Синее на зелёном

— О Гальтаре? — в синих глазах Первого Маршала промелькнуло подобие интереса, — Материя обширная… Что именно вас занимает? — Почему Галтара была покинута? Я знаю, что Эрнани Святой уверовал в Создателя, но зачем он перенёс столицу? — Кабитэла выгоднее расположена, — Ворон поджал губы, он знал, что кардинал что-то утаивает, осталось понять, что именно. — В наше время, но тогда больше думали не о торговле, а об обороне, — Дорак не торопился раскрывать все карты, — Кольца Гальтары слыли неприступными. — Они и в самом деле неприступны, — подтвердил кэналлиец, откидываясь на спинку кресла, — Я видел их… Что ж, хорошо, я поищу книги. И если их не будет здесь — в столице, пошлю своего человека в Алвасете. Помнится, была одна легенда, мой покойный брат имел глупость рассказать её как-то мне и сестре. Нам было по пять лет и напугались мы тогда жутко. — Что за легенда? — заинтересованно подался вперёд кардинал. — Ваше Высокопреосвященство, вам же не пять лет, — издевательская усмешка скользнула на лицо Ворона. — И всё же? Рокэ прикрыл глаза ладонями, будто собираясь с мыслями, и почти сразу же их отнял, к нему давно приелась эта дурная привычка. Хотя за всем списком грехов, на подобное вполне можно не обратить внимания. Глаза уставали от того, как отвратительно кабинет кардинала был освещён, создавая ореол огня подруг хозяина и оставляя гостя в полутьме. При том, что это было именно то место, в котором нельзя было позволять себе расслабиться. — Под Гальтарой лежат огромные пещеры, в которых заключены Изначальные Твари, — начал свой рассказал Первый Маршал, — Они полуразумны-полубезумны и мечтают о дневном свете и тёплой крови, но их сдерживают наложенные в незапамятные времена заклятия. Знали бы вы, как я натягивал по ночам на голову одеяло, представляя, что эти бестии вылезают из-под кровати и бросаются на меня. Думаю, тогда я использовал весь отпущенный на мою долю страх. — С чем я вас и поздравляю? — не без ехидства заметил Сильвестр, — Что вы ещё помните о чудовищах? — Очень мало. Кажется они как-то выбрались, а потом их загнали назад, но при этом то ли пропал, то ли погиб император, а его брат ударился в эсператизм и перенёс столицу, — нахмурившись закончил Рокэ, он не был поклонником Священного писания, но зато весьма неплохо знал историю и легенды, пусть и связанные со столь отдалённым прошлым, — И всё же, к чему такая заинтересованность Гальтарой? — Мои подопечные некоторое время назад обнаружили во время посещения старой столицы вот это, — кардинал поднявшись из-за стола, подошёл к одному из шкафов, взял книгу, которая служила прекрасным тайником и выудил оттуда свёрток тёмной ткани. — Камень с рисунком? — Рокэ наклонился над находкой, разглядывая вычерченный символ. — Это не всё, — следующими на стол лег ещё один подобный первому, гладкий и обвальный булыжник, — Один в Агарисе у сошедшего с ума астролога, которого навещали Альдо Ракан и Робер Эпинэ, а второй у входа в катакомбы лежащие под руинами дворца в Гальтаре. Мы оба видели такие символы в свитках времён ранней Кабителы, которые нашёл бедный Джастин ещё когда был жив. Он не успел их расшифровать, а другого Придда знающего старое наречие у нас нет. — В книгах из Надора, полагаю, так же ничего интересного не нашлось. Окделл был храбрым воином, но непроходимым идиотом. Наказать жене уничтожить все свитки и рукописи, и ради чего? — Ворон осторожно поднял один из камней и поднёс его ближе к свету, — Признаю, я бы многое отдал, чтобы взглянуть, что же было в тех записях. Это руны, такие же как на кочующих башнях, я уже видел подобные всё там же в Гальтаре. А потом произошла одна небезызвестная встреча. Соберано Кэналлоа провёл рукой по плечу, недалеко от ключицы, там лежал ещё один шрам, которому не суждено было зажить и исчезнуть никогда. — Ты уверен, что это был выходец? — в который раз спросил Дорак, с той страшной ночи он не раз уточнял у мужчины было ли это существо с другой стороны. — Не заставляй меня повторять ту же историю в сотый раз, — Первый Маршал скривился, метка нежити зачесалась, — Землю на том месте после будто прокляли. Ничего не растёт и не живёт, а он был всего один. — Что-то готовится, Рокэ, и мне это не нравится, — кардинал устало опустил взгляд, — Причём давно и старательно. Это больше чем Ренкваха, больше всего что мы прежде видели. Близится Излом и враги Талига не упустят такой возможности свергнуть Фердинанда и оторвать себе кусок приграничных земель. Я не знаю откуда это придёт, слишком много странного происходит. Пропажа Арамоны и Германа Супре, сошедший с ума астролог из Агариса к которому приходили Иноходец и последний Ракан, эти камни с рунами. Боюсь в этот раз всё может быть куда хуже и запутанней, чем мы можем предположить. А у нас на руках куча свитков с надписями на древнем наречии, старые проклятия и легенды, и лишь малая доля заметок Джастина Придда. Сложно бороться с тем, чего не понимаешь. — Врагов у Талига и у нас с вами, Ваше Высокопреосвященство, всегда хватало, — легко усмехнулся Ворон, он не был беспечен, но зато всегда был уверен в собственных силах, — И все они нам знакомы. Агарис, Гайифа, Кагета, да Люди Чести, всё жаждущие облагодетельствовать себя и своих родичей за казённый счёт под благовидным предлогом. И не было пока что такой угрозы, которую мы бы не смогли отвести. Меня пожалуй больше интересует Гальтара, башня, стоило коснуться и она будто обрушила поток силы. А что если это и пробудило выходца? Что было бы держись я за неё дольше? Сколько там подобных неупокоенных душ? В одном, Ваше Высокопреосвященство вы правы, что-то готовится и чувствую, что эти волнения в стране лишь способ отвлечь наше внимание от чего-то гораздо более масштабного. На несколько минут в кабинете воцарилось молчание, они оба по своему пеклись о судьбе родного государства, Дорак оберегал его на политическом поприще, в то время как у Алва не было равных в военном искусстве. То, что витало сейчас в воздухе, предсказывало беду, но сложно поддерживать мир, когда Талиг раздирают на куски не только снаружи, но и внутри, а потому приходилось ждать удара от любого врага. Мудрый предводитель не жалует войны, но быть готовым к ней обязан. В такие моменты хотелось, чтобы хоть что-то сохраняло иллюзию обыденности и не давало земле уйти из-под ног. Рокэ копался в памяти, пытаясь понять видел ли он прежде в библиотеке Алвасете подобные руны, но ничего не приходило на ум. Может ли это быть так же наречие? Что они несут в себе, вред или помощь, а может это и вовсе знак оставленный для кого-то? — Не думал всё же поведать Виктории обо всём происходящем? — Дорак не в первый раз заводил подобный разговор, так что для него, уставший и нарочито ироничный взгляд Ворона послужил более чем красноречивым ответом, но он не отступил, — Она твоей крови, Рокэ, сегодня у меня была возможность в этом убедиться. Лаик заставил её повзрослеть, хотя я до сих пор не одобряю это твоё решение. Впрочем, чего уж теперь, коль ты решил вырастить себе замену, так пусть знает с чем ей предстоит столкнуться. — Хватит пока что на её долю испытаний, — резко прервал кардинала кэналлиец, поднимаясь, — Если предчувствие нас не обманывает и грядут неспокойные времена, я хочу подготовить её. Тори будет рваться в бой, как бы я не стремился её уберечь, а потому я сделаю всё, чтобы на поле битвы ни она, ни младший Колиньяр не стали мишенью для врага. — Хотел бы уберечь, давно бы выдал замуж, — Дораку порой казалось, что он и впрямь готов подсыпать Первому Маршалу в бокал содержимое своего кольца, так тот был упрям. — И Тори бы мне этого не простила, — Рокэ замер у двери, почти уже покинув кабинет. — Ах да, ко мне обратился старший Колиньяр. Требует чтобы я повлиял на тебя и ты отказался от его сына, — понятно было, что самого Сильвестра это весьма повеселило. — У Эстебана прекрасные задатки для будущего военачальника, лучше бы радовался, чем слушал глупые сплетни и портил карьеру сыну в угоду собственным желаниям, — Ворон и бровью не повёл, этого юношу он от себя отпускать не собирался, точно не теперь. Было что-то в его безбашенной порывистости и наглости, теперь хотелось поглядеть столько ли в мальчишке способностей, сколько гонору. Почти уже исчезнув во тьме коридора, кэналлиец обернулся к кардиналу, лицо его разрезала едкая насмешка, — Посмотрим, что же всё-таки предпримут наши дорогие враги, Ваше Высокопреосвященство. Хочешь мира — готовься к войне. И скрылся за дверью, будто и не было его вовсе, как всегда оставляя последнее слово за собой. Рокэ было над чем подумать, как и Дораку. Первый Маршал до сих пор помнил будто выжженную проплешину посреди заросшей травой и украшенной кустарниками дороги, ведущей к королевскому замку Гальтары, оставшуюся после встречи с выходцем, могильный холод заполняющий тело и безумные пустые глазницы мертвеца. Он был слишком неопытен, не успел среагировать и чудовище кинулось вперёд и повалив его на землю, хотело вцепится в шею, ещё на несколько дюймов ниже и в Кэналлоа больше не было бы соберано. Алва-старший так и не понял, что же тогда его спасло, морисский заговорённый кинжал, котором он четырежды ударил врага или, быть может, ему и впрямь покровительствовал Леворукий, но так или иначе он сумел вырваться из Гальтары живым. Пусть теперь в каждое полнолуние по телу от шрама бежал иллюзорный холод, это была малая плата за возможность вновь увидеть солнечный свет. Кардинал при всей своей излишней напористости в плане Виктории, подкинул ему весьма неплохую идею. Кто, как не его дорогая племянница знает библиотеку Алвасете и городской резиденции как свои пять пальцев. Ей можно поручить разыскать нужные сведения, попросив пока что не задавать лишних вопросов. Она умна, понимает, что Ворон всё делает не просто так, и что когда прийдёт время сам всё расскажет. Зато так поиски информации заняли бы куда меньше времени, которого и так почти не осталось. То, что надвигалось, было неукротимо как буря, как ледяные зимние ветра, и похоже в этот раз вновь прийдётся рискнуть перед новой угрозой. Судьба любит лишь тех, кто смеётся в лицо её козням.

***

Эстебан, когда они вернулись в особняк, тактично оставил друзей вдвоём, последняя ночь вместе, им явно будет чем заняться. Его с завтрашнего дня ждут тренировки, которыми так пугала Виктория, хотя сам он не скрывал, что скорее предвкушает их. То, что для подруги стало обыденностью, в нём вызывало восторг, обучаться у самого Первого Маршала! Да о таком можно только мечтать, он мастер разных школ фехтовального искусства, прекрасный стрелок и гениальный стратег, а теперь у Эстебана будет возможность получить все знания у него из первых рук. Даже спустя две недели Колиньяр пока что ещё не сильно успел поверить в своё счастье и несказанную удачу. Разумеется и чувства к Ворону играли определённую немаловажную роль. В Кэналлоа мужчина достаточно опустил стены и маски, чтобы юноша понял, что соберано даже если обратит внимание на весьма двусмысленный интерес своего оруженосца, не сразу примет его. Он будет держать на расстоянии какое-то время, постоянно проверяя и перепроверяя, пока не убедится в серьёзности намерений. Эстебан понял, что чем старше человек и чем больше отвественности лежит на его плечах, тем сложнее ему выстроить отношения. А тут ещё роль играет ехидный, едкий, и давно и глубоко оборзевший характер Алва, который передаётся по наследству. Почему-то с годами люди начинают забывать, что отношения могут разрушиться, что люди могут расстаться по независящим от них причинам. Может, всё дело ещё и в серьезности подхода, в том, что привыкаешь к человеку, прорастаешь в его сердце. И чем дольше это длится, тем сложнее отпустить его от себя. Тем более, Рокэ Алва уже однажды обжёгся о собственную любовь и она чуть не стоила кэналлийцу жизни. Ему нужно постоянство, уверенность в партнёре. Вик говорила о том, что Ворону важно знать, что его всегда кто-то ждёт и лишь потому он возвращается из самых безумных и опасных боёв победителем. Это как путеводная нить, которая выводит к свету из крови, мрака и тьмы. Что ж, Эстебан терпелив, он всё понимал и был готов ждать столько, сколько потребуется и доказывать Первому Маршалу собственную преданность, даже если тот сперва отнесётся к этому снисходительно. Маркиз Сабве был влюблён, окрылён, в чём-то самонадеян, но он никогда не был глуп и потому Алва-младшая делала такие ставки на лучшего друга. Лишь человек умный и хитрый, обладающий неиссякаемым запасом выдержки и не лишённый доли безрассудства может попробовать штурмовать крепость имени Рокэ Алва. В то время как один оруженосец горел надеждой, два других старались не позволить ей потухнуть. Арно был несказанно рад тому, что им не пришлось проводить на балу всю ночь, а потому стоило лишь юношам войти в особняк, утащил своего возлюбленного в комнату. — У меня есть для тебя подарок, — Савиньяк-младший ласково провел рукой по волнистым локонам Валентина. Придд заинтересовано улыбнулся, он ловил каждую минуту пребывания рядом Оленёнка как бесценный дар, потому что юноша не испугался разлуки и продолжал верить в то, что их чувства переживут проверку расстоянием. Арно был солнцем, ярким кэналлийскии, греющим в самые холодные времена, сумевшим растопить стену безразличия и самоконтроля которые прививали всем в семье. Джастин был не такой, он был…живой, он радовался и улыбался не таясь, он любил этот мир, но отец был жесток и не простил даже намёка на опороченную честь рода. Валентин был уверен в том, что именно Придд-старший виновен в смерти собственного сына, пусть никак не мог этого доказать. Он тоже можно считать опорочил честь дома Волн, но ни на секунду об этом не жалел, теперь у него в жизни появился другой свет, от улыбки возлюбленного всё внутри восторженно сжималось и трепетало, и становилось все равно сколь высокую цену прийдётся заплатить, если правда выйдет наружу. Арно опустился перед сидящим на кровати юношей на колени и взяв его руки в свои, вложил в нежные ладони своё творение. — Я не мастер портретов, но думаю просто моя работа будет напоминать тебе о том, что я всегда рядом, — Савиньяк смотрел как восторженно загораются глаза Валентина, как тот внимательно разглядывает картину и после обращает взор на её создателя. Он будто пытался впитать в себя образ Арно, запомнить каждую чёрточку на прекрасном лице. Взор в котором золота было больше чем тьмы, небольшую горбинку на носу, последствия травмы из детства, даже маленькую родинку под левым глазом, которую Оленёнок так не любил. Придд любил всё это, желал так запечатать в памяти, чтобы даже если их расставание продлится слишком долго, он не забыл родные черты лица. В руках Арно юноша чувствовал себя хрупким, нужным, обожаемым и желанным. Спрут понимал, что рядом теперь всегда есть тот, кто подстрахует, кто поддержит и не даст снова утонуть в холодной тьме. У виконта от этого взгляда дыхание перехватывало и сердце замирало, он сам мог быть хоть тысячу раз недоволен какими-то несовершенствами своей внешности, но когда Тино так смотрел, всё это уходило на второй план. — Спасибо, он прекрасен, — выдохнул граф и отложив подарок в сторону накрыл ладонями щёки возлюбленного, притягивая его к себе для поцелуя. Уже давно умелого, этот аспект они успели изучить весьма неплохо, а уж когда эмоции совсем захлёстывали, не было ни времени, ни желания думать о том насколько правильно они всё делают. Арно подался вперёд, поднимаясь и накрывая юношу собой, рука привычно пробежала по чувственной шее к волосам. Они успели выяснить, что графу достаточно пары долгих, оставляющих следы, поцелуев в шею и быстрых, горячих касаний, чтобы он сдавленно всхлипнув излился в ладонь возлюбленного. Там, за длинными волнистыми локонами, почти у головы скрывается местечко которое можно прикусить, оставить засос поярче, потому что не будет видно, а у Тино дрожь пробежит по всему телу. Придд устраивает руки на плечах Арно, цепляется тонкими пальцами и судорожно пытается понять как снять этот дурацкий камзол, чтобы стать еще ближе, коснуться горячей кожи, оставить свой след. — Я прикажу слугам набрать ванну и принести масло, — выдохнул Валентин наблюдая за тем, как Савиньяк разбирается со шнуровкой и остаётся в одной рубашке. Юноша замер и обернулся на него глядя вопрошающе и неверяще. — Хочу тоже оставить тебе что-то на память, — едва заметно улыбнулся Придд заалев и опустив томный, влюблённый взор, — Например, эту ночь. — Я люблю тебя, — Арно падает рядом, прижимаясь ко лбу графа собственным и счастливо жмурясь, — Знаю, что уже говорил, но не могу не напоминать тебе об этом. Ты больше никогда не будешь один, Тино. Мой свет, моя жизнь. Валентин едва может дышать, это всё похоже на абсолютно сумбурный, влажный сон, слишком хорошо, чтобы быть правдой, но при этом слишком реально, для иллюзии. Пока слуги готовят ванну, они никак не могут отлипнуть друг от друга, целуются забывая о будущем расставании, касаются так как хочется, оставляют следы, увы, лишь там где не будет видно. Арно почти мурлыкает, видя как сильно Тино меняется рядом с ним, как уходят сдержанность и холодность, как очаровательно он алеет, ощущая родные губы на лебединой шее, каким мягким и податливым становится, стоит лишь чуть потянуть назад голову и прикусить сильнее под ключицей. Купаются по отдельности, представая друг перед другом уже нагими. Арно не торопится, хотя кажется самого трясёт от желания сделать возлюбленному хорошо. Есть чувство неловкости, но приглушённый свет от дрожащего огня свечей, одно дыхание на двоих и долгие трепетные поцелуи прогоняют его. Спрута натурально выгибает, он льнёт ближе, хочет больше, давит стоны, привычно пытаясь сдержать себя, но Савиньяк не намерен проводить эту ночь в тишине. Пальцы вымоченные в масле, скользят туда, где нежно и так хочется, Валентин судорожно вздыхает и жмурится, не боится, но непривычно. А виконт не торопится, ласкает снаружи, едва проникает, будто дразнит. — Я хочу слышать тебя, свет мой, — ласково убирая влажные пряди с точёного лица графа, просит Арно, — Не молчи, когда хорошо, когда плохо, только не молчи. — Хорошо, — почти заставляет себя всхлипнуть юноша, чувствуя как язык возлюбленного скользит по шее рядом с пульсирующей жилкой и как он старательно вылизывает самые чувственные местечки, вплавляя Придда в себя. Внутри Тино влажно, туго, умопомрачительно хорошо, Арно скользит пальцами, разрабатывая, чтобы не сделать позднее больно. Он читал гайифские книги по анатомии удовольствий, знает, что есть точка, коснувшись которой можно принести партнёру наслаждение. Валентин разметался по бежевым простыням, губы растерзанные поцелуями приоткрыты и он едва слышно стонет. Савиньяк думает о том, что обязан запечатлеть это на картине и хранить её для себя, как самое ценное и сокровенное, чтобы уберечь любимого от родительского гнева. Когда пальцы чувствуют небольшую выпуклость, юноша мягко надавливает на неё и массирует, а Тино размазывает по постели он находит в себе силы лишь для того, чтобы прикрыть глаза рукой. Хорошо буквально до слёз, Арно так нежен, так аккуратен, что кажется он сейчас задохнётся от сжимающих всё внутри восторга и любви. — Всё хорошо, свет мой? Я сделал тебе больно? — Оленёнок встревожен, он покидает тело партнёра, отнимая ладонь от его лица и заглядывая в глаза. — Я люблю тебя, — бессвязно лепечет юноша, ищет новые поцелуи и оплетает ногами любимого раскрываясь для него. — Я тоже, Тино, — виконт медлит, входит едва-едва, прикрывает глаза, от того как сильно Придд сжимается на нём, -Расслабься, жизнь моя, прошу. Дальше легче, проще, глубже, нежнее. Валентин чувствует как разгорается внутри пламя, целует юношу порывистей, куда более жадно и требовательно, прочерчивает на плечах ровные линии и оставляет яркую метку у самого основания шеи. Бессвязно стонет, когда Арно подхватывает его под коленом и толкается чуть быстрее и жёстче проезжаясь собственной грудью по его. Это как вспышка, Придд всхлипывает, там где Савиньяк коснулся его жарко, приятно, ощущается так остро. — Как ты чувствительный у меня, — Оленёнок мягко гладит любимого по щеке, вынуждая открыть глаза и не разрывая тонкой нити, образовавшейся меж ними, скользнул вниз, кончиком языка проходясь по тёмному аккуратному соску. Обоим запредельно хорошо, Арно при каждом толчке старается задеть нужную точку внутри юноши. У самого почти искры перед глазами, так близко, так хочется ещё чуть-чуть ускориться, чтобы достичь пика удовольствия. Он накрывает ладонью влажный член Тино и начинает ласкать в такт собственным движениям. Ловит как лучшую мелодию слабые стоны любимого, тот внял его просьбе, не стесняется, раскрывается перед ним и для него. Поцелуй в шею, рядом с пульсирующей жилкой добивает его жизнь, его Тино. Тот стонет блаженно и счастливо жмурясь, изливается в руку Савиньяка. Последние толчки Арно, быстрые, глубокие, он покидает расслабленное тело за несколько секунд до и орошает семенем нежное, светлое бедро, после сразу перекатываясь и падая рядом на постель. Валентин почти стыдливо прячет лицо у него в объятиях, наслаждение отпускает их медленно, возвращая в реальность. За окном на летнем небе горят тысячи звёзд, время близится к двум ночи, судя по часам. Они так утонули в своих чувствах, что совсем потеряли счёт времени. — Ты не жалеешь? — уточнил на всякий случай Арно, светло улыбаясь и перебирая мягкие, влажные локоны. — Нет, — пробурчал ему в плечо Валентин, они нагие лежали прижимаясь друг к другу и не смотря на всё, что только что произошло, Придду стало стыдно. — А мне очень понравилось, — провокационно шепнул спрятавшемуся у него в объятиях любимому, — Повторим? — Ой нет! — тут же подрывается Спрут и видя как смеются золотисто-чёрные глаза, надувается обиженно, — Дурак! — Какой же ты красивый, — виконт не реагирует на алые щёки юноши и приподнимаясь оставляет поцелуй-укус чуть пониже пупка. От Валентина пахнет ароматным маслом, мускусом и какой-то природной сладостью, и Арно вовсе не против, чтобы этот запах заменил ему воздух. Валентин заматывается в одеяло и слезает с постели на чуть дрожащих ногах направляясь к столику, чтобы намочить полотенце водой из графина и стереть с себя и Савиньяка остатки этого чрезвычайно приятного вечера. — Иди ко мне, — Оленёнок к тому моменту успевший погасить часть свечей, позволяет графу привести его в порядок и утягивает вместе с одеялом обратно в постель, — Я буду писать тебе так часто, как только смогу, слышишь? И постоянно буду думать о тебе. Придд улыбается, на душе удивительно спокойно, отъезд уже не так больно бьёт под дых, лишь чуть печалит и навевает тоску, но осознание того факта что его любят и ждут, придаёт ему сил не терзаться и не терзать своего Оленёнка.

***

— Пишите мне, оба! -Виктория провожала друзей утирая невольно выступившие слёзы, — Так часто, как можете. Хочу знать, что с вами всё в порядке. — Да брось, всё будет хорошо, — Арно крепко обнял подругу, — Ты же сама говорила, это просто очередное испытание. — Лучше сама себя береги, и нашего поклонника культа Первого Маршала, — усмехнулся Валентин тоже прижимая подругу к себе,- И пиши как что-то интересное будет. — Ой, кто бы говорил, — надулся тут же Эстебан, прощаясь с виконтом, он весь сиял предвкушая начало обучения у Рокэ, но тоска расставания оставила печать и на его лице. — И только попробуйте мне поругаться! — с наигранной угрозой предупредила маркиза, — Запру потом в одной комнате, будете мириться! — Поняли, мы поняли, — Арно как главный источник позитива в компании, не давал друзьям унывать. — Я вас люблю, обоих, — Вик расцеловала по очереди Савиньяка и Придда в щёки и отошла, позволяя им запрыгнуть на коней, — Один за всех! — И все за одного! — вторили подруге трое юношей. - И пусть Леворукий будет благосклонен к вам, а Четверо отвратят беды и врагов, сколько бы их ни было,- Виктория сложила пальцы в защитном символе, глядя на удивляющихся Арно и Валентина. — Я буду скучать, — признался Эстебан приобнимая подругу. — Если у вас будет на это время, — Ворон появился за их спинами всё так же внезапно, — Переоденьтесь и через десять минут жду обоих в саду. — Ох не нравится мне это, — страдальчески закатила глаза Виктория и первой поплелась в особняк.