***
— Садись, — Йеннифер махнула рукой на стул. Через день после приезда Геральта она объявила, что готова снять повязку и продемонстрировать результат своих трудов. Лис послушно села на стул — нос плотно забил тяжелый, мешающий дышать запах — кислый и приторно-сладкий, крыжовник и сирень. Чародейка аккуратно развязала узел, не обращая внимание на тянущего шею Лютика. — Можешь открывать. Дай мне взглянуть, как все прошло. Приоткрылись веки — разошлись пушистые, мягкие рыжеватые реснички, Лютик затаил дыхание. Чистое золото — потемневшее будто от времени, такого приятного рыжеватого оттенка, уходящего в карий к центру. К узкой, как нить, полоске вертикального зрачка. Темное золото залило круглые, будто звериные глаза целиком — самый краешек белка виден в углах глаз. Как у кошек. И реснички как у кошек — пушистые и мягкие. Девушка будто мгновенно ожила с этими чудными глазами — быстро-быстро заозиралась по сторонам, зрачок пульсировал, то стягиваясь в узкую щель, то расходясь веретеном. Чудные звериные глаза остановились на Лютике — бард заулыбался, девушка заулыбалась в ответ. — Здравствуйте. Приятно вас наконец увидеть. — У тебя дивные глаза, душа моя, — Лютик выразительно прижал ладони к груди. Йеннифер, решив, видимо, что ее поделка достаточно наобщалась с бардом, взяла ее за подбородок, с прищуром разглядывая. — Да, на самом деле неплохо вышло. Цвета видишь? Точно? Все нормально? Не плывет, нет расфокуса? Нет чего-то лишнего? Отлично. Значит, я хорошо сделала свою работу, — чародейка отряхнула слегка руки, — пора вызывать Трисс. Она взялась помочь мне, пока я тут, и продолжить искать информацию о явлении Зеркал, и, помнится, нашла какое-то заклинание на установление связи Зеркала и оригинала. Эльфское, древнее, но магии я доверяю больше, чем бестолковой беготне по лесам, — эта часть фразы явно предназначалась стоящему за дверью уже две минуты Геральту. Трисс вернулась в Каэр Морхен еще через два дня, в течение которых Лютик как мог избегал встреч с рыжим ведьмаком, которого начал откровенно побаиваться, но с удовольствием составлял компанию приятному и спокойному Эскелю и Геральту. Лис постоянно где-то пропадала — он редко наталкивался на нее в коридоре по сравнению с другими ведьмаками. А когда один раз нашел ее в одиночестве сидящей на подоконнике в библиотеке — удивился, насколько резкие, звериные и почти злые черты ей придавали ее собственное горе в сочетании с этими невозможными глазами.***
— Связь исчезла, — немного растерянно сказала Трисс, взмахнув руками, будто стряхивала с них воду. — Как — исчезла? — Йеннифер говорила опасно тихим голосом, неторопливо приближаясь к чародейке и замершей ведьмачке. — Я ее не чувствую. Думаю, это эффект… — Ах, эффект, — фиалковые глаза Йеннифер вгляделись сначала в испуганные изумрудные, потом — в звериные, темно-золотые, — ты, дорогая, так и не объяснила мне, какого черта ты допустила это. Повисло тяжелое молчание. Ведьмаки молчали хмуро, никто не хотел навлекать на себя гнев чародейки. Лютик и Трисс — растерянно и испуганно, прижатые к полу аурой злости, распространявшейся от Йеннифер тяжелыми волнами. Лис — непонимающе, слегка хмуря темные брови. — Изволь объяснить сейчас, — голос перетек в шипение, взгляд фиалковых глаз переместился на стоящих кучкой Волков, — или вы. Скажите, почему вы пренебрегли своими клятвенными обещаниями? Кто заверял всех и всюду, что из этих стен больше никогда не выйдут молодые ведьмаки? Кто винил во всем чародеев? Вот она — цена ваших слов. Гезрас, стоявший, привалившись плечом к стене, мягко оттолкнулся от опоры, спокойно выступил вперед — Лютик проводил его испуганным взглядом. Ему показалось, что рыжий ведьмак считает себя минимум бессмертным. — Лис умирала, Yenniferh. — Что изменилось сейчас? — вспылила чародейка, прожигая его рассерженным взглядом. Ее злило, когда с ней говорили таким тоном — ровно и устало, будто объясняя ребенку очевидные истины. — Связь разрушена! Зачем ты вмешался? — Йен, — коротко, предупреждающе бросил Геральт, — ты… — Я знаю, с кем я говорю, Геральт, я достаточно хорошо учила историю магии, — прошипела чародейка, — с ведьмаком, который устроил резню в замке Стигга. С убийцей чародеев. И я спрашиваю — какое тебе дело, Гезрас из Лейды, до какой-то человеческой девчонки? Что тебе с того, что она умирала? — Связь была не в нашей власти. Мое вмешательство лишь предотвратило ее смерть. Ведьмак говорил негромко, но в застывшей тишине комнаты на самом верху каменной башни каждое его слово падало тяжело, как булыжник. Раздраженное шипение чародейки стелилось по холодному полу, расходясь злыми кругами после каждого его слова. — Зачем? В чем твоя цель? Йеннифер очень не любила не понимать мотивов тех, кого сочла своими врагами. А после того, как ее вызвали сюда, попросив помочь подправить их косяки, а затем — обломали со связью, врагом она считала минимум зачинщика проведения мутаций. — Лис — Предназначение младшего из моих котят. Я не мог проигнорировать просьбу Койона защитить ее. Лица Волков синхронно вытянулись в удивлении. Трисс захлопала медными ресницами, Лютик просто раскрыл рот, не в состоянии воспринимать поток информации, выливающийся на него. — Когда ты успела стать Предназначением? — рыжая чародейка заглянула Лис в лицо. Девушка отвернулась, коротко взглянула на спокойного Гезраса. — Та история с ярмаркой. — Ах, вот оно что, — процедила черноволосая чародейка, — как мило. — Почему ты не сказала? — вмешался строгий голос Весемира. Девушка пожала плечами. — Я думала, он шутит. — Хороши шуточки, — Эскель нервно потер шрам. — Просто замечательны, — прошипела Йеннифер, — раз моя помощь больше не требуется, я тотчас же ухожу. Чародейка гордо прошествовала мимо не двинувшихся в ее сторону ведьмаков, шагнула на лестницу. Она не терпела не получать результатов. И ненавидела, когда ей пользовались. Когда темная макушка скрылась из вида, Геральт словно очнулся — и двинулся вслед за ней, держась на почтительном расстоянии. — Почему вы не сказали ей про пророчество? — Лис склонила голову к плечу, глядя на ведьмаков. — Почему ты не сказала нам, что стала Предназначением? — вопросом на вопрос ответил Эскель, скрестив руки на груди. — Я с вами не встречалась с тех пор. Это случилось поздней весной. А потом забылось — я же думала, что это шутка. — И Йеннифер нам, слава Мелителе, не встречалась до этого момента, — покачал головой Весемир, — до чего же любят мои ребята находить себе неприятности на голову… Лис снова взглянула на Гезраса. Внутри нее явно шла какая-то борьба, казалось, она недумала совсем о словах чародейки и пыталась на что-то решиться. Рыжий ведьмак молчал, глядя в пол, но почувствовал ее взгляд, поднял голову. «Мне нужно с тобой поговорить» Ведьмак прикрыл глаза, слегка кивнул. — Постой, — Трис переводила взгляд с Гезраса на Лис, — ты еще можешь общаться телепатией? — Да? — с вопросительной интонацией ответила Лис, — никаких изменений не заметила. — Потому что их не было. Не было вмешательства чародеев в магическое поле, обычно сопутствующего физическим изменениям. Некому было вмешиваться. Трис уставилась на рыжего ведьмака, как на диво дивное. Весемир устало вздохнул, Эскель снова нервно потер шрам. — То есть, — Трисс нахмурилась, размышляя, — твои силы остались при тебе? Лис молча сложила ладони лодочкой. Затеплился язычок огня, облизнул тонкие пальцы, не причиняя вреда, извернулся, вытянулся вверх и снова свился в колечко, стянулся в светящийся клубок. — Значит, связь должна была остаться, — забормотала Трисс, — если с Цири ничего не случилось… Йеннифер! — чародейка, подхватив юбку, побежала на лестницу. — Поздно, — ей в спину тихо предупредила Лис, — она уже ушла. Я слышала хлопок портала. — Я ничего не слышал, — вконец растерявшись, сказал Лютик. — Мы тоже, — едва заметно улыбнулся ему Весемир, Эскель за его спиной утвердительно кивнул, — но чертовски сильно хотели бы услышать историю с ярмаркой. — Мне вот тоже интересно, — бросил Гезрас.***
— Ты хотела поговорить, — нервно мерявший шагами маленькую комнатку на самом верху сторожевой башни Гезрас остановился, когда услышал шаги. Коротко взглянул на Лис. Девушка непризвольно принялась мять пальцы, выгибая их и щелкая суставами, глядела снизу вверх своими невозможными даже для ведьмака темно-золотыми глазами. Слишком увеличенные радужки, темное золото почти заполнило собой видимую часть глаза, узкое веретено кошачьего зрачка расширилось в полумраке. Даже разрез глаз слегка изменился, по крайней мере, казалось, что они стали круглее, чтобы открыть большую часть зрачка, более звериными. Кусает губы, словно не может решиться начать говорить и ждет, когда ей подскажут. Ведьмак привалился плечом к стене, легко улыбнулся, подбадривая. — Если тебя взволновали слова Yenniferh о твоей смерти, то выброси это из головы. Она — вздорная чародейка, которая не желает видеть дальше своего носа. Если же слова относительно замка Стигга, то, что ж, это правда. И я ни дня в своей жизни не жалел об этом. — Нет, — Лис чуть качнула головой — он только сейчас заметил, как слегка дрожат ее плечи, — я хотела сказать не это. Я, — она запнулась, опустила взгляд, — должна была сказать это сразу, как узнала, но не нашла в себе сил. Прости. — Узнала что? — ведьмак склонил голову к плечу, наблюдая, как она осторожно подходит ближе. Белая голова склонилась еще ниже. Она шептала так тихо, что разобрать слова можно было только с ведьмачьим острым слухом. — Койон мертв. Погиб в битве под Бренной. Записался добровольцем в армию… Он не сказал ни слова. Молча опустился на скамью, рядом с которой стоял, ссутулился, опустив голову. Каждый раз — как в первый. Больно. Его котята погибают один за другим — от когтей, зубов и яда чудовищ. От мечей, кинжалов, стрел и низости людей, от собственной глупости и доверчивости. От всего, от чего он не может их защитить. Его Коты — те, кого он помнил еще почти детьми, как Койона, Айдена и Гаэтана, или те, кто нашел пристанище у их костра, когда оступился на Пути и был изгнан с позором. Один за другим. Смерть прибрала самого младшего его котенка. Чернявого мальчишку с непослушными кудрями, которого он сам вынес из подземелий Стигги во время резни, когда все чародеи уже были убиты. Который едва пережил Испытание Травами, метался в лихорадке в повозке. Он единственный из пятерых мальчишек, найденных тогда живыми в процессе мутаций, пережил переход. Непоседливый юноша с яркими, жёлто-зелёными, проказливыми глазами, доставаший его бесконечными вопросами. Молодой мужчина, весело смеявшийся у костра и приходивший к нему за одобрением, как к отцу, как к старшему брату, как к наставнику. Койон, просивший защитить его Предназначение, потому что боялся, что сам он не сможет этого сделать. Лис почти упала на колени перед ним, теплые дрожащие пальцы коснулись его ладоней, закрывавших глаза. Гезрас убрал руки, не пытаясь скрыть болезненную гримасу, исказившую лицо — мягкие подушечки легли на виски, беспорядочно скользя по коже, касаясь щек и шрама под глазом, приглаживая коротко стриженые жесткие волосы над острыми ушами. Пытаясь утешить. Ведьмак опустил руки. Плечи под тяжелыми ладонями лихорадочно дрожали, дыхание вырывалось из ее груди неровно, прерывисто, с трудом проходя через перехваченное судорогой горло. Она больше не могла плакать — привычная реакция организма на стресс — и еще не научилась контролировать свое тело достаточно, чтобы избежать хотя бы дрожи. Лис тряслась, как в тяжелой горячке, искусанные губы дрожат, сухие глаза широко, почти испуганно распахнуты — но теплые подрагивающие пальцы все равно на грани чувствительности скользят по его лицу, будто пытаясь стереть с него измученное, горькое выражение, забрать его с собой и унести, вместо тяжелого, горького и острого комка между ключиц оставив обычную после общения с ней легкость. — Caemm a me, — тихий шепот сорвался с губ и разбился о камень пола, истаял, но Лис услышала. Гезрас слегка сжал ладони на чужом корпусе, чуть подтягивая вверх — девушка тут же приподнялась на коленях, одной рукой схватилась за его плечо, вторая взъерошила и тут же пригладила жесткие, медово-рыжие волосы на затылке. Прислонилась плечами к плечам, опустив голову, прижавшись носом к горячей шее. — Squaess'me, Gezras. Squaess'me… — Ш-ш-ш. Caelm, caelm, — тяжелая ладонь прошлась по дрожащей спине, тонкие пальцы сильнее сжали его плечо, Лис рвано выдохнула в шею, снова втянула носом воздух, — я знаю, что больно. Знаю. Потерпи. Все пройдёт, обещаю. Девушка зажмурилась, уперлась лбом в его плечо. Губы дрожали и не хотели смыкаться, будто вместе с воздухом должна была вырваться из горла засевшая там острыми шипами боль. Но вырывалось только сбитое, рваное дыхание и едва слышные, изо всех сил сдерживаемые дрожащие звуки. — Пройдёт, — тихо согласилась она, снова нервно вздохнула, давя звук в горле, — всегда проходит. А ты? У тебя — пройдет? — Мне не привыкать. Лис в его руках дрожала — ослабшая после Испытания, чудом пережившая его до конца, только несколько часов назад открывшая свои измененные глаза, еще не научившаяся справляться с этой болью в непривычном теле. Дрожала — но теплая узкая ладонь мягко, почти ласково скользила по его затылку вверх-вниз, едва касаясь, гладила шею сзади до воротника и снова взъерошивала жесткие, короткие волосы. Обнимала, пытаясь утешить, а не цеплялась в поисках утешения. — Я, — Лис снова запнулась, восстанавливая дыхание, вспоминая слова Старшей Речи, — могу что-то сделать? — Почему ты хочешь что-то сделать? — Гезрас измученно улыбнулся, касаясь носом серебряных волос. Он был готов поставить половину своей долгой жизни на то, что перед ним сейчас сидит существо, никогда не бывшее человеком, никогда не знавшее, что жизнь бывает жестока. Существо не из этого мира, откуда-то далеко-далеко, где все друг другу помогают. — Тебе больно, — едва слышно сказала Лис, прижимаясь щекой к плечу. — Тебе тоже, — ведьмак неожиданно даже для себя на мгновение коснулся сомкнутыми губами мягких серебряных волос, — я не его Предназначение, в конце концов. — Меня есть, кому утешить, — узкая ладонь снова прошлась по затылку, справа — налево, обвивая его голову, чуть пригибая вниз, пытаясь охватить ее одной рукой, — а кто поможет тебе? — И где Койон тебя откопал такую? — короткий, сдавленный смешок, — кому нужно продать душу? — Никому не нужно. Я сама прихожу. — Тогда останься еще немного. Вторая ладонь соскользнула с плеча на спину — Лис подалась вперед, обнимая за шею, пряча лицо, прижимаясь носом к напряженной мышце трапеции. Гезрас вздохнул, закрыл глаза. — Нет, правда. Как ты это делаешь? Тебе так мало лет, как ты видишь всех насквозь? Даже меня. Я слишком стар для таких фокусов. Ты жила среди людей, как ты смогла остаться такой? Как тебя не задавили, не сожрали, не вывернули наизнанку? — Все просто, — тихо выдохнула ему в шею Лис, — у меня нет души, нет сердца. Я — лишь отражение в кривом зеркале, пересмешник, умеющий только копировать то, что видит. Я вижу жестокость и отчуждение — я сама становлюсь жестокой и отстраненной, вижу ласку и доверие — преумножаю их и возвращаю тебе. Узкие ладони мягко прошлись по спине. Ведьмак чуть сильнее сжал руки, чувствуя, как понемногу стихает дрожь ее истощенного тела, пока она говорит. Говорит то, что думает, что чувствует, что знает. Он был уже не уверен, что она продолжает говорить вслух — эти слова слишком острые, чтобы резать ими воздух, даже сказанные на мягком, певучем, привычном языке эльфов. Гезрас уже не слышал в прямом смысле этого слова — он чувствовал, что она хочет сказать. «Твоя боль — моя, я чувствую ее, как свою, вместе со своей. Твое тепло — мое, я согрею тебя им. Я — всегда то, что передо мной, ангел брошенных детей» — Ангелы, — снова непроизвольное, едва заметное прикосновение губами — к виску, — это что-то хорошее, ты говорила. Я — ведьмак, учинивший резню в замке Стигга. Учи историю лучше, Chonno'l. — Падший ангел, — чуть слышно прошептала Лис, закрыв глаза, — как падший ангел… я поняла, что за песня мне все вспоминалась. Подожди, — девушка шевельнулась, отняла одну руку, закопалась в сумочку, висящую на ремне, — вот. Я думаю, он должен быть у тебя. Геральт отдал его мне, когда… рассказал. Гезрас осторожно сжал ее узкую ладонь, на которой поблескивал острыми гранями медальон Школы Кота, в кулачок, придерживая пальцами. — Neen, luned. Лис подняла взгляд — круглые, широко распахнутые, не понимающие очевидных вещей глаза цвета темного золота. — У меня уже есть свой. А у тебя — нет. Пусть он будет твоим. Пусть сбережет тебя. Теперь ты — самый младший котенок. И самый младший волчонок в стае Весемира. Гибрид, диковинная зверушка.