you can live. you can be here.

      — Яги, что это значит?       Он вздрогнул. Сглотнул и медленно повернулся. Ох, он очень хорошо знал этот сдержанно-серьезный тон, все в школе его знали — это означало, что Айзава в крайней степени недоволен. И то, что он показательно обращался к нему по фамилии без уже ставшей нормой для их общения фамильярности, это только подтверждало.        Тошинори попал по-крупному.       Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Айзава должен был догадаться, откуда каждое утро у него на столе появляется стакан с его любимым кофе, иногда не один, а с какой-нибудь сладкой добавкой («Слышал, шоколад полезен для мозга! Почему я об этом заговорил? Ой, кажется, мне надо бежать»), почему стикеры на рабочем столе подмигивают умильными кошачьими мордочками, а стопки домашних работ с каждым разом становятся все меньше и меньше, давая дополнительные минуты покоя его многострадальным глазам и возможность забраться в любимый спальник раньше обычного.       Тошинори понимал, что в какой-то момент отнюдь не глупый классный учитель 1-А сообразит, откуда дует ветер со всеми этими знаками внимания — казалось бы, незначительными, но в сумме складывающимися в одну конкретную картину. Ему ничего не будет стоить сложить два плюс два, чтобы получить ответ на главный вопрос — «по какой причине». И наконец понять, почему его, Тошинори, традиционные приступы неловкости и очаровательного, по словам Полночи, заикания случаются только, если в непосредственной близости есть Сотриголова. Почему рядом с ним ему становится тяжело дышать, так что приходится ослаблять узел галстука и оттягивать пальцами становящийся вмиг таким тугим ворот рубашки — хоть окна настежь открывай. И нет, это не потому, что у него со здоровьем проблемы, хотя спасибо, что вы спросили. И спасибо в кои-то веки его адскому цветку на бочине — из него вышло отличное прикрытие. Догадается, почему рядом со всегда кажущимся идеальным даже в своей простоте Айзавой — будь у него распущены волосы или убраны в так излюбленный им хвост — чудится, что свои собственные топорщатся до отчаяния смешно, и так и тянет их усмирить, а когда это не удается — убежать в туалетную комнату, чтобы спрятаться с головой под холодной струей, словно это может привести в порядок его если не волосы, то хотя бы мысли.       Тошинори знал: однажды его выведут на чистую воду, и ему придется встать лицом к лицу с последствием своих действий и… чувств. Но он никак не ожидал, что лицо это будет настолько недовольным, что все остатки его внутренностей сожмутся в комок, запечатав даже не вырвавшийся изо рта привычный сгусток крови.       Он снова инстинктивно сглотнул, хоть в горле не было и намека на спасительную влагу — только испуганно дернулся кадык на шее. Это был конец.       — Шо… Айзава-кун, я… позволь я все объясню, — Тошинори покачал руками в усмиряющем жесте, точно не с коллегой разговаривал, а старался приручить дикого кота. Хотя…       — Ты думаешь, что этому есть достойное объяснение? — Айзава как завороженный проследил глазами за движениями чужих ладоней и многозначительно хмыкнул. У Яги от этого холодок по спине пробежал. Он был обречен, ему не оставляли ни малейшего пути для капитуляции. — Что ж, хорошо, попробуй, — учитель взмахнул листком бумаги и практически ткнул им в лицо сгорбившегося над ним бывшего героя номер один. — Я слушаю.       Послышалось многозначительное «эээ…», и затем из-за листа показалось растерянное лицо Тошинори.       — Мы о чем сейчас? — он уже не был уверен. Ни в чем не был уверен.       — О сочинении Мидории, конечно! Как ты мог поставить ему высшую оценку? Ты вообще учитель или только прикидываешься? И убери руку от кармана — я уже сотни раз видел твой самоучитель для чайников. Ответа на данную ситуацию там все равно нет, я проверял, — Айзава глубоко вздохнул и прикрыл ладонью лицо. Хотелось бы сказать, что уставшее, но нет — благодаря тому, что кто-то (как будто он не знал кто) из раза в раз проверял большую часть его домашних работ, со сном у него проблем в последнее время не было. Появлялись проблемы другого рода.       Он еще закрывал глаза на то, когда Всемогущий оставлял вдохновленные подмигивающие смайлики на полях работ — руководимый каким-то, видимо, внутренним порывом необходимости выражения поддержки ученикам. Он смирялся, скрипя зубами, когда тот пропускал банальнейшие ошибки — окей, когда спасаешь мир, не до грамматики с пунктуацией, есть демоны похлеще — и просто поправлял их следом за ним. Работу он ему и так, и так упрощал — и на том спасибо. Но поставить Мидории высший бал за безусловно слабое сочинение «каким героем ты хочешь стать?»  — это было выше его сил! «Хочу быть самым крутым и спасать всех с улыбкой на лице» — право слово, что это такое?!       — Мне показалось, у него потенциал, — неловко промямлил Тошинори, привычно покачиваясь на пятках, чтобы чуточку отстраниться от Айзавы и не вторгаться в его личное пространство — тот всегда подходил непозволительно близко. Так что Яги мог чувствовать запах его шампуня, смешанный с нотками мела, старого пергамента и пота от плотного костюма — слишком сильный коктейль для его страдающих души и либидо.       — Тебе это показалось еще за полгода до его поступления, от того мы вот это сейчас и обсуждаем, — он снова потряс в воздухе многострадальным листом. На мгновение мелькнул застывший в уголке показывающий большой палец смайлик с широченной улыбкой. Тошинори зацепился за него взглядом, следуя им как маятником туда-обратно, и Айзава вторил движению его глаз, останавливаясь и разворачивая работу к себе. Посмотрел на эту задорную рожицу, о чем-то подумал и снова выдохнул.       — Ладно, проехали. Но… заканчивай с этим. Они должны учиться на своих ошибках, а для этого мы должны указывать им на них, иначе в обучении не будет никакого толка, — он окинул оценивающим взглядом растерянного учителя-самоучку, а затем развернулся на пятках и направился обратно по коридору. Однако, не дойдя пары шагов до поворота, остановился и, не оборачиваясь, окликнул героя.       — Тошинори!       Тот вскинул голову, откликаясь на снова вернувшееся в обиход фамильярное обращение.       — Просто, чтобы уточнить. Когда я говорил «заканчивай», я имел ввиду, — он помахал в воздухе уже порядком помятым сочинением, — только твоего протеже. Все же остальное… продолжай.       И поспешил в сторону кабинетов до того момента, как Яги осознает, что он был смущен, произнося это.       Но у застывшего в коридоре блондина были в тот момент другие осознания. Первое — Айзава все-таки все понял. Второе — он еще не добрался до остальных сочинений. Потому что на фоне прочих ответов учеников: «Тем, кого все боятся», «За кем бегает гарем девушек» и «Непробиваемым!» — у Изуку и правда был шедевр.