Первое октября две тысячи шестнадцатого года. Семь часов вечера, больница.
Несмотря на дикую боль в груди, у Баджи получилось присесть. Он в сознании уже около восьми часов. Около восьми часов он провёл в суматохе медицинских работников, которые по очереди его осматривали, ощупывали, за что-то хвалили, умывали, одевали, причесывали, давали воду и предлагали еду. Кейске чувствует себя ущербным. Он ненавидел больницы с детства, но не из-за болезненных уколов и лекарственной вони, как многие, а потому, что здесь все обращаются к нему не иначе, как «больной» или «пациент», уверяются в его немощности. Это его оскорбляет. Он хочет уйти. За эти восемь часов не появилось никого. Ему кратко пояснили, что он получил пулевое ранение, но все нормально, потерпите ещё, и боль пройдёт. Кейске думает:«всё-таки подстрелили». Не помнит ничего из того вечера, даже если напрягается, не может сообразить и того, в какой это было день. Небольшой яркий календарь на стене уведомляет, что сегодня первое октября. Вчера было двадцать восьмое сентября. Баджи ничего не понимает. У него нет с собой телефона, он не может никому позвонить и это к лучшему. Ему не очень хочется, чтобы Чифую видел его в таком состоянии и, ещё хуже, беспокоился за него, но кого он обманывает… Чифую абсолютно точно в курсе, что он здесь. Но не пришёл. Ни в первый час, ни во второй, ни во все последующие. Баджи и рад, и опечален. Это странно, но он не чувствует головной боли, хотя врач сказал, что она в его случае вполне естественна и нормальна. Боль есть. В груди. Возможно, не только от пули. Дверь в палату тихо отворяется, Баджи слышит ее звук, сидя с прикрытыми глазами. - Молодой человек, вам туда нельзя! - возмущается медицинская сестра из коридора. - Можно, - ехидно возражает голос. - Я сейчас позову охрану! - А я вызову спецназ. Кейске нахмуривает брови. Коконой? Это точно его голос, и Баджи уверен, что на последней фразе он показал медработнику язык. Брюнет резко распахивает веки, направляя взгляд в сторону закрывающейся двери. И правда, Коконой. - С возвращением, - неловко улыбается Хаджиме, подходя к его кровати и шелестя в руке сеточкой с фруктами. - Ты как? - Я вижу тебя первым из всех своих знакомых, - хрипло и с улыбкой отзывается Кейске. - Конечно же, мне ебано. - Выёбываешься - значит, все нормально, - он ещё шире растягивает улыбку и присаживается на край кровати. Баджи осознаёт всю хреновость своего положения. Он рад видеть, даже Коконоя. Видимо, вдобавок к пуле, он не слабо приложился головой. - Я хотел приехать с Чифую, но с обеда не могу до него дозвониться, - говорит Хаджиме, нервно теребя пальцами сеточку, которую до сих пор зачем-то держит в руках. - Он ещё не знает, что ты пришёл в себя. Кейске облегченно выдыхает. Ну, конечно, он просто не знает. Да и как, вообще, Баджи мог допустить мысль, что Чифую его оставил? - Ты нихрена не помнишь, я знаю, - не замолкает Хаджиме. - Хочешь расскажу, что произошло? - Валяй, - со всей возможной безразличностью, бормочет Баджи, но внутри у него всё замирает в ожидании. - Ну, если в кратце, Чифую тебя нашёл, решил, что ты умер… - Плакал? - перебивает Кейске, нахмуренно смотря на детектива. - Пиздец как, я думал, он тебе хату затопит, - расстраивает его Коко. - Он не вызвал полицию, позвонил мне. И… У меня был доктор… Знакомый, там, в общем, не важно. Мы приехали вместе, поняли, что ты живой и вот. Ты здесь. - А Чифую? - Вроде, в порядке. Хочешь, я за ним съезжу? - отчего-то беспокоится детектив, замечая хмурый настрой Баджи. Кейске отрицательно кивает. Почему – не знает сам. Не может себе позволить, чтобы Чифую видел его таким. Бледным, слабым, ничего непонимающим и неосознающим, даже банальные временные рамки. Он не смог сообразить, сколько раз за эти восемь часов мысленно затрагивал Мацуно. Представить страшно, что пришлось пережить парнишке. Кейске понимает, именно этого он боялся больше всего. И в голове всплывают прожитые ощущения — как он внутри себя благодарил всех известных богов за то, что Чифу не было рядом, пока к его груди был прижат пистолет. «Умирать – не страшно», — Баджи думает об этом уже не в первый раз. - Он очень переживал за тебя, - Хаджиме добивает словами. - Мы все переживали, ты нас здорово напугал. - Не надо об этом, - умоляюще сводя брови, просит Кейске. - И про Чифую не надо тоже. Коко вздыхает, поднимаясь и отходя от кровати к окну, оставив сеточку с фруктами на ней. - Придурок, - хмыкает он. - Когда кто-то о тебе искренне переживает, это… Это не выскажешь словами, в общем. За Коко давно никто не переживал, о нем давно никто не заботился, но сказанное не было завистью. Просто хочется донести ценность данного чувства и до упёртого Баджи. Кейске отрывает спину от подушки, сгибаясь к коленям и держась за грудь. Дышит глубоко, шумно. - Ладно, тебе и так хреново. Не будем об этом. Хаджиме вздыхает. Возвращается к кровати, чтобы дружески похлопать Баджи по плечу. "Так ведь люди поддерживают друг друга?" - Коко думает, что так. Хотя, это для него в новизну. Ему не приходилось выражать о ком-то сопереживание, тем более, вслух. А Кейске никогда не принимал состраданий от кого-либо другого, потому что жалости ни у кого ни разу не вызывал. Поэтому, они глупо сталкиваются взглядами, когда Хаджиме неуверенно, несколькими пальцами, а не целой ладонью, дотрагивается до его плеча. Баджи хмурит брови, отталкивая гуманный жест Коконоя от себя. - Че не так? - не понимает детектив, прищурившись. - Ты очень тупо выглядишь. Это вообще не твоё. - Я хотел помочь, - пытается оправдаться Хаджиме, осознавая собственную неловкость. - Если хочешь помочь, уведи меня отсюда и не говори пока Чифую, что я пришёл в себя. Вопрос «почему» накладывается сразу к обоим его условиям, но Коко умалчивает. Он отдаленно понимает его посыл, да и пытаться разговаривать с Баджи бесполезно. Его с места не сдвинешь, если тот на чем-то зациклился. Кейске негромко ругается, пока пытается подняться на ноги, зацепившись за руку детектива. Пол почти не чувствуется ступнями. - Нет, давай, ты останешься здесь? - проверяет его на сговорчивость Хаджиме, пока Баджи хрипит, от простреливающей боли в груди. - Хочешь помочь — заткнись и помогай. Неуклюжие и неуверенные шаги, в перемешку с нахмуренными блестящими глазами, и серьёзным лицом не могут не вызвать улыбку у Коко. Баджи закидывает руку ему на шею, чтобы ровнее и чётче удерживаться вертикально, а Хаджиме подхватывает его под спину, за талию. - Если ты не заметил, я в более выгодном положении сейчас, - смеётся детектив, всё ещё не поддерживая дурацкой затеи брюнета. - Поэтому, я бы на твоём месте не выделывался, а слушался. - Скажи мне это через два дня и попробуй не словить по ебальнику. - И куда ты собрался? Ключей от своей квартиры у тебя нет, - не оставляет попыток для вразумления Коко. - Более того, у тебя, блять, даже обуви нет. Баджи останавливается, повиснув на его шее одной рукой, второй - опираясь на собственное колено. Видно, что идти ему даётся тяжело, что крепко сжимаются скулы, что он сдерживает боль, старается её игнорировать, но все равно идёт. - Если ты меня не увезёшь, я выйду сам и тогда тебе пиздец, - Кейске выдавливает новое условие, от которого Коко только горестно вздыхает. - Я не больной, ясно тебе? Отлежусь несколько дней и буду как новенький. Они с трудом добираются до входной двери в палату. Похудевший Баджи оказался тяжелее, чем Коко мог себе представить. Детектив всем своим правильным умом осознаёт, что совершаемые действия по-детски абсурдны. Кейске нужно лечение, он ещё меньше десяти часов назад валялся без сознания. Скорее всего, у него поехала крыша из-за случившегося, но Коко почему-то спорить с ним не хочет. Если может помочь только в побеге, то поможет. Он ведь хотел быть хорошим. - Ладно, - выдохнув, соглашается он. - Сейшу уладит вопросы с врачами завтра, а сейчас - поедем ко мне. Буду за тобой присматривать. - Инуи? Который «доктор из дела Ханагаки»? - Долгая история, - отмахивается Хаджиме. - Как-нибудь в другой раз расскажу. Давай, берись, - он покрепче подхватывает Кейске за талию. - Пойдём тихонько.***
Второе октября. Полдень. Веранда кафе.
Второго октября было солнечно и безветренно, поэтому веранда новенького кафе в западной стороне, пристроенного у большого токийского отеля, наполнилась людьми практически моментально с открытия. В воздухе, хоть и уличном, задерживается пряный кофейный запах. Хаджиме непроизвольно морщится, потирая нос двумя пальцами, от чего выглядит забавно, даже несмотря на серьёзный разговор, состоящий практически полностью из напряженных молчаливых пауз. Сейшу, сидя рядом с ним, подпирает щеку рукой, скучающе наблюдая за растерянным Такуей, который даёт на вопросы детектива неясные и спутанные ответы. По нему видно, он нервничает. - Вернёмся к началу, - хмуро командует Хаджиме, откидываясь на спинку стула в максимально расслабленной позе. - То есть, от конца к началу. Ямамото отводит взгляд, заметно напрягаясь. Теребит край своей футболки под столом, невнятно мычит, и этим начинает раздражать покой и умиротворение детектива. - От конца к началу, - с натиском повторяет Коко. - Что было до того, как ты позвонил Сейшу? - Госпожа Хината обнаружила труп, - быстро и сбивчиво тараторит Такуя, добавляя: - Открыла дверь и обнаружила, перед этим она была у себя, наверху, а я - в своей комнате, потому что работу уже закончил. Очень сложно сконструировать в голове события трехнедельной давности, да ещё и в обратном порядке, но Хаджиме непоколебим, требует именно этого, смотрит пристально, скрипя пирсингом в языке. Он уже не видит в словах бывшего дворецкого логического порядка, но терпеливо слушает. Всегда нужно давать подозреваемому высказаться. - И вот, я был у себя до того, как она меня позвала. А перед тем, как пойти готовиться ко сну, я проводил Сейшу до двери и запер за ним. Посторонних больше не было в доме и во дворе, я проверял, - эту фразу Такуя вырывает из своих показаний следователям. - И я не видел ничего подозрительного. Ямамото косится на абсолютно спокойного Инуи, который отвечает ему твёрдым взглядом. - Очень странные у тебя методы, - замечает Сейшу, обратившись к Коконою. - Зато мне стало все ясно, - отзывается детектив. - Когда человек врет, ему инстинктивно сложно составить ту же самую информацию в обратном порядке, потому что мозг продумал её только в одном направлении. И, как я заметил, Такуя не дал ни одного внятного ответа. - На что вы намекаете? - не понимает Такуя. - Я не намекаю. Я говорю прямо: вы врете. Хаджиме опирается локтями на стол, в упор глядя на Ямамото. - Знаете, как складывается картина? - с прищуром спрашивает он. - Вы единственный слышавший щелчок замка после ухода доктора Инуи из кабинета. И это означает, что Ханагаки на тот момент был ещё жив. Вот, что я думаю: вы закрыли входную дверь за Сейшу, взяли нож, пришли в кабинет к Ханагаки к тому времени, когда должен был подействовать яд, что вы подсыпали ему в ужин. Затем, воткнули нож в уже мёртвого человека, чтобы отвести от себя подозрения, заперли кабинет изнутри и ушли через окно. - Коко… - вздыхает Сейшу, накрывая лоб рукой. Такуя не может никак прокомментировать слова детектива, широко раскрывает глаза, ртом хватая воздух. - От вас я хочу услышать только одно: зачем? - процеживает Хаджиме, не сводя с дворецкого пристального взгляда. - У меня… У меня не было причин, - возражает Такуя, ерзая на стуле. - Есть версия и на такой расклад, - кивает детектив. - Если у вас действительно не было никаких мотивов, тогда ситуация выглядит так: вы были в сговоре с убийцей. Отравили Ханагаки накануне, а после обыграли так, чтобы подставить его жену. Вы точно знаете, кто убийца и зачем ему это было нужно. Вы просто не можете этого не знать. Вы либо сами провернули махинацию с ножом, либо видели, как убийца покидал террасу особняка. В шуме толпы на веранде отчетливо получается различить громкое и глубокое дыхание Такуи. Он нервничает. Он едва удерживается от паники и Коко понимает – методы снова его не подвели. - Назовите мне имя, - выделяя каждое слово, требует детектив. - Я… Не могу, - подавленно бурчит Ямамото, бросая взгляды то на стол, то на Сейшу. - Если вы действительно никого не убивали, то для вас не составит труда раскрыть личность преступника, - уверяет его Хаджиме, сделав тон мягче. - Вы чего-то боитесь? Парень нервозно похлопывает себя по бедру, прикусив нижнюю губу. Коко не понимает, почему Ямамото даёт именно такую реакцию. Напряжение и страх, исходящие от него, ощущаются в воздухе сильнее запаха кофе. Невозможно не подхватить накатывающую панику, что проходится по коже мелкой поступью, поднимает за собой волоски. Коко тоже напрягается в этой атмосфере. Недвижимым и спокойным остается только Сейшу. - Имя, Такуя, - повторяет детектив. - Назовите мне имя. - Ну всё, достаточно, Хаджиме. Инуи рывком поднимается с места, хлопнув ладонью по столу. Коко сопровождает его жест недоумевающим взглядом, но спросить ничего не успевает — его перебивает глухой звук выстрела и врезающейся в плоть пули. На лицо и рубашку брызгают бурые густые капли, а Такуя, ровно сидящий до этого напротив, падает на стол. Веранда наполняется паническим шумом, визгами женщин и испуганными криками персонала кофейни. Все внимание толпы обращено на кровь, пульсирующей струей вытекающую из шеи обмякшего на стуле светловолосого парня; на спокойно стоящего рядом блондина, сложившего руки за спиной в мирном жесте; и на детектива, лицо которого запачкано каплями крови другого человека. Хаджиме мечется взглядом от Сейшу к Такуе, а от него – к зданию, расположенному позади, через дорогу. Крыша, окна, направление ветра, прочие физические показатели. Всё смешивается в голове, пока обеспокоенный взгляд детектива не зацепляется за блик закрывающегося окна на предпоследнем этаже высокого здания. - Звони Наото! - Коконой обращается к Инуи, бросает свой телефон на стол и срывается с места. Расталкивает столпившихся вокруг любопытных людей, совершенно не слыша их переговоров и криков. Не слышит сигналов автомобилей, под которые едва не попадает, перебегая неширокую дорогу. Врывается в двери отеля, на бегу бросая «полиция» девушке за стойкой. В голове эхом отдаются удары пульса, и лифт предательски долго едет, но Коко понимает — по лестнице не успеет точно, закашляется от спазма лёгких на пол пути. - Он не работает, - тактично поясняет работница отеля, на что Хаджиме громко матерится, разъярённо дергаясь в сторону лестниц. Бежать тяжело, дышать - тоже. И в голове встают по местам предположения и факты, от тринадцатого сентября до сегодняшнего дня; до этого самого, блять, момента. Заканчиваются на резком жесте Сейшу за столом, на его громком хлопке ладонью, на его спокойном, даже не дрогнувшем от испуга лице и холодных, пронзительных глазах. Всё началось с Сейшу и все заканчивается на нем же. Хаджиме чуть ли не воет от осознания, но продолжает быстро перескакивать через несколько ступенек, тяжело и хрипло дыша. Сам совершенно не помнит, каким чудом добрался до нужного этажа, в груди тяжело и вдыхать воздух болезненно. Под рёбрами нещадно колет, словно туда вогнали тупой нож. Серые клеточки работают как никогда активно, даже несмотря на досаду, сжимающую внутренности холодными липкими тисками. Хаджиме проецирует в голове внешнее строение здания отеля, ракурс, с которого стреляли, – резко сворачивает налево с лестничной клетки, сталкиваясь лицом к лицу с высоким мужчиной в чёрном пальто. - Осторожнее, - мирно отзывается тот, поправляя рукой в белой перчатке длинную косичку. - Так ведь и с ног сбить можно. Коко не отвечает, быстрыми шагами измеряет коридор, оставляя вежливого незнакомца позади. Внимательно оглядывает двери, находя одну из них приоткрытой, сразу же ныряет внутрь. В номере пусто. Хаджиме, медленно смерив обстановку взглядом, подходит к окну. Видит паникующую толпу, свой прежний столик, за которым несколько минут назад должен был услышать имя убийцы Такемичи Ханагаки. Видит Сейшу, расслабленно шагавшего из стороны в сторону с телефоном в руках. Видит всё с понятного ракурса, именно с которого и был произведён выстрел. Коко тяжело дышит, оперевшись двумя руками на подоконник. Понимает, что не успел. Не справился, да и ничего в целом не понял. Пролетел по всем пунктам. Он хмуро оглядывает округу через окно, замирая взглядом на Инуи, который, словно почувствовав, находит его глазами во множестве окон отеля. Имя убийцы он так и не услышал, но узнал.***
Спустя два часа.
Наото долго возится с протоколом, пока следователи опрашивают очевидцев происшествия, взяв под контроль нескольких понятых. Коко тоже числится свидетелем, но показаний никаких не даёт. Он, вообще, не сказал ни слова, после того как спустился обратно в кафе. Сейшу затаился в его машине, так же не желая обсуждать с сотрудниками полиции произошедшее. Тело уже упаковано и отправлено в морг, шансов у Такуи и не было, выстрел пришёлся прямо в шею. Толпа утихла. Веранда стремительно опустела, и не осталось никого, кроме особенно отважных посетителей и работников кофейни. Хаджиме сидит на своём прежнем месте, за столиком, уничтожая седьмую сигарету по счету. Не смущаясь запекшейся крови на столе и собственных щеках. - Может, расскажешь, что произошло? - не в первый раз, аккуратно интересуется Тачибана. Хаджиме не отвечает. Внутри словно выгорело, истлело. Он буквально ощущает вкус гари на языке и в горле, раздирающий, тошнотворный. Словно с похмелья, или после паленой водки. Изредка возвращается взглядом к своей машине и сидящему в ней блондину. - Куда ты? - отчаянно вздыхает Наото, когда Хаджиме, полностью его игнорируя, встаёт и уходит к своему автомобилю. - Блять, Коко, какого хрена с тобой происходит? Хаджиме уже не слышит. Возвращается в машину, на водительское место, громко хлопая дверью, от чего Сейшу незаметно вздрагивает. Коко опирается лбом на руль, протяжно выдыхая. От него сильно пахнет сигаретами, но этого он сам не замечает, потому что правда в его голове горчит во много раз сильнее. - Поедем домой? - осторожно спрашивает Сейшу, касаясь ладонью его плеча. Коко чувствует его руку. Чувствует, как распадается на миллиарды осколков, в стеклянную крошку. Почему он умеет так? Почему может вести себя спокойно, словно не происходит ровно ничего? Почему его глаза холодят ещё сильнее, чем когда-либо? Детектив бросает на него короткий взгляд, следом отворачиваясь и вперившись глазами вниз, к педалям. - Ты отдал снайперу сигнал, - пресно произносит Коко охрипшим от табака голосом. Сейшу чуть сжимает его плечо в своей руке и, странно вздохнув, разрывает между ними контакт. - Когда ты резко поднялся, ты отдал сигнал, чтобы… - Коко сбивается, стараясь унять дрожь в голосе, тяжело выдыхает. - Чтобы Такуя не назвал имя. Детектив все-таки отрывает голову от руля, поднимая на Инуи опустошенные, мокрые глаза. - Твоё имя, Сейшу. Такемичи Ханагаки убил ты. Выходит это настолько жалобно. С тоном «останови меня, я несу несусветную херню», «скажи мне, что это не правда, что я ошибаюсь», «скажи, что я с ума, блять, сошёл». И каждая подрагивающая клеточка на лице выдаёт ужас и отчаяние. Сейшу молчит. Поджимает губы и отводит взгляд. Правда, за которой Коконой всегда гонялся, не обращая внимания ни на что, теперь оказалась ему не нужна и даром. Он впервые хочет её избежать; хочет услышать, что не прав; хочет, чтобы Сейшу глупо переспросил его, как делал до этого, когда Коко имел возможность его в чем-то подозревать; чтобы он рассмеялся, обвинил его в безумстве, назвал идиотом, да чтобы сделал хоть что-то, но не молчал, только бы не молчал и не отворачивался. Коко не хочет принимать всего того, что понимает. Не нужно ему это принятие, не нужно чертово осознание, не нужно это дело, это расследование, но убежать от судьбы и правды ни у кого никогда не получалось, а Коко не особенный. Дальше отрицать было бы бессмысленно. Единственный человек, который был задолго до убийства знаком с Ханагаки, и поэтому быстро вошёл в его близкий круг и в доверие к Такуе и Хинате; который хорошо знал окрестности особняка и устройство дома; который имел возможность ввести яд не только через еду или напиток – в его распоряжении таблетки и инъекции; который имеет доступ к медицинским заключениям, и именно поэтому факт отравления оказался скрыт; который видел, что Хината трогала нож днем, поэтому умело воспользовался этим; который мог оставить окно в кабинете открытым, выйти через входную дверь, а затем вернуться обратно и провернуть дело так, чтобы следствие сразу же вошло в тупик; который был в силах запугать Такую, вероятнее всего, слышавшего стук каблуков по плитке на террасе через некоторое время после того, как проводил доктора за дверь. Единственный человек, кто мог развернуть детектива от логики к чувствам, затуманить рассудок и вывести из рационализма. Этот человек никто другой, как доктор Инуи. - Твою ж мать, Сейшу, скажи хоть что-нибудь! Хаджиме не выдерживает собственных мыслей. Он готов бежать от очевидного и дальше, как бежал все эти несколько недель. Говорить сложно, потому что горло сводит спазмом при каждом издаваемом звуке, при каждом неровном вдохе. - Ты заставляешь меня говорить то, что хочешь услышать, - ровным тоном отвечает Сейшу, произнося почти слово в слово фразу детектива восьмилетней давности. - Ну нет, Инупи, - почти шёпотом выдыхает Коко. - Нет же, блять. Сейшу продолжает топить детектива в омуте своих глаз, замораживать молчанием, окутывать в сладком бреду, при этом не делая абсолютно ничего. Хаджиме сам всё осознаёт. Детектива губит его же дедукция. - Почему? - Убил? - безразлично отзывается Сейшу. - Врал, - хрипло исправляет Коко. - Почему ты врал мне? - Потому что я не один, - коротко и честно признается Сейшу, наблюдая, как родное растерявшееся лицо мгновенно меняется. Черты лица становятся острее, а чёрные глаза вспыхивают грубым ненавистным огнём, вытесняя прежнюю жалобность и неверие. - Все было продумано задолго, - продолжает Инуи. - Я просто хорошо исполнил свою роль. Только вот, я не знал, что среди полицейских будешь ты. Тогда всё пошло не по плану… Хотя, нет, - Сейшу натягивает саркастичную улыбку. - Говорить я теперь буду только в присутствии адвоката. Хаджиме мгновенно вспыхивает из-за его неудачной колкости, которая в естестве своём оправдана полностью. Это ведь сейчас не Сейшу, это виновный. Он имеет полное право сохранять молчание. - Не по плану? - шипит Коко, ударяя ребром ладони по рулю. - Встретил меня и решил действовать по-другому. В таком случае, мне всё ясно. - О чем ты? - Когда я хоть немного думал о тебе, как о подозреваемом, ты сводил разговор в другую сторону. В сторону… Блять, ты знаешь чего, - досадно выдыхает детектив, путаясь в словах. - Получается, всё, что между нами было, ты делал только для того, чтобы отвести мое внимание от расследования? - Думай, как хочешь, - коротко бросает Инуи. Хаджиме будто током прошибает. Биения сердца он совсем не чувствует, но содрогается словно импульсами под каждым новым ударом, настолько часто, что состояние больше походит на истерику или близко к ней. Он не отрывает взгляда от спокойного лица блондина, от его слаженных черт и холодных глаз. Сейшу смотрит прямо, ровно, гордо. Сейшу словно отражение самого Коконоя восемь лет назад, словно занял его место, развернул к зеркалу, заставляя воевать с самим собой. Коко просто глазам своим не верит. Одним движением тянется через колени Сейшу к пассажирской двери, открывая оную и с силой толкая от себя. - Вали, - еле выдавливает Хаджиме, выпрямляясь на своём сидении. - А как же задержание? - Я сказал, уебывай, Инупи! - резко меняя тон на крик, выпаливает Хаджиме. Сейшу больше не возражает. Послушно покидает автомобиль, закрывая за собой дверь и стремительными шагами отдаляясь. Коко откидывается на спинку, глубоко дыша и прикрыв глаза. Не думает больше ничего. Можно ведь так – приказать себе не думать? Да и в целом, все оживленное и трепещущее в груди вновь проваливается в кромешную пустоту. С такой скоростью, что Хаджиме физически слышит свист от их падения в бездну, и вместе с ним - приглушённый отдаляющийся стук каблуков.