Шей

Хану разбудили звуки грызни. Тем не менее, сон тяжко покидал тело, и пока куноичи силилась разлепить глаза, на грудь ей внезапно упала чья-то тяжелая морда. Наконец более-менее вернувшись в реальность, Инузука рассмотрела неожиданного гостя — то был Куромару. Девочка уже хотела начать ругаться по поводу несанкционированного оккупирования кровати, но заметила, что нинкен был неожиданно чист, видать мать с утра его успела накупать. В таком случае скандалить резко расхотелось, потому что не было главной причины — грязной шерсти на постельном белье. Она-то и своим собакам, если те немытые, не разрешала спать рядом, не говоря о чужих. Не все её в клане понимали. Визги откуда-то сбоку говорили о том, что Хаимару очень завидуют своему старшему товарищу. Хана попыталась было встать к ним, но материн пёс сделать этого не дал. — Ты лежи, лежи, — и лыбится, — дальше заснёшь. — Тогда помурчи на огрызков с улицы, чтобы они своими воплями мне не мешали, — Хана приложила много силы, чтобы спихнуть Куромару с себя. Свалить на пол не получилось, он лишь только откатился в сторону и потом молниеносно вернулся, только уже на ноги. Ситуация становилась подозрительной. — Ого, даже не обиделся на кошачью прибаутку, — Инузука довольно ощутимо ущипнула собаку за бок. Куромару лениво лязгнул зубами, но более не пошевелился. Всё чудесатее и чудесатее. Хана больше не думала. Выпустив фонтан чакры, она выстрелила прямо с кровати к потолку. Пёс среагировал, но поздно. В итоге он просто сделал внушительный скачок и сверзился на пол, Хана же всеми четырьмя конечностями прилепилась к потолку. — Что за чертовщина?! — негодующе обратилась куноичи к Хаимару. Те, сделав постные морды, присоединились к Куромару в его гляделках исподлобья. Осуждающий такой взгляд, решительный, сейчас что-нибудь учудят. Но на улице снова послышались визги. Паучьим манером по потолку Хана передислоцировалась к окну. Быстрое сальто, и вот она уже в нормальном положении. В ноги кинулись собаки, но Инузуке надоело это всё, и она рявкнула на них так, что стекло задребезжало. И повернулась к проёму. Посреди двора кружили соклановцы. Их было не то чтобы много, но своим хаотичным движением они как будто заполнили всё пространство. Хана присмотрелась и поняла, что двигаются они строго возле одного места — разлапистой высокой ёлки, в которой тоже что-то шевелилось. Прошло несколько секунд, и самый ближний из группы запрыгнул на ствол и быстро-быстро скрылся в кроне. Скупое мгновение тишины, и пространство огласил дикий треск веток, за ним пошёл слаженный рык. На землю в итоге упало тело, к которому молниеносно подлетели находившиеся внизу. Раздавая пинки, приземлившийся выскочил из импровизированного круга и понёсся в ближайшему дому. Ему кинулись наперерез. В яростно убегающем Хана узнала печально известного брата Арабая, Джиндо. Бок Инузуки протаранили. Куноичи, как суслик перед коброй застывшая за просмотром развернувшегося зрелища, совсем не контролировала обстановку, чтобы предупредить чужое вмешательство. Куромару, сменивший своё благодушие на злую серьёзность, заставил Хану плюхнуться задницей на пол и ощерил пасть. Девочка даже не стала слушать, что он там собирался дальше сказать. Всё было и так кристально ясно — мать дала наказ своему нинкену соблюдить некоторые условности. Терпеть она это не собиралась. Уж точно не сейчас, не после того, что пережила. Схватив пса за курчавый грудак, Хана второй рукой перехватила пасть и одним движением заломила нинкену голову, прибивая его тушу к полу. Пёс утробно загудел, но куноичи лишь вдавила чужую морду сильнее в доски. И, наклонившись, сама оглушающе рыкнула ему в ухо. А потом одним движением оттолкнула его от себя и встала с колен. Направление её было к пресловутому окну. Куромару вскочил. Но Инузука на него больше не смотрела, потому что в этом больше не было смысла, Хаимару после показательного выступления сугубо на её стороне, и не подпустят маминого пса к ней. Послышалось глухое ворчание. Хана всё же не удержалась, покосилась на них, и зрелище было в какой-то мере отчаянное, даже жалкое. Куромару всё скалился, но из-за примятой всклокоченной шерсти его образ терял брутальность. От него разило дикой обидой, бессилием и даже разочарованием, но лезть на трёх подростков, выстроившихся в шеренгу в защитном построении, он не лез. Только что они были под его беспрекословным повиновением, а сейчас уже сами скалятся и готовы задать трёпку. Хана сглотнула тупую горечь. Какие-то секунды развернули её отношения с материным никненом на сто восемьдесят градусов. Больше она не будет в его глазах щенком. Дальше будет сухой профессионализм, высокие запросы к её стороне, и гораздо, гораздо меньше нежностей. Не прошло ещё и минуты, как захотелось обратно кинуться к нему. Прижаться, потискать, ведь он, по сути, тоже её вырастил. Даже после получения своих собственных собак Хана имела достаточно ощутимую привязанность к Куромару. Как и он, собственно, к ней. Куноичи и на лопатки положить его смогла только потому, что он не ожидал от неё такого финта ушами. Улица же тем временем всё больше полнилась движением. Обозлённая, жаждущая крови молодёжь не давала прохода Джиндо, играя в самую зверскую версию салочек, которая только может быть. Народ отказался от классического мордобоя, вывев событие на гораздо более извращённый уровень — в настоящую охоту. Насколько Хана знала, подсудный должен был отправиться в путь на землю предков сегодня. Сразу в ночь или поздним вечером, не уточнялось. Но перед всем этим планировался поход в башню Хокаге и администрацию, чтобы написать заявление на перевод в область. Теперь он официально находится под юрисдикцией региона «Мори но Мон», где местное управление осуществляется Инузука, и более никем. Обратно в Коноху этот человек может вернуться только в двух случаях — если начнётся мировая война, и деревня начнёт пополнять резервы, либо семья сама разрешит вернуться. Таков уж был клановый порядок. Посредником между аппаратом власти и шиноби известной фамилии всегда была его семья, именно она давала кеккей-генкай с техниками, кров, еду, платила налоги за обучение. Хана сжала пальцы, до сих пор ещё чувствуя призрачное тепло Куромару. Да, ниндзя был всего лишь рукой, несмелой ладонью, когда клан был целым плечом на пути к могучему, пышущему силой и властью телу всей Коноховской элиты. Если бы Джиндо имел ранг чуунина, за него в администрации ещё как-то бы почесались, хотя бы на словах. Рывки, вскрики, взрыки и прочие звуки взбучки по своему охвату становились всё обширнее, и Хана с замирающим сердцем смотрела, как в людях как будто прорастал вирус бешенства. Странное ощущение поселилось в груди, тянущее, живое, воспрядающее. В нём было всё — злость за пережитое благодаря семье жертвы, страх за себя, ибо именно Хана была его целью в тот злополучный момент, и жалость, горькая терпкая жалость, потому что судьба Джиндо была уже сломана. Мать бы её осудила. Свой мордобой глава уже парню устроила, сто процентов, и не могла сделать иначе для остального клана. Скорее всего, именно она спалила время и место, когда опальный Инузука появится на улице, чтобы все самые отъявленные смогли исполнить свой порочный гражданский долг. Никто даже не заметил, что виновник истории торчит в окне и смотрит на всё действо, в противном случае её бы давно уже вытащили, чтобы присоединилась. Время пять утра. На Джиндо нет больше живого места, и это его первый раз в жизни, когда собаки со своими людьми загоняют его в угол и заставляют чувствовать страх. Хана понимает, почему Цумэ, видя, что Хана больше не делает никаких поползновений в сторону разборок, решила полностью отрезать её от события любыми способами, чтобы даже не смотрела. Хотя это глупо, очень глупо. Кажется, родительница и сама не может понять, в какую шкуру переоделась её дочь. Но Хана выдержит. Она не поддастся жажде крови, чтобы пойти и повторить свой коронный укус в горло, но и не отвернётся, а досмотрит на развернувшуюся охоту до самого конца и навсегда запомнит её. Однажды клан будет в её руках, и ей самой придётся принимать решения.

***

— Почему у тебя столь острый взгляд? — Кири, двоюродная сестра Ёру, слишком любопытна в силу своего малого возраста. И такая вся нескладная, как Хаимару, одни ноги да уши. Её вездесущая старшая родственница лишь ближе придвинулась к Хане. Носом ткнулась ей в висок и выдохнула в волосы. Они сидели на веранде и собирались праздновать очередную молодую Луну. Это было что-то вроде традиции, если есть возможность посидеть и понаблюдать восход острого, нового полумесяца. Такой смешной и тонкий. Но важный. — Растёт, — волчица ответила своей племяннице просто, — лицо меняется, утончается. У людей ещё так опыт откладывается. И все трое повернулись в сторону зеленей. Среди пышных ещё кустов скакал Киба с Куромару, который был необычно нежным с младшим сыном своей хозяйки. Урчал, бурчал, гудел ласково, но надрывно. И постоянно косился в сторону старшей Инузуки. Кири повернулась к Ёру с молчаливым вопросом. — Не все готовы к тому, что волчата становятся старше.