Безглазая Учиха

      — Я не собираюсь становиться шиноби.       Палочки в руках Матсуоко застыли в воздухе напротив недовольно поджатых губ. Мать жалко всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Шисуи непонимающе уставился на внезапно подскочившую Шимай. Он никогда не видел её такой. Его милая младшая сестрёнка всегда вела себя тихо и послушно, буквально олицетворяя собой эталон скромности и покорности. Никто не ожидал, что именно она, младшая дочь семьи Учиха, посмеет нарушить одно из главных правил в доме, запрещающее во время трапезы любые разговоры.       — Повтори, что ты сейчас сказала.       Скрытая угроза в голосе отца заставила внутренности сжаться, но Шимай не отступила, лишь расправила плечи и как можно чётче повторила:       — Я не собираюсь становиться шиноби.       — Выйдите. Все.       — Ото-сан, — начала Матсуоко, бросая умоляющий взгляд в сторону отца, руки которого сжались в кулаки. — Шимай ещё не оправилась от болезни.       — Что может сделать безногий инвалид ребёнку? Я всего лишь поговорю с ней. С глазу на глаз. Шисуи, помоги сестре увести мать.       Бьющуюся в начавшемся приступе истеричных рыданий госпожу Учиха вывели в соседнюю комнату. Дочь и отец остались одни. Висевшие на стене изогнутые клинки, принадлежавшие Матсуоко, блеснули в лучах заходящего солнца. С тех пор как Шимай вернулась домой, сестра ни разу не прикоснулась к ним, даже чтобы смахнуть пыль. Словно отражение опускающегося за горизонт кровавого солнца, в глазах отца вспыхнул шаринган. Эти жестокие глаза, убившее так много людей, последнее что увидела Шимай прежде, чем погрузиться в цукиёми. Созданная отцом иллюзия, отличалась от той, в которую она когда-то попала в палатке ирьёнинов. Ощущалась странная двойственность сознания. Вот она кричит и катается по земле, инстинктивно пытаясь затушить пожирающий тело огонь, а вот её молчаливая копия сидит на дзабутоне и бессмысленно смотрит перед собой. Но если в первой искусственной реальности, порождённой сознанием отца, Шимай могла двигаться, то во второй не имела власти над свои телом.       — Ты должна быть благодарна, если не родителям, коих ты не уважаешь, то хотя бы брату, который вынужден изо дня в день работать, чтобы обеспечить нашу семью; сестре, которая несмотря на увечья делает всю работу по дому и присматривает за больной матерью. Трусливая, жалкая, неблагодарная дрянь! Мне стыдно, что ты моя дочь.       Слова отца растворялись в ослеплённом болью сознании. Шимай понимала, что огонь, пожирающий кожу плеч и рук, был не настоящий, но боль, которую причиняли беспощадные языки пламени, не становилась от этого менее реальной. Девочка складывала печати, выкрикивая «Кай», но ей не хватало ни сил, ни концентрации, чтобы обуздать поток чакры. Она пыталась силой мысли заставить свою безучастную копию, встать и ударить невидимого отца, который должен был находиться по другую сторону стола, пока не поняла, что не было никакой двойственности восприятия иллюзии. Маленькая кукольная копия, сидевшая на дзабутоне, больше напоминала реальное отражение в зеркале. Только вот глаза были закрыты. Но разве можно увидеть своё отражение сквозь веки? Шимай не покидало смутное ощущение, будто она смотрит на себя вовсе не своими глазами.       Уставшее от боли и бессмысленных размышлений сознание перестало сопротивляться огню, и Шимай тут же охватило спокойствие. Смерть перестала страшить. Ведь всё так и должно быть. Ей следовало умереть ещё в том лесу. Огонь поглотил тело, и в этот момент, произошло нечто не совсем понятное для разума восьмилетней девочки. Плоть всё ещё горела, но теперь Шимай видела не только себя, но и отца. Уши слышали зловещий треск огня, одновременно с криками матери, доносившимися из-за сдвинутых сёдзи. Шимай ощущала нестерпимую боль от смертельных ожогов, и в то же мгновение понимала, что боли не было, лишь немного беспокоили затёкшие мышцы ног и спины. Тело не подчинялось, но Шимай чувствовала, как бешено циркулирует чакра, резко останавливается, но только для того, чтобы неравномерными толчками продолжить свой ток. Сознание распалось на три равные части, заставляя поверить в существование сразу нескольких реальностей. Чтобы не сойти с ума, разум предпринимал жалкие попытки сосредоточиться хотя бы на одной из них. Странно, и в то же время захватывающе.       Густые мужские брови приподнялись вверх, а рот слегка приоткрылся, будто бы их обладатель был крайне удивлён. Некогда грозный заместитель капитана полиции Конохи казался сейчас крайне растерянным и почти уязвимым. Шимай инстинктивно почувствовала, что вот он — её единственный шанс напасть. Она всем сердцем возжелала, чтобы отец испытал ту же боль, что и она. Именно в этот момент девочка поняла, что больше не видит себя со стороны, а бешено вращающийся рисунок шарингана в глазах противника остановил свой бег. Теперь в иллюзии горело тело отца и его крик, слышимый в реальности, взбудоражил кровь юной куноичи.       — Кай!       Шисуи помог Маширо принять вертикальное положение. Он протянул отцу полотенце, чтобы тот вытер кровь, бежавшую из рассеченной брови и сломанного носа. От красиво сервированного стола остались лишь осколки стекла, смешанные с едой.       — Что тут произошло? — обеспокоенно спросил мальчик, обращаясь к бледной сестре, в глазах которой читался испуг с отблеском зверского удовлетворения.       — Твоя сестра, доказала мне, что с её мнением стоит считаться, — произнёс Маширо, растягивая губы в хищной ухмылке. — Ты можешь не хотеть быть шиноби, Шимай. Можешь даже прожить жизнь обычного человека. Я не запрещаю, но клан не позволит тебе покинуть Коноху. Ты даже сможешь выйти замуж за не Учиха и родить ребёнка. Откажись от пути шиноби, и тебя будет ждать счастливое и беззаботное существование в тени мужа или одинокая безрадостная жизнь никому ненужной трусливой куноичи. Шимай, ты родилась шиноби. Ты знаешь вкус чужой крови и цену победы. Я вижу, в тебе жажду жить, а не прислуживать и пресмыкаться, выпрашивая чужую милость. Сможешь ли ты отказаться от себя? Отказаться от борьбы?       Шимай молчала. Впервые отец смотрел на неё с некой долей восхищения. Такой взгляд подкупал маленькое сердечко, привыкшее к презрению и отчуждению. Голова, наполненная отголосками тупой боли, соображала плохо, но Шимай старательно слушала отца, несмотря на головокружение и дрожь во всём теле.       — Если тебе вдруг интересно то, что произошло сегодня, я жду тебя с утра в своём кабинете.       Сегодня Шимай победила, как ей тогда казалось, своего главного врага, но проиграла себе, потому что следующим же утром она отодвинула сёдзи, ведущие в кабинет отца, преисполненная уверенности в своём решение стать сильней. Только сильным дано право решать, как им жить.

***

      Возвращение в Академию шиноби стало тем неизбежным событием, которое не принесло в жизнь Шимай ничего кроме разочарования в себе. Последнее место в списке успеваемости. Низкие баллы по всем дисциплинам, включающим практику. Оценки по теории, которую Шимай, благодаря бесконечной зубрёжке под бдительным оком старшей сестры, знала на «отлично», занижались по инерции. Где это видано, чтобы ребёнок знал назубок все тонкости техники клонирования, но не мог создать даже бесформенную болванку? Шимай не понимала, почему Нобору так настаивал на посещение занятий в Академии, ей вполне хватало жестоких уроков, преподаваемых отцом.       Утром до завтрака она открывала сёдзи, ведущие в кабинет отца, садилась в центре комнаты, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. Сухое приветствие, после которого её сознание неизбежно соскальзывало в мир иллюзий. Тренировка никогда не длилась дольше минуты, но этого времени вполне хватало, чтобы она, лежа на полу в собственных испражнениях, вспомнила за что именно ненавидит отца. Гадить под себя стыдно и омерзительно, но Шимай запомнила и преодолела эти чувства, и уже после трёх тренировок, научилась контролировать рефлекторные реакции тела на дичайший иррациональный страх. Отец говорил, что она может через голую практику осознанно научиться брать контроль не только над чужой иллюзией и собственным телом, но и над сознанием противника. Пока особого прогресса Шимай не замечала. Максимум, что ей удавалось, пошевелить указательным пальцем на правой руке.       После изнуряющих занятий с отцом совершенно не хотелось куда-то идти и что-то делать, но старшую сестру мало волновали головная боль и периодические носовые кровотечения, которые мучили Шимай. Видите ли, доктор Хьюга сказал, что для психического здоровья девочке полезно общаться со сверстниками, небольшое недомогание, которое предприимчивая куноичи вполне могла симулировать, не повод прогуливать занятия. Очевидно, что Шисуи и Матсуоко даже не догадывались об утренних тренировках, иначе старшая сестра непременно запретила бы Шимай приносить завтрак отцу.       Первые два урока девочка откровенно спала, игнорируя шумных одноклассников и замечания учителей, а потом в наказание оставалась в Академии отскребать жвачку от пола и парт вместе с хулиганами, которым не было дела до странной учиховской девчонки. Иногда Шимай прогуливала занятия и наслаждалась сном без сновидений под тенью деревьев Конохи, расположенных максимально далеко от Академии, но тогда в игру вступала Матсуоко, наказания которой никогда не были приятными. Вот и сейчас Шимай тащилась домой, покинув ставший ненавистным тренировочный полигон. Тело ныло, каждое движение давалось с трудом, но этого ещё ничего, дай Матсуоко волю, и она могла бы сутки напролёт вбивать в голову своей бестолковой сестры то, как важны в мире шиноби знания, полученные в Академии. Матсуоко, как назло, никогда не использовала гендзюцу, тем самым лишая младшую сестру последнего шанса на победу. Только грубое тайдзюцу и шаринган, которых было вполне достаточно, чтобы заставить младшую Учиха проклясть себя за прогул.       Сражаться против обладателя шарингана невозможно, любой твой манёвр будет обнаружен ещё до того, как ты воплотишь его в жизнь. В конце наказания ткань кимоно Матсуоко оставалась такой же чистой и гладкой, как и вначале, в отличие от одежды Шимай, которая спустя пару падений превращалась в грязные изодранные лохмотья. Как же младшей сестре хотелось, чтобы на безупречно отглаженном тёмном полотне появились пятна грязи, но Матсуоко одним движением могла уклониться от любого хитрого выпада. Шимай удивляло и жутко злило то, что она, относительно здоровая куноичи, не могла выиграть у самой настоящей калеки. После войны рука Матсуоко висела безвольной плетью вдоль тела, а нога не всегда была верна хозяйке, что, к слову, никак не мешало старшей дочери Маширо с молниеносной скоростью наносить удары по неповоротливому телу младшей сестры. Шимай бы не соглашалась на добровольное избиение, если бы не условие: продержится на ногах дольше десяти минут, то сможет спокойно прогулять следующий день в ненавистной Академии. Речи о победе никогда не шло. Отказ сопровождался принудительным заключением в доме и зубрёжкой учебника. Побег не представлялся возможным. От бдительной Матсуоко не сбежать, только лишний раз по шее получишь. Шимай ненавидела находиться в полупустом доме, где сквозь тонкие сёдзи беспрерывно доносились завывания матери, поэтому всегда выбирала борьбу за шанс поступить так, как хочет она.       Шимай старалась не думать о матери, оставаться с которой наедине было так же страшно, как находиться утром в кабинете отца. Глаза, смотревшие когда-то с добротой и заботой, превратились в пустые осколки тёмного стекла. Тонкие бледные руки казались холодными и безжизненными. Госпожа Учиха не узнавала своих детей и мужа, для неё они все погибли на войне. Она не разговаривала, лишь иногда тихо и невнятно пела, а потом подолгу плакала, отказывалась от еды, большую часть времени спала в своей комнате, и лишь иногда гуляла вокруг дома под присмотром старшей дочери или сына. В далёких воспоминаниях Шимай слабая здоровьем мать излучала тепло и спокойствие, но в один из вечеров милый сердцу образ треснул и разлетелся, становясь почвой для одной из излюбленных отцовских иллюзий. Матсуоко забыла выпоить матери таблетки, и та в порыве безумия проткнула ножом собственного ребёнка, который пытался забрать у неё острый предмет. Шисуи истекал кровью прямо на глазах у Шимай, которая не могла пошевелиться, настолько была шокирована происходящим. Если бы не старшая сестра неизвестно, чем бы всё закончилось. Данный инцидент случился почти сразу после выписки младшей дочери из больницы, с тех пор Шимай стремилась не пересекаться с обезумевшей матерью, представляющей опасность для себя и окружающих.       Словом, домой идти не хотелось, но больше идти было некуда. Девочка тяжело привалилась к стене обветшалого здания. Всё же идея пройти пару кварталов зигзагами, чтобы потянуть время была не самой удачной. Сегодня Матсуоко постаралась на славу. Завтра на лице расцветет фингал. Учитель снова пошутит, на весь класс произнеся что-то в духе: «Опять от сестры перепало, Ши-тян? Ей следует быть осторожней, иначе ты растеряешь свои последние мозги» или «Ты единственная в мире девочка, которую на занятия надо загонять тумаками. Может быть, мне следует позвать сюда твою сестру? Под её присмотром твои отметки несомненно будут выше». Дети будут смеяться даже, если учитель произнесёт эту грубую и максимально тупую шутку в сотый раз. Они всегда смеются над слабыми и униженными, зажимают их в углу на перемене и колотят пока никто не видит. Только вот Шимай не трогают, боятся заразиться уродством, а ещё их пугает Шисуи, который состоял в ранге чунина.       Спина ощутила странную вибрацию, но не успела Шимай подумать об этом, как вдоль улицы пронёсся сильный ветер, заставивший девочку присесть на корточки, закрывая лицо и глаза от песка. Оглушающий звук, напоминающий раскатистый гром, сопроводил грохот. Было непонятно: обрушилось ли это здание на соседней улице или, возможно, сама гора с лицами Каге. Шимай показалось, что она снова на войне, на поле битвы среди дыма и кричащих людей. Так почему же она стоит и силиться понять, что происходит, когда нужно бежать и искать укрытие? Кто-то толкнул её в плечо и Шимай упала, не удержавшись на ногах. Она попыталась откатиться к стене, но тут же ощутила град ударов, обрушившийся на спину. Единственное что она могла сделать — прикрыть голову. Если бы кто-то не вытащил её из-под ног гражданских, возможно, Шимай бы прямо там отправилась к Богу Смерти. В один прыжок человек, державший её на руках, оказался на крыше, подальше от неуправляемой толпы.       — Эй, ты как?       Первое что бросилось в глаза протектор Конохи, а уже потом голубая нашивка в форме сюрикена в центре которого можно было разглядеть герб клана Учиха. Полицейский. Шимай вздохнула с облегчением, сейчас она не смогла бы сражаться с вражеским шиноби.       — Что случилось? На нас напали?       — Кьюби, — коротко ответил мужчина. В голове Шимай всплыла легенда о Девятихвостом звере, которой пугали маленьких детей, если они не ложились спать вовремя, но больше она ничего не смогла вспомнить. — Стоять можешь?       Девочка прислушалась к своему организму, вроде руки и ноги целы, переломов нет, только тело болит, но это терпимо. Она кивнула, и шиноби поставил её на плоскую крышу, указав в сторону скалы:       — Укрытие там. Доберёшься без меня?       Шимай чуть не сказала: «нет». Что-то внутри очень хотело, чтобы этот сильный шиноби взял её обратно на руки и унёс в безопасное место, подальше от зловещего Кьюби, но так нельзя. Кому-то может потребоваться его помощь. Она должна справиться сама. Она уже достаточно взрослая, чтобы позаботиться о себе.       — Конечно. Не беспокойтесь, господин шиноби.       — Вот и мол…       Уголки его губ резко дёрнулись вниз, а лицо побледнело. Он с силой толкнул Шимай в грудь, и если бы не чакра, то она бы улетела вниз, а не болталась в воздухе цепляясь пальцами за крышу. Подтянувшись, девочка обнаружила мёртвое тело, придавленное конструкцией, которая раньше поддерживала водонапорную башню. Череп мужчины лопнул, мозги и кровь смешались с водой, вытекающей из пробитого бака. Зрелище чужой смерти не нашло отклика в её душе. Полное равнодушие застало Шимай врасплох. Разве она не должна почувствовать сочувствие и жалость? Ужас и отвращение? Страх и панику? Но ничего не было. Только пустота. Ощутив ещё один сильный толчок, исходящий из недр земли, она рванула вперёд, оставляя мысли далеко позади. Сейчас, когда всё вокруг рушилось и буквально уходило из-под ног, остановиться значило умереть, поэтому Шимай заставила себя бежать.       Вместо того, чтобы двигаться к скале, девочка со всех ног бросилась в квартал Учиха. Нарастающая тревога, не имеющая конкретной причины, гнала домой. Она должна предупредить об опасности сестру. Должна помочь ей увести в убежище мать и отца. Мысль опоздать подстёгивала не хуже плети. Где-то на краю воспалённого беспокойством сознания она сожалела, что не спросила имени человека, спасшего ей жизнь, но это было неважно. Главное, что она всё ещё жива.       Когда Шимай добежала до знакомой улицы, ужас копившейся всё это время внутри, излился наружу криком. Дом их семьи рухнул, как и все окружающие его постройки в радиусе километра.       — Н-нет, — слабо произнесла Шимай, разглядывая обрушенную крышу и покосившиеся стены. — Нет-нет-нет!       Что-то внутри понимало — тела искать бессмысленно. Чакра не ощущалась. Они мертвы. Сейчас она ничего не может для них сделать. Нужно спасаться. Бежать в убежище. У неё всё ещё есть Шисуи, который находился далеко за пределами Конохи. Нужно выжить хотя бы ради него. Детский плач вырвал её из урагана мыслей. На середину улицы выскочил мальчишка лет пяти. Через его плечо была перекинута ткань, которую он осторожно прижимал к груди. Следом за ним ковыляя вышла растрёпанная девочка.       — Я не могу больше идти, Итачи-кун, — девочка упала на колени и тихо заплакала, вздрагивая всем телом. — П-прости.       Итачи-кун посмотрел сначала на девочку, а потом на кулёк ткани в своих руках, который издавал пищащие звуки. На лице мальчика не было растерянности, он лишь слегка нахмурил тёмные брови, словно уже принял единственное правильное для себя решение. Оно ему не нравилось, но выбора у него не было. Шимай поняла чувства незнакомого мальчишки на каком-то интуитивном уровне. Она уже была в подобной ситуации. Если ты не можешь унести раненого товарища, значит он должен умереть. Жестоко, но иногда обстоятельства не дают право выбора. В груди зародилось смутное желание спасти несчастного мальчика, вопреки всем доводам рассудка. Жалость — несвойственна шиноби, но Шимай не хотела, чтобы кто-то так же, как и она просыпался с задушенным криком на губах, потому что по его вине погиб человек. Если у неё есть хотя бы маленький шанс поступить наперекор правилам мира шиноби, она обязана им воспользоваться. Шимай заставила себя подняться с колен и подойти к ребятам.       — Двоих ты не унесёшь.       Они посмотрели на неё так, словно она была призраком, а не уставшим грязным ребёнком. Итачи даже потянулся к подсумку, закреплённому на бедре.       — Забирайся, — Шимай не церемонясь и не представляясь присела на корточки перед, застывшей девочкой. — Я понесу тебя.       Настороженный взгляд маленькой куноичи остановился на открытой коже рук незнакомки. Шимай к такому привыкла. Дети и даже взрослые не могли спокойно пройти мимо, не задержав взгляд на уродливых рубцах. Матсуоко просила, а иногда даже заставляла скрывать их, на что Шимай мстительно обрезала рукава своих кофт. Она не обязана быть красивой и приятной глазу фарфоровой вазой в угоду окружающим.       — Не бойся, я не заразная или ты хочешь сдохнуть прямо здесь?       — П-прости. Я-я-я…       — Скорей!       Вздрогнув, девочка тут же вскарабкалась на спину, слегка придушив свою спасительницу.       — Полегче! Расслабь руки.       — П-прости. Как твоё имя? Меня зовут Изуми, а это Итачи-кун. Он —сын главы клана.       — Мне это не интересно. Если будешь трещать, я тебя скину. Пошли, чего застыл, коротышка?       — У тебя почти нет чакры. Ты не сможешь её донести,— сухо заметил мальчик, укачивая младенца.       — Тогда иди вперёд и приведи взрослого, Учиха-доно, — пренебрежительно бросила Шимай и двинулась в сторону скалы. — Нам нельзя стоять на одном месте.       На удивление Итачи без пререканий побежал вперёд. Изуми была тяжёлой, радовало только то, что девчонка не пыталась больше заговорить. Шимай упорно переставляла ноги несмотря на то, что тело умоляло сбросить тяжёлую ношу. К счастью дома, в округе больше не рассыпались под действием неизвестной силы, но земля под ногами всё ещё вибрировала. Где-то на окраине деревни раздавались взрывы. В воздухе ощущалось давящее присутствие чужой убийственной чакры, которая словно куполом накрыла Коноху.       — Итачи сказал, что вам нужна помощь.       Молодой полицейский без лишних вопросов подхватил девочек на руки и в пару рывков нагнал людей, которые двигались в сторону укрытия. Мужчина оставил Шимай в конце толпы, доверив её одному из взрослых, и исчез на руках с Изуми, глаза которой были сомкнуты. Всё ещё не ощущая себя в безопасности, девочка двинулась вслед за вереницей людей.

***

      Когда они пришли в убежище, детей и стариков разместили ближе к запасному выходу. Сбившись в кучку маленькие шиноби, пытались согреться в объятиях друг друга, и только Шимай сиротливо сидела около стены, стараясь не приближаться к враждебно настроенным ребятам. В Академии она — изгой. Шимай покорно принимала свою судьбу, не пытаясь что-либо изменить. Она знала, что в мире шиноби есть вещи и похуже одиночества. Например, остаться до конца дней инвалидом, зависящим от милостивого отношения других. Вот это будет пострашнее даже самой смерти! Обездвиженное слепое тело, навечно прикованное к постели, пугало Шимай куда больше, чем глупые издёвки сверстников.       Шимай не знала как сообщить Шисуи о том, что они теперь остались вдвоём. Думая о брате, который должен был вернуться с недели на неделю, девочка заснула под звуки несмолкающего грохота. Спустя некоторое время нежный женский голос прервал беспокойный сон Шимай.       — Дорогая, просыпайся. Тебя уже осмотрел ирьёнин?       Девочка успела только протереть глаза и осознать, что её голова лежит на чём-то мягком и невероятно удобном, как тут же кто-то ответили:       — Нет, её ещё не осматривали.       — Она с тобой, Итачи-кун?       — Да.       — Как её имя?       Мальчик смущённо замолчал, но ему на выручку пришла Изуми, сидевшая слева от него:       — Учиха Шимай. Я вспомнила тебя. Ты ведь та девочка, что всегда прогуливает занятия и спит на последней парте.       — Смотрю, Шимай-тян, ты не очень-то любишь учиться, — тихо рассмеялась ирьёнин. — Как ты себя чувствуешь?       Шимай попыталась отнять голову от плеча Итачи и отодвинуться, но тело отозвалось до ужаса знакомой пустотой, выбивающей из реальности. В голове сразу всплыл образ побелённого больничного потолка. Запах лекарств и хлора. Чувство сводящей с ума бессильной злости на неподвижиные конечности. Полумрак сгустился, грозясь превратиться в непроглядную тьму. Неужели она снова «перегорела»?       — Не могу двинуться, — испуганно прошептала Шимай, ощущая в голове дикий взрыв, словно вся кровь разом прилила к мозгам.       — Так, — руки ирьёнина засветились зелёной чакрой и прикоснулись ко лбу девочки. — Не волнуйся, дорогая. Хм, странно, — тёплые ладони скользнули вдоль тонких рук и спустились к ногам. — С тобой всё в порядке, если не считать незначительные ушибы мягких тканей. Сейчас, я быстренько это исправлю, милая. Наверное, ты просто перепугалась. Такое бывает после сильного стресса. Пожалуйста, назови имена своих родителей, чтобы мы сообщили им о тебе.       В глазах неприятно защипало, и подсвеченное тусклым светом факелов доброе лицо ирьёнина расплылось уродливой кляксой. Девочка вздохнула, силясь взять эмоции под контроль, но из груди вырвался до ужаса жалкий всхлип, за которыми последовали позорные рыдания. Итачи неловко заёрзал, но не отодвинулся, а наоборот теснее прижался к девочке и успокаивающе сжал её ладошку. Трясущаяся Шимай уткнулась в услужливо предоставленное плечо, пытаясь заглушить звук.       — Шимай-тян? — взволнованная Изуми, оказалась с другой стороны и обняла её за плечи.       — Тише-тише. Что-то болит? Где? Шимай, пожалуйста, не молчи, — обеспокоенный ирьёнин снова провела осмотр и недоумённо покачала головой.       — Ч-чакра каналы, — преодолевая икоту выдавила из себя девочка.       — Хорошо. Сейчас я позову другого доктора. Хьюга-сенсей, подойдите сюда! Нужна ваша консультация.       Появление ещё одного взрослого, отрезвило Шимай. Она даже не сразу поверила, когда узнала в подошедшем мужчине, через правое плечо которого была перекинута длинная коса, Хьюга Нобору. Блеклые глаза со вздувшимися вокруг венами не могли испугать привыкшую к такому Шимай, в отличие от Изуми и Итачи. Мальчик заметно напрягся, когда взгляд Хьюга переместился в его сторону.       — Снова льёшь слёзы, Шимай-тян?       — Нобору? — столько мольбы и отчаяния в голосе своей пациентке доктор Хьюга не слышал никогда.       — Дурья ты башка, — мужчина щёлкнул девочку по лбу и улыбнулся, обращаясь к девушке-ирьёнину: — Не беспокойся, я знаю Шимай-тян. С её чакра каналами всё в порядке. Обычная реакция на стресс. Сильно испугалась? Вот держите, — он протянул детям батончики, завёрнутые в шелестящую бумагу.       Итачи и Изуми вежливо поблагодарили за угощение, Шимай же отказалась, спрятав лицо в вороте своей кофты.       — Снова упрямишься? Знаешь, твоя сестра места себе не находит, думаю, она будет рада услышать, что ты нашлась, — искренне произнёс доктор Хьюга.       — Она жива?       Сердце пропустило удар и, обнадёженное счастливым известием, понеслось вон из груди. Жива. Как много в одном этом слове для одинокого ребёнка, который уже смирился с участью сироты.       — Конечно. Твой отец отказался от мест ближе к запасному выходу, несмотря на… определённые обстоятельства, дающие ему это право. Матсуоко-сан вместе с отцом охраняют вход в убежище с другими шиноби. Но, я уверен, стоит им сказать, что ты здесь, и они мигом примчатся. Так что жуй, нам ещё обратно идти. Скоро всё закончится, — мужчина всунул в руки Шимай батончик и вместе с девушкой-ирьёнином проследовал к другой группе ребят, жавшейся у стены.       Спустя время Изуми увела женщина, представившись сестрой её матери. Матсуоко так и не пришла за Шимай. Итачи, не отпускавший её ладонь всё то время, пока они неспеша шли в квартал Учиха по разрушенной Конохе, стал для маленькой девочки единственным утешением в ту ночь.