~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Зак сидел на стуле с мягкой сидушкой и, мало ссутулившись, читал вслух книгу в мягкой красной обложке. Он сидел слева от большой больничной кровати, лицом к двери и спиной к окну. Повернув ноги к кровати, он читал вслух спящей, не движущейся, милой Шэрон. Её лицо было бледным, белым и холодным, а на лбу её лежало две-три пряди светло-рыжих, отливающих русым цветом, редеющих, местами грязных волос. На ней была надета маска, позволяющая легким насыщаться кислородом, а от её рук шли три трубки — система для вливания инфузионных растворов — которые заканчивались в трех больших прозрачных резервуарах. Состояние Шэрон характеризовалось резким ослаблением или отсутствием реакции на внешние раздражения. У неё сильно развивались нарушения дыхания и кровообращения. Она дышала то слабо и тихо, то ровно и уверенно, то снова тихо и очень мало. Её биение сердца было изменчивым, оно то учащалось, то замедлялось. Показатели температуры её тела отличались от нормы. Услышав, как в комнату кто-то зашел, Зак перестал читать и посмотрел на вошедшего. Билл тихо закрыл за собой дверь. — Ну, что? — спросил мистер Денбро. — Я видел Стивена, — ответил мальчик. — Стивена? — мужчина прищурился, задумываясь. — Это который… который спас тебя? — Который тогда спас меня, — в один голос с отцом сказал он. — Да. — Как он? — поинтересовался Зак, задумываясь над тем, что так и не поговорил с родителями Хьюза и не выразил им свою благодарность за их сына. Билл на секунду осекся, ведь он даже не спросил об этом Стивена. А Стив, по правде говоря, даже не заморачивался над этим. Быть может, он был даже слегка рад тому, что его об этом хоть кто-то сегодня не спросил. — Выглядит он н-неплохо, — сказал заика, чуть разводя руки и подходя к отцу. — Хорошо, — ответил Зак, опуская глаза на книгу. — Ещё я встретил мистера Гарсию. Мистер Денбро взглянул большими глазами на сына. Он знал, что тот здесь, но так же, как и Билл, рассчитывал на то, что они не пересекутся. — Он что-то сказал? — Спросил, что я зд-десь делаю. Зак отвел глаза и изменил позу. — Я от-тветил, что мы с тобой пришли навестить маму, — продолжил Билл. Мужчина закрыл книгу и, взяв её обеими руками, оперся локтями на свои ноги так, что корешок красной книги смотрел в пол. — Он просил передать соболезнования. — М, — мистер Денбро несильно вскинул брови. — Спасибо ему, — серьезно добавил Зак. Помолчав какое-то время, он повел челюстью и, слабо сузив глаза, спросил: — Он больше ничего не спросил? — Он спросил, почему мама в больнице. — Что за наглость! — несильно вскрикнул в открытом возмущении мужчина. — Я тоже думаю, что это наглость. — Что ты ему ответил? — Ничего. Я сказал, что не знаю. — Правильно. Ты не обязан отвечать на такие вопросы. Если вдруг он еще раз спросит что-то подобное, не говори ему ничего. — «Кто задает такие вопросы о родителях детям?!», — возмутился мысленно Зак. Во всем, что касается мистера Гарсии с самого начала их встречи и до сегодняшнего дня, мистер Денбро относился критически. Хоть в первую их встречу семьянин открыто был восхищен профессиональными данными и способом подхода к допросу мужчины, но в дальнейшем Зак начал думать, что этот человек просто одержим своей работой. Нездорово одержим. Одержим тем, чтобы знать все обо всех, чтобы поддерживать порядок и вести полный отчет. Суровый характер. Этот человек делал то, что считал нужным. Ему нужно было встретиться — он встречался, и неважно, что люди не желали видеть его в тот день, в который он явился. Что это за наглость, приезжать тогда, когда дома, быть может, никого нет? Зак убежден, что в день, когда Гарсия передал Биллу визитную карточку с номером телефона, тот знал, что ребенок в доме один. Мистер Гарсия не мог не знать, что в это дневное время мистер Денбро находиться на гидроэлектростанции и крутит провода. Что он хотел? Обсудить то, что Билл стал свидетелем того, чего не должен был видеть? Джон хотел встретиться с родителями ребенка, но что ему мешало, прежде чем при всем параде являться в чужой дом, просто позвонить? Домой или на работу мистера Денбро? Если бы на работе ответили, что того нет на посту, тогда в визите Гарсии, может, и был бы смысл. Однако тот не соизволил и позвонить. И спросить: во сколько тот заканчивает, во сколько лучше приехать? А можно ли приехать? Не чувствует ли Билл себя плохо после увиденного, например? Этот приезд выглядел так, словно капитан рассчитывал что-то узнать, увидеть то, что не увидел бы при другой обстановке. Возможно, он ожидал, что Билл мог бы рассказать без присутствия рядом отца что-то иное. И в этом чём-то «ином» мистер Денбро размыто выглядел для самого себя укор, направленный на выполнение родительских обязанностей со стороны капитана. Словом, мистер Гарсия интересуется обстановкой внутри семьи и делает это так настырно для Зака, что вызывает злобу и отторжение. И сейчас этот человек смеет спрашивать ребенка о том, что случилось с его матерью! Это профессионализм? Его не волнует, что чувствует мальчик в тот момент, когда его заставляют задумываться о состоянии родного, тяжело болеющего человека? Это деликатность? Что хотел услышать мистер Гарсия после такого вопроса? Хорошо, что Билли ничего не ответил. Неизвестно, как бы этот человек поступил бы, узнав о том, что мать ребенка попала в больницу с изначальным подозрением на наркотическую кому. — Вообще ничего? — глупо переспросил Билли. — Вообще ничего! Если он ещё раз будет что-то подобное спрашивать, то говори, чтобы он обращался ко мне и разговаривал только со мной. Понял? — Да. — Хорошо, — тяжело выдохнул Зак. Билл не спеша перевел взгляд с отца на умиротворенно спящую маму. Так и не скажешь, что эта женщина сейчас переносит ужасное состояние. — «Вот бы она сейчас видела что-то красивое», — подумал мальчик и вдруг неожиданно для себя самого осознал совершенно без предпосылки, что он забыл, какого цвета у его мамы глаза. Он так давно в них не смотрел. В ясные, налитые радостью и весельем, добрые мамины глаза, которые сверкали каждый раз, когда Билл говорил маме что-нибудь глупое или наоборот, заумное. Как сверкали, когда мама играла на пианино или смотрела за тем, как другие танцевали под ту музыку, которую она играла. Он так давно не видел её зубов. Звучит странно, но ему даже не приходило в голову, что он когда-то будет так сильно скучать по чьим-то зубам. По чьей-то улыбке и звуку, который издает челюсть, когда человек жует. Хотя Билл терпеть не может, когда кто-то чавкает. Билл не помнит, когда в последний раз слышал что-то, кроме звука воды и треска таблеток в баночке. Зак приподнял руку и взглянул на свои наручные часы. Чуть насупившись, он встал со стула и, сказав, что пора идти, положил ладонь на плечо ребенка. В ответ Уильям немного рассеяно посмотрел в лицо отца, не до конца фокусируясь. Все ещё о чем-то думая, он снова посмотрел на маму. Мистер Денбро чуть наклонил голову, заглядывая в глаза сына. — Хочешь поговорить с ней? — тепло и осторожно, мягко спросил он, чуть проводя рукой по плечу. Мальчик улыбнулся одними губами и, опустив голову, слегка покивал. — Хорошо, — едва слышно ответил отец. — Я буду за дверью. Услышав, как дверь закрылась, Билл незаметно поежился. Переведя взгляд со светлых волос мамы на аппарат, который стоял рядом и к которому она была подключена, мальчик сделал шаг и тихо, будто он куда-то крадется, и медленно, скрипя подошвой кед, подошел к большой металлической кровати. Денбро, страшась подойти ближе, чем на расстояние вытянутого предплечья, остановился слева от койки. Билл, на миг задержав дыхание и посмотрев на маму, на её длинные ресницы, на впалые, болезненно выглядевшие щеки и остро выступающие скулы, осторожно наклонился и коротко, невесомо поцеловал губами холодный лоб и пару рыже-русых прядей, которые он изначально побоялся убрать, побоялся коснуться их. — Я люблю тебя, — мало слышно, почти бессвязно для окружающих неуверенно сказал он, так что, вероятно, могла разобрать только спящая мама.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Зак, начав идти по коридору, протянул сыну его рюкзак, и Билл, взяв, накинул сумку на плечи. Билл никогда бы не подумал, что будет стоять там, где стоит. Мальчик бы никогда не поверил в то, что случится что-то такое, что кто-то из его семьи сляжет в больницу. Шэрон болела редко. Почти никогда. Гораздо чаще болел сам Билл или Джорджи. Отец не болел, кажется, всю жизнь. Стальной иммунитет, что поразительно. Другие люди болеют гораздо чаще. Прочие заболевают быстрее и переносят вирусы хуже, в отличии от Билла и его семьи. В школе проводятся иногда дезинфекции, кажется, раза два-три в год, в период больших вспышек и повышенной заражаемости. Кому-то было все равно на это. Большинство, естественно, было счастливо, что отпускают с занятий пораньше, и только единицы были взаправду обеспокоены тем, что по городу гуляет какая-то инфекция. Об этом пёкся только какой-то парень из параллельного класса, Эдди и футбольная команда с болельщицами, потому что график тренировок был напрямую связан с частотой и длительностью проведения этих дезинфекций. Эдди… Что с ним? Ричи говорил, что он не может до него дозвониться. Билл пробовал набирать сам, право, всего один раз, не нужно делать поспешных личных выводов, но трубку так же никто не брал. — Папа, — обратился мальчик. — М? — Ты не в-видел случайно как-нибудь мисс Каспбрак? — Ты спрашивал, — спокойно ответил мистер Денбро. — Не видел, — добавил он. — Я не мог д-дозвониться до Эдди, и его мама тоже не брала т-трубку. Я беспокоюсь о нём, вдруг что-то случилось. Возникла неоднозначная пауза. — Если бы Эдди п-попал в больницу, в больнице бы это было зафиксировано? Ну, то есть, можно ли было бы это узнать в регистратуре или?.. Зак помолчал, думая над вопросом. Наконец он пожал плечами и ответил: — Не знаю. Можно, наверное, узнать в регистратуре. Раз уж мы здесь. Выйдя в основной коридор, Билл с отцом повернули к широкой белой стойке, за которой стояло два больших широких шкафа, наполненных карточками и бумагами. За стойкой, закинув ногу на ногу, сидела девушка в розовой медицинской одежде с бейджем, а за ней, что-то перебирая, стояла ещё одна девушка крупного телосложения. Мужчина подошел к стойке и, чуть опершись на нее руками, вежливо обратился: — Прошу прощения, мэм, Вы мне не подскажите? Девушка подняла глаза на собеседника. — Не так давно к Вам в больницу, вероятно, должен был поступить мальчик лет двенадцати. — Он поступил на скорой? — Я, ну, — Зак коротко глянул на сына. — Не знаю, думаю, да, пожалуй. — Если он поступил сюда на скорой, то вы должны обратиться в «приемный покой», сэр, — спокойно ответила медсестра. Зак недоуменно наклонил голову. — «Приемный покой»? — Когда скорая возвращается в больницу с вызова, фельдшера отдают больного в «приемный покой», а там с ним разбираются врачи. Денбро-старший кивнул. — А где он находится? Медсестра перевалилась через стойку. — Пройдёте сейчас по коридору до конца, — она повернула голову налево и указала рукой в левую сторону. — Там повернете направо и снова, — девушка махнула рукой. — Пройдёте по коридору до конца, до зеленых дверей. Задумчиво прижимая указательный палец к своим губам, Зак смотрел туда, куда указывала девушка и, угукнув на её слова, когда та закончила говорить, снова взглянул на медсестру: — Я понял. Хорошо, спасибо. — Всегда пожалуйста, — коротко ответила она. Когда пара людей сошли с места, она добавила им в спину: — Там увидите регистратуру. Пройдя по коридору до конца, свернув направо… Да, направо. Мистер Денбро вышел к большим зеленым, не сразу заметным дверям из-за недостатка освещения, из-за перегоревших ламп и, положив руку на холодную металлическую ручку, надавил на неё, открывая дверь. Пропустив вперед сына, Зак прошел следом за ним. Справа от них, сразу же при входе, стояла точно такая же широкая непрозрачная стойка регистратуры, которую мистер Денбро видел прежде. — Добрый день, мэм, — обратился мужчина к одиноко сидящей женщине. — Сейчас вечер, — сухо ответила она, не отрываясь от каких-то бумаг, над которыми сидела, склонив голову. Зак ошарашенно глянул на свои часы. Взаправду, на улице уже вечер. — Н-да, — прицокнул он чуть печально, продолжая смотреть на циферблат. — Простите, Вы нам не подскажите? — тут же перевёл он тему, поднимая взгляд. Миссис с крупным лицом посмотрела на мужчину. — Не так давно в больницу на скорой поступил мальчик лет двенадцати-одиннадцати. Дама изменила позу. Она начала тянуться к толстому журналу, отложенному в сторону. — Мы бы хотели узнать, действительно ли это так. — А вы, — женщина остановилась и перестала листать журнал. — Кем приходитесь мальчику? — она вновь глянула на мужчину, рядом с котором стоял ребёнок. — О, мы друзья семьи, — совершенно без дрога ответил Зак, хотя он сам почти ничего не знал о мисс Каспбрак и не был особо близок с их семьёй. Миссис тяжело перевела взгляд исподлобья с мужчины на мальчика, а потом опять на мужчину. Чуть кашлянув, она несильно поиграла плечами. Она должна сообщать такие вещи только родственникам. Но, пожалуй, близким друзьям она могла бы сказать это позже. Чуть подумав, женщина открыла журнал и начала перелистывать страницы. — Фамилия, имя. — Эдвард Каспбрак. Женщина перелистнула сразу к самой крайней записи и начала искать глазами фамилию. Зак, держа руки на стойке, повернул голову к сыну. Лицо Билла было чуть обеспокоенным и немного смущенным. Денбро-старший медленно подмигнул сыну правым глазом. — Эдвард Каспбрак, сорок шестой год, двенадцать лет. Мужчина со светлыми волосами посмотрел на женщину и тут, прямо в лицо ему твердо сказали: — Он умер. В двенадцать часов сорок две минуты. День назад. — Как умер! — ярко выделил первое слово Зак, потрясенно распахивая глаза, вскидывая подбородок и не контролируя, вздрагивая рукой, как от ошпаренного. Билл потерял фокусировку в зрении. Он потерял слух. Взрослые продолжили о чем-то громко говорить, но он не слышал, о чем именно, из-за протяжного писка и гула, и боли, образовавшейся в ушах. Он услышал только то, как у него защемило сердце, и то, как начал играть пульс у него в виске, ударяясь и отскакивая от стенок черепа.