***
Руки сами собой дернулись к животу — там, где горела, сжигая кожу, острая боль. — Не надо, — чужие пальцы сжались вокруг запястий, Лис замерла, продолжая жмуриться до красных пятен. Страшно. Страшно. Больно. Знакомый запах — успокаивающий, известный — почти затирается духом чужого места. Голос — знакомый, тянущий гласные, с легкой обеспокоенностью в бархатистых интонациях — одна короткая фраза и тут же замолк. Он где-то здесь, где-то недалеко, но все, что она может почувствовать — осторожную хватку пальцев на запястьях. — Я могу, — она коротко облизнула сухие губы, натолкнувшись на ранки от клыков, — попросить тебя… лечь поближе? Хрупкая тишина — она различает ритм чужого сердцебиения и дыхания. Слышит, но не чувствует движений грудной клетки рядом — и кажется, что сознание просто обманывает ее. Что она сошла с ума в Стигге и слышит то, что ей так хочется. — Прости, — извинение слетает само собой с сухих губ, — только не уходи. Пожалуйста. — Обещай, что не будешь двигаться. — Обещаю, — Лис слышит шорох ткани, наконец, чувствует живое тепло рядом, едва давит в себе порыв наплевать на рану на животе, повернуться набок и вжаться в чужое тело. Ее мысли будто слышат — одна рука аккуратно приподнимает голову, укладывая ее на плечо, вторая убирает растрепанные короткие волосы с лица. — Я здесь, котенок. Я не ухожу. Она едва заметно кивнула — и тут же провалилась в глубокий сон.***
— Расскажешь, что произошло? Гезрас тут же понял — нет, не расскажет. По крайней мере, не сейчас. По тому, как судорожно скакнули, расширяясь, узкие кошачьи зрачки, как она дернулась и тут же стистнулась в плечах, пытаясь стать меньше, незаметнее, могла бы — свернулась бы калачиком, пытаясь спрятаться от чего-то, что произошло за эти полтора месяца. — Я… расскажу. Потом. Обещаю. — Ладно, — пожал плечами Кот. Все проявившиеся за двое суток с тех пор, как она очнулась, реакции, непроизвольные, порывистые, изменившийся язык тела и характер ран многое могли ему рассказать, но он не хотел надумывать. Перемены цепляли взгляд и настораживали — просыпаясь, она каждый раз вздрагивала и быстро осматривалась, сжимая в пальцах одеяло, если его в комнате не было — начинала тихо паниковать и или пряталась в итоге по-детски под одеяло, мелко дрожа, практически обездвиженная своей раной и истощением, или подбиралась к изголовью и забивалась в угол, напряженно глядя по сторонам. — А все-таки где мы? — Лис потерла пальцами лоб, — это место похоже на комнату Каэр Морхена, где ты жил, но это не она. — Каэр Серен. Грифонье Гнездо, цитадель Школы Грифона. Бывшая цитадель, если быть точным. — Каэр Серен, — растерянно повторила она, — а Грифоны… — В курсе. Кельдар дал добро, кроме него и нас тут пока никого нет. — Маэв должен быть, — неожиданно произнесла Лис, глядя в потолок, — он говорил, что осядет в крепости. Гезрас отвлекся от смешивания на весу сухих компонентов Ласточки в фиале с широким горлышком и взглянул на лежащую на спине рядом подопечную. — А это, случаем, не тот раненый Грифон из Марибора? — Он самый, — вздохнула Лис, — уехал, наверное, за припасами, как Эскель уезжал. Если не сидеть рядом постоянно — можно предположить, что все нормально. Гезрас же проводил в той же комнате круглые сутки и ясно видел, что нет. Видел, как кусает чужое сознание странная неуверенность, глубокий, поселившийся в глубине зрачков страх, замечал каждый нервный взгляд на ее перебинтованные предплечья и долгий, отсутствующий — в потолок, когда воспоминания о чем-то произошедшем захватывали чужую голову. Рано или поздно рассказать бы пришлось — и Лис тоже это понимала. Но оттягивала этот момент как можно дальше — даже вспоминать о том, как она прошла по краю, было страшно. Ей приходилось много спать. Измученный организм брал свое, но нервозность, одолевавшая ее каждый раз, когда она оставалась в комнате одна, не давала заснуть спокойно, пока не вернется Гезрас. Рыжий ведьмак стал для нее своеобразным якорем в незнакомом месте — теплый, пряно-перечный запах, размеренный неторопливый темп сердцебиения и дыхания приземляли, напоминали, что все закончилось. И она снова заснула — кажется, был вечер. Когда открыла глаза — темнота комнаты разбавлялась бликами от горящего в камине пламени, слышен был только треск прогорающего дерева и гулкий шум моря на улице, далеко-далеко внизу. Она была одна. Лис нервно огляделась — сердце зашлось, когда она различила в дальнем углу высокую фигуру. Сверкнули, отражая свет, кошачьи зрачки на загорелом скуластом лице, теплые блики тонули в накинутой на плечи лохматой шкуре, бегали по металлическим пластинам доспеха. Незнакомец молчал. Она неуверенно приподнялась, отметив, что боль слегка притупилась, давая возможность немного двигаться, коротко облизнула губы. — Мастер Кельдар? Ведьмак отрицательно качнул головой — длинные черные пряди, закрывающие левую часть лица, мазнули по челюсти, свет пламени очертил прямой хрящеватый нос и резкую, решительную линию губ. Незнакомец был крепко сложен и высок, шкура на плечах добавляла ему внушительности — казалось, что он сутулится, как многие высокие люди. — Кто ты, дитя? Что ты делаешь здесь? Грифоны снова готовят адептов? Голос у него оказался резкий, повелительный, неплохо поставленный, как у оратора. Лис испуганно моргнула, прижала одну руку к груди. — Не… не знаю, готовят ли. Не думаю. Я осталась зимовать здесь в первый раз, я — Лис… — Женщина? — удивленно загрохотал ведьмак, порывисто шагнул вперед — свет от огня лег на правую часть головы, где волосы были сбриты, а на коже чернели татуировки — черные птицы, много черных птиц, — невозможно. Ты должна была умереть во время Испытания! Лис чувствовала, как колотится в горле паника, как леденеют руки, начала вслепую отползать назад, подальше от незнакомого ведьмака с громким голосом — и с тихим вскриком свалилась с кровати спиной. Живот, руки и ноги тут же свело от боли — и она потеряла сознание, не успев ни понять, что ведьмак не был настоящим, ни хотя бы услышать в последней фразе удивленные, почти радостные интонации. Поглощенная своим страхом, она уловила только смысл, напугавший ее еще сильнее. Гезрас, вернувшийся в комнату через несколько минут, тут же понял, что что-то не так. Донесшийся с пола тихий стон его в этом убедил — Кот быстро опустил две тарелки на пол и подошел к валяющейся около кровати в сомнительной позе Лис. — Bloede, ты что, пыталась идти? Что в словах «тебе лучше не двигаться» было непонятно? Или их на Старшей речи повторить? Хватайся, — ведьмак быстро опустился на одно колено, подхватывая ее под спину, когда худые перевязанные руки крепко обвились вокруг шеи — выпрямился, вместе с собой поднимая не такой большой, как можно было предположить из ее роста, вес, — если швы разошлись — пеняй на себя. — Не разошлись, — тихо, нервно, прерывисто заверила Лис, — все нормально. Кот сомневался, что когда «все нормально», существует необходимость продолжать за него цепляться, как утопающий — за соломинку, когда он уже уселся на кровать и она вполне могла бы сползти и лечь обратно, но не стремилась этого делать. Напротив — вся сжалась, притиснулась как можно ближе, так, что можно было кожей почувствовать, как быстро и неровно колотится нечеловеческое сердце, как тает в натопленном воздухе комнаты острый запах страха. — Тут был ведьмак, — тихо сказала Лис через две минуты, глядя куда-то в стену. — Какой? — поднял брови Кот, — Кельдар был со мной внизу. — Я его не знаю, — она начала теребить края повязок на предплечьях, Гезрас слегка хлопнул ее по рукам раскрытой ладонью, чтобы прекратила и не распустила ткань, — высокий, темноволосый, с таким громким голосом. Имени он не назвал. — Что хотел? — Я не поняла, — Лис устало прижалась щекой к чужому плечу, отступившая паника сменилась сонливостью и раздражающей слабостью во всем теле, — спросил, кто я, а когда я сказала — заявил, что я должна была умереть. В жарко натопленном воздухе замерло молчание. Лис потихоньку приходила в себя, лежа щекой на чужом твердом плече и слушая, как трещит огонь в камине, как лениво перекатываются черные волны внизу, под стенами скал и Каэр Серена, как размеренно бьется в груди рядом сердце. Звуки, ставшие знакомыми, успокаивали. Она снова начала вспоминать, как это — чувствовать кого-то живого рядом. За почти два месяца с тех пор, как они разошлись на одном из перекрестков, она почти забыла это ощущение. — Как, говоришь, он выглядел? — нарушил тишину Кот, коротко сжимая пальцы перекинутой через ее плечи руки на ее локте, — высокий, темноволосый, с громким голосом… — Еще с татуировками, — дополнила Лис, — черные птицы. От шеи и до виска — черные птицы. — Вороны, — отстраненно поправил ее Гезрас, — странно. — Что? Ты его знаешь? — она несдержанно слегка дернула ведьмака за край рубашки, заглядывая в темные глаза. — Знаю, котенок. Проблема в том, что он умер лет семьдесят назад. — А, — Лис удивленно заморгала, — а как… Хотя… Хм. Ладно. А как его зовут? Звали? — Эрланд, — после паузы ответил Гезрас, — Эрланд из Ларвика. Основатель Школы Грифона. Думаю, это был этот твой приступ. — Но я никогда, — она задумчиво перевела взгляд на стену, привалившись боком к чужой груди, — никогда не взаимодействовала с теми, кого видела. Не было такого — я же вижу прошлое или настоящее, я не переношусь туда… — Мне больше интересно, почему он сказал, что ты должна была умереть. Лис поморщилась — думать об этом не хотелось. Вспоминать об этом не хотелось. Коротко взглянула на чужое лицо — сосредоточенно сдвинутые рыжие брови, остановившийся взгляд темных кошачьих глаз, сжатые в линию губы, на вертикальный шрам у уголка легла синяя тень. Пламя, горящее в камине, не сглаживало мягким светом острые черты — наоборот, подчеркивало их, обводило тонкой кисточкой чернилами узкую переносицу, выступающие скулы, высоковатые для человека, почти незаметные мимические морщины во внешних углах глаз, напряженные линии от крыльев носа к углам губ. Лис вздохнула и снова прислонилась виском к твердому плечу, прикрыла глаза, чувствуя аккуратно держащие за плечо пальцы, руку, поддерживающую под спину, движения грудной клетки при дыхании, к которой она прижалась боком. — Я была в Стигге. — Que? — Гезрас тут же вынырнул из медитативной задумчивости — знакомое название остро царапнуло слух, всколыхнуло непонятные, но однозначно неприятные эмоции. Лис не пошевелилась — сидела на чужих коленях с закрытыми глазами. — Я сбежала из Стигги. Сюда. Напряженное молчание — Кот старался осознать открывшиеся факты, Лис набиралась сил для последовательного рассказа. Потрескивало дерево в камине, шуршали размеренно волны за окном, мерно и неторопливо, но будто бы с большей силой билось нечеловеческое сердце в груди рядом — она боком и спиной чувствовала живое тепло, воскрешая в памяти это ощущение, пытаясь сосредоточиться на нем, чтобы проще было игнорировать поглощающую все внимание боль.***
Стигга. Само название бывшей цитадели Школы Кота будто мгновенно сжало какую-то пружину под ребрами, стиснуло напряжением. Гезрасу никогда не казался странным факт, что простое сочетание звуков может вызвать у него вполне реальную физическую реакцию — снова начало тянуть, дергать, ныть там, где шел длинный, грубо когда-то зашитый шов, снова будто вгрызлись в мышцы железные шестерни сломанного раз и навсегда механизма. Идеального механизма — ведьмачьего тела, которое раскроили, чтобы изучить, и оставили как придется. Они столько сделали ради того, чтобы это никогда не повторилось. Гезрас хотел бы раскатать чертов замок по камешку, сделать его одной большой могилой — умерших там Котов, тех, кто не смог сбежать. Но они не смогли разрушить Стиггу сразу — и ее приватизировал какой-то чародей. Чтобы там сделали то же самое. С его новым котенком — почти то же, что и с ним самим. Размышлять, как так вышло, что тот чародей почти год как убит Белым Волком, а в чертовом замке все еще что-то творится, он не мог. Кот руками мог почувствовать чужие ребра, расходящиеся при каждом неровном, неглубоком и болезненном вдохе, чувствовал застывшие, напряженные мышцы — Лис старалась не двигаться ни на миллиметр, чтобы не усугубить и без того рвущую живот и руки боль. — Там был… — Молчи, — бесцеремонно прервал тихий, неуверенный шепот Кот, — молчи. Шестерни царапали ребра. Пока — терпимо. Гезрас коротко перебрал пальцами по чужим седым волосам, когда-то — ухоженным, похожим на текучее серебро. Сейчас — спутанные, потемневшие от пыли и крови, слипшиеся — они больше мешали. Пахли камнем и болью. Лис коротко вздохнула и тут же вздрогнула — кожа рядом с раной натянулась на короткий миг — и быстро спрятала лицо на его плече. — Caelm, luned, caelm, — ведьмак подушечками пальцев осторожно потер острое ухо, мягкие, успокаивающие движения, — все закончилось. Ты туда больше не вернешься. Она снова вздохнула — и громко, прерывисто заурчала. Кот знал эту реакцию — попытка успокоиться, сама же Лис испугалась издаваемого ею звука, обеими ладонями зажала рот, зажмурилась. Урчание не стихло — только задрожало в почти истеричной тональности, отражаясь от камня стен, завибрировало в руках, потряхивая горячее и истощенное тело. — Caelm, caelm, — теплая ладонь легла ей на висок, пальцы зачесали спутанные волосы выше, снова потерли острое ухо, — этот звук — нормально. Ты так реагируешь на боль и стресс. Не пугайся. Он и сам хотел бы успокоиться — чистая, старая злоба запульсировала в висках, невероятно сильно хотелось сжать что-то в руках — до треска, разломать, разорвать, выплеснуть куда-то горячий жгучий ком, вставший под горлом. И одновременно хотелось не дать этой больной злобе передаться дальше, к ней. Острой спицей в грудине проскользнуло сожаление — если бы он не решил дать ей этот месяц свободного плавания, чтобы она сама убедилась, что все эти пророчества и Предназначения — бред, она бы не попала в Стиггу. И не сидела бы сейчас, испуганно сжимаясь в урчащий комок. Кот уткнулся носом в потемневшие серые волосы, пахнущие пылью и отчаянием — Стиггой — и осторожно тер острое эльфийское ухо, негромко повторяя призывы успокоиться, убеждения, что здесь безопасно, что он не уйдет и не исчезнет — пока мурчание не притихло, становясь едва слышным подрагивающим фоном, пока Лис не перестала нервно трястись. Заснуть она не смогла — лежала, тихо урча, несколько часов. Гезрас прислушался к ноющей, скребущей ребра застарелой боли — и полез в свою сумку. Отложил шуршащий мешочек, достав два небольших флакона с мутной белой жидкостью.***
Неделю спустя, когда Лис чуть оклемалась и могла двигать руками без ноющей боли и сказать больше двух слов, не потеряв мысль, эта тема была поднята вновь. Она коротко пересказала историю с двоедушником в поселении, название которого даже не запомнила. — Я пришла к той женщине за платой, а она сказала, что ее брат — хозяин таверны — забрал деньги и сказал идти к нему. Там же договорилась с краснолюдами Ярпена Зиргина, что поеду с ними до «Рыжего Кота» — они везли какой-то обоз и им нужна была охрана, — Гезрас про себя выругался, составив в голове не стыковавшиеся раньше ни с чем замечания Айдена по поводу неизвестного Кота, — наутро отправилась их провожать до твари. Услышала, как открывается портал, попросила остановиться, — Лис подтянула к себе ноги, пытаясь свернуться калачиком на чужих коленях, — а они не поверили. Решили, что никакого двоедушника не было, а я просто хотела их убить и уйти с деньгами, и чуть не убили меня, а я совсем не ожидала, я даже меч вытащить не успела — только почти увернулась, — она прижала ладонь к животу, чувствуя, как сильнее сжались на плече горячие пальцы, — а из портала вышел Сарен. И перенес меня в Стиггу. Гезрас витиевато выругался на Старшей речи. Он понял, почему зашитая рана на ее животе и глубокие царапины на боках и предплечьях не заживали, как положено — было у чародеев такое заклинание, мешавшее регенерации ведьмаков. Его на Котах и отрабатывали — чтобы будущие ведьмаки сполна прочувствовали, чем может обернуться любая травма. — А в Стигге он все ждал какого-то господина. Говорил, что они с ним как зимой разделились — так и не встречались с тех пор, Сарен остался на юге, а некий господин — на севере, потом началась война. А тут он нашел меня — Зеркало — и привел к господину, но не знал, что я прошла мутации, и не знал, что делать. Думал, что я больше не могу создавать иллюзии. — Надеюсь, это сыграло с ним очень злую шутку, — процедил Гезрас. — Думаю, да, — Лис нервно хихикнула, — настолько злую, что он выпрыгнул из окна. — Que? — удивился Кот. Она снова нервно рассмеялась — живот заныл, но Лис не могла остановиться. — Сарен умер. Выпрыгнул из окна. Я довела его до ручки своими иллюзиями. Это было сложно, но его увлечение фисштехом и болтовня мне помогли. — Туда ему и дорога, — после непродолжительного молчания констатировал Гезрас. Лис снова нервно рассмеялась — Кот осторожно придерживал худое дрожащее тело у себя на коленях, короткие сокращения ее мышц, расходящиеся по всему телу, по-странному болезненно отдавались в руках и ребрах. Странно было в очередной раз осознавать и видеть, какими хрупкими могут быть их измененные тела, как можно исказить их эмоции, реакции, чувства — она то пугается тишины, то прячется под одеяло, пока его нет, то истерически смеется, прижимаясь боком к его груди и дрожа, над тем, что стало, скорее всего, самым пугающим и мучительным месяцем ее жизни. Вроде бы множество раз уже это видел — видел истерики собратьев из своего поколения, осознавших, что впереди их ждет только смерть от рук чародеев, видел пустые глаза Котов из следующих поколений — вырвавшихся, сбежавших, но навсегда оставивших какую-то важную часть себя в Стигге. Лис тоже оставила что-то в Стигге. Но что именно — он пока не понял. Явно что-то важное, что-то, что делало ее — ей. — А господин — это, должно быть, Вильгефорц, — нарушил тишину Кот, — хозяин замка. Бывший, потому что весной его убил Геральт. — А еще Сарен работал в Стигге, — добавила Лис, — с третьего, вроде бы, поколения Котов. Потому ты с ним и не пересекся. А когда вы осадили крепость, он выискивал какие-то алхимические секреты в Зеррикании и остался жив. — Ему повезло, что я тем летом об этом не знал, а потом он умер. — Интересно, — Лис успокоилась, снова прислонилась щекой к чужому плечу, — Вильгефорц — чародей, верно? Должно быть, я и ему нужна была, чтобы найти Цири. Ее все ищут… — Это неважно. Спи, котенок.***
Спать и вообще спокойно находиться в комнате она по-прежнему могла только при условии, что рядом бродил, сидел или лежал Гезрас. Если Кота в поле зрения не было, если она не слышала, как он дышит и как бьется его сердце — она потихоньку паниковала, но старалась этого не показывать. Получалось не очень. — Шон, это не дело, — ведьмак зашел в комнату и сразу заметил испуганные, округленные, как у котенка, увидевшего здорового бродячего пса, глаза цвета темного золота, — ты в безопасности. Лис кивнула, признавая его правоту, устало свесила голову на грудь. Кот вздохнул — он знал это чувство неотступной тревоги, которая появляется, если долго сидеть в полном одиночестве в карцере Стигги, куда едва проникает солнечный свет, и не иметь ни малейшего представления о своей дальнейшей судьбе. Когда кажется, что вокруг настолько тихо и никого нет, что начинают мерещиться шаги тех, кто пришел с неминуемым наказанием. — Шон, — ведьмак запрыгнул сразу на середину кровати, растянулся, опираясь плечами о изголовье, — ты уже не в Стигге. Сарен мертв. Страх — это нормально, но нельзя давать ему управлять тобой так же, как нельзя давать это делать ярости. Пойми, что то, что тебя пугало — исчезло. Ты уже в другом месте и в другом окружении. Я, в конце концов, никуда не денусь из Каэр Серена до весны. — А потом? — тихо поинтересовалась Лис, глядя перед собой и теребя в пальцах краешек одеяла. — А потом мы отправимся в караван. Она коротко кивнула — и качнулась вбок, облокачиваясь на чужое плечо. Ведьмак коротко взглянул на серебристую макушку подопечной — за то время, что она провела в сознании, ее тактильность вернулась в удвоенном размере. Постоянные прикосновения — то, с чем пришлось смириться ради прекращения ее приступов паники. Не самое худшее, с чем приходилось мириться, но он не мог припомнить, чтобы кто-то из его котят так настойчиво ластился после того, как проходил первый шок. Было в постоянном близком присутствии чужого тела что-то незнакомое, непривычно-теплое, какая-то странная форма доверия.