Шей

— До встречи, Хару, — собачница привычно подавила порыв обнять человека на прощание. Тёплый июльский вечер плавно перетекал в ночь, и это время было любимым у Инузуки, хоть и зачастую довольно меланхоличным — с приходом темноты чувства становились острее, желания явнее. — Прощай, Хана, — высокопарно ответила Хьюга, но улыбнулась тепло, по-свойски. Что имена у её клана были красивые, что общение, этого не отнять. А ещё конкретна эта девочка была своя в доску, родная почти, много уже вместе увидели. В одном классе учились, в общую команду попали. Часто это бывает — братья волков и дети солнца в одном отряде, разведчики же. Зазудел нос, и куноичи полезла почесать его. От такого жеста с рук по рецепторам шибануло медовой пряностью с чужих лугов, по которым Инузука вместе со своей командой таскалась добрую неделю. Он был совсем не похож на свежий, ветреный запах родного дома, и можно было благодарить мироздание за то, что всё везде разное, непохожее. Ибо хоть за что-то можно было уважать нынешний аппарат хокаге — за действия, направленные на психологическую помощь тем людям, у которых в товарищах, подчинённых или руководителях были Учихи. Подобных если и выпроваживали на миссии, то отсылали с другими отрядами, на время расформировывая привычную ячейку, и давали задания спокойные, ненапряжные, помогающие собраться с мыслями, а не кидали в самое пекло. Такой поход только что и закончился и у Ханы — вместе с привычной, сработавшейся троицей с ними пошёл свеженький генин, только-только недавно выпустившийся весной. У него в команде была девочка-Учиха, которая пала от рук Итачи, и молодой шиноби до сих пор не пришёл в себя. Инузука и компания приложили все усилия, чтобы растормошить пацана. Оттуда и чужие душистые просторы, и сладкие вечера в сельских домах под музыку, и чайные с невообразимым меню вкусностей на обратном пути. Все они ушли на помощь крестьянам с посадками, но по факту — детей просто отправили хоть как-то отвлечься от панической суеты в родной деревне. Все старшие это понимали. И никто не хотел возвращаться домой. Особенно Хана. Ведь ночь собрания назначена на сегодня. — Какие люди, — послышался знакомый голос с крыши оружейного магазина. Куноичи подняла голову и увидела Айну, примостившуюся прямо на самом краю. Только свесившихся ног не хватает. Хозяин лавочки уже красноречиво поглядывал в потолок, но пока никаких действий не предпринимал. — Не роняй штукатурку на голову посетителям, мать, — выбрала голос разума Хана. Из-за спины собеседницы выглянула палевая морда её нинкена — Асагимару, и по его пофигистичной физиономии можно было понять, что лично он никуда двигаться не собирается. А значит и хозяйка его — тоже, таков был этот дуэт, идеальный и одновременно порочный, желаниям в котором беспрекословно потакают в обе стороны. — Делать надо так, чтобы она не падала. Мы в деревне ниндзя, — показательно зевнула Айну. И более не шевельнулась, продолжая лениво пялить куда-то в ночное небо. В обычное время она бы долго не раздумывала, а кинулась бы в приветственную трёпку, поймав её, Хану, в объятиях за шею и кулачком взлохматила макушку. Смеясь, они бы просто пошли домой вместе или направились куда-нибудь посидеть в кафе. В общем, нашли чем занять выдавшееся свободное время, потратив его на уют и душевные разговоры. Сейчас же теплая, шебутная Айну как никогда была спокойна и холодна, словно зимняя ночь. Инузука подавила рвущиеся наружу эмоции. Без лишних слов было понятно, какого мнения по предстоящему вопросу была подруга, и свою сторону та будет отстаивать любыми способами, до последнего. — Если встретишь моих, скажи им, что я брата жду, — бросила Айну Хане уже в спину.

***

Ёру вело. Бешено билось сердце после всплеска эмоций, в хвост будто палку вставили — настолько он заиндевел от перенапряжения, словно от холода. Тошнило поистине зверски — от шкуры пасло спиртом, склянка которого только что была собственнолапно разбита, чтобы это добро перебивало свой собственный, природный запах. Хотелось зарыть нос в землю и забыть его там, чтобы не мучаться. На дрожащих ногах волчица запрыгнула на крышу, чудом не сверзившись с трехметровой высоты, и затаилась, распластавшись чёрным телом на тёмной черепице. Аккуратно в этот момент из-за угла вдалеке вышли двое, от которых прямо веяло и азартом, и страхом одновременно. Ёру осклабилась. Направление загулявших путников с каждым их шагом становилось всё яснее. Тихой, крадущейся походкой двое серых подростков-волков вышагивали по траве, дергаясь от каждого лишнего звука. Волчица напрягла слух, надеясь уловить хоть какой-нибудь обрывок разговора, но ни от них не было слышно и писка, вопреки привычному характеру болтливой неугомонной молодёжи. Как только они чуть приблизилась, Ёру уловила от них ещё кое-что — жажду крови. Захотелось выть. Маленькие, ну на чьи сладкие речи вы повелись? Тем временем парочка остановилась перед дверями. Совсем не чуя наблюдателя, она деловито завозилась перед входом, думая, как можно будет поаккуратнее проникнуть в помещение. Ёру застыла наготове, дожидаясь активных действий — пока что подростки только неуверенно скребли лапами по дереву, отключив видимо голову совсем, ибо подобными действиями они максимально сильно следили и оставляли запахи. Но вот один из них решился. Особо не раздумывая, он привстал на задние лапы и попробовал боднуть первый попавшийся квадратик рисовой бумаги на сёдзи. Дурьи бошки, они бы хоть дом обошли, да через окно попробовали влезть, через которое она сама, Ёру, сюда заходила! Ума в них и трезвой мысли явно не было. А вот чего сполна — так это дурости и желания почесать зубы о человеческий хребет. — Щщщщщенки! — Ёру сиганула прямо на них, падая лапами на чужие спины и прибивая этих двух великовозрастных лбов к земле. Совсем змеиное шипение рвалось у неё из глотки, а кровь ударила в виски, сминая волю. Итог — один уже валялся безмолвной тряпочкой от болевого шока, скорее всего, Ёру сломала ему позвоночник, другой же успел кое-как вильнуть задом в самом конце, чтобы не повторить судьбу своего напарника, преломившись надвое. — Что ты тут забыла?! — истерично взвизгнул он. Скривившись в три погибели от боли, он всё равно встал в агрессивную позу, даже и не подумав припасть к земле в подчинений, а продолжал газовать, скалил зубы и сверкал глазами. — Это мне надо спросить у тебя! — Ёру не стала долго ждать, а дёрнулась вперёд, целясь в шею. Молодой с прыткостью ужа ушёл от чужих зубов и пошёл в контратаку. Играться не было никакого желания, поэтому волчица просто зарядила ему в лоб лапой, усиленной чакрой. Получилось очень даже грациозно, совсем по-кошачьи. У противника будто искры из глаз посыпались. Грузно плюхнувшись на землю, волчонок закряхтел, закашлял, закатывая глаза, но падать в забытьё не спешил. Ёру специально била так, чтобы оставить этого идиота в сознании, поздно опомнилась, что стоило их всё-таки сначала допросить. Став на грудь поверженного, она наклонилась совсем близко к чужой пасти, чтобы не пропустить ни единого слова. — Доколе ты, грозная чёрная мать, будешь стелиться перед человеком и выполнять каждые его хотелки? — неожиданно заговорил волчонок на древнем, витиеватом наречии, призрак которого до сих пор ещё гуляет где-то на их малой родине, — трястись над каждой тщедушной душой и питаться объедками со стола? — Это ты на них, я смотрю, так сильно отожрался? — Ёру зажмурилась. Половину всего звериного двора собственноручно выкармливали люди с новорожденного возраста, потому что не все рождались сильными и здоровыми, чтобы соперничать с братьями и сёстрами за материнское молоко. Обуянные гормонами и весенней бешенкой, волки теряли разум практически на четверть года, чтобы как думающее существо помочь своему слабому ребёнку, поэтому такую ответственность брал на себя человек. А потом вот такая падаль смеет разевать пасть на тех, кто подарил им шанс на жизнь. — Кто надоумил тебя на это? Кто?! — Мне пообещали свободу, — начал бредить волчонок. Пасть его расплылась в блаженной улыбке, пока Ёру безуспешно пыталась растормошить его. Эти мысли вряд ли были плодом его собственного разума, по крайней мере, не такой категоричной окраски — дети всегда хотят поскорей избавиться от лишней опеки и решать все проблемы сами. Но идти на преднамеренное убийство — это уже за гранью. — Нам сказали, что мы сможем уйти в леса и жить так, как делали наши далёкие предки, и не будем отдавать детей во власть сторонних. Мы будем хозяевами своей судьбы… — Мало вы понимаете, волчата, — Ёру отпустила ребёнка. Допытываться не было смысла, их будто бы чем-то опоили. Поверженный твердил только одно лишь это, как заезженная пластинка, и больше ни на что не был годен. И не единой подозрительной нотки в запахе обоих не было слышно, а значит, ситуация плоха как никогда. Придурки. Люди могли быть какими угодно, но они умели думать головой круглый год, в отличие от них, чакроволков, которым рвёт крышу в гон, к весне. В этот момент разум просто отключается, и всех их обуревают древние, дикие инстинкты, которые не смотрят на благополучие всех остальных живых существ. Их дальние, свободные родственники остались лишь в тех местах, куда человек не заходит со своим хозяйством, потому что в ином случае зверей просто сразу пустят на шкуру, ведь один такой волк может запросто перерезать всё стадо скота и закусить людским мяском напоследок. Ибо дикая кровь работает только в одном направлении — выживи, найди еду и расплодись. Несостоявшиеся убийцы загнутся в диком лесу за месяц от болячек и голода, а если и каким-то чудом сдюжат, то к следующему теплу натворят таких бед, что тьма возмездия заденет как Инузук, так и лесных чакроволков в заповедниках, которые сбежавших ни при каких обстоятельствах не примут на свою территорию. Путь на свободу был только в один конец. Единственный вариант, который устроил бы обе стороны - гарантия здравого ума, но означает лишь одно — лишиться возможности стать родителем, уподобившись нинкенам в клане. Но волки на него никогда и ни за что не пойдут, это не в их сути. Ёру села возле волчат и задрала голову к небу. В опустевших дворах не горел свет, потому что все потихоньку стекались к главному дому, на собрание, и звёзды в кромешной тьме сверкали ярче. Смысла звать на помощь для детей не было — если дотянут до конца всех обсуждений, значит судьба над ними смиловалась и дала второй шанс, а так — они получили за дело. Когда их найдут, то всем станет ясно, какова была их цель — тихо прокрасться и совершить грязное дело, пока все заняты совершенно другим. Скорее всего, Ёру поплатится от родителей этих бестолочей своей шкурой за самоуправство, но в одном она была уверенна точно — от порченной, агрессивной крови следует избавляться, потому что от этого зависит выживание всех маленьких и слабых. Они давно не дикие звери, чтобы бегать и резать всё живое. И так им жизнь портит этот долбанный гон, который они сами не в состоянии контролировать, и благодаря ему когда-то давным-давно их род и не забрали с собой в призывной мир псов, которые смогли побороть в себе кровавый инстинкт. А ещё — Хана должна получить во владение самую адекватную и преданную стаю, и Ёру сделает всё, чтобы это случилось.