***
Младшая Кошка ожила только после Йуле. В занесенной снегами полуразрушенной крепости было чертовски скучно, и Андре оставалось только прислушиваться, надеясь уловить отголоски чужих тренировок. Своим телом она овладела пока что, очевидно, не очень хорошо — на вершине башни и на лестнице постоянно кто-то падал и раздраженно шипел. Хотя, может, это после спячки. Старшему Коту упорства было явно не занимать — возня в верхней комнате случалась ежедневно и длилась с утра до вечера, рассыпалась звоном стали и стекла, шуршала тканью и легкими шагами по камню. Строки бестиария, к счастью молодого Грифона, не звучали — перечисление и описание чудовищ вызывало у него глухую зубную боль и тоску. Вместо этого большую часть времени Кошку гоняли по замкнутому пространству в хвост и в гриву — на ужин она приползала в полуживом состоянии. Но чем ближе подходил Имбаэлк, тем живее и любопытнее она становилась. Вершиной ее глупости Андре счел вечер, когда ведьмачка решила подойти к Кельдару с вопросом. Все молодые Грифоны знали, что так лучше не делать, потому что если ты задал Кельдару вопрос — изволь выслушать ответ целиком, а это может занять несколько часов. Она просидела три часа и ушла наверх с просветленным лицом. Андре решил, что она двинулась окончательно. Следующие несколько дней Кошка просидела в библиотеке, чертя какие-то неудобоваримые схемы. Маэв ими заинтересовался, но из путаных объяснений не понял ничего, кроме факта, что она решила переделать классификацию чудовищ. Пока, видимо, не выходило — схемы друг с другом упорно не желали стыковаться, и обескураженная Кошка уходила наверх, где снова звенела сталь.***
С того дня, когда она смогла подняться в комнату на вершине башни, не задохнувшись в процессе, Гезрас решил сделать фразу «будь готова всегда и ко всему» ее девизом. Из темного угла комнаты или коридора мог неожиданно прилететь метательный нож. Он не целил во что-то важное, но тем не менее — это напрягало. К горлу могла в любой момент прижаться кромка клинка. На третий день Лис поняла, что на этот случай надо всегда — вообще всегда — носить с собой хотя бы стилет. Через две недели от брошенного ножа уклонялась уже автоматически, ловила за рукоять или подбирала, когда он с металлическим звяком падал на каменный пол, и кидала обратно. Внезапно завязывались короткие стычки в комнате, сводились к нескольким ударам и блокам и тут же завершались, чтобы начаться снова через час или четверть часа. Единственным местом, где внезапного удара можно было не ждать, оставалась кровать. Часть стычек Лис завершала тем, что уходила от удара и с размаху запрыгивала в гущу одеял, вызывая тихий смешок наставника. Как ни странно, это работало — через месяц она поймала себя на том, что сканирует окружение на предмет опасности, не задумываясь об этом. Движения воздуха, запахи, едва различимые звуки и блеск металла — все знаки были, как на ладони, все они могли сказать, откуда придет опасность. Надо было только увидеть и прочесть. И сейчас все говорило, что в библиотеке она не одна. За окном темнел поздний вечер, луну закрыли пушистые и тяжелые черные облака. — Так и не получила золото из свинца? — усмехнулся Маэв, заходя в круг света от свечи. Лис вздохнула, поправила рукав рубашки на запястье. — Нет, путается все как-то. Такое чувство, что не хватает данных, хотя тут бестиариев, — она взмахнула рукой, показывая, что бестиариев в библиотеке очень много, — но все упирается в одну проблему — никому не было особо нужно сделать единую классификацию и описывать как следует встреченную тварь. Многие ведьмаки считали достаточным написать, что она была удивительно мерзкого вида и с огромными клыками и не оставить ни единой зарисовки, а потом описать, как заказчики увиливали от того, чтобы заплатить. — На то они и дневники, а не учебники. Сомневаюсь, что кто-то из этих ведьмаков ждал, что его дневник после смерти найдут и вернут обратно в Каэр Серен. А сколько таких книжонок у чародеев или торговцев странностями валяется — не перечесть, — Грифон отодвинул второй стул и сел за стол, Лис уперла подбородок в ладонь, глядя на пламя свечи. — И никто до сих пор не додумался начать их централизованно собрать, свести в единый усредненный бестиарий, разработать внятную классификацию тварей… Мелителе, идет тринадцатый век, а если забраться чуть глубже в лес, дальше в горы или на другую сторону Понтара перебраться — на тебя может такое вылезти, какое еще ни на кого не вылезало, и придется на ходу думать, как его убить так, чтоб навсегда… — А зачем кому-то этим заниматься? — удивился Маэв, — все Школы пали, Ангел. Только Коты еще барахтаются со своим караваном. Ведьмаки вымирают и вымрут окончательно довольно скоро. — Я с этим категорически не согласна, — Лис обхватила виски руками, — но и с методом создания я категорически не согласна… Я вообще ни с чем по ходу не согласна, мне не нравится. Но что-то глобально изменить в данный момент я не в силах, потому пытаюсь начать с малого, и даже малое как-то не выходит. — Хочешь попытаться описать всех тварей — твоя воля, — пожал широкими плечами ведьмак, — но помяни мое слово, чародеи сделают это раньше тебя. А ведьмаки все одно вымрут. Основатель нашей Школы считал, что у нас есть великая цель — защищать людей от монстров, с которыми они не могут справиться сами, но люди сочли нас монстрами страшнее. Наши создатели не учли такой вариант. Поэтому мы рано или поздно исчезнем. — Все равно или поздно исчезнет, — задумчиво проговорила Лис, — или изменится. Приспособится. Выживет тот, кто приспосабливается быстрее и лучше… Если это работает на известных мне обычных животных, это должно работать и на монстрах, значит, есть смысл смотреть дневники и бестиарии начиная от первых ведьмаков по дате от более старых к более новым, можно проследить изменения и на их основе предположить, как будут изменяться чудовища, хотя для этого способа прошло слишком мало времени, всего три века, это чертовски мало в масштабах истории, но хотя бы можно попробовать… Маэв наблюдал, как Лис, целиком захваченная мыслью, начинает что-то быстро писать в книжице с кожаной обложкой, стараясь ставить как можно меньше клякс и время от времени кусая перо за растрепанный кончик. Когда движения запястья остановились, а ведьмачка начала неотрывно смотреть в окно, размышляя на этот раз молча, он прервал паузу. — Ты переместилась сюда без коня, верно? — Да, — недовольно отозвалась Лис, — конь остался в той деревне. Безымянный серый нервный жеребец, купленный неподалеку от перевала, не особо ей нравился — так же, как и она ему. Лис надеялась, что он нашел себе более подходящих хозяев. — У нас в конюшнях есть один. Буран, красавец. Пойдем, покажу, — Грифон поднялся, Лис отложила перо. Буран и правда был красавцем. Огромный черный конь косил на нее карим глазом, переступая мощными ногами, ласково ткнулся носом в ладонь Маэву. Лис в лошадях нормально разбираться так и не начала, но при взгляде на эту махину сразу поняла, что конь — боевой, настоящий, очень сильный. — Твой? Грифон вздохнул. — Да, мой. Выиграл весной, а после — ты уже знаешь, на идра пошел. Так и мается тут в конюшне — мне-то на большаке уже ловить нечего, а ему простор нужен, захиреет он тут в конце концов. Жалко зверюгу. Подружитесь — забирай, хоть буду знать, что он на воле поживет нормально, а не в стойле всю жизнь простоит. К моменту, когда воздух начал теплеть, Буран уже радовался каждому приходу Лис и выпрашивал яблоки. Огромный сильный зверь оказался покладистым и ласковым, хотя Маэв уверял, что чужих он к себе обучен не подпускать. Лис начала все чаще ловить на себе взгляды Андре — того молодого Грифона, который возмутился ее присутствием сразу, как приехал. За зиму она так ни разу и не поговорила с ним. — И чего он на меня смотрит постоянно, — недовольно пробурчала она, проверяя, как заточен меч. Гезрас тихо фыркнул, оторвав взгляд от книги. — Интересно, что же он смотрит на единственную женщину в крепости. Ни единой мысли прямо на этот счет. — Ой, — поморщилась она, — ну да, конечно. То-то он так радовался, когда меня увидел в первый раз. — Он принял тебя за парня, думаю. — Это вообще не комплимент. — Это и не было комплиментом, Шон, это факт — у тебя из одеяла всю зиму только нос торчал, поди разбери, кто там. А когда он разобрал, было уже поздновато — ты уже спала. — А потом, конечно, не было ни единой возможности подойти или сказать что-то, только смотреть постоянно, — Лис удовлетворилась осмотром меча и отправила его в ножны. Кот снова фыркнул. — Никогда не понимала этой игры в гляделки, — снова пожаловалась она, — особенно когда среди ровесников жила. Так сложно подойти? — Тут, во-первых, не твои ровесники. Во-вторых, я более чем уверен, что подойти ему мешаю я. — Интересно, как. — Ничего интересного. Готов побиться об заклад, что он думает, что ты уже занята. Мной. Лис выронила ножны с мечом — они с глухим стуком упали на пол. Вытаращилась на ведьмака — Кот невозмутимо вернулся к чтению. Когда градус недоумения в комнате повысился до критического уровня, Гезрас недовольно оторвался от рукописных строк и устало посмотрел на нее в ответ. — Нет, котенок, я об этом даже не думал. Хотя еще не сталкивался с ситуацией, когда почему-то привязан к женщине и не хочу с ней спать. При том, что почему-то постоянно позволяю к себе прикасаться. — Может, я тебе маму напоминаю, — ляпнула Лис. И тут же пожалела — уж очень странно звучала эта фраза, если учесть, что ведьмаку, сидевшему неподалеку, перевалило за полторы сотни лет. Гезрас какое-то время молча на нее смотрел с неопределенным выражением лица — в темных кошачьих глазах плясали отсветы пламени. — Едва ли, — равнодушно заключил он, — она никогда не стремилась прикасаться к тому, что породила. Слишком громко трещали прогорающие в камине поленья. Лис молча подняла упавшие ножны с мечом, Кот снова уткнулся в текст. И пропустил момент, когда она тихо перебралась обратно на кровать и свернулась калачиком у него под боком. Что ответить — Лис явно не понимала. Он и сам не знал, с чего это сказал. Но молчаливый жест поддержки принял и не стал комментировать.