Мир с другого ракурса

      Утром я проснулась от тихого смешка. Раздвинув веки, я первую секунду видела лишь белую пелену, но она тут же поднялась. Прямо передо мной было заспанное и бледное лицо Мамору, на которое я положила лапу. Он улыбался, похоже ночь прогнала тяготы.       — Ты всегда была милой, когда спала. И теперь тоже. Ай, не выпускай когти! — он засмеялся, не поняв, что я действительно огорчилась.       Конечно, его слова были милыми, я оценила и то, что он пытается искать хорошее в моем горьком положении, но в них я читала другое: он разделял меня-кошку и меня-человека. Пытался смириться или привыкнуть, что я теперь другая, искал в кошке меня. И я понимаю, что это нормально, возможно, правильно, но от этого так горько и тяжко. А еще мне становилось страшно: а вдруг он не выдержит и оставит меня. Или, что еще хуже, забудет, что я была человеком, и станет относиться ко мне, как к Луне. А что если и предки Луны когда-то были прокляты? Значит, меня ждет долгая жизнь в этом пушистом теле.       Мамору встал и отправился в ванную, потом на кухню. Все время я крутилась возле него, путалась под ногами. Когда он исчезал, уходил от меня, мир расширялся и начинал пугать. В один момент, когда из-за меня горячая кастрюля чуть не полетела на пол, он прикрикнул на меня, как на Луну, когда та, увлекшись в игре, начинала портить вещи — в такие моменты она воспринималась, как кошка, а не разумное существо.       Я замерла. А потом, поджав хвост и опустив голову, затрусила в комнату. По пути я сбилась и зацепила плечом угол. Он звал меня, но откликаться я не хотела — выглядело бы по кошачьему слишком. Я забилась в щель под комодом, благо теперь размеры позволяли. Здесь на меня не давила пустота.       Через три минуты зашел Мамору. Он долго звал меня, но я молчала. Потом перед своим убежищем я увидела лапы Луны. Она, втягивая воздух носиком, заглянула ко мне и высокомерно мявкнула:       — Вот наша королева драмы. Зря ты ей потакаешь, Мамору. Поддержка поддержкой, но и себя надо как-то уважать, — она ушла, наверное, запрыгнула на кровать. Я показала ей язычок вслед.       — Ей сейчас нелегко, надо быть помягче, — примирительно сказал Мамору и опустился на колени.       Он поставил на пол тарелку с кашей и махнул мне рукой, приглашая вылезти и поесть, но я помотала головой и чуть отвернулась.       — Когда я уйду, поешь, пока она горячая. Не бойся, сейчас на дежурстве Макото, можешь позвать ее и поговорить, если хочешь.       Он протянул руку и неловко погладил меня между ушами. Он несколько раз проходил мимо меня, а потом хлопнула дверь — ушел. Я вылезла, скромно поела и залезла назад. Луна на мою вылазку только фыркнула. Каша была вкусной, Мамору добавил в нее мои любимые ягоды, надеюсь, что они усвоятся. После завтрака меня склонил сон. Я только проснулась и опять спать. Хотя чем мне еще заниматься, теперь человеческие тревоги и заботы мне чужды — остается или горевать о кошачьей жизни или спать.       Глаза прикрылись на мгновение, потому что меня тут же разбудил грохот двери. Неужели, Мамору передумал и вернулся ко мне.       — Усаги, я дома, — вяло крикнул он.       Я хотела выйти и посмотреть, но он, не дождавшись меня, прошел в гостиную. Я подошла к порогу комнаты и выглянула из-за угла. Мамору сидел на диване, откинув голову на спинку. Что-то в нем заставило меня замереть и тщательно всмотреться. Откуда в нем эта бледность, почему под глазами появились временные морщины усталости. Взгляд такой пустой, словно он просто вылил куда-то всякое желание из них. Руки лежат так, как если бы нити кукловода внезапно обрезали — выгнутые и повернуты ладонями вверх. Всегда ли он приходит таким изможденным после работы? Наверное, нет, такое сложно не заметить. Хотя… может…       Сейчас не до таких размышлений. На него невыносимо смотреть. Как девушка, как кошка, я должна помочь ему отпустить тяжелый день. Неуверенно я подобралась к нему, запрыгнула к нему на колени. Уперевшись лапами в его грудь, я потерлась об его подбородок пушистой и пухлой щечкой. Он улыбнулся, взял меня на руки и стал неторопливо и монотонно почесывать меня на загривке. Вторая рука оказалась прямо перед моим лицом. Я увидела, что она вся красная и в мозолях. Похоже, сегодня была его очередь занимать место мойки посуды.       Он устал. Я слышу это острым слухом по его дыханию, оно тяжелое и неохотное. И в таком изнуренном состоянии он еще пытается спрашивать о моем настроении. Глупый, я бы, наверное, на его месте уже рыдала и ныла бы.       — Если бы я была человеком… Я так хочу тебя порадовать чем-то большим, приготовить ужин, поцеловать. Милый Мамору.       Но он не услышал этих слов. Когда я подняла голову, он спал, склонив голову на правое плечо.