведьмак и так же плавно вернулся в тень, бесшумно, будто его и не было. Трисс растерянно разглядывала склянки с мутагенами — имя подруги, сказанное так непривычно, с мягкими звуками языка эльфов было знакомо и неузнаваемо одновременно. Сама Йеннифер, любившая свое имя за острое, резкое звучание, точно не оценила бы.***
— Эскель, — Лис, до этого лежавшая, свернувшись калачиком без сознания, открыла глаза — ресницы слиплись — и вытянула вперед руки, слабо улыбаясь. Ведьмак, проверявший ремни на одном из Унылых Альбертов, тут же бросил свое занятие и подошел, присел на корточки, касаясь пальцами тонких ледяных пальцев. — Привет, — ведьмак осторожно держал совсем истончившуюся, почти прозрачную по сравнению с его ладонью ручку, вглядываясь тревожно в странно пульсирующие зрачки, — как ты? — Почти ничего не чувствую и не вижу, — голос тихий-тихий, даже ведьмаку приходится напрягаться, чтобы услышать, — только температуру, не прикосновение. Уши только болят и зубы. Эскель постарался держать лицо спокойным, но уголок губ дернулся вниз в горькой гримасе — Лис, с трудом различавшая его силуэт, даже не заметила. — Ты справишься. Не можешь же ты вот так взять и умереть, так нечестно. — Не могу, — согласилась девушка, усмехнувшись. Открылась дверь. — Ведьма закончила со склянками, — негромко сказал вошедший, Лис по голосу поняла, что Гезрас, — скоро начнем. Эскель выпрямился, кивнул. — Пойду позову Весемира. — Скажи ему, чтоб помог ей смешать все, — продолжил Кот, — и сам помоги. Я тут справлюсь. Нужные книги в сумке, найдете. Эскель вышел — Лис снова открыла глаза, почувствовав тепло у щек. Прикосновений не было, будто ее накрыло анестезией — двигаться она могла с большим трудом и совсем неточно, сознание уплывало, только ныли назойливо где-то на периферии уши и зубы. Кот прижался лбом к ее холодному мокрому лбу, помолчал какое-то время — девушка, открывшая глаза, неожиданно четко сфокусировалась на чужих глазах перед лицом. Миндалевидные, с пушистыми золотисто-рыжими ресницами, темно-оранжевые радужки с коричневыми лучиками и золотистыми точками, темнеющие к краю, расширенные в полумраке узкие кошачьи зрачки. — Будет больно, котенок. Очень. Ты захочешь умереть в тот же миг или убить всех вокруг, чтобы это прекратить. Ты возненавидишь нас. Возненавидишь тех, кто придумал когда-то ведьмаков, тех, кто не додумался переделать формулу, чтобы она была менее мучительной. Ты уже взрослая, но у тебя совсем подростковое тело, вряд ли ты останешься калекой — но будет еще больнее, потому что ты уже не ребенок. Но борись, слышишь? Не смей умирать. Кричи, как хочешь, зови, кого хочешь, призывай все кары небесные на головы чародеям, насылай чуму, холеру и проказу на обе наши Школы — но не сдавайся. Обещаешь? — Обещаю, — тихо ответила Лис.***
У нее не было причин не верить в эти слова — она слышала разговоры ведьмаков об Испытании Травами, видела неприязненные взгляды, которые кидал на эти проклятые столы с ремнями самый молодой Ламберт, видела обреченные лица ведьмаков сейчас. Трисс была напряжена, как струна, аккуратно поставила в специальное крепление тщательно вымытый сосуд с выгравированной цифрой «один», в котором плескалась бледно-зеленая жидкость. Эликсир номер один, первая порция. — Да благословит нас Сила, — едва слышно шепнула чародейка. Лежать на деревянном столе со стянутыми руками и ногами было некомфортно до жути, а если бы ее не накрыли теплым покрывалом — еще и холодно было бы. Эскель стоял с таки потерянным лицом, как будто ее уже хоронят, Весемир нервно смотрел, как Трисс осторожно протирает тонкую посеребренную иглу местной капельницы, Гезрас безразлично сел на пол, облокотившись спиной о ножку этого стола — Лис, скосив глаза, могла видеть рыжее пятно макушки. Укола она не почувствовала. Чародейка повернула крохотный стеклянный вентиль, щелкнула крышечкой на дне сосуда — от руки по телу заструился немеющий холод, почти застучали зубы. Лис закрыла глаза — сердце колотилось. Холод сменился огнем. Огонь — болью и темнотой.