afterthoughts

             Икарис опускает её на землю и придерживает за поясницу дольше положенного, оправдывая это тем, что ему нужно убедиться в удовлетворительном состоянии после достаточно длительного полёта. Тена фыркает, но не возражает даже когда он оправляет подол её платья.              Осматривается, с интересом изучая местность вокруг. Хмурится, как только понимает, что Икарис приземлился около железной дороги, что сверкающей полосой рельс растянулась в обе стороны настолько, насколько хватало взгляда. Потирает плечо, искоса наблюдая, как мальчишка сам оглядывается и, кажется, ищет указатель или что-то на него похожее, чтобы понять, в какую из сторон им двигаться. Ей немного совестно, что все проносящиеся под ними пейзажи она успешно проигнорировала — половину уж точно. Ветер бил в лицо слишком сильно и изгиб чужой шеи показался куда более привлекательным, чем тёмно-зелёное полотно леса. Тена закусывает губу.              Разминает пальцы до хруста суставов и шагает к Икарису. Он задумчиво таращится куда-то вдаль и кивает:              — Там дальше железнодорожная станция. И рядом есть город. Хочешь, можем для первого раза остановиться там?              — Для первого раза?              Тена изгибает брови, зацепившись вниманием за эти слова. Не то чтобы она загадывала наперёд, но намёк на будущие вылазки не может её не радовать прямо в этот самый настоящий момент. Икарис пожимает плечами и почти смущённо отворачивается, бормоча:              — Ну, в Сиднее есть оперный театр...              Колкость на такое его истинно мальчишеское поведение не успевает сорваться с языка. Из глубины густо растущих чуть поодаль от дороги деревьев доносится истошный лающий смех. Звук такой, как будто все черти Ада решили разом разразиться хохотом. Руки Войны начинают искрить золотом, формируя щит и меч.              Икарис подаётся к ней и бесстрашно — и с самым наплевательским отношением к наставлению Гильгамеша о плавных движениях — хватает за тёплое запястье. Мягко оглаживает бьющую энергетическими всполохами кожу, опасаясь, что дойдёт до приступа. Скользит большим пальцем к центру ладони и несильно надавливает, заставляя растворить очертания оружия.              Тена длинно выдыхает, возвращает ясность взгляда и задевает своими пальцами чужие, невинно переплетая. Где-то над ухом мальчишка тяжело и громко сглатывает. Тена поднимает голову. Он уже смотрит в сторону леса, задумчиво щурясь.              Свою руку из её хватки выпутывает сам, прячась за необходимостью найти того, кто так кричал. Икарис находит. Неясно хмыкает. И кивком указывает на верхушки деревьев, поясняя:              — Кукабарра.              Вечная в который раз за день непонимающе хмурится и обо всём остальном догадывается лишь по взгляду мальчишки и по его выражению лица. Фыркает, почти закатывает глаза и решительно оставляет его позади, направляясь в сторону железнодорожной платформы:              — Снова твои птицы.              Икарису хочется восхититься тем, что она до сих пор помнит их момент в том далёком-далёком прошлом. Икарису хочется возмутиться тем, что она за столько лет жизни на этом материке не то что не привыкла к неповторимым крикам гигантских зимородков, но и, кажется, не слышала их вовсе. Неужели она всё это время думала, что так смеётся Гильгамеш?..              Икарис ничего не отвечает на этот лёгкий упрёк. Сжимает ладонь в кулак, пытаясь то ли сохранить остаточное ощущение касания, то ли наоборот — избавиться от него. Нагоняет и идёт рядом, впрочем, оставляя достаточно пространства, чтобы Тена чувствовала себя комфортно. Отмечает мысленным коротким «спасибо», что ему не пришлось объяснять, почему они приземлились здесь, а не в черте города, а также популярно разъяснять, как отреагировали бы люди, свались на них с неба незнакомые мужчина и женщина.              Ему нравится наблюдать за расслабленной Войной, которая бесстрашно шагает рядом с блестящей стрелой рельс и в ладони ловит порывы жаркого ветра. Он наслаждается ею так же, как и она наслаждается этим крохотным глотком свободы. Будка станции неумолимо приближается и Икарис невольно прислушивается к постороннему шуму вокруг: среди всего многообразия звуков ищет стук колёс, гудок, людские голоса. Делает шаг ближе к Тене, когда понимает, что платформа мертвенно тиха, и кончиками пальцев задевает рукав её платья.              В порыве истинного джентльменства забирается на бетонные плиты первым и подаёт руку. Тена насмешливо хмыкает, но вкладывает свою ладонь в его, позволяя подтянуть себя и затащить по насыпи гравия на территорию платформы. Жадно втягивает новые запахи и не спешит разрывать тактильный контакт. Икарис не возражает.              Позволяет вести себя по тёплому бетону к коробке станции, крошечной в сравнении с теми, что он видел в Лондоне, почти будка, собачья конура с парой лавочек, что не тянут на громкое «зал ожидания». Тена, кажется, в восторге.              Они заходят под навес, когда Икарис понимает, что их ладони слишком тесно друг к другу, пальцы плотно переплетены, так парочки в парках ходят, поглощённые друг другом. Тена поглощена жаром людских строений, отполированными рельсами и незнакомыми ощущениями. Икарис не возражает.              Ему смотреть на неё такую непривычно, всё внутри у него крутится и вертится, он не знает, что это и как давно появилось, но когда Война выпутывает свою руку и отходит, из его груди тянется разочарованный выдох.              — Вы опоздали, поезд уже ушёл!              Голос скрипучий и чужой. Тена вздрагивает и всем своим вниманием упирается в пожилого мужчину, что выходит из домика станции и показательно звенит ключами. Икарис машинально загораживает Вечную собой и неосознанно тянет ладонь, ища контакта.              Мужчина косится на них и беззлобно хмыкает:              — Вам либо назад сейчас, откуда пришли, либо на фестиваль в город. До завтра сюда никто не приедет.              Икарис хмурится и хочет сказать что-нибудь, чтобы отвязаться от человека и как можно скорее сбежать, но его опережает Тена, переспрашивая с неподдельным интересом:              — На фестиваль?              Мужчина прыскает:              — Да вы, я смотрю, совсем не местные!              Икарис хмурится сильнее, пока смотритель станции рассказывает им о музыкальном фестивале джаза и блюза в винограднике Динго-Крик. Дожидается паузы и поворачивается к Войне, зовя сквозь зубы:              — Тена... пойдём.              Он хочет сказать «пойдём найдём место, где можно будет безопасно взлететь», «Квинсленд большой, мы погуляем в другом городе», «ни вино, ни громкая музыка не закончатся хорошо». Тена вновь опережает его, смотря горящими от любопытства глазами:              — Пойдём на фестиваль?              И обращается к мужчине, который собирался уже покинуть их компанию, отправляясь по своим делам:              — Как нам добраться до города?              Смотритель станции пожимает плечами и неопределённо вскидывает рукой в предположительном направлении:              — Да вдоль виноградников идите! Музыку точно не пропустите.              На слова благодарности в свой адрес кивает и отвлекается на телефон, принимая звонок. Икарис выхватывает обрывки разговора, но не запоминает их, принимая тот факт, что незнакомцу позвонила дочь и он наконец-то уходит от них в другую сторону, как данность. Гораздо больше его поражает Тена, что так мило с ним общалась. И это Гильгамеш ещё переживал за её социализацию?              Мальчишка вздрагивает, когда она хватает его за ладонь и тянет, спрашивая:              — Пойдём, Икарис?              Пасмурно уточняет, будучи не до конца уверенным в том, что идти на громкий фестиваль с алкоголем — это хорошая идея:              — В город? Я не думаю, что...              Вечная по его тону понимает, что ему не нравится эта затея, что он почти против, что сейчас её начнут отговаривать. Выражение лица само собой становится суровее и жёстче, вся мягкость исчезает, как будто её никогда и не было. Слова с нажимом срываются с губ, когда она подаётся ближе, пристально смотря в тёмно-синие глаза:              — Но я хочу туда пойти.              Икарис сглатывает и шумно втягивает воздух, теряя все свои аргументы. Рассыпается сбитой с толку дрожью, когда чужие пальцы скользят по его предплечью и выше, переходят на грудь и прижимают под тем местом, где колотится сердце. Тена, безошибочно считывая его реакцию на такую почти невинную шалость, наклоняет голову к плечу и шепчет, почти мурлычет:              — Ты говорил, что мы будем делать всё, что я захочу.              Она открыто наслаждается замешательством мальчишки, чувствуя, как к ней возвращается то почти забытое желание вывести его из равновесия, играючи уколоть и наблюдать за реакцией, внутренне захлёбываясь восторгом. И то, как начинают гореть его уши от двойного дна слов, от низкого «хочу», от практически целомудренных прикосновений, становится её лучшей наградой, сразу после понимания, что он ей сдался:              — Хорошо.              Сохраняя остатки гордости, он сурово добавляет после её довольного хмыка. Предупреждение ударяется между лопаток уже отвернувшейся от него Войны:              — Но если хоть что-то пойдёт не так, я хватаю тебя и мы летим обратно.              Она кидает на него неизвестный взгляд сквозь ресницы и через плечо. Усмехается и лукаво тянет, входя во вкус:              — Конечно, Икарис.              Он переводит дыхание, успокаивая разыгравшееся чуждое тепло во всём теле. Дышит глубоко и жадно, пробует воздух на вкус, но на языке оседают только провокации Тены и что-то ещё... сладкое и резкое, такое знакомое. Мир вокруг начинает пахнуть озоном, а в небе становится чуть больше облаков и чуть меньше — солнца.              Икарис забивает лёгкие вдохом до ломоты в груди. Щурится, высматривая Войну в рядах виноградника, уже так далеко от него. Дозированно выдыхает.              И идёт догонять.              

***

             Они доходят до города через несколько десятков минут, в течение которых Икарис любезно позволяет Тене наслаждаться обществом самой себя и вьющихся виноградных лоз. И, конечно же, Икарис не менее любезно умалчивает, что наслаждается ею всё это время.              Один только раз он спрашивает, действительно ли она уверена, что хочет увидеть всю прелесть музыкальных фестивалей воочию, но Тена смотрит на него, как на идиота, и этот безмолвный ответ оказывается весьма исчерпывающим.              Травстон предстаёт слишком маленьким для громоздкого названия «город» и чересчур многолюдным для владельцев небольших виноградных плантаций. Нет ни ворот, ни торжественного входа, нет даже указателя «добро пожаловать». Есть небольшие домики и трепыхающееся полотно «Dingo Creek Jazz & Blues».              Тена, кажется, становится частью этой атмосферы сразу же, стоим им лишь пройти под вывеской с размашисто выведенным вручную названием фестиваля. Икарис по глазам видит, что ей здесь нравится всё. Какая-то его часть даже ехидно хихикает от представления, что же случится с Вечной, когда он покажет ей другие места на Земле.              Сомнений, что он обязательно покажет, с каждой секундой остаётся всё меньше и меньше.              И хоть Икарису некомфортно от бьющих по ушам басов из огромных колонок, он всё же позволяет вести себя в сторону сцены, ориентируясь на звук. Он не бывает в таких местах, он не слушает такую музыку, он не знает, как вести себя в таком обществе. Поэтому, когда Тена отходит от него дальше, чем на шаг, он вскидывается всполошённой птицей и хватает её за руку, вновь игнорируя требование Гильгамеша не совершать резких движений.              Война ожидаемо напрягается и вцепляется в него суровым взглядом. Икарис тянет её на себя и сам отступает на шаг. Оттесняет их от шумной компании и останавливается возле палатки с сувенирами. Виновато опускает глаза, но Тену к себе жмёт лишь сильнее:              — Не отходи от меня далеко, пожалуйста.              Она недовольно цокает:              — Ладно. Не буду.              И вместо того, чтобы вырвать ладонь, уже привычным жестом сплетает их пальцы. Икарис выдыхает.              На сцене грохочет музыка и кто-то кричащим заводным голосом объявляет о начале фестиваля. Икарису на это всё равно. Как и на людей, толпа которых начинает сгущаться и стекаться в одном направлении. Как и на то, что он тоже становится частью этой толпы.              Что его волнует по-настоящему, так это платье Тены, белизна которого выделяется в этом месте не хуже кислотно-ярких неоновых ламп в черноте. И её тепло, ненавязчиво передающееся ему.              Порыв прохладного ветра взъерошивает затылок. Икарис поднимает голову к небу, замечая, что облака стали гуще и темнее.              Он не следит за ходом выступлений, за сменой музыкантов и за криками повсюду снующих людей. Весь его беззаботный настрой улетучивается и уступает место привычной сдержанности и собранности. Он серьёзен и почти суров, когда одаривает недовольным и предупреждающим взглядом компанию мужчин, шушукающихся о Тене и многозначительно кивающих в её сторону. То, что речь идёт именно о ней, Икарис не сомневается.              Он почти жалеет, что так беспечно не послушал Гильгамеша и пренебрёг всеми его наставлениями. Его расчёты на тихую и спокойную прогулку терпят крах, как только Тена вытягивается и отпускает его руку, чтобы разглядеть поверх чужих макушек новую группу музыкантов. Облака над ними сгущаются сильнее и это начинает напрягать.              Икарис неразумен, но не глуп настолько, чтобы лететь с Теной в любое другое спокойное место в такую беспокойную погоду. Теперь он понимает, почему воздух был такой жаркий и густой, а потом резко превратился в свежую прохладу. Солнце тоже прячется всё чаще, но едва ли это волнует хоть кого-то из присутствующих.              На сцене певец давит на связки и кричит что-то про горячую кровь. Икарис кривится: он знает другую песню с таким же названием и, по его скромному мнению, её качество намного лучше той, что он сейчас слышит. Тена прокачивает головой в такт барабанам и даже если ей не нравится музыка, то она этого не показывает, умело играя на нервах мальчишки своей напускной заинтересованностью. Усмехается, когда замечает, что он снова оглядывается на небо.              Тянется к его уху и поддевает, силясь перекричать музыку:              — Нелётная погода, птах?              Икарис не сразу находит, что ответить, выбитый из колеи равновесия то ли обращением, то ли тем, как губы Вечной влажно задевают мочку его уха, прихватывая на долю секунды. Хмурится, защищаясь, но все попытки огородиться от провокаций крошатся и осыпаются, стоит Тене по-лисьи хитро улыбнуться ему.              Прежде, чем вытолкнуть из своей зашедшейся в бешеном стуке сердца груди слова, он смотрит поверх её плеча и поджимает губы. Без предупреждения перехватывает Войну за талию и снова дёргает на себя. Пользуется возможностью и отступает подальше от центра толпы, пристально следя за чем-то за её спиной. Тена поражённо выдыхает ему между ключиц:              — Икарис...              Оборачивается, виском притираясь к его дрогнувшему адамову яблоку, и тоже одаривает недовольным взглядом причину нарушения условной дистанции между ними: местный житель, очевидно, слишком вошедший во вкус праздника, кричал на английском, но использовал пьяный диалект, что весьма затрудняло понимание; бутылка из тёмно-зелёного стекла в бумажном пакете тоже говорила сама за себя.              Война всё же позволяет увести себя подальше от сосредоточения людей, в числе которых становилось всё больше пьяных и всё меньше — адекватных. Красноречивое сопение мальчишки в линию роста волос заставляет заворочаться в груди дразнящий смех. За ним же прячется и интригующая дрожь, когда Тена легко проводит кончиком носа вдоль чужой шеи.              Икарис стойко выдерживает это и угрюмо цедит сквозь зубы отвлечённое:              — Вот об этом я и говорил, когда не хотел, чтобы мы шли сюда.              Он вздрагивает, когда под подбородком раздаётся проникновенный шёпот:              — Ты не говорил...              Вечная выкручивается из его хватки, когда пальцы сжимают бока сильнее, а собственный разум начинает затягиваться пеленой. Непривычной, не той, что охватывала её в угаре Мад Ви'ри, жаркой и влекущей. Тена держится. Пока что.              Отступает на шаг и осматривается, избегая взгляда мальчишки: он всё-таки смог увести их подальше, под навесы домов и небольших магазинов, но остановился так, чтобы она могла слышать, что происходит на сцене, и даже видеть её кусочек. Ох, Икарис-Икарис...              Он с настороженностью охотничьей собаки высматривает новую угрозу и сжимает челюсти до проступивших желвак, когда различает вдалеке первый раскат грома. Облака всё быстрее превращаются в густые тучи. Гильгамеш его точно убьёт за такую оплошность, неужели нельзя было посмотреть прогноз погоды... Икарис цыкает и переводит внимание на Тену.              Она, чуть прищурившись, наблюдает за тремя парнями и девушкой, что громко переговариваются на незнакомом ей языке. Судя по всему, это одна из групп, которая приехала на фестиваль, но выступили они или только готовятся — непонятно. Все четверо синхронно поджигают самокрутки и заходятся хохотом после шутки одного из парней.              Тена наблюдает ещё немного. А потом поворачивает голову к Икарису и заявляет:              — Я хочу курить.              Его синие глазища в пасмурном свете выглядят как два беспокойных океана, полные бескрайнего удивления и почти что шока. Он кашляет в кулак, давясь собственным вдохом, и неопределённо взмахивает рукой:              — Ты знаешь сколько стоят сигареты в Австралии?              Вместо ответа Тена красноречиво косится в сторону курящей компании.              Икарис прослеживает за её взглядом и возмущённо шипит, наклоняясь ниже:              — С ума сошла? Это каннабис!              Война фыркает и упрямо скрещивает руки на груди. Сводит брови, пока мальчишка отрицательно мотает головой и повторяет, как заведённый:              — Нет. Нет! Нет, ни за что и ни при каких обстоятельствах...              Демонстративно засовывает руки в карманы своей куртки и поджимает губы, не менее упрямо смотря на Вечную. Новый раскат грома слышится уже совсем близко.              Тена медленно облизывает губы, внутренне ликуя, потому что мальчишка тут же реагирует на это движение: его сосредоточенный взгляд опускается ниже уровня её глаз. Подаётся ближе, хмыкая, когда он отшатывается и ударяется спиной в деревянную балку навеса. Хватает его за футболку на уровне живота, скользя между полами джинсовки. Сминает ткань и тянет на себя. Свистяще выдыхает и чеканит, играя на чужих нервах совсем уж бесстыдно:              — Я. Хочу.              Прожигает своими серо-зелёными так, что бедный Икарис напрочь забывает о том, что вообще умеет говорить ей «нет». Шумно проталкивает вязкую слюну обратно в горло, чувствуя, как от плотно сжатых зубов сводит скулы. Ладонь Вечной чуть выше края джинсов мало помогает прийти в себя.              Ведомый её требовательными глазами, он обречённо шарит в карманах куртки и вытягивает помятую пачку Marlboro. Не глядя всовывает Тене в руку, как только она отпускает его футболку. Запахивается и уязвлённо буркает, становясь вполоборота:              — Зажигалки нет.              Война крутит матовую коробочку, проводя ногтём по рельефу названия и откидывает крышку, замечая, что сигарет осталось меньше половины. Цокает языком, не скрывая претензии:              — Серьёзно? Всё это время?              Икарис независимо задирает подбородок и небрежно бросает, не желая сознаваться, что ещё в Лондоне купил сигареты, ведомый необъяснимым желанием попробовать и понять, почему же курение табака так привлекает большинство людей:              — Перед Гильгамешем объясняться будешь сама.              Война усмехается и зажимает фильтр губами:              — Я просто скажу, что ты меня не остановил.              Медлит секунду, размышляя, а потом — даже не удосужившись отвернуться от людей, подпевающих какой-то нежной композиции про отражение — позволяет пальцам заискрить золотой энергией. Не доводит форму даже до короткого кинжала, дожидаясь пока одна из искр подожжёт конец сигареты. Икарис почти рявкает на неё разозлённым шёпотом от такой беспечности и её последних слов:              — Тена!              На все свои возмущения получает непроницаемый взгляд. Война вздёргивает бровь — мальчишка снова сжал её за запястье, не позволяя играться с энергией дальше. Свободной рукой перехватывает дымящуюся палочку и выдыхает Икарису в лицо:              — Прекращай меня так хватать. Нервирует.              Он тут же пасует, отпуская и отходя на полшага:              — Прости.              Угрюмо следит, как она пытается затянуться, но от неумения ожидаемо закашливается и морщится. От неординарного способа поджигания половина сигареты истлела и сейчас Война пытается докурить остатки. Ведёт плечом, когда Икарис забирает пачку и предупреждает:              — Не затягивайся слишком глубоко.              Вечная молча выдыхает новую порцию дыма ему в лицо. Довольно и коротко смеётся, когда он кривится и прячет нос в вороте джинсовки:              — Ну, Тена!              Удовольствие от спонтанного желания так и не приходит. Война делает ещё пару затяжек, но от привкуса табака на языке становится горько и противно. Не докуривая до фильтра, она выбрасывает сигарету в ближайшую небольшую урну, уже доверху наполненную обёртками и одноразовыми стаканчиками, и отряхивает ладони. Порыв ветра заставляет неуютно поёжиться.              Со сцены объявляют об испортившейся погоде и каких-то мерах, которые они обязательно предпримут, чтобы веселье продолжилось. Икарису всё ещё нет до этого дела. Он всё ещё убеждён, что от фестиваля в этом мероприятии одно только название и лично он знает песни намного лучше, чем те, что исполняют здесь.              Небо нависает над ними так низко, что даже не верится в яркую солнечную погоду, которая была ещё пару часов назад. Остаётся надеяться, что неизбежный дождь закончится так же быстро, как и начинается, потому что в противном случае им с Теной придётся искать место, где можно будет переждать ночь. Оставаться с ней в замкнутом пространстве и, вероятнее всего, с одной кроватью Икарис не готов ни физически, ни морально.              Он не до конца понимает, что с ним происходит и почему близость Войны внезапно начала действовать на него по-другому, но надеется, что это не выглядит слишком очевидно. Наивно надеется, если точнее.              Они немного гуляют по крохотной территории города, пока развлекательная программа Динго-Крик уходит на вынужденный перерыв. И всё, о чём приходится беспокоиться Икарису, — это чтобы Тене не всучили местное вино на дегустацию и чтобы никто из глупых и начинающих раздражать людей не посмел заговорить с ней.              Держи он её за руку, всё было бы намного проще, но Вечная ясно дала понять, что его такие частые прикосновения её раздражают, поэтому Икарис не лезет. Хоть они оба сейчас другие и совершенно отошли от своих привычных образов, но это вовсе не значит, что он может свободно к ней прикасаться. Даже если ему очень сильно хочется.              Над их головами мелькает молния и через мгновение ей вдогонку небо сотрясает гром. Тена замирает, напрягаясь. Икарис хочет дотронуться до её плеча, но останавливает ладонь над лопатками, не до конца уверенный, что можно: в конце концов, его тактильность за этот день переросла все допустимые рамки наглости.              Вместо этого он прочищает горло и предлагает:              — Мы можем найти какое-нибудь место, чтобы переждать дождь...              Тена едва даёт ему договорить:              — Там.              И кивает на вывеску какого-то паба впереди. Икарис давит страдальческий стон и терпеливо (но не без доли ворчания) произносит, идя рядом, когда Вечная начинает двигаться в сторону входа в заведение:              — Я имел в виду что-то более безопасное, чем бар, полный людей и алкоголя...              Война согласно кивает и лукаво припечатывает, кажется, окончательно прощупав и осознав главный рычаг давления на него:              — Да, разумеется. Но я хочу туда.              Не дожидаясь его ответа, она толкает дверь и скрывается внутри, выпуская наружу шум людских голосов и душное марево запахов дыма и алкоголя. Икарис остаётся один.              За шиворот падают первые крупные капли, холодными дорожками скатываясь вниз по позвоночнику. Перед тем как зайти следом, мальчишка ёжится и думает, что под конец их увлекательного приключения он либо всей душой возненавидит сочетание слов «я» и «хочу» из уст Тены, либо просто-напросто начнёт их боготворить.