Merci, mon frère

      Следующие несколько дней проходят не так уж и плохо. Отец работает и его почти не замечаешь, что очень хорошо. У Чуи всегда были сложные отношения с отцом. Он его любил, но до определённого момента. До усыновления Осаму всё было хорошо. Фудо, Кумико и Чуя — счастливая семья. Точнее, она была ею. После появления Дазая всё пошло вверх дном. Не сразу, конечно. Отец стал выпивать после нескольких месяцев. Точную причину дети не знают, но что-то подсказывает рыжику, что это определённо связано с работой. Хотя, это всего лишь предположение, которое возникло в голове Чуи случайно, так, из ниоткуда.       Мать реагировала на постоянное пьяное состояние своего мужа негативно, из-за чего пошли эти отвратительные ссоры. Женщина старалась не срываться первое время, но, как вы понимаете, всё пошло по наклонной. В один вечер она не выдержала и закричала на мужчину. «Да когда же это уже прекратится?! Ты мне надоел! Изо дня в день одно и то же! Ты когда-нибудь выйдешь из своего похмелья, а?! Фудо, ты отвратителен!» — вот, что она вопила сквозь слёзы.       Ошибка-ошибка-ошибка. Потому что затем последовал удар. Он казался оглушительно громким. Мужчина ударил Кумико тяжёлым кулаком о щёку. Его глаза были разъярёнными, как у зверя, наливались красным цветом. А после крик, но уже не мольба, а больной, отчаянный вопль.       Щека женщины, по которой уже катились холодные слёзы, в момент стала красной. Это был первый раз, когда соседи вызвали полицию. Но что до сих пор остаётся загадкой — почему полицейские не забрали детей? Да, их не было дома по причине того, что они гуляли. Но госслужащие в любом случае должны были быть осведомлены о наличии детей. Неужели их никто не предупредил? Ладно, оставим этот вопрос.       Дни, как уже упомянули раннее, и вправду были неплохими. За исключением пятницы. Дело было так… Утро начиналось хорошо. Птицы запевали свои задорные песни, кружась над деревьями и домами в своём радостном, плавном полёте. Листья многолетних клёнов и дубов, молодых кипарисов и туй слегка колыхались на ветру.       На небе было множество белых облаков, на которые хотелось забраться, как на подушку, и полежать, побегать, попрыгать. Солнце то освещало серые дома, то уходило за те самые облачка. Люди наполняли улицы города, а машины уже во всю разъезжали по трассам. В кровати спят двое мальчишек, с которыми вы уже прекрасно знакомы. И первый, неудивительно, просыпается Накахара. Конечно же, от будильника. Бледная ручка тянется к нему и выключает. Сегодня последний день, а потом выходные, которые он ждал, казалось бы, вечность. Дазай начинает медленно, нехотя двигаться. В тот момент, как Чуя видит красный лоб Осаму, последний только открывает глаза. Рыжик прикладывает к его лбу тыльной стороной ладонь, как бы измеряя температуру. И тут он понимает, что тот весь пылает. — Осаму, насколько плохо ты себя чувствуешь? — беспокоясь, спрашивает Накахара. Его голубые, как океан, глаза смотрят с сожалением. — Плохо, вставать не хочется, — еле произносит шатен. — Ты весь горишь! — обращаясь к больному, сказал старший, вставая с кровати.       В ответ Дазай ничего не ответил, лишь покашлял. Взглядом он наблюдал за братом, который быстро вышел из комнаты. Осаму не особо слышал, что тот делал. Максимум, что ему удалось услышать это то, как Чуя сказал матери: «Мама, он весь горячий!». По звукам было понятно, что Кумико начала искать какие-то таблетки и градусник. Обратно в комнату Накахара зашёл с женщиной. — Давай, Осаму, ручку вот так и держи, через пять минут приду и проверю, — сказала она, засовывая градусник и кладя правильно ручку малыша.       Кумико не была плохой матерью, нет. Возможно, такое ощущение может создаться из-за того, что в их доме постоянно можно слышать крики, но это мнение чуть-чуть ошибочно. В отличие от отца она старается заботиться о детях. Да, не всегда это получается. Уже не секрет то, что у неё вспыльчивый характер. И мать может с лёгкостью разозлиться. В такие моменты к ней лучше не лезть лишний раз. Но даже несмотря на всё это, Кумико старается, а это уже хоть чуточку радует. И если бы кому-нибудь из детей предложили выбор: мать или отец, они бы выбрали мать. Хотя у той всё равно есть множество минусов. Начиная от слишком частой перемены настроения, заканчивая вредными привычками по типу сигарет и алкоголя.       Пока Дазай лежал и ждал истечения пяти минут, Чуя ушёл завтракать, как никак, мальчику сегодня в школу. Осаму смотрел в потолок и думал о том, как же он не хочет оставаться сегодня дома. Он бы с радостью отправился в садик, но только бы не здесь. Спросите, а в чём же причина такого ярого желания быть вне квартиры? А она проста. У Фудо сегодня выходной. А выходной для отца - это алкоголь, сигареты, крики. Мальчик не любил эти дни всем сердцем. И ладно, если он с Накахарой. Обычно вдвоём легче, потому что они уходят гулять или же всячески занимают друг друга. А когда ты один — это намного сложнее. Шатену скучно одному, но это не самая главная проблема. Основная дилемма — Фудо зайдёт в комнату, а это всегда заканчивается плохо. Он бьёт детей, но ему никогда не удавалось ударить Дазая, чего тот в свою очередь безумно боится. А что будет, если это произойдёт? Точно ничего хорошего.       За этими раздумьями и проходят пять минут. Кумико вернулась, как и говорила. Она подошла к мальчику, взяла градусник и посмотрела на него. На приборе блестящая ртутная полоса доходило до отметки тридцать восемь и три. Приехали. И когда он мог успеть заболеть? Лето, август, а он свалился с простудой. Прекрасно, Осаму, просто блеск. Из этого можно сделать очевидный вывод — сегодня он останется дома. То, чего он так не хотел, сбылось. Но если смотреть на эту ситуацию с другой стороны, то всё не так уж и скверно. До четырёх вечера не должно произойти что-то плохое. По крайней мере, именно так рассуждает Дазай. — Так, Осаму, в садик ты сегодня не пойдёшь. Я предупрежу об этом твою воспитательницу, — сказала мать, а после спросила. — У тебя горло болит? — Да, немного, — хрипло ответил ей Осаму. — Сейчас я принесу таблетки, и ты их выпьешь, — сказала женщина, снова уходя.       Через минуты две она вернулась уже с таблетками, спреем и стаканом воды. Кумико поставила лекарства и стакан на тумбочку, а спрей взяла в руки, предварительно немного взболтав. Женщина приподняла голову мальчика. — Открой рот и чуть высунь язык. Да, вот так.       Она распылила микстуру в полость рта два раза, после чего Дазай закрыл рот. Спрей должен был ослабить боль в горле. Сам он был не особо уж и вкусный. Если честно, Осаму хотелось это выплюнуть, но он решил молча принять его. А ведь бывают же вкусные лекарства. Например, со вкусом клубники или апельсина. В особенности шатен любил те таблетки со вкусом малины, которые нужно было рассасывать. Иногда он даже брал их без спроса и ел, настолько они ему нравились. Чуя, кстати, тоже был любителем поесть эти таблетки, но вскоре их раскрыли и пришлось ой как несладко.       Мама была зла, что те едят лекарства просто так. Во-первых, это им не конфеты, во-вторых, дети могли бы навредить своему здоровью. С тех пор они старались не есть вкусные таблетки просто так, но всё равно позволяли себе это.       Дазай лежал в постели и думал, чем же он сегодня займётся, но его раздумья прервал Чуя, зашедший в комнату. — Осаму, всё хорошо? Тебе не сильно плохо? Мама сказала, что у тебя температура тридцать восемь! — беспокойным тоном допрашивал больного Накахара. — Мне настолько плохо, что я сейчас усну! Я чувствую себя таким слабым, как будто бы пробежал целый марафон, а на деле я даже с кровати не вставал! Быть больным — это так плохо! — возмущался и жаловался младший. — Я уверен, что ты сегодня и завтра полежишь, отдохнёшь, примешь лекарства и выздоровеешь! Вот увидишь! Я обещаю, что именно так и будет, — рыжик, тем временем, уже успел открыть шкаф и начал одеваться в школу. — Будь по-твоему.       Вскоре Накахара ушёл в школу, и Дазай остался один. Чтобы хоть как-то занять себя, он, наконец, встал с постели, со стола взял книгу «Маленький принц» и начал читать. Мальчик читал небыстро, пытаясь осмысливать каждую страницу. История завлекла Осаму с головой. Около полутора-двух часов он непрерывно читал и читал. Также шатену нравились картинки, что были в книге. Для себя он в голове отметил, что хочет их перерисовать.       После прочтения ребёнка одолела усталость, и он заснул.

***

      Прозрачная вода светится в ярких лучах солнца, поблёскивая. Из-за лёгкого ветра создаётся совсем слабое течение. Водоём окружают камыши и большие камни. Это озеро находится посреди многолетних дубов, высоких сосен и пышных елей. Высоко среди верхушек деревьев летают птицы, кружась в танце и вырисовывая различные узоры. А вот с ветки на ветку перепрыгивает белочка, виляя своим пушистым, рыжим хвостом. Где-то проглядывалось голубое, как море, небо. Вид получался и в правду красивым, как и девушка, которая сидела на берегу водоёма. Одной рукой она облокачивалась на камень, а другой трогала свои изящные, слегка волнистые русые волосы. Незнакомка была одета в лёгкое зелёное платье, которое, скорее всего, доходило ей только до колен. У неё была прекрасная фигура, светлый тон кожи, тонкие пальцы и худые ноги. Мальчику стало интересно, кто же она? Он прошёл по тропинке чуть ближе к ней. И даже услышав звук, незнакомка сидела неподвижно. Дазай сел на камушек рядом с ней и робко, будто бы боясь напугать девушку, спросил: — Привет, а как тебя зовут?       В ответ лишь молчание. Тогда Осаму спросил ещё раз, но реакции снова не последовало. Он затих. Эта тишина продолжалась на протяжении двух минут, как вдруг она встала и села на корточки напротив мальчика. Теперь можно было увидеть её прекрасные голубые глаза, розоватые губы, веснушки. А ещё совсем еле видную улыбку. Незнакомка взяла его руки в свои и наконец прервала тишину, вымолвив: — Тебя же Осаму зовут, верно? — Шатен кивнул. — Прекрасное имя… — А тебя? Как тебя зовут? — озорно спросил Дазай.       Но девушка снова замолчала. Улыбка испарилась с её лица, и она встала. Осаму обидело то, что та совсем не хочет отвечать на его вопросы. Он демонстративно отвернулся, надул щёки и скрестил руки. Поняв, что реакции не будет, он повернулся обратно. Вот только теперь перед ним стояла не незнакомка, а Чуя. Только он был какой-то другой… Чуть выше, форма лица стала острее, и тогда мальчик понял. Это был Накахара, только более взрослый Накахара. На нём была белая рубашка, чёрное пальто, такого же цвета брюки и шляпа. А ещё очки. Дазай не думая побежал к нему и обнял. — Чуя, это ты?! Тебя прямо не узнать! Ты такой красивый! — прижимаясь к животу парня, восхищался шатен.       Но рыжик молчал. На его лице не было ни одной эмоции. Его глаза смотрели куда-то вдаль, как будто он был роботом. — Чуя, ну ответь хотя бы ты мне! Почему вы все молчите?!       И в этот момент старший отталкивает младшего и идёт прямиком в озеро. Осаму уже совсем не понимает, что здесь происходит. Сначала какая-то девушка, которая сказала лишь то, что Осаму — красивое имя. Потом второй Накахара, который странно себя ведёт и молчит. Что здесь творится?! Шатен хотел побежать за Чуей, но тот был уже по колено в воде. И тогда Дазай испугался. Он не понял, чего именно, но мальчик отбежал от воды и, споткнувшись о камень, упал. Его маленькие, бледные руки схватились за каштановые локоны. К тому моменту Накахара был уже по грудь в воде. — Чуя, остановись! — закричал мальчик, что было сил. Правда, его просьба осталась незамеченной. Парень продолжил идти. Когда вода дошла до головы, тот неожиданно остановился и повернулся лицом к Осаму. — Открой дверь. Я что сказал, Дазай?! Открой дверь! Сейчас же! — закричал Чуя.

***

— Я сказал открой дверь!       Мальчик резко встал и открыл глаза. Дыхание было неровное, а сердце колотилось сильно, как никогда. Очередной кошмар. Дазай повернул голову в правую сторону и понял, откуда доносился мужской крик. Создавалось ощущение, что дверь сейчас выбьют. Видимо её снова заклинило, и она не открывается. Отец. Только не это. Так-так-так, что же делать? Спрятаться? В шкаф? Надо попробовать, это будет уже больше, чем ничего. Осаму встаёт и в быстром темпе ищет ключ под кроватью. И как это обычно бывает в таких ситуациях, конечно же, вещь находится очень далеко и на её поиски уходит ещё больше времени. Рука щупает пол, надеясь почувствовать ключ. Нашёл. Дело за малым. Или же… О нет, дверь от шкафа не закрывается со внутренней стороны. Мальчик бросает обратно то, что так долго искал. Время тикает и его остаётся ещё меньше. Может быть спрятаться под стол? Нет, Фудо не настолько тупой, чтобы не найти его там. — Ты меня довёл! — снова доносится крик за входом в комнату, а после сильный удар о стену. Он открыл дверь.       Теперь шатен увидел его во всей красе. Щёки красные, глаза опухшие, а запах алкоголя изо рта настолько сильный, что чувствуется в другом конце помещения. Его ладони сжаты в кулаки, вены на руках набухли. Дазай забирается на постель и становится в угол. Отец подходит ближе. Тем временем пульс мальчика учащается ещё сильнее, а дышит он всё прерывистее. Мозг ребёнка затуманивается от получаемого в большом количестве адреналина. По всему телу проходит дрожь, зрачки расширяются. Осаму пытается убежать, но его схватывает сильная рука. — Попался, дружок. Ты знал, что запираться от родителей плохо? Нет? Видимо, в детском доме такому не учат, — и из его уст доносится злорадный смех. Слёзы начинают в быстром темпе бежать по щекам шатена. Он старается выбраться из хватки, но ничего, конечно же, не получается. — А знаешь что? Я ведь никогда не хотел второго ребёнка! Это она с Чуей хотели ещё одного! А мне что надо было сделать? Конечно, согласиться! Ведь Кумико не может больше иметь детей, а ей, видите ли, ребёночка захотелось! И приехали мы значит в детский дом, а там ты. У Чуи, помню, даже глаза заискрились, когда он тебя увидел! Ненавижу! Здесь тебе никто не рад! Ты жалкий, беспомощный, отвратительный Дазай Осаму, который никому не нужен, слышишь?! — шлепок о мягкую щёку мальчика прилетает в ту же секунду, как мужчина заканчивает говорить. — Пожалуйста, прекрати! Если вы не хотели брать, то зачем взяли?! — сквозь всхлипы и слёзы говорил Дазай.       Ещё один удар. Второй. Третий. От них у ребёнка сразу опухают щёки и подбородок. — Что же вы все такие плаксы и неженки?! Говоришь, почему взяли? Да потому, что это Чуя, чтобы чёрт его побрал, настоял! А, ну и Кумико, конечно, как же без неё! Вот, знаешь, я же не ухожу только из-за того, что вы же без меня не сможете! Ты думаешь вы на её зарплату проживёте? Нет, вы изголодаетесь на следующий день! Так что скажи спасибо на этом! — Запах перегара был настолько отвратительным, что шатену хотелось закрыть нос и уйти, желательно на метров пятьсот, но сделать он этого не мог. — Ну-ка, говори! — С-спасибо, — заикаясь, непонимающе говорил Осаму. — Что ты там шепчешь? Скажи, как следует! — Спасибо, папа, за то, что не уходишь! — изо всех сил закричал Дазай. — Я тебе не отец, запомни! — А затем следует ещё один удар. Для маленького ребёнка это было так, будто по нему прокатился мотоцикл. Боль растекалась по всему телу, заставляя зубы скрипеть, глаза жмуриться, ладони сжиматься в кулаки. — Хватит с тебя, — фыркнул тот, отбрасывая ребёнка на кровать. Фудо ушёл, хлопнув дверью.       Мальчик забился в угол и, прижав колени к лицу, он зарыдал ещё сильнее и громче. За что ему это всё? Неужели он заслужил такую жизнь? Шатен повернул голову, чтобы посмотреть время. Одиннадцать часов утра. Дазай открыл первый ящик тумбочки и достал зеркальце. И увидев своё отражение он испугался. Лицо было в пока ещё красных пятнах, которые потом превратятся в фиолетовые синяки. Губа была разбита, как и подбородок.

«Но если смотреть на эту ситуацию с другой стороны, то всё не так уж и скверно. До четырёх вечера не должно произойти что-то плохое. По крайней мере, именно так рассуждает Дазай.»

      Что-то плохо он рассуждал. В итоге всё произошло ужасным образом.

«Основная дилемма — Фудо зайдёт в комнату, а это всегда заканчивается плохо. Он бьёт детей, но ему никогда не удавалось ударить Дазая, чего тот в свою очередь безумно боится. А что будет, если это произойдёт? Точно ничего хорошего.»

      Вот отец и смог ударить ребёнка. Вышло, как и предугадывалось, отвратительно. Осаму положил зеркальце обратно, открыл второй ящик. Там хранились перекись водорода, ватные диски, йод и обезболивающее. Дазай вытащил всё это и поставил на тумбочку. На ватный диск он налил перекись, приложил сначала к губе, а после к подбородку. Стало неприятно жечь, но по сравнению с основной болью это цветочки. Позже он достал одну таблетку обезболивающего и выпил. Боль должна была хоть чуть-чуть стихнуть, а пока это не произошло, шатен свернулся клубочком и лёг, смотря в стену.       Холодные слёзы всё также бежали по щекам. Осаму думал о Чуе и том, как он ему расскажет об этом. Ему невероятно хотелось увидеть его сейчас. Он — его поддержка, опора, надежда. Хочется прижаться к Накахаре, чтобы почувствовать тепло его тела и понимание, что ты кому-то нужен. Дазай не знает, что бы он делала без брата. Шатен доверяет, любит и даже боготворит рыжика. Он для него всё.

***

— Осаму, я вернулся! — произнёс Чуя, входя в комнату. На его лице красовалась лёгкая улыбка.       Осаму лежал на кровати, отвёрнутым от Накахары, в позе эмбриона. Младший был по голову укрыт одеялом, так что старший не мог видеть его синяки. На голос Дазай никак не отреагировал, что было странно. Обычно, когда брат приходил со школы, он с радостью бежал в его объятья и начинал расспрашивать о том, как он провёл сегодняшний день.       Рыжик изогнул бровь, не понимая, что с братом не так. И эта назойливая тишина его пугала. Чуя бросил рюкзак рядом с письменным столом, а после сел на угол кровати. — Эй, малыш, что-то не так? — обеспокоенным голосом спрашивал старший, пытаясь опустить одеяло с головы шатена. Но младший не позволил этого сделать и накинул его обратно. Накахара прямо в школьной форме прилёг рядом с ним и обнял Осаму. В голове крутились разные мысли: от грустного конца сказки до самого страшного — отца. Последний вариант он максимально старался выкинуть из головы. — Осаму, открой личико, пожалуйста, — на эту просьбу Дазай повернулся к брату, прижался к нему и заплакал. Он снова и снова вспоминал эти события. — Ну же, не плачь, просто расскажи, что случилось, хорошо? А мы вместе справимся с этой проблемой.       И наконец шатен открывает своё лицо взору Чуи. Глаза того расширяются от ужаса, который он видит. Фиолетовые синяки на щеках и запястьях (на запястьях он увидел благодаря тому, что Дазай держался руками за голову), разбитая губа и подбородок. В голове раз за разом проносилось: «Не успел, не защитил, не смог». Накахара понимал, что в этой ситуации он не виновен, но статус «старший брат» давал о себе знать. — О боже… — единственное, что смог вымолвить тот. — Фудо... Он… он зашёл ко мне в комнату и… и побежал за мной, — сквозь всхлипы и кашель выдавливал Осаму. — Я пытался увернуться, но он схватил меня. А потом начал бить… Он говорил что-то про то, что я приёмный и никто мне здесь не рад, и я беспомощный, отвратительный Дазай Осаму, и он не хотел никогда ещё одного ребёнка… — Продолжать говорить мальчик не мог. Ему до глубины души больно это вспоминать. У других детей есть хорошие родители, и они их любят. Эти ребята знают, что они нужны им. А у Дазая нет этого. Когда он уходил из детского дома, все поздравляли его, и шатен им улыбался. Может быть, было бы лучше, если бы он остался там? Нет, определённо нет. Но и здесь находиться было сложно.       Чуя прижал младшего к себе ещё ближе. Он не знал, какими словами ему помочь, поэтому он действовал физически. Смотреть на это было тоже своенравным испытанием. Глядеть на то, как твой брат плачет и понимать, что ты ничем не можешь помочь — отвратительное чувство. Накахара и сам ещё ребёнок. И порой он не может успокоить себя, а тут нужно утешить другого человека. — Не смотри на меня так долго. Я теперь такой некрасивый! — рыдая, вымолвил Дазай. — Не смей говорить так, солнце, прошу. Синяки пройдут... А хочешь, мы их замажем, раз уж они тебе так не нравятся? Для меня ты всегда красив, малыш. Давай, вставай, — подбадривая, говорил Чуя. Он медленно, аккуратно поднял брата и посадил. Из второго ящика он достал тюбик тонального крема. Выдавив немного себе на палец, старший стал растушёвывать содержимое, двигаясь от центра лица к периферии. — Так, ну вот и всё! Давай, успокаивайся, — кротко целуя в носик, говорил Накахара. — Чуя, а это правда, что я никому не нужен? — от слёз потихоньку оставались лишь всхлипы. — Ну, что ты. Ты нужен мне, понимаешь? Я никогда, слышишь, никогда тебя не оставлю. Мы всегда будем вместе, ты не останешься один, — всё также обнимая, обещал старший. — Больше не говори так, прошу. — Хорошо, — целуя брата в щёку, отвечал Осаму, на что Чуя издал кроткий смешок.       Накахара встал с постели и наконец-то переоделся из школьной формы в пижаму. В голове он переосмысливал всё, что сказал шатен. И информация, к его сожалению, была отвратительной. Он всегда знал, что не сможет постоянно оберегать и прятать младшего, знал, но не был готов к этому. Сильное чувство вины, из-за которого было сложно собрать все мысли воедино, давило. В голове как будто бы произошло помутнение, а разум всё твердил: «Виноват, виноват, виноват».       Его взгляд метнулся на Осаму, который взял в руки книгу и начал читать её, то и дело шмыгая носом и кашляя. Чуя в этот момент понял, что не хочет видеть слёзы на лице брата. Он хочет смотреть на его широкую и лучезарную улыбку, горящие глаза. Это выглядит намного прекрасней, чем холодные слёзы и подрагивающие губы. Но, увы, он не суперчеловек, чтобы избавить Дазая от всего плохого. Он простой десятилетний мальчик, которому пришлось рано повзрослеть. — Чуя, а ты поможешь мне перерисовать одну картинку из книги? — сквозь мысли услышал рыжик. — Конечно, показывай, — отвечал Чуя.       Осаму показал то, что хотел нарисовать, и Накахара начал доставать всё, что им нужно — кисточки, краски, простые карандаши. На иллюстрации стоял маленький золотоволосый мальчик в зелёном плаще, белой рубашке и такого же цвета штанах, жёлтом поясе и в чёрных ботинках. Так, за рисованием, они провели последующий час, а окончательный результат получился не хуже, чем в книге.