Резисте́нтность (от лат. resistentia — сопротивление, противодействие) — сопротивляемость (устойчивость, невосприимчивость) организма к воздействию различных факторов — инфекций, ядов, загрязнений, паразитов и т. п.
I love you to death. I love you completely, A love that is purely vain. I never meant to hurt you so badly, I thought you'd enjoy the pain. ©LAM — «Love you to death»
Гарри Поттер забылся тяжелым, тревожным сном под самое утро, и встретил в нем своего самого частого и самого ненавистного гостя. — Я тебя не боюсь. — Боишься, — просто ответил Палочник. — Но не меня. Меня тебе и не следует бояться. — Кто ты? — спросил Гарри. — Почему постоянно снишься? Я увидел тебя в каком-то фильме в детстве и так впечатлился, что ты стал олицетворением моих кошмаров? — Ты видел меня наяву, — ухмыльнулся Палочник. — Но здесь, во сне, твое подсознание меня немного… приукрасило, — он посмотрел на свои нечеловечески длинные тонкие пальцы с острыми когтями, впалый живот без пупка, абсолютно гладкое пространство между мертвенно-бледных бедер. — Любопытно, Гарри Поттер, очень любопытно. Почему в твоих снах я — кастрат? Неужели просто не хватило фантазии представить, какой у меня… — Хватит! — оборвал его Гарри. — Это мерзко. Во сне — отвратительное чудовище, наяву — спятивший бойфренд, мне явно пора что-то менять. Чудовище село на камень рядом с импровизированным алтарем, на котором в недавних снах был распят сам Гарри, и подперло голову своими паукообразными руками, с интересом уставившись на парня. — И что же ты собираешься предпринять? — Раз ты одно из моих воспоминаний, во сне можно разблокировать и другие. Что я забыл? — Гарри, в раздумьях, начал туда-сюда расхаживать перед Палочником. — Ты забыл, кто я, — услужливо подсказало чудовище. — И кто ты? — раздраженно спросил Гарри. — Я — твое прошлое, — засмеялся Палочник. — Настоящее, будущее… Я внутри тебя, я снаружи. Я твой враг, я твой возлюбленный, — чудовище хохочет все громче, захлебываясь смехом. — Я твой защитник, я твой палач. Я твой хозяин, я твой пленник. Как тебе такой ответ, Гарри Поттер? — Ты — мое больное воображение. — Спроси про меня у своего Тома, мальчишка, — ощерил клыки Палочник и, встав, подошел к Гарри. — Он порадуется. Он лю-ю-ю-ю-ю-бит твое «больное воображение», — пропел он. — Так любит, что даже не пытается вскрыть эту прекрасную шкатулочку, — чудовище тыкнуло когтем в шрам на лбу Гарри. — И достать меня. Боится все сломать. Но я не против, — безумно улыбнулся Палочник, оглаживая щеку Гарри. — Мне нравится в этой красивой головке, особенно когда ты спишь и мы так мило беседуем. — Что скрывает от меня Том? — стиснув зубы, чтобы не сбросить с себя руки Палочника, спросил Гарри. Чудовище наклонилось к уху Гарри, глубоко вдохнуло запах его волос и довольно сощурилось. — Поболтай со змеями, Гарри Поттер, — умиротворенно ответил Палочник. — Змеи — полезные существа. Они все откроют.***
Лорду Волдеморту редко снятся сны. По правде говоря, ему и спать-то не особо обязательно, он вполне может неделями обходиться без отдыха. Но устроиться в мягкой постели, телом к телу, кожей к коже со своим обожаемым Избранным, обхватить руками живое и теплое, слушать размеренное сердцебиение существа, носящего в себе осколок его души… Бесценно. Гарри Поттер пахнет жизнью, солнцем и уютом. Домом. В одних — снится, что нет никакого лорда Волдеморта, нет никакого волшебного мира, он просто человек и их с Гарри жизнь проста и легка, лишена червоточины лжи, лишена совместного гнилого прошлого, отравляющего их будущее. Они так счастливы, но в этих снах Гарри взрослеет и мужает, а Том неотвратимо стареет, чтобы в конце концов умереть и проснуться в безмолвном ужасе. В других — они снова оказываются в том самом дне, в Запретном Лесу, только вот луч Авады все-таки настигает грудь Избранного, убивая последний хоркрукс, но оставляя в живых его самого. А потом — Волдеморт умирает, рассыпается в прах, и последнее, что он видит — облегчение и счастье в зеленых глазах Гарри Поттера. Самыми страшными оказываются те, где Том окончательно убивает Гарри. Совсем ребенка — так и не отметив шрамом и частичкой своей души. Уже школьника — руками Квиррелла или Дневника. Там, на кладбище, у могилы отца, в их первую осознанную встречу. В Министерстве, на глазах у Дамблдора. Сотни раз позже: от милосердного луча Авады до удушения во время любовных ласк. Том чувствует ликование, освобождение, эйфорию, а потом — ледяную хватку дементора на огрызке души. Впереди вечность, и он не знает, что страшит его больше — жизнь без хоркрукса или жизнь без Гарри. Не так уж редко снятся теперь сны лорду Волдеморту — и в них всегда Гарри Поттер.***
Пробуждение приносит Гарри боль — от истерзанной кожи ягодиц, раздраженного входа между ними, синяка на щеке, и слез Тома на своей груди. — Прости меня, — мужчина покрывает поцелуями его ключицы, оставляя мокрые дорожки. — Прости, Гарри, прости, прости меня… Гарри немеет, боясь пошевельнуться. Осторожно гладит Тома по волосам, возлюбленный перехватывает его кисть и, бережно сжимая в своей, подносит к губам. Ей тоже достается порция поцелуев — как и вчера, когда мужчина разминал его затекшие от сковывания руки. Воспоминания слишком свежи и Гарри начинает трясти. Том отстраняется и садится на колени около него, бледный и сжатый, как пружина. Синие глаза как темный лед, губы сравнялись цветом с лицом. Смотрит в пустоту. — Том, — хрипло зовет Гарри, и мужчина смотрит на него долгим, отсутствующим взглядом, в котором постепенно нарастает тепло узнавания. — Ты жив, — констатирует Том. — Ну, спасибо большое, что не убил, — огрызается Гарри, присаживаясь на подушках. — В следующий раз можешь ни в чем себе не отказывать, меня все равно никто не будет искать. Вид у Тома становится настолько жалким, что Гарри на миг посещает угрызение совести, которое он, впрочем, быстро давит. — Я… мне очень жаль, Гарри. Мне не следовало… — Не следовало. И мне тоже очень жаль, что я не заметил ранее, какой ты на самом деле говнюк. — Ты имеешь право злиться, Гарри, — Том обхватывает себя руками. — Быть разочарованным во мне. Я обещал тебе любовь и защиту, а сам… — мужчина спрятал лицо в ладони. — Я так боюсь тебя потерять. Гарри пронзает острое ощущение неправильности происходящего. Он рассчитывал на то, что Том будет вести себя, как ни в чем не бывало, или обвинит в произошедшем самого Гарри, но никак не… это. — Ты мог просто сказать, что тебе не нравится, когда трогают твои вещи. Хотя я наивно думал, что коль уж я здесь живу, ты имеешь основания не считать меня карманником, — неловко шутит Гарри, неожиданно для самого себя. Том поднимает на него удивленный взгляд: — Гарри, о чем ты говоришь? Какие вещи? — Ты издеваешься? Весь вчерашний сыр-бор был из-за той гребанной палочки, которую я взял из твоего кармана, не отрицай! Как будто бы я на тебя из пистолета целился! — Гарри, — медленно и испуганно говорит Том. — Что последнее ты помнишь? Гарри в ярости вскакивает с кровати: — Ты окончательно спятил?! Ты увидел меня с палочкой в руках, потом ударил, потом нес бред про наказания, избил ремнем и изнасиловал! И после этого тебе отшибло память?! Так я напомню! Парень поворачивается задом и стаскивает с себя пижамные штаны, обнажая ягодицы, на которых еще недавно чувствовались следы ремня. Чувствовались. Теперь он и сам видит, что кожа абсолютно чиста от следов. Гарри трогает скулу — она абсолютно безболезненна. — Ч-что… — он с диким ревом бросается на Тома, молотит его кулаками по плечам и прикрывающим голову рукам, мужчина не сопротивляется. — Что ты со мной сделал?! Как?! Отвечай мне! Том перехватывает его руки, обнимает, прижимает к себе. Гарри не пытается вырваться, обмякая: — Это ничего не значит, все могло пройти за ночь… Все это было, ты сделал это со мной… — Гарри, — тихо и уверенно говорит Том. — Выслушай меня, пожалуйста. Вчера я… мне пришлось задержаться на работе. Я пришел домой уже засветло — и нашел тебя без сознания в саду. Очевидно, ты забыл принять лекарства. Ты не узнавал меня, орал про каких-то чудовищ, волшебные палочки, вырывался, оскорблял меня… Порывался убежать… Я… Мне пришлось скрутить тебя и сделать успокаивающий укол, — на лице у Тома чистое раскаяние. — Ты спал так долго и крепко, что я уже начал паниковать. Я очень виноват перед тобой, мне не следовало оставлять тебя так надолго, не прислав никого проверить — как ты. Но ты и до этого оставался один, и я не мог предположить… Но должен был. — Я тебе не верю, — неуверенно спорит юноша. — Я помню все очень ясно, — его осенило. — Моя футболка! Ты разорвал ее и засунул мне в рот! — Я действительно вчера раздел тебя, чтобы уложить в кровать, — нахмурился Том. — Ты говоришь про эту футболку? — он кивает на висящую на стуле светло-зеленую безрукавку. Абсолютно целую. Взгляд Гарри взволнованно мечется по комнате. Разбитая Томом чашка — его любимая, с совами — аккуратно красуется на тумбочке. Халат висит в приоткрытом шкафу. Никаких следов борьбы на полу. — Это было так реалистично… — потерянно говорит он. — Очень печально, что в твоем воображении я способен на… такое, — горько говорит Том. — Ты и до этого бывал грубоват в постели и не только, знаешь ли, — обороняется Гарри. Том смотрит обиженно-удивленно, как ребенок, которого отругали за то, что он неправильно понял правила игры: — Тебе не нравится секс со мной? — При чем тут это, я… — Ты всегда получаешь свою порцию удовольствия, если мне не изменяет память, — прищуривается Том. — И я всегда прислушиваюсь к твоим желаниям. Я пытаюсь быть рядом как можно больше, хожу вокруг тебя на цыпочках, а ты обвиняешь меня черт знает в чем, Гарри. Это неправильно. Да, я виноват, что оставил тебя одного на ночь и не предупредил, но я зашивался на работе, и надеялся, что дома меня встретит мой любимый мальчик, принявший лекарство и сладко спящий в нашей постельке, а не обвинения и тумаки. — Я… — Гарри не хватает дыхания. Разговор все дальше заходил куда-то совсем не туда, куда его собирался вести Поттер. — Сегодня я не пошел на работу из-за тебя, мог бы хотя бы сказать спасибо. — Я НЕ ПРОСИЛ ЭТОГО!!! — возмущенно орет Гарри. — Не просил опекать себя, как курица-наседка! — Не просил, — легко соглашается Том. — Но не можешь иначе. А я не могу позволить тебе жить в больнице, все дальше скатываясь в регресс. Я люблю тебя, и мне не в тягость нести ответственность за твою жизнь, пока ты недееспособен, но мне хотелось бы, чтобы ты хотя бы не усложнял все подряд. Я не враг тебе. Хочешь уйти — могу устроить тебе палату в своей клинике, будешь под присмотром, если тебе так уж хочется обменять жизнь со мной на четыре стены и больничную койку. Гарри чувствует огромную, всепоглощающую усталость — от этого разговора, от мыслей, от попыток понять, что происходит и кто прав. Самое лучшее, что он может сейчас сделать — вернуть все как было до этого злополучного случая с палочкой, вечера-которого-не-было. — Прости, Том. Я веду себя как неблагодарный эгоист. Я очень ценю твою заботу о себе, — тихо говорит Гарри. Том благосклонно улыбается и целует парня в висок: — Я прощаю тебя, любимый.***
Несмотря на, казалось бы, примирение, Том явно дуется — смотрит льдисто, не называет ласково, кидает расстроенные взгляды. Пару дней Гарри пытается не замечать этого, потом не выдерживает — и первым идет на контакт. Заходит с козырей — за эти месяцы он выучил, как заставить Тома таять, как мороженое на солнце. — Я люблю-ю-ю тебя, — стонет Том, дергая на себя голову Гарри за волосы, удерживая на месте и извергаясь в горло. Парень отстраняется, сглатывает и вытирает рукавом скопившиеся в уголках рта слюни. Кладет голову на колени мужчине, подставляясь под благодарные поглаживания. — Любимый, — осторожно говорит он. — Я… я подумал… Может, мне пройти терапию? — Ммм? — переспрашивает Том, с трудом фокусируя взгляд. — Помнишь, ты рассказывал, что твои коллеги прошли специальную терапию, поэтому не опасны для моего здоровья? У них еще особые татуировки. Может, и мне такую пройти? Том смеется: — Какая интересная идея, моя радость. Но не уверен, что ты к этому готов. Я подумаю об этом. — Это больно? Опасно? — Нет, тебе не будет больно и ты будешь в абсолютной безопасности, обещаю, — серьезно говорит Том. — Единственное, что от тебя потребуется — беспрекословно слушаться меня, даже если то, что я тебе говорю, поначалу покажется сущим бредом. Мы могли бы вместе… сделать так много всего. — Да, и я смог бы пойти работать, и учиться, и… — Гарри замирает, поняв, что опять ляпнул не подумав. Но Том не вспылил, его глаза подернулись мечтательной поволокой. Он как будто и не слышал его. — Ты и я… На одной стороне, вместе. Навсегда. Гарри, я так счастлив с тобой. Я не думал, что когда-нибудь смогу стать таким счастливым, — искренне говорит Том и целует предплечье своего мальчика — там, где может когда-нибудь расцвести Метка. Гарри от этого разговора пронзает резкое ощущение дежавю.***
Том всегда считал, что лишить волшебника магии — все равно, что убить. Обречь человека, хотя бы единожды прикоснувшегося к своей истинной силе, на жалкое существование сквиба… Запредельная жестокость даже для лорда Волдеморта. Гарри Поттер, самый главный его враг, был этой кары удостоен. Они пришли к этому далеко не сразу, даже не в первый год: — Своим сопротивлением ты обрекаешь себя на бессмысленные страдания, — увещевал он Гарри. ..... — Ты не представляешь, в какой ад я могу превратить твою жизнь, Гарри Поттер. Кого из твоих близких ты предпочтешь видеть первой жертвой твоего упрямства? Я думаю, они с радостью предпочли бы смерть Азкабану, так что сделай милость, назови имя. ..... — Ты проиграл. Прими Метку, прими меня как своего нового Повелителя — и ты будешь прощен. Никакой больше жизни в бегах, никакой боли и страха. Я гарантирую тебе защиту, Гарри, — уговаривал Волдеморт. — Защиту от всех, кроме тебя, я полагаю? — хрипло засмеялся Гарри искусанными после Круцио губами. — Что ты хочешь от меня, Том? Чтобы я ловил полукровок с егерями? Пытал маглов? Или сидел смирно в Мэноре, оберегая твой хоркрукс? — Ты не будешь рядовым слугой, даю слово. Со временем, когда ты докажешь свою преданность, ты мог бы стать моей правой рукой. Равным мне. Союзником. — Ты спятил, окончательно спятил, — восхитился Гарри. — Мне даже больше нравилось, когда ты хотел меня убить — по крайней мере, наши отношения были куда более определенными, — он хихикнул и перешел на издевательски-жалобный тон, заставив Волдеморта вздрогнуть от неожиданности. — О, великий, милосердный Темный Лорд! Умоляю, убейте меня, а заодно — свой ебанный огрызок, мне так надоело жить с этой мерзостью внутри. — Глупый мальчишка, — вспылил Волдеморт. — Ты потеряешь все! — Ты уже лишил меня всего, — безразлично ответил Избранный. — Хуже уже не будет. — Мой милый хоркрукс, как же ты ошибаешься, — получил он ответную ухмылку. — Впрочем, мое предложение о… сотрудничестве всегда будет в силе. Только хорошенько попроси. — Засунь его себе в задницу, Том, — дружелюбно посоветовал Гарри, прежде чем его настигла новая порция круциатуса.***
«Поболтай со змеями, Гарри Поттер» — что бы это могло значить? Просто бредовый сон? Попытка подсознания что-то подсказать? Аллюзия на что-то? Змеи… У Гарри были смутные образы в голове — зоопарк с огромным удавом за стеклом. Маленькая нацарапанная змейка на медном кране. Змеиное шипение в ушах. Может, не стоит понимать все так уж прямо, и имелись в виду «друзья» Тома? Они вполне похожи на гадюк. К ним уже давно никто не заходил, даже Слизнорт. Больше месяца Гарри не видел никого, кроме Тома. Он даже осторожно попытался поговорить с соседями, с той надменной семьей справа — но они сделали вид, что не замечают его. Нужен был кто-то из близкого окружения Тома — и достаточно туповатый. И Гарри решается: — То-о-м, — ноет он за завтраком, пытаясь принять как можно более милый вид. — Может, пригласим Драко? Мне ужасно скучно. — Ты же его недолюбливаешь, — удивляется Том. — Хочу дать ему второй шанс. Твои друзья — мои друзья, любимый. — Я подумаю. Он сейчас весьма занят, Гарри. — Дай ему выходной, ты же его начальник, — обезоруживающе улыбается парень. — Кроме того… у меня скоро день рождения, я правильно помню? Небольшая вечеринка будет таким прекрасным подарком… — Я понял намек, малыш. Хорошо, ради тебя я что-нибудь придумаю, — сдается Том. Гарри поздравляет себя с еще одним выигранным раундом.