***
Седьмое октября. Полицейский участок.
В пятницу в послеобеденное время отдел убийств стремительно пустеет. Уходят все следователи, завершая будничную рабочую неделю, остаются лишь дежурные группы и Вакаса, который отправляет отчеты в управление обычно до позднего вечера. Хаджиме не думал застать в отделе Сенджу, сидящую в его кабинете, приевшуюся в интерьер настолько, что кажется, будто она была там всегда наряду с дорогим креслом, диваном и дубовым столом. Не ожидал увидеть в опустевшем общем зале Пеяна и Па, что-то оживлённо обсуждающих за рабочим местом Хаяши. Они то и дело тыкали на самую большую кнопку клавиатуры, оставляя в пространстве характерный щелк. Коко, остановившись у входа в коридорчик, ведущий к его кабинету, присматривается к ним: – Вы че делаете там? Не то, чтобы Коконой вмиг заинтересовался работой и чужими, совершенно ему не нужными делами. Нет. Хаджиме сегодня решил для себя, что непременно и в самые короткие сроки должен отыскать организацию наемных убийц, которую Сейшу неоднократно упоминал в своих записях. Коко выписал на отдельный листочек все имена, места, приметы, которые смог выяснить в процессе чтения. Но понимает, что организация — всего лишь руки, совершающие команды от головного мозга, то есть от заказчика. Поиски обещают быть томительно долгими, но до суда время есть. Всем известно, что Коко сам копаться в базе ненавидит, поэтому помощь Па, Пеяна и Сенджу, которая кажется смышлёнее, чем выглядит при первом знакомстве, ему будет как никогда кстати. – О, – округляет глаза, заметивший детектива, Пеян. – Коко, подойди сюда, тут такая хрень… Хаджиме, не задумываясь ни о чем подозрительном, вздыхает устало и удрученно, мысленно чертыхаясь на безответственных следователей. Отказаться, поспорить или что-либо возразить сейчас не в силах, слишком устал за последнюю неделю. Да и вообще, в октябре оказалось не слаще. Крепче сжимая в руках свернутый листок с именами, Коко подходит к рабочему столу Хаяши и заглядывает на монитор компьютера. - Дело у нас новое, - поясняет Па, указывая на воспроизведенное видео. - Перестрелка в офисе. Охранник в фойе говорит, что в нужный офис из посторонних поднимался только курьер. Тайскую кухню привез. Детектив слушает молча, разглядывая серую массу офисных работников, столпившуюся на первом этаже. - Вот, - Хаяшида щелчком ставит видео на паузу. - Вот этот пацан. Он прокручивает колесико на мышке, приближает изображение на среднего роста светловолосого парнишку в белой ветровке, держащего в руках большой бумажный пакет. - Но он смотри, какой щуплый, - пожимает плечом следователь. - Вряд ли бы один завалил всех, да еще и охранников. Хаджиме вглядывается в силуэт курьера, находя его слишком уж знакомым. Качество видеозаписи не позволяет разглядеть лицо как следует, оставляя его размытым. - Где-то я его уже видел, говорю тебе, - вторит его мыслям Пеян, толкая приятеля в плечо. - Я же сказал, он еду нам приносил на прошлой неделе, ты просто забыл, - отмахивается Па-чин. Детектив морщится, поражаясь глупости своих подопечных. Его, как и Пеяна, не покидает чувство, что он видит парнишку с видео не впервые. Коко обращает внимание на дату видеозаписи, время, перебирает в памяти образы всех знакомых ему людей, подстраивая под описание подходящую личность. Прикусывает пирсинг, отгоняя от себя сомнения, начинающие застилать разум. Нет, это не может быть он. Когда курьер теряется из обзора, Хаджиме, завладев клавиатурой, ставит запись на перемотку и щелкает пробелом, когда парнишка снова появляется в поле зрения камеры. Только на этот раз не один. Коко едва удерживает возмущенно-удивленные реплики, узнавая в его компаньоне вежливого и педантичного молодого человека из отеля, которого встретил после допроса Такуи. То же черное пальто, те же аккуратно заплетенные косы. Коко снова возвращается к дате и времени в правом нижнем углу изображения, вспоминает все события первого октября от утра до вечера. Вспоминает, что именно в этот день никак не мог дозвониться до Чифую Мацуно. Как бы он не хотел, но догадки в голове подтверждаются, а факты связываются. Парой щелчков, Хаджиме закрывает видеопроигрыватель на компьютере. – Информация о погибших есть? – коротко спрашивает он, переступая через давящее чувство на уровне груди и живота. – Тут всё, – Па пододвигает по поверхности стола небольшую стопку скреплённых листов, даже не обёрнутых в папку. – Имена, фотографии, снимки с места преступления, показания дежурного… – Ясно, – обрывает Коконой, не дослушав, забирает протокол себе, а на стол кладёт свой свернутый листочек. – До завтра найти всех записанных здесь людей. Это дело я закрою. Оставив недоумевающих следователей за спиной, детектив быстро доходит до своего кабинета, заглядывает внутрь из-за приоткрытой двери, но даже не заходит дальше. Бросает Сенджу: «Дело Ханагаки отнеси Вакасе», и стремительно покидает отдел убийств.***
Чифую, оперевшись локтями на колени и устроив подбородок на сцепленных кистях, устало наблюдает за Эдвардом, жизнерадостно носящимся по двору. Пёс время от времени подбегает к нему, с интересом заглядывая в глаза, и когда Чифую выставляет раскрытую ладонь, он головой бьется об нее, будто бы гладя самого себя. Мацуно ждёт. Детектив Коконой позвонил неожиданно, твёрдо попросил ждать его во дворе. Что-то случилось, Чифую это понимает, и даже догадывается что. Он не надеялся, что очевидное останется скрытым, и в последние недели Мацуно, кажется, научился принимать неизбежное. Не в его правилах теперь голыми руками отбиваться от реальности. Принимает события в открытые объятья, даже в том случае, если они похожи на доски с торчащими ржавыми гвоздями. Чифую вздыхает, поглядывая на пса, что с рвением трется о его руку, облизывает большим шершавым языком пальцы, и снова примыкает гладкошерстной головой. Чифую смотрит на свои руки. Слишком часто за последнюю неделю он начал обращать на них внимание. На руках воспоминаний больше, чем в голове. Сколько раз своими ладонями мы касаемся любимого человека, сколько раз вытираем слёзы, запоминаем на ощупь те предметы и тех людей, которых вероятно больше никогда не увидим. Миллиарды прикосновений, бесконечное количество чувств. Чифую отнимает ладонь от мягкой головы собаки, сжимает её в кулак и разжимает снова, память ему вырисовывает очертания тяжелого пистолета с глушителем. Скользит взглядом по костлявым фалангам, понимая, что теперь холодную сталь заменяет крупная тёплая рука любимого человека. Она живее. Ради возможности держать эту руку снова и снова, Чифую выстрелил бы ещё хоть сотню раз, не единожды взялся бы за оружие. Ощущение живой теплоты Кейске Баджи в своей ладони, стоило всех совершенных действий, всех обдуманных и необдуманных решений, всех рисков, выстрелов, отнятых жизней. Непосильный труд — оставить все плохое в прошлом и ежедневно бороться с пустотой внутри, ради общего, ради стóящего, ради настоящего. И в ослабленных, от боя со страхом, руках тем не менее находятся силы. Слишком тяжело смотреть на спокойное доброе лицо, которое помнишь полумёртвым, бледным, обескровленным. Со впалыми глазницами и потрескавшимся, посиневшими губами. Тяжело видеть похудевший и осунувшийся силуэт. Это заставляет вести ежедневную, ежеминутную войну со своим разумом, войну с самим собой. Бой за спокойные мысли и правильные чувства, бой с желанием мстить и дальше. Месть — вещь достаточно разносторонняя. Смерть виновных не отменила пережитого, не поставила жизненный цикл на обратную перемотку, не вернула в прошлое и не оберегла от того кошмара. Месть только отняла ещё чью-то жизнь. И Чифую считает, что этого несказанно мало. За всю боль, за испачканную кровью память те люди должны были заплатить большим. Когда неподалёку останавливается знакомая чёрная BMW, Чифую оживляется, а Эдвард покорно ложится у его ног, настороженно разглядывая человека, выглядывающего из машины. Опустив стекло, Коконой без слов подзывает Мацуно к себе, рукой указывая на соседнее кресло. – Эдвард испачкает вам сидение, – вежливо говорит Чифую, подойдя к автомобилю. – Да что ты, – детектив натягивает уголок губ. – Этот салон, знаешь ли, многое уже повидал, ты своей псиной его не удивишь, запрыгивай. Галантно открыв заднюю дверь, Чифую впускает Эдварда в салон, а сам огибает автомобиль и усаживается на переднее сидение. Пёс просовывает любопытную морду между плечами курсанта и детектива, заглядывая в лицо то одному, то другому; обнюхивает разделяющую панель, облизывает край коконоевской рубашки. Коко нервно ерзает, отодвигая заинтересованное в нем животное двумя пальцами от себя, и хмуро поглядывает на Чифую. – Он меня сожрать решил? – Вы просто ему нравитесь, – безразлично отвечает Мацуно. Один человек в ту ночь всё-таки умер. Хаджиме с каждым разом меньше и меньше узнает курсанта Мацуно. Чифую тускнеет ежесекундно, Чифую уже похож на выцветшую старенькую фотографию. Черно-белую, и голубые глаза теперь схожи больше с серым пасмурным небом. – Я знаю всё, – сухо начинает детектив, протягивая курсанту открытую пачку сигарет. – Понял уже, – не менее многословно отвечает Мацуно, вытянув одну и зажав между губами. – Баджи-сану расскажете? – А ты? Чифую нахмуренно выглядывает из-под смоляных прядей, щелкая зажигалкой и закуривая. – Я спросил первый. – Не расскажу, – сквозь добрый смешок кивает детектив. – Я понял, что кто-то из погибших заказал Ханагаки, Ханемию и… Ну, ты понял. Чифую кивает, опустошенно вперившись куда-то вниз. – Как? – Да… прочитал кое-где, – дёргает бровью детектив, отворачиваясь к окну. – Больше интересует, откуда ты про это узнал. – Спросите у Сейшу, – хмыкает Мацуно, выдыхая дым. Хаджиме чуть не вздрагивает, услышав имя доктора, переводит на Чифую встревоженный взгляд и словно читает на его ироничном лице ответы на все возникающие вопросы. По парню с длинными косами было понятно, что он тоже член организации, только кто он, – Изана, Какучё или обладатель других написанных имён – Коко не знает. Сейшу был в курсе всех заказчиков, именно он предложил избавиться от нужного, названного «самым частым» в записях. Значит, возможно, он подтолкнул Чифую на это. – Почему тебя? – детектив вслух заканчивает свои мысли. – Сейшу меня по-настоящему понял, – твёрдо говорит Мацуно. – То есть, ты давно был в курсе его дел, и не сказал ничего мне и Баджи? – Потому что я его понял тоже. Коко буквально оседает. Все происходящее больше напоминает дешёвый фильм, со смазанным глупым сюжетом и, как правило, несчастливым финалом. Сложить и представить сложно: кто есть кто? Где плохая сторона, а где сторона закона, Коконой тоже перестал уже понимать. Узнав правду о Сейшу, он даже задумываться не стал о том, чтобы отречься от него и бросить. Тут никаких решений не требовалось взвешивать и принимать. Он боролся бы за свободу доктора, даже если бы тот положил десяток человек. Стоит ли думать о Чифую так же? Мацуно, своим юношеским, почти детским лицом, крошечным телосложением и умилительными манерами, никогда не вызвал бы и самую ничтожную мысль о том, что он способен на убийство. Жестокость и мстительность рядом с ним неуместны. По крайней мере, так думал детектив раньше. И Баджи, как он уверен, до сих пор считает так же. – За всем стоял Кисаки, но ни я, ни Сейшу, ни… – Чифую вовремя останавливается, чтобы не назвать имя Рана. – Никто не знает его мотивов. – И ты даже не спросил? – не понимает Коко. У Чифую его вопрос вызывает короткий нервный смешок: – Как-то не до этого было, Хаджиме-сан. Действительно, Хаджиме не знает, что Чифую чувствовал тогда, что чувствовал Сейшу тринадцатого сентября и три года до. Отдаленно не представляет, не может и предположить. Как эта мысль попадает в голову, как превращается в навязчивое желание, а затем и в жажду. – В офисе с тобой был Изана? – спрашивает Коко, готовясь завершать разговор, потому что ничего более подробного от Чифую услышать он не рассчитывает, да и после новых подробностей о Сейшу, нет ни сил, ни желания. – Нет, и не спрашивайте об этом, я имею права ничего вам не говорить, – решительно заявляет Мацуно. – Они не убийцы, они не желают никому плохого. – Себя слышишь-то? – Работа есть работа, – поджимает губы Чифую. – Убивать, по-твоему, работа? – Коко смотрит на него, как на глупого несуразного мальчонку, уверяющего, что Земля плоская, или что чисел меньше нуля не существует. Слов для ответа у Мацуно не находится совсем, от отворачивается в другую сторону, попутно выбрасывая дотлевшую сигарету. Убийцами он их не считает. Исполнители – единственное подходящее определение. Они не отвечают за выбор людей, на которых падает Возмездие ровно так же, как и не знают уместно и справедливо ли оно. – Их все равно найдут и закроют. Всех, – уверяет детектив, разбавляя тон серьёзностью. – Поэтому, мой совет — надейся на то, чтобы тот мужик, который был с тобой в офисе, оказался таким же упрямым дебилом, как ты, и не выдал твоё имя полиции при первом же допросе, – Чифую замирает, вслушиваясь в непрошеное наставление. – А допрашивать его буду я, сто процентов. О видеозаписях и фотороботах я позабочусь, через них тебя не найдут точно, не хочу расстраивать Кейске. Чифую опустошённо хлопает глазами, не обращая внимания на пса, бодающего его плечо с заднего сидения. – Поговори с ним, – раздраженно бросает детектив, заводя машину. – Он, блять, переживает.***
Чифую возвращается в квартиру, наверное, только через час после того, как детектив уезжает с его двора. Нужно было многое обдумать, и Мацуно вообще больше не знает, во что верить и за каким ориентиром следовать. Все перемешалось, все спуталось. В гостиной шумит телевизор, но признаки жизни, звуки, неразборчивый шорох доносятся из спальни. Баджи не ходит в больницу, не получает должного лечения, капельниц и уколов. Баджи принимает какие-то таблетки дома. Одни из них вынуждают его спать по пятнадцать часов в сутки, другие наоборот — отнимают сон и покой. Кейске без перерыва бродит по квартире, переставляя предметы и мебель с места на место, лишь бы занять себя чем-нибудь, лишь бы отвлечь от боли и не менее убитого вида Чифую. События двадцать восьмого сентября перенесли их в другую жизнь. Чифую больше не подбегает сзади, в попытках создать эффект неожиданности, и не набрасывается объятиями, запрыгивая комиссару на спину; не подлезает под руку, словно маленький котёнок за лаской, когда они ложатся спать; не трещит по несколько часов о совместимости их имён и знаков зодиака; не просит помочь с домашним заданием. Чифую часто уходит из дома, оставаясь в одиночестве, или запирается на балконе с пачкой сигарет, а Баджи уже и не сопротивляется его вредной привычке. Баджи больше не кусает по утрам за плечи и шею; не притягивает к себе, не желая выпускать из объятий в академию; не целует в лоб, не ловит на кухне, чтобы отнести на руках к дивану для просмотра фильма или сериала. Баджи хмуро провожает взглядом тень Чифую на балкон и обратно в спальню, до входной двери, когда парень уходит, и от неё, когда возвращается домой. Они больше не делят ничего пополам. Недосказанность съедает чувства. Оба понимали это еще при одном из разговоров на кухне, в сентябре, после смерти Казуторы. «Ты многое не знаешь, – значит, и не должен», – Чифую помнит каждое словечко, ставит их на повтор в проигрывателе мыслей. Мацуно хотел бы сказать то же самое сейчас и ему. Чифую облокачивается на дверной косяк, наблюдая, как Кейске в полумраке судорожно переносит книги и журналы из одного шкафа в другой. Баджи сам в своих действиях явно смысла не видит, но состояние, боль и гребаная квартира с молчаливым Чифую сводят его с ума. – Баджи-сан, – тихо зовёт Мацуно, вынуждая Кейске вздрогнуть на месте и еле слышно зашипеть от резкости движений. – Я погулял с Эдвардом. Три с половиной часа. Чифую выгуливал собаку три с половиной часа. Баджи думает, что за это время можно было бы выгулять целый собачий приют, при условии того, что маршрут прогулки вёл бы на другой конец Токио. Баджи волновался, страшно волновался, но виду он ни за что не подаст, потому что Мацуно не воспримет это. Мацуно ничего не воспринимает в последнее время, ответ на все вопросы один: «не переживайте, со мной все хорошо». И Кейске пытать его уже устал. – Понял, – сухо отвечает брюнет, сгребая в охапку постельное белье с кровати. Проносится мимо Чифую, в ванну. Мацуно слышит только грохот оттуда. Каждое резкое движение Баджи выдаёт его раздражение, даже самый крошечный взгляд карих глаз демонстрирует злость и недовольство. Неправильно так. Чифую безусловно рад. Несказанно рад тому, что с Баджи все хорошо, что он медленно, но уверенно, идёт на поправку, что есть возможность хоть иногда взять его за руку, посидеть рядом, просто видеть его живого. Но было неправильно со стороны Баджи – не просвещать Чифую ни во что из своего прошлого, позволив этому вылиться в покушение, пулю в груди и реанимацию. Чифую думает, что если бы Кейске поделился этим раньше, то у них получилось бы избежать, получилось бы уцелеть и все решить, не пришлось бы страдать, болеть и брать в руки пистолет. Отдаляться друг от друга с каждым днём — тоже неправильно. Здесь никакая реанимация не поможет, не позвонишь в такой ситуации детективу, не попросишь приехать, а детектив не привезёт доктора, который сказал бы: «Ваши отношения живы, пульс есть». Чифую на негнущихся ногах бредёт к ванной комнате, сталкиваясь с выходящим из неё мужчиной, и накрепко сцепляя свои руки вокруг его торса. Баджи от его жеста еле заметно растерялся, Мацуно давно так не делал, не обнимал внезапно, резко и крепко. Но сопротивляться и отгонять его от себя Кейске не торопится. Зарывается ладонью в чёрные блестящие волосы и сильнее прижимает к груди. – Все в порядке, Чифу. Кейске не знает, зачем говорит это, но чувствует, что курсанту сейчас это было нужно. – Баджи-сан, можно кое-что спросить? – произнесённые слова настолько напрягают связки, что в горле появляется давящий ком, проглотить который не получается, кажется, что хлынут слёзы. – Конечно, – по-доброму отзывается растаявший от его жеста Кейске. «Могу ли я сохранить кое-что в тайне? Могу ли поступить так же, как поступили когда-то вы? Вы не откажетесь от меня, узнав, что я сделал? Не осудите ли, если я раскрою вам один секрет?» – и ещё около сотни похожих вопросов сейчас крутятся в голове Чифую. Но нет, он не решается, и никогда не решится, пусть хоть десять лет пройдёт. Чифую не хочет говорить об этом, не хочет, чтобы Баджи-сан знал. «Многое не знаешь – значит, и не должен», – пусть это будет их общим правилом. – Завтра выходной, сходим куда-нибудь? – вместо всех продуманных вопросов, говорит Чифую. – И все? – улыбается Баджи, немного наклоняя голову и заглядывая в растерянное личико курсанта. – Я себе уже серьезного накрутить успел. Конечно, поедем. – Хочу сахарной ваты, – перенимает его улыбку Чифую. – На двоих? – Пополам, – ещё шире улыбается Мацуно. Из кухни, скребя по полу длинными когтями, мчится отчего-то счастливый Эдвард, мигом вклиниваясь между ними и отбивая Чифую у Баджи. Кейске с улыбкой наблюдает за тем, как пёс, поднявшись на задние лапы, пытается лизнуть Чифую в лицо. Так по-домашнему, уютно, и в раненной груди разливается необычное тепло. – Он меня любит, – с улыбкой хвастается Мацуно, проглаживая присевшую на пол собаку по чёрной шерсти, и опустившись рядом с ней. Кейске осторожно садится рядом, укладывая свою ладонь на руку Чифую, и в такт его движениям, проводя по голове Эдварда вместе. – И я тебя люблю, Чифу.