Волкодав

Геральт весьма удивился, заметив в толпе на улицах города знакомую рыжую макушку. Медичка заметила его еще раньше и теперь сосредоточенно работала локтями, пробивая себе путь. — Фух, — оказавшись, наконец, перед ведьмаком, Шани утерла пот со лба и устало облокотилась о стену, — привет, Геральт. — Привет, — несколько настороженно отозвался Белый Волк. Медичка неопределенно махнула запястьем, полезла в карман. — Я тебе кое-что отдать должна… холера, да где же он, — ведьмак удивленно смотрел, как медичка выворачивает карманы. Предположения лезли одно за другим. — Ты стала подрабатывать курьером? — Что? — на мгновение отвлеклась от своего занятия она, — тьфу ты. Нет. Просто пообещала. Геральт напрягся, подобрался, в золотистых кошачьих глазах сверкнула сталь. — Кому? — Вот же он! На, держи, — Шани попыталась всунуть ему что-то в руку, — сказал, ты знаешь, куда относить. — Ничего я не знаю, — на всякий случай открестился Геральт. Что ему пытаются отдать, он не рассмотрел — медичка сжимала предмет в ладони. — Ты ведьмак? Ведьмак. Значит, знаешь. Ну же, последние желания надо исполнять, Геральт, — Белый Волк удивился такой формулировке и без сопротивления подставил ладонь, в которую легло что-то ледяное. Он боялся смотреть, что. Сжавшиеся пальцы царапнули острые края, цепочка стекла по ладони. — Чьи последние желания, Шани? Голос предательски сел. Медичка недоуменно на него взглянула. — Ведьмака. На медальоне написано имя, сзади. Он говорил, что знаком с тобой. В общем-то, он знал не так много ведьмаков. Геральт поймал себя на том, что не хочет разжимать ладонь и видеть волчью морду. Не хочет знать, кто из двоих его братьев погиб. Но, пожалуй, ему интересно, как. — Где ты с ним встретилась? — Не поверишь, — исполнив свое обещание, Шани расслабилась, оперлась спиной о стену, безразлично разглядывая толпу людей, текущую по улице, — перед боем. Под Бренной. Отправили нас на полевую практику, я глазам своим не поверила — ведьмак! Отловил меня на рассвете, сказал — если умру, отдай мой медальон ведьмаку, он знает, куда отнести. Вот я и… Острые грани медальона впились до боли в ладонь, но было в их положении что-то не так. Что-то непривычное. Не походило на те моменты, когда он сжимал свой собственный. — Геральт, — Шани повернула к нему лицо, — только вот медальоны-то у вас разные. Он сказал — отдай любому, но не логичнее бы было отдать ведьмаку с таким же? Холера. Геральт не отвечал, глядя сквозь толпу — в прошлое. На три с половиной года назад, оглядываясь на вопрос маленькой Цири — ее тонкий, еще детский голос отпечатался в памяти. «А почему у тебя морда не волчья на цепочке висит?». И молодой ведьмак, открыто ей улыбающийся, присаживающийся рядом на корточки. «Потому что я не Волк, малышка.» На зиму назад — когда он приехал к Трисс. Высокая, непривычно взрослая девушка сидела на столе, изящно расправив хрупкие плечики, приподняла такое светящееся радостью и юной хитринкой лицо — серебряная коса стекла через плечо на спину, пушистой кисточкой лежит на столешнице. «Надеюсь, не король Фольтест.» Лис смеется — открыто, весело, лежит на бледных щечках персиковый румянец, который Лютик точно воспел бы в своих балладах. «Койон.» Черт возьми. Да, он и правда знал, куда — а главное, к кому — везти этот медальон. — Геральт? Ты очень изменился в лице. Я понимаю, что это ужасная новость… — Шани, — ведьмак требовательно взглянул на нее, — Шани, ты уверена, что он мертв? На все сто? Так сильно не хотелось везти эти вести за плечами — к ней. Он и без того наворотил делов — помнит, как приподнялись оборонительно хрупкие плечи, как сощурились теплые каре-зеленые глаза и исчезла улыбка с сжавшихся губ, как на мгновение перед ним снова сидела не счастливая взаимной любовью девушка, а обиженный, расстроенный ребенок. Как в конце ее первой зимы, когда они ушли, даже толком не попрощавшись с ней. Он не хотел бы, чтобы так было. Но не знал, как ему еще сказать — не понимал, что же его задело, он же сказал, что она очень изменилась, что рад ее видеть. Но все равно точило что-то — за то, что спас, а потом просто исчез из жизни этого ребенка, скинув ее на плечи наставника, а потом заявился — и снова о делах. Что с этим сделать — он не знал. — Геральт, он дожил до палатки хирургов, получив прямой удар в сердце. Это уже чудо. Его пульс остановился на столе. Трое медиков свидетели. — Холера. Ты после видела тело? — Шани только развела руками в ответ, — вы же их сжигали, верно? — Верно, — подтвердила она, — иначе трупоедов бы развелось — тьма тьмущая. Но там было слишком много трупов, чтобы я всех могла увидеть. — То есть тело ты своими глазами не видела. — Геральт, трое медиков засвидетельствовали смерть. — Летаргический сон — знаешь такое? Он не хотел грубить, но еще больше не хотел признавать, что едет мало того, что снова просто воспользоваться ей — пусть и не в грязном смысле этого слова, всего лишь ее связью с Цири, на которую упрямо надеялась Йеннифер — так еще и привезти ей медальон ее возлюбленного. Сказать, что он мертв. — Геральт, не смеши меня. Ведьмаки не бессмертны. Пришлось согласиться. Позже Йеннифер — абсолютно без удовольствия, раздраженно, — сказала, что велись разработки на стыке целительства и некромантии. Ни к чему хорошему такие вещи не приводили. Некромантия была запрещена везде, слишком высокую цену приходится платить чародеям. Йеннифер отправилась в Каэр Морхен порталом — не предупредив, сама по себе. Ее вызвала зачем-то Трисс. Лютик, коротавший часы в таверне за сочинением новенькой баллады — недавно покинувший заребущие лапы Риенса, но уже, кажется, вполне бодрый и веселый — несказанно удивился конечной точке их изменчивого маршрута, но, тем не менее, ехать согласился.

***

Треск портала во дворе становился неприятной привычкой. В этот раз пожаловала Йеннифер. Коротко обнялась с Трисс, скользнула по ведьмакам нечитаемым взглядом и в полутребовательной форме сказала, что ей срочно необходимо видеть Лис. Чародейку, кажется, не смутило поприбавившееся число собратьев Геральта — он рассказывал лишь про троих, включая наставника, которого она сразу выцепила из пейзажа. Тот самый Весемир — крепкий, но уже в возрасте ведьмак — отвлекся от разговора с высоким и широкоплечим учеником в красной куртке и обернулся к чародейке. — Сейчас не лучшее время. Йеннифер в удивлении приподняла смоляную бровь. — Я не собираюсь делать что-то особенное. Просто поговорить. И посмотреть. Судя по тому, что прислала мне Трисс, — ведьмаки несколько неодобрительно взглянули на рыжую чародейку, — ей это нужно так же, как и мне. Ее неохотно пустили наверх. Сказали, что Лис там не одна, но чародейку это не смутило. Выставить кого-то за дверь она сможет без проблем. За дверью лучшей комнаты Каэр Морхена слышался тихий разговор на Старшей речи — бархатистый, приятный голос был ей незнаком. Йеннифер пару раз стукнула по двери для приличия и отворила сразу, не дождавшись ответа. — Hael, Yenniferh. Чародейка поморщилась — звучание ее имени ей предсказуемо не пришлось по вкусу. Голос, безусловно, приятный, но слишком мягко мурлычет обычно резкое и порывистое, слишком бархатно и приторно. Рыжий ведьмак, сидевший по-офирски на кровати, усмехнулся — чуть глубже очертился вертикальный шрам через верхнюю губу. Сидящее напротив него существо звучно чихнуло, закрыв ладошками лицо, чихнуло еще раз. Йеннифер недовольно поджала губы. В том, что это Лис, она не сомневалась. Но не знала бы — даже пол существа определила бы с трудом. Тощая узкая спина, ни намека на грудь под рубашкой, только длинные волосы намекают на женский пол — конец косы теряется в одеялах. Тоненькое бледное личико, узкие росчерки эльфских острых ушей. Своеобразное зрелище. — Лис, — недавно прошедшая мутации ведьмачка повернула к ней лицо, — Трисс сказала, у тебя остались проблемы со зрением. Подойди, я взгляну. Существо чихнуло еще раз — но послушно поднялось. Запуская сканирующее заклинание, Йеннифер размышляла, сколько времени займет дорога у Геральта и успеет ли она подправить косяк мутаций до этого момента.

***

— Настоящему Коту можно завязать глаза. Но если оставить уши, — Гезрас подцепил край черной плотной повязки над острым ушком, слегка ее поправляя, — он останется Котом и будет сражаться так же хорошо. В пространстве Лис ориентировалась уже куда лучше. Прошло время, когда она испуганно вздрагивала от любого громкого звука — теперь она только морщилась, когда рядом кто-то начинал говорить на повышенных тонах или что-то падало. Но обилие звуков и запахов сбивало с толку, дезориентировало, от него раскалывалась под вечер голова. Мир внезапно оказался ужасно громким и вонючим местом. Она поймала себя на том, что может слышать сердцебиение собеседника, не говоря уже о дыхании. Потому первое, чему ее начали учить — игнорирование. Игнорировать слишком громкие звуки, слишком вонючие запахи, звуки, не несущие за собой нужной смысловой нагрузки. Она по шагам научилась определять, кто к ней идет, когда мир стал непроглядно-черным под повязкой. Глаза больше не слезились — но и не видели. Только слух, осязание, обоняние и обострившееся до предела чувство равновесия. Ведьмаки могли выдохнуть — казалось, она полностью пришла в себя. Все, кроме Айдена, тем не менее, заметили режущие глаз изменения. Более плавные или, наоборот, быстрые движения. Чуть иная мимика — девушка старалась не улыбаться широко, чтобы не царапнуть клыками и без того израненные постоянно губы. Голос возвращался постепенно — с неделю она хрипела, сипела и лаяла короткими фразами, голос срывался в неожиданные моменты — заканчивали изменяться голосовые связки. Неразборчивости добавил подарок виксены — клыки, с ними оказалось трудно говорить, привычная артикуляция мешала. Вдобавок она постоянно прикусывала язык, увлекшись, и потом по несколько часов надуто молчала, пока он заживал. Тренировки начинать было рано — организм ослаблен до предела, но уже встал на путь восстановления. Попривыкнув к изменившимся запахам, Лис начала сметать все, что не приколочено, но в весе совершенно не прибавляла — на нее было жалко смотреть. Йеннифер только недовольно поджимала губы. Разбитое состояние Зеркала мешало. О причинах она решила пока не допытываться — все вокруг ходили слишком напряженные, чтобы нормально объясниться.

***

— Что ты сделала? — медленно, с расстановкой, спросил Геральт у подбоченившейся чародейки. Йеннифер сверкнула глазами. — Чуть переделала и дополнила перестройку зрения. Неделю назад. — Это было совершенно необязательно! — рявкнул Геральт, вконец разозлившись, — ты могла и так узнать все, что хотела! — Будь добр, не ори на меня, — в голосе чародейки проскользнул лед, — ты сам знаешь, что все этапы Испытания должны пройти в строгой очередности. Все, Геральт. Иначе не избежать проблем. Ведьмак тихо зарычал, сжимая и разжимая кулаки. Лютик готов был поспорить, что это самое страшное зрелище, которое он видел — взбешенный Геральт, зло щурящий золотые глаза, едва заметно скалящий зубы, весь напрягшися, как волк перед прыжком. Но Йеннифер это не тронуло. — Она в бывшей перевязочной около купален, если ты хочешь ее видеть. Впрочем, тебя она увидеть не сможет еще некоторое время. Мутация зрения не завершилась, как положено… Чародейка взмахнула грациозно рукой, развернулась, будто потеряв к ним интерес, подхватила юбки, поднимаясь по каменной лестнице. Геральт фыркнул, выпрямляясь — и направился в противоположную сторону, спускаясь по лестнице вниз. Лютик промедлил мгновение — и пошел вслед за ним. На стенах в подвале висели чуть чадящие факела, бросая огненные блики на лицо ведьмака. Он размашисто шел вперед, Лютик едва поспевал за ним. Геральт остановился перед неприметной дверью, сделал пару глубоких вдохов, успокаиваясь. Бард, догнавший его, неловко переминался с ноги на ногу за его спиной. Ведьмак толкнул дверь. — Геральт, — раздался негромкий девичий шепот, — я ждала, когда ты приедешь. Лютик осторожно заглянул в комнатку. На застеленном топчане сидела, свесив ноги с краю, девушка. Изящная и тонкая, как эльфийка, на узких плечах держалась накинутая поверх простой белой туники расстегнутая бордовая куртка. Острые ушки, выступающие из-под глади серебряных волос, только подтверждали нелюдское происхождение. Девушка повернула голову в их сторону — Лютик сглотнул. Глаза ее закрывала плотная черная повязка, смотревшаяся слишком неуместно на бледном точеном личике. Чуть выступающие скулы, острые линии челюсти, бескровные и покусанные губы неожиданно правильной и приятной глазу формы, будто чем-то слегка приподнятые вперед, небольшой носик с резными тонкими ноздрями. Девушка повела головой — Геральт подошел ближе, присел на край топчана рядом с ней. Лютик остался стоять в дверях. — Почему ты ругался с Йеннифер? Она же права, — девушка повернула лицо к ведьмаку, как будто могла его видеть и старалась заглянуть в глаза. — Да, Лис, она права, — Геральт поднял правую руку, осторожно огладил девушку по щеке, провел пальцами по волосам — она чуть повернула голову, ластясь к прикосновениям, — но я слишком хорошо помню, как тяжело идет этот этап. Лис вздохнула, едва заметно кивнув, присела чуть поближе, уложила голову на чужое плечо, повернув слегка незрячее лицо к Лютику. Резные ноздри дрогнули, словно она принюхивалась. — Кто пришел с тобой? Я не знаю его. — Все хорошо, — ведьмак приобнял ее одной рукой за плечи, — это друг. Девушка снова едва заметно кивнула. — Лютик, — неловко представился бард и прокашлялся, услышав собственный хрипящий голос, — давний друг и верный соратник Геральта. Аккуратно очерченные бледные губы сложились в легкую улыбку — едва заметно приподнялись уголки. — Да, я слышала о вас, мастер Лютик. Я — Лис. — Зеркало Зираэль, — бард снова нервно сглотнул — черная повязка вызывала в нем смутную тревогу, хотя было ясно, что девушка свыклась с ней и, кажется, неплохо ориентируется в пространстве, временно лишенная зрения. — Геральт, я чувствую, что ты принес дурные вести. Скажи, прошу. Мастер Лютик, в купальне, через две двери, уже нагрелась вода, если вы хотите вымыться с дороги. — Намек понял, — Лютик отсалютовал Геральту шапочкой с пером и направился к купальням. Звук, который он услышал, открывая дверь, заставил его вздрогнуть. Полувсхлип-полухрип, короткий и дрожащий, наполненный таким горем, что барда передернуло. Уж не от Шани ли, рыжей медички, Геральт нес плохие вести? После встречи с ней в городе он был совсем хмурый и почти не говорил с ним два дня.

***

— Я действительно несу плохие вести, — горько улыбнулся Геральт, одной рукой слегка гладя чужие серебряные волосы. Лис доверчиво склонила голову ему на плечо, но длинные пальцы впились в матрас, она нервно скрестила лодыжки. — Лис, — девушка не пошевелилась, когда тяжелая рука легла через плечи, прижимая ближе к горячему боку, — Койон, он… Девушка вздрогнула — из искривившихся губ вырвался несдержанный, надломленный звук. Брови, частично скрытые чертовой повязкой, поднялись вверх у переносицы, щеки совсем потеряли всякий живой цвет. Ведьмак, не сдержавшись, сгреб ее в обьятия, притягивая ближе, к себе на колени. Обхватил руками, чувствуя грудью дрожь, которая била хрупкое тело, сбитое дыхание — Лис ловила ртом воздух, будто ее ударили со всей силы в солнечное сплетение. Геральт как можно мягче гладил узкую спину, гладкие и мягкие длинные волосы, стремясь дать хоть чуть-чуть защиты от этой боли, пришедшей сразу после мучительного Испытания, боли от потери, сжирающей душу по кускам. — Я, — Лис дрожала, как в лихорадке, прижимаясь к чужой груди, сжимаясь в комочек, будто хотела стать как можно меньше, — я чувствовала. Я знала. Но, — голос снова надломился, оборвавшись тем же болезненным звуком, — но я так не хотела верить в то, что он мертв… Ее трясло в чужих руках, она сжимала дрожащими пальцами его рубаху, прижимаясь носом к ямочке над ключицей, обессиленно, прерывисто дышала. Геральт хорошо помнил, как это — когда ты больше физически не можешь плакать. Боль рвет изнути, тело дрожит, но слез и всхлипов нет, красных глаз нет, жидкостью не забивается горло — его просто перехватывает так, что дышать невозможно, только хрипеть, как раненый зверь, тяжело вздымая грудь. — Мне жаль, — он ничем не мог помочь — только быть тут, сидеть в бывшей перевязочной, осторожно держа дрожащую девушку, тихо шептать в мягкие серебристые волосы, гладить спину, чувствуя ладонями судорожные быстрые сокращения мышц, — если бы я только знал, если бы я мог как-то тебе помочь, лисенок… Только один раз он появился в ее жизни с чем-то хорошим — в самый первый. От этого даже становилось как-то обидно — особенно обидно за нее, потому что уже второй раз она доверчиво ждала, и второй раз он приехал не просто так, а с целью, для которой она нужна. Но он вправе хоть немного помочь, немного утешить. Еще один горький, надломанный звук около самого его горла. Геральт бессильно зарычал, оттолкнулся одной рукой от края топчана, забираясь с ногами, оперся спиной о стену, крепче прижимая дрожащую девушку к себе, окружая собой в подобии защиты. Но невозможно защитить от боли, которая идет изнутри. — Тот человек, который с тобой приехал, — Лис снова глубоко вдохнула, восполняя недостаток кислорода в сжимающейся груди, — он боится. И ждёт тебя в купальне. — Ты так хорошо чувствуешь? — он невесело усмехнулся в чужие волосы, знакомо пахнущие лавандой, — ты умничка. — Я слышу, как на кухне Ламберт препирается с Эскелем, — отозвалась она чуть погодя, — обсуждают ужин. Хоть бы готовил все же Эскель… — Вот что значит — молодой ведьмак, — с ироничным смешком подметил Геральт, — чувствительность не притупилась еще… — Ты бы знал, как я перепугалась, когда услышала, что мне орут прямо в ухо, а после поняла, что это в большом зале препираются, — дрожаще усмехнулась она в ответ, — я еще с первого этажа слышу, когда ко мне идут, и уже научилась определять, кто именно. — Храбрый Лисенок из Каэр Морхена, — девушка слегка потерлась макушкой о чужую недельную щетину на челюсти, дрожь потихоньку стихала, — постой. Ведьмак залез рукой в небольшую сумку на поясе, нащупал ощеренную кошачью морду. Металл чужого медальона был ледяным. — Я думаю, это должно быть у тебя. Звякнула цепочка — девушка сложила ладони лодочкой, словно ждала этого поворота, обхватила пальцами медальон, потерявший владельца. Криво, болезненно усмехнулась. — Это так мило, — тихий голос дрогнул, — отдавать мне осколок моего сердца. Тонкие пальцы заскользили по знакомым до черточки граням, нащупали вырезанные на обороте буквы имени. Узкие плечи снова задрожали, и Геральт опять сжал руки, прижимаясь щекой к мягким волосам. Лис тряслась, вжимаясь виском в чужое плечо, стискивала в ладони медальон Койона так, что острые грани до боли впились в ладонь. Не в ее власти было остановить поток воспоминаний, где она осторожно касалась кончиками пальцев металлических кошачьих клыков, соскальзывая подушечками на бархатистую кожу чужой груди, даже в середине зимы хранившую теплый золотистый загар, тихо смеялась довольному мурчанию и мягкому поцелую в волосы, в лоб, в щеку. — Это не осколок, — едва слышно проговорил Геральт, аккуратно скользя ладонью вверх-вниз по узкой спине, — это целое сердце. Которое тебе добровольно отдали уже очень давно. Лис издала короткий тихий хрип, обессиленно распластавшись по чужой груди. Этого было слишком, слишком много. Слишком много боли. Ей казалось, они просидели так вечность, пока ее не перестало колотить. — Твой друг ждет тебя, — едва слышно сказала Лис, — я справлюсь. Правда. Спасибо тебе. — Справишься. Геральт осторожно поднялся — ладонь Лис, плохо подчинявшаяся ей сейчас, проскользила по его ноге от голенища сапога до колена и зарылась под одеяло. Потеряв опору, девушка бессильно растеклась по тахте, уткнувшись лицом в одеяло, и не двигалась. Ведьмак тихо вышел, стараясь контролировать дыхание — собственное бессилие выводило из себя. Он с силой рванул дверь купальни, захлопнул так, что дрогнула стена, едва слышно рыча, скинул с себя куртку. Поймал на себе удивленный взгляд синих глаз. Лютик уже сидел в тёплой купели по плечи — и явно с трудом давил в себе желание нырнуть с головой, чтобы скрыться от Геральта, ярость которого можно было нащупать. — Не спрашивай ничего, — прорычал ведьмак, стягивая через голову рубашку, — ни единого, блять, слова. Бард молча кивнул. Геральт взялся за левый сапог, стянул его, запустил пальцы за голенище правого. Завис, обхватив свою лодыжку и стоя на одной ноге. В голове вихрем пронеслось воспоминание о тонкой ладони, проходящейся по ноге — и тут же зарывающейся под тонкое одеяло. В соседней комнате Лис сжала пальцы на рукояти ножа-засапожника, подняла его на уровень шеи. Он выругался, выпрыгивая из второго сапога и вылетая из купальни обратно в коридор под растерянным взглядом Лютика. Лис взмахнула рукой — в темноте комнаты сверкнуло, отражая проникающий через щель между дверью и косяком свет, остро наточенное посеребренное лезвие. Геральт вломился в бывшую перевязочную. — Стой!