Волкодав

Лес стелился по обеим сторонам узкой дороги, даже, скорее, тропки — мокрый, серо-зеленый, только начавший расцветать. План Лис был прост, незатейлив и придуман коллективно в общем шатре под начало весны. Сначала, конечно, нужно было увидеть Шаэрраведд — об этом хором сказали все бодрствовавшие Коты, совершенно прозрачно намекая на ее острые уши, и добавили, что раз изволила отрастить национальную гордость эльфов — изволь соответствовать. В Старшей Речи Лис успела изрядно поднатореть — в конце концов, в караване почему-то в основном говорили именно на ней. Разнообразные труды по истории, сборники легенд и песен были успешно прочитаны ею за зиму — осталось только воочию увидеть руины. Перспектива смотреть на то, что когда-то, целых двести лет назад, было цветущим городом, а стало грудой белых камней в лесу, Лис не прельщала совершенно. Она прекрасно помнила, как ощущался летом пустой Каэр Морхен — тоже огромная, поражающая воображение размерами громадина, которая когда-то была полна жизни. Но пять, шесть, семь лет назад, когда она оставалась в огромной крепости наедине с Весемиром — Каэр Морхен давил на плечи. Лис тогда казалось временами, что огромная крепость вот-вот сложится, как карточный домик, под собственным весом, под весом времени и своей мертвости. Каэр Морхену не позволял умереть Весемир — он был теплящейся искоркой жизни в каменных, рушащихся стенах летом, он чинил, как мог, старую волчью крепость, которая была его домом. Шаэрраведд был мертв очень, очень давно. И столько же не был чьим-то домом. Шаэрраведд был могилой. Лис не любила кладбища с тех пор, как потерялась в лесу самоубийц. Возможно, и до этого тоже не любила, но вспомнить, что было до того, как она проснулась под статуей Инари, куда ее отнесла виксена, она не могла. Направляясь по дороге в Шаэрраведд, Лис изо всех сил старалась думать о том, куда отправится после. Созерцание груды белых камней в лесу — могилы сотен эльфов, начала конца эльфской культуры и эльфского общества — вряд ли, по ее мнению, могло сильно обогатить ее духовно. Другое дело — Горс-Велен. В Горс-Велене у нее было одно маленькое поручение и несколько больших надежд. Более крупное поручение и чуть меньше надежд располагались в следующем пункте — Новиграде. Времени на все про все — до середины Белтайна, до начала лета. Ровно на такое время она знала маршрут каравана, если не успеет — придется носиться с поиском информации, после — с быстрой расшифровкой переданных ей сообщений при отсутствии ключа, который менялся каждый месяц. Безопасность каравана была отточена и обеспечена на высшем уровне, найти его и для посвященных Котов было проблемой, непосвященным узнать, где находится Дын Марв, было практически невозможно. Лис вслушивалась в ритмичный перестук копыт Бурана, прокручивая в голове свой маршрут, последовательность действий и планы в каждом пункте. Лес стелился по бокам тропки серо-зеленой стеной, отвлекал запахами пробуждающейся от зимы природы и шебуршаниями мелких зверьков и птиц. Мысль о том, что вот сейчас, вот-вот, совсем скоро на нее внезапно дохнет не зеленым воздухом весны и жизни, а старой смертью и белой каменной пылью, мысль, что надо будет провести там остаток дня и ночь, заставляла поддернуть нервно рукава и натянуть поводья, замедляя и без того небыстрый шаг коня. Рукава быстро отвлекли от фантомного могильного холода, напомнили, что новая рубашка натирает по швам в плечах. Новая — потому что старые оказались ей малы в начале весны, когда она, наконец, вылезла из одеял. Несколько десятков шуточек про сиротинушку — и Лис, никогда особенно не следившая за тем, что надевает, поняла необходимость смены гардероба. В ближайшем к каравану городе одежду подходящего размера она смогла найти только в эльфских предместьях. В лавках около центральной площади на нее невероятно странно смотрели, и когда третий по счету продавец предложил ей пойти все-таки к тому эльфу и спросить у него — она пошла. Лис никак не могла привыкнуть к тому, что ее принимают за эльфку — точнее, за эльфа — люди, и еще сильнее удивилась, что ее принял за эльфа настоящий эльф. У него даже нашлись рубашки и штаны подходящего размера — предыдущие штаны, к большому недовольству Лис, весной были похожи, скорее, на бриджи и заканчивались почему-то на середине голени, едва заходя за голенища сапог. Поэтому на пути к очень старой братской могиле эльфов ей досаждали не только мысли о том, что придется провести там ночь, но и неразношенная одежда непривычного кроя. Буран зафыркал, качнул огромной черной головой. Лис повела носом, осторожно вдыхая, прислушалась — но не закружилась голова от фантомного запаха крови, не забилась в глаза белая каменная пыль. Лес казался таким же, как и двадцать шагов назад. Только сильно приглядевшись, Лис смогла заметить белую высокую арку — она была покрыта мхом и чем-то вьющимся так, что камня почти не было видно, и заслонялась с одной стороны стрелами молодого совсем орешника, а с другой — пушистой елочкой с темно-зелеными иголками. Шаэрраведд был прямо перед ней, но шагнуть в арку, когда-то, наверное, бывшую городскими воротами, Лис долго не решалась — неторопливо спешилась, проверила переметную суму с вещами, погладила коня по носу, притоптала сапогами с мягкими кожаными подошвами ярко-зеленую, раннюю весеннюю траву. Лес вокруг пах так же, как и все дни пути до этого — яркой, распускающейся жизнью, хвоей и клейкими почками, золотым, еще не жарким солнечным светом, мокрой землей. Только от белого камня, казалось, шел леденящий холод. Когда конь был поглажен — вовремя пришла в голову мысль, что надо бы надеть доспех. Мало ли, какая гадость пасется на старой могиле. Путешествовать в отлично слаженном, но, тем не менее, все еще доспехе Лис не хотела — он, аккуратно сложенный, покоился в одной из сум. Если бы вдруг в глубине леса, возле развалин Шаэрраведда оказались случайные путники — Лис помнила, что недалеко, с другой стороны бывшего города, шел тракт, — они могли бы наблюдать, как ведьмак посреди тропы изворачивается, затягивая все ремешки и нервно дергая острыми ушами. После того, как доспех был проверен, она озаботилась мечами, которые стоило закрепить на спине. Затем — поиском эликсиров в собственных сумках и муками выбора, потому что в нагрудной перевязи под флакончики было всего пять мест, а эликсиров она наварила куда больше. Лис оттягивала как могла момент преодоления невидимой границы, за которой кончался лес и начинался Шаэрраведд. Когда она все-таки пересекла эту границу — в доспехе, матово поблескивающем синевой, с мечами за спиной, держа в руке поводья Бурана, — она поняла, что границы, в сущности, и не было. Поросшая мхом арка просто торчала на тропе посреди леса. Лес уж точно не собирался соблюдать какие-то там границы — Лис ожидала увидеть белые плиты, валяющиеся тут и там груды белых камней, может быть, даже пятна невероятно старой крови, сломанное оружие, истлевшие обрывки одежды. Но перед ней был тот же лес, что и до арки, такие же деревья, такая же молодая зеленая трава. Она не учла, что Шаэрраведд умер двести лет назад — даже больше двухсот — а это огромное время, не поддающееся осмыслению, когда тебе двадцать один год. Камни начались чуть дальше — но груду они вовсе не напоминали, чтобы их разглядеть, надо было очень постараться. Вот угадывается пятиугольная большая плита, скрытая грязью и травой, в каждом углу — обломки столбиков, когда-то это была, наверное, беседка. Чуть дальше — куст малины закрыл собой низенькую стенку. По кусочкам находя и пытаясь идентифицировать развалины, Лис медленно шла по тому, что когда-то было улицей, мощеной белым камнем. Улица заканчивалась тем, что когда-то было дворцом. Даже почти сохранился первый этаж и лестница на второй — только не хватало одной целой стены и половины второй. Лис глубоко дышала, глядя на белый камень, все еще покрытый тонкой резьбой, и змеящиеся по нему колючие плети. Они тоже казались бы вырезанными, только очень искусно покрашенными, если бы не трепетали на ветерке вытянутые листочки с резными краями. Белые розы. Те самые белые розы, которыми гордился Шаэрраведд. Те самые белые розы, давшие имя символу революции, окончившейся смертью. Очень большой смертью, которая собирает свою дань до сих пор. Лис села в углу большого пыльного зала, у лестницы, привязав коня неподалеку, и долго смотрела, как Буран пощипывает молодую зеленую траву, как колышутся от ветра резные листья белых ползучих роз, как лес, заполнивший собой руины, живет, просыпаясь к весне. Шаэрраведд был могилой — могилой эльфов. Но он был и жизнью леса. Слева, чуть впереди, в развалинах еще одной беседки потявкивала лиса — и попискивали ее лисята. Лис смотрела перед собой на колышущиеся плети роз, вспоминала все, что слышала о восстании от Весемира, все, что читала в книгах по истории. Там, где сидела она — в полном доспехе синего хитина, с мечами на коленях, растерянная и не понимающая, какие эмоции она испытывает, — там же, возможно, стоял когда-то знаменитый эльфский генерал, высокий воин с пшеничными волосами и с высоким шлемом, там же мог стоять Знающий, который хотел сохранить свой город, могла стоять молодая эльфка с горящим ненавистью сердцем, которая хотела вернуть весь мир эльфам и назвалась именем роз этого города, ставшего им всем одной большой могилой. Площадь, на которой она оставила Бурана, наверняка была когда-то наполнена эльфами — живыми, испуганными или воодушевленными, рвущимися в бой или стремящимися убежать подальше и выжить. Вряд ли кто-то из них был жив до сих пор. Лис ожидала увидеть пустоту там, где когда-то умерла жизнь — пустоту и белый камень, крошащийся в пыль, — но перед ней был лес, который не знал о границах, и жизнь, просыпавшаяся после весны.

***

Лис выбрала не очень удачный момент, чтобы задуматься — ледяная вода озера, в первый момент выбившая из нее весь дух и мысли, казалась теперь слегка прохладной, и, наверное, стоило уже вылезти, но Шаэрраведд все никак не шел у нее из головы. Поэтому она лежала на спине в воде, глядя в ярко-голубое по-весеннему небо, и пыталась разложить свои чувства и эмоции по полочкам. Не то чтобы слишком хорошо получалось — она давно не испытывала странного, давящего на грудину изнутри ощущения, от которого хотелось плакать и смеяться одновременно, искристого восторга и болезненного разочарования в один момент. Шаэрраведд, могила эльфов, вовсе не был могилой — он стал лесом. Жизнью. От того, что жизнь победила, хотелось смеяться во все горло. От мыслей, что столько забытых теперь — даже она, ведьмачка, не нашла завалящего обломка кости или ржавого наконечника, значит, никто не найдет, — столько забытых смертей осталось там — хотелось взвыть. Но вода холодно обнимала со всех сторон, и голубое небо накрывало и ее, и озеро, которое она нашла случайно, и лес так непреклонно, что казалось, будто все правильно. Так и должно быть, так и будет. Размышляя о течении вещей и жизни, Лис нащупала ногами мягкое от ила дно, невидящим взглядом скользнула по берегу, где поднял голову пожевывавший траву Буран и деревья подступали к самой воде — и направилась туда. То, что момент для лиричных размышлений был неподходящий, она поняла очень быстро — едва ступила на траву. Потому что тут же раздался сбоку шорох, и горла коснулось вынырнувшее из густого куста лезвие меча. — Водные процедуры окончены, — хрипло уведомил ее голос из кустов, — без резких движений, эльф. Лис дернула ухом, тут же подбираясь и настораживаясь, и в мыслях прокрутила все разнообразие эльфских ругательств, которое было ей доступно — очевидные шорохи и знаки присутствия по меньшей мере десятка людей тут же окружили ее. Мечи были пристегнуты к седлу коня, который уже нервно дергал головой, потому что поводья отвязывал совершенно незнакомый ей мужик — плечистый, в голубой в синюю полоску маске, закрывавшей затылок и, наверное, лицо. И меч у ее горла держал такой же — он вышел из кустов с громким хрустом ломаемых сучьев, наступил в воду ногой и нелюбезно прокомментировал это событие, дернув мечом и не спуская с нее взгляда прищуренных голубых глаз. Лис мучительно пыталась припомнить, где она слышала о подобных нарядах, пока шагала за ними босая и в одних мокрых портках до колен чуть вглубь леса. Мужику в полоску явно было неудобно задирать меч так высоко — он был ниже ее на голову, но не собирался сдаваться. Лис же не собиралась нападать, пока не вспомнит и не окажется поближе к своему оружию — драться почти голой, еще и безоружной было бы не самым разумным решением, она могла себе позволить подождать и узнать, что же им от нее надо. Хотели бы убить — убили бы на месте. Полосатые, кажется, были удивлены таким поворотом событий. — Что, даже не будешь пытаться героически умереть, отбирая у кого-то из нас меч, эльф? — осведомился второй, который вел нервно прядущего ушами Бурана. — Я не эльф, — автоматически отозвалась Лис, глядя ровно перед собой и мучая память, — я ведьмак. Хриплый хохот, меч у шеи явно дернулся. — Не эльф он, — фыркнул ее конвоир, — ото ж конечно. Нам же мерещатся уши твои. — Главное, чтоб глаза мои вам не мерещились, — Лис взглянула на него, снова натолкнулась взглядом на бело-синие полоски капюшона. Где-то она точно об этом слышала — о мужиках с мечами в бело-синюю полоску. Но где? Конвоир хмыкнул, остановился, упершись взглядом ей куда-то в ключицы. Медальон Лис сняла, за что тоже успела себя отругать — плавать с украшением ей тогда показалось странной идеей. Говорили же ей — носи, не снимая. В любом случае она была ведьмачкой, а не эльфкой, как бы эти господа в полоску ни были убеждены в обратном, и любая вещь из ее переметных сум сможет это доказать, и сама она сможет ответить на все их вопросы — проблемы быть не должно. К тому же она точно не схватит воспаление легких от прогулки в мокрых портках по лесу весной. — Идешь ты как-то слишком послушно для белки, — прищурился мужик, — надо кликнуть парням, чтоб посмотрели, нет ли где засады. Белки. Точно. Синие Полоски. Лис даже выдохнула от облегчения — несмотря на то, что ей связывали руки. Память поддалась, дорисовывая забытые детали расплывчатых рассказов Волков. С темерским специальным отрядом у нее точно не могло быть никакого несовпадения интересов, это не бандиты, значит, им нужна информация, которой у нее нет, потому что она не эльф и не партизан, а ведьмачка. Конечно, никакой засады не нашлось. Конечно, ей не поверили. Командир темерского специального отряда — Лис запамятовала, как его зовут, — не носил капюшона, вместо этого наматывал что-то вроде темного тюрбана на голову и покручивал в пальцах круглый медальон с темерскими лилиями, висевший у него на груди. Глаза у него тоже были темные, запавшие от усталости. — Как, говоришь, тебя зовут? — Шон, — быстро ответила она и тут же исправилась, — Лис. на Всеобщем — Лис. — Знал я одного эльфа по прозвищу Лис, — неприязненно поморщился командир, — точнее, Старый Лис. — Не знаю такого. — Брешешь, все эльфы его знают. Лис закатила глаза. Диалог их шел по кругу. Капитан явно был упорный человек и твердо намеревался ее на чем-то подловить. — Я корявый эльф. Как видишь. — Очень, — согласился командир, ухмыляясь уголком рта, — еще раз, что ты потерял на этих развалинах? — Посмотреть хотелось. — Знаем мы ваше посмотреть. То есть про Иорвета ты не знаешь, а на Шаэрраведд посмотреть — пожалуйста. Что вы находите в этих каменюках? — Я нашел! — победно донеслось справа, там, где стоял Буран, а еще один полосатый рылся в сумках. Ее медальон тут же оказался в руках у капитана — тот повертел его, разглядывая оскаленную кошачью морду. — Овна позови, — попросил он нашедшего, — толмача нашего с эльфского. — Какой я толмач, — фыркнул тот, кто вел ее от озера, — я буквы разве что знаю. — Этого хватит, — капитан протянул ему медальон, — что там написано? Овен повернул медальон к себе обратной стороной, долго щурился, разглядывая гравировку. Лис откинула голову на ствол дерева, у которого сидела, глядя на него — Овен сосредоточенно шевелил губами. — В первый раз вижу седого эльфа, — поделился впечатлениями тот, который рылся в ее сумах — без капюшона, совсем молодой, с коротко остриженными каштановыми волосами и грустными большими глазами. Меч он неуверенно придерживал за рукоять, будто еще не привык к тому, что он там, и вот-вот ждал, что меч свалится. — Насмотришься еще, — буркнул командир, начавший сосредоточенно набивать трубку, — ну, что там? Лис оглушительно чихнула от пробравшейся в нос табачной пыли — Полоски дружно вздрогнули, кто-то помянул бесову мать. — Шонэха, — неуверенно произнес Овен, — или Шонэка. — Шонно-ха, — педантично поправила его Лис, — под буквой нан — черта, звук удваивается, кав перех хий не произносится. — Точно, — Овен почесал в затылке через капюшон, — невозможно этот ваш эльфский читать. Слишком много правил. — Пес с ним, с эльфским, — капитан махнул рукой, — Шон, хорошо, допустим. Медальон можно было и купить, и спереть, — Лис снова закатила глаза, — но доспех у вас, у ведьмаков, специфический, да и мечи тоже. Хотя на твоих, например, ничего не написано. — Коты не пишут на мечах. — Почему? — вопрос прозвучал нечетко — капитан зажал трубку в зубах, застучал огнивом, но в карих усталых глазах уже не было такой настороженности, как показалось Лис. — Глава Школы считает, что это лишнее. Этот вопрос у меня тоже возникал, мне сказали, что нам не нужны напоминания о том, что мы делаем. — Шпионите и убиваете, что вы делаете, — буркнул капитан, — что, будешь отрицать? — Зачем? Вы ловите партизан из эльфов, насколько я знаю, а мы никак не связаны с партизанами. — Да неужто? — фыркнул капитан и выпустил облачко дыма, — совсем никак? — Совсем. Более того — если я к ним приближусь, наставник мне уши оборвет, — Лис передернула плечами. Зима была долгой, и несколько лекций о том, чего делать нельзя ни в коем случае, она в себя вместила, — мне хватило одной порки. — Какой принципиальный наставник. Лис давно развязала узел, стягивающий запястья — связывали ее без особого усердия, но руки держала за спиной. Овен рядом уже примеривался к ее стальному мечу — слишком длинному для него, и цокал языком. Тихий, тихий шорох за спиной, выше головы, и спереди — едва заметное движение в ветвях. В этот раз она была настороже. В этот раз она вскочила на ноги прежде, чем тренькнула тетива, и вырвала свой меч из рук Овна раньше, чем командир, сидевший перед ней, моргнул. Зима была долгой. За зиму ей успели вбить, что Квен должен быть наизготовку всегда. Когда стрела врезалась в дерево в том месте, где была ее голова мгновение назад, а капитан мучительно медленно ронял трубку, поднимаясь на ноги, Лис уже была на дереве — и видела чьи-то блестящие удивлением зеленые глаза, и косицу перед ухом, и лук с натянутой тетивой. Подумать что-то — например, что засада все-таки была, или что сейчас Полоски будут орать и отбиваться, или еще что-то — она не успела. Все заняло огромное, дрожащее, ледяное ощущение того, что ее хотят убить, и ужас оттого, что у них может получиться — эльф уже летел с дерева вниз, арбалетный болт, выпущенный ей в спину кем-то из Полосок, выбивал из Квена рыжие стеклянные искры, а Лис перепрыгивала на соседнее дерево. Все смешалось — блеск на полированном дереве луков, листья, рыжие от света костра, крики, чьи-то глаза, косички. Все смешалось и резко замолчало — Лис стояла, глядя в костер и мелко дрожа, где-то на краю сознания глухо матерились Полоски. С меча на землю капала кровь — Лис стояла, дрожа, глядела в огонь и пыталась найти хоть какую-то мысль в мешанине листьев, чьих-то глаз, криков и хруста веток, найти себя в гуще того, что, казалось, началось и сразу кончилось. Она сорвалась. Она снова сорвалась. Он будет зол, он будет очень зол. Снова. Она сорвалась, она подвела, она обещала, что никогда больше. Меч упал на землю. Пламя костра плясало перед глазами, ей резко стало невыносимо холодно, потом сразу — очень жарко, настолько, что хотелось вылезти из кожи, свернуться калачиком, снова нырнуть в ледяное озеро, чтобы не было этого слишком большого и слишком черного чувства, что она в чем-то виновата, чтобы не было этой мешанины листьев и чьих-то глаз. — Ведьмак, ведьмак, — кто-то уверенно тряс ее за плечо, сграбастав его широкой твердой ладонью почему-то в шерстяной перчатке, — ведьмак, ау. Не в шерстяной перчатке, просто она успела сесть, и на нее накинули плед. Или что-то вроде пледа. Пахло лошадью — наверное, попона. Говоривший пощелкал пальцами перед ее лицом. — Где его шмотье? — рявкнули у нее над ухом, — сумки сюда тащите! Ведьмак, сюда смотри, — голос снова снизился, человек заметил, как она дернулась от его крика, — как там тебя, Шон. Не понял, что ты там бормотал в костер, но сиди тут, именем, сука, Темерии, и не двигайся. Лис было все равно, чьим именем сидеть — она даже не особо поняла, что ей что-то говорили, и не чувствовала, что говорит сама. Все ее внимание занимало пламя перед глазами, огромное, черное, страшное ощущение, что ее хотят убить, отступающее уже куда-то к позвоночнику, и холод, снова сменивший жар. — Точно не белка, — кто-то другой хлопнул ее по плечу, — лихо ты, мы ничего понять не успели, а ты пять трупов из двенадцати организовал. А когда поняли — кажется, что и семь. Остальные побежать попытались. Когда она, наконец, оделась, а Полоски перестали суетиться — она снова сидела перед их капитаном, теперь в своей неразношенной рубашке эльфского кроя, и смотрела, как бликует огонь на его серебряном медальоне с лилиями. Капитан, кажется, смотрел на нее. — Теперь верю, что ты против белок, — хмыкнул он, — это была действенная демонстрация. Я сначала, признаться, подумал, что ты их привел, пока они с деревьев как груши падать не начали. — Я не против кого-то, — медленно, с трудом подбирая слова ответила Лис, как-то со стороны наблюдая, как тяжело ворочаются ее собственные мысли, — они хотели меня убить. — Точно, хотели, — хохотнул капитан, — стрела в дереве торчит аккурат где твоя башка была. Что ты с ними не поделил? — Ничего, — все так же медленно, почти по слогам, отозвалась она, — просто они хотели меня убить. А когда меня хотят убить, я реагирую вот так. Ей хотелось так думать — что это было оттого, что ее хотели убить. Что это была самооборона, а не первобытный ужас, застивший сознание так же, как застилает голод и ярость. Что она не сорвалась и проиграла, а сделала что-то правильно. — Знаете, капитан, у меня пропало всякое желание связывать этого ведьмака, — весело хохотнул кто-то незнакомый. Капитан улыбался уголками губ. Лис смотрела на его улыбку, придавленная непонятной тяжестью — и вины за то, что она сорвалась, и еще грядущим знанием о том, что, сорвавшись, она кого-то убила. Это не был заказ, это не была месть, это была ее первая, на уровне рефлексов реакция — и это пугало ее, возможно, даже больше, чем перспектива быть убитой. — А так и не скажешь, что боец, — заметил кто-то с другой стороны, — я сначала подумал, что просто дурак. Удивился еще, что у эльфов, оказывается, тоже слабые на голову есть. Судя по звуку — ему прилетел подзатыльник. — Тебе лишь бы кого-то идиотом назвать, Иво, — цыкнули недовольно, — язык попридержи. Не родной наш язык у человека, переводит в голове. То есть, у эльфа. — Держи, — ей в руки впихнули глиняную чарку, — может, и нормальный ты мужик, ведьмак. Хоть и эльф. С засадой нам помог, да, капитан? — Если б не так активно помогал — мы б узнали чего, — не затыкался Иво. Лис сидела с чаркой в руках и не понимала, чего она боится больше — себя, того, что ее убьют, или того, что скажет Гезрас. Ей до их болтовни не было никакого дела.