Постучись ко мне

Если и было что-то в жизни Банни постояннее, чем диета, так это безответная и беззаветная любовь к Китти Верано. Конечно, поначалу с солнечным зайчиком было просто приятно делиться игрушками и вместе хохотать над коренастыми альфами, отбиваясь от особо резвых и обидчивых лопатками. Воздушный, улыбчивый и веселый Китти трещал без умолку, решал простецкие задачки, читал без всяких «бэ» и «мэ», а еще до жути любил своего дядю и того самого красивого омегу. Настолько красивого, что порой, чаще всего перед сном, Банни всерьез задумывался, кого полюбил раньше — Верано-младшего или Верано-старшего. Впрочем, уже где-то в средней школе желание всегда быть рядом с Китти — именно с Китти, а не с его опекуном-омегой, от одного взгляда на которого, правда, все еще перехватывало дыхание, но лишь по старой памяти — оформилось в навязчивую цель, ради которой он не жалел ни средств, ни времени. Надо было отвадить коренастого альфу, лезущего к Верано с поцелуями средь бела дня и делящегося клубничной мороженкой? Легко! Надо было зубрить ночами эту ебейшую, тупую математику, чтобы попасть с ним в одну школу? Не вопрос! Банни открыл в себе много талантов, одним из которых стало баранье упрямство. Надо было запереть сердце на замок, распрощаться с театром и посвятить себя архитектуре? Без проблем! Родители диву давались, когда он задницу на британский флаг рвал на каждой сессии, лишь бы не вылететь. Отпустило на курсе втором, когда стало понятно, что Китти даже намеков не понимает. Сколько раз его Банни зажимал по углам, сколько раз невзначай до талии дотрагивался, а тому хоть бы что — камень, гранит и итальянский мрамор в одном лице. Все попытки к нему подкатить Китти воспринимал в качестве ехидных подстебок. Подстебок, подумал тогда Банни. Будут тебе подстебки, гандон несчастный! Уродец недоделанный! Правильно, тебя родители, такого тупого, киданули! И пустился во все тяжкие. С одной стороны таких омег, как Банни, в чванливом Нью-Йорке — пруд пруди. С другой, каким-то невероятным образом все друг друга знают. Поэтому новые знакомства, как и новые дырки закончились быстро, а волчья тоска по идиоту-Китти, которому, как в каждом мусорном пакете крыса мерещилась, так и в каждом влюбленном, полном страсти взгляде Банни — желание его испепелить на месте, не проходила. Наоборот, становилась тоскливее и волчистее, а все омеги, появляющиеся в его постели и исчезающие на утро — блондинистее. А так хотелось… О, что порой Банни придумывал! И как трахнет его в кампусе, и как… Нет, от одной только мысли, что он мог бы — даже чисто теоретически! — трахнуть Верано, Банни сходил с ума, заедая стресс сельдереем. Да он и секунды с ним не продержался бы, обкончался бы, как прыщавый омежка в период своего полового созревания на заднем дворе школы в умелых руках преподавателя. И такое в жизни Банни было… Чего он только не делал, чтобы эту кису из своего сердца вытравить. Да и вообще, если так подумать, что бы Банни в своей жизни ни делал — все вокруг Китти крутилось. Или он его забывал, или он отчаянно его соблазнял. Порой хотелось связать, накачать, обездвижить. Банни все про омег знал, пользовался своим немаленьким членом получше некоторых осчастливленных природой кабачководов, Китти бы с ним так потек, так потек, защита от протечек в их туалете сработала бы. Останавливал, в основном, рост. Ни связать, ни скрутить, ни тем более обездвижить эту дылду он бы не сумел. С другой стороны, существовала же пара Сейсона Джетхема и Роза Уатлингтон-Хайтли: лысый альфа в половину роста своей омег… — Добрый вечер. Пакет нужен? — ленивый голос альфы-кассира с заплывшими от усталости рыбьими глазами спустил окрыленного несбыточными фантазиями Банни на землю. — Нет. Картой, — нахмурившись, будто бы потревоженный нерадивым слугой король, протянул зажатую меж двух пальцев кредитку. — Девять долларов и семьдесят пять центов. — Ага. Ну, вот кто в здравом уме такому альфе даст? Еще понятно Нейту Хаддаму, там хотя бы мордой вышел, родители постарались, правда мозгов нихрена, а самомнения дохуя, но, как говорится, природа любит равновесие. А этот? То ли дело омеги. Следят за собой, умываются, моются хотя бы каждый день. Господи, Банни уже был готов превознести альфу хотя бы за то, что тот принимает душ по утрам. Докатились. Что дальше? Не ссытся под себя — новый президент США? Фыркнув и схватив четыре стаканчика обезжиренного йогурта «без сахара», «без глютена» и, видимо, даже без этого самого йогурта, с одним воздухом внутри, Банни медленно, под грозный металл-рок начала нулевых, поплелся в кампус, представляя, каким Китти мог бы стать под ним покладистым. Он бы этого идиота лелеял. Холил. Цел… Пачка йогурта выскользнула из его пальцев. В кабриолете разодетый в непонятно что Китти Верано вздыхал в шею довольно скалящегося Нейта Хаддама.

***

Китти даже жалобливо мявкнул, стоило только Нейту его в лифт зашвырнуть, будто нашкодившего котенка. — Ты! — осатанелые глаза вперились в него прицелами снайперской винтовки. Ни грамма осознанности он в них не нашел. — О-о-о… Это был ты! Китти пошел против часовой, благо, у этих богачей даже лифт в себя легковушку мог вместить, а Нейт за ним, скалясь и едва сдерживаясь, чтобы на куски не порвать — картина маслом, канал «В мире животных», эпизод волк играется с будущим обедом. Или ужином? Китти совсем некстати вспомнил про тот злосчастный перчик и позеленел. — Ты! — Я, — согласился он, обняв себя за плечи и передвигаясь мелкими медленными шажками вдоль металлических блестящих стен. Главное, близко к альфе не подходить, иначе совсем рассудок можно потерять. — Ты был в том клубе! — Нейт зачем-то пригрозил ему пальцем. — Не я, — усиленно замотал головой Китти. — А кто? — сузил свои янтарные глазища Хаддам и замер на месте. — А… эм… — Ну? — Ну… — Верано, блядь! Лучше тебе правду сказать, ясно? У меня в детстве книжка была про тысяча и одну пытку в Османской импери... И тут Китти, зажмурившись от отчаяния, выпалил первое, что пришло ему на ум: — Это мой кузен!

***

Если так подумать — а Нейту это занятие порой доставляло наибольшее удовольствие — все сходилось. Во-первых, похожие феромоны. Не такой силы, конечно, но все-таки похожие. А он хоть и прогуливал уроки биологии, предпочитая скучным лабораторным занятиям практические, на живых макетах, так сказать, но жизнь-то жил в цивилизованном обществе. Тем более, моделька-то его доминантная, ладненькая, красивенькая. Он скосил глаза на теребящего подол платья Верано. А этот? Серый мышь. Благо, что ноги длиннющие и сам, как модель. Но «как» не значит «модель». Во-вторых, ну, благо, Всевышний по ночам спит, а то бы посмеялся: он, Нейт Хаддам, доминантный альфа, потомственный, чистокровный турок, ни одного курда в ДНК, одни Османы, и этот доходяжка. И дело даже не в том, что он сирота при живых родителях — какое вообще имел право отец так о нем выражаться? — а в том, что Китти был никаким. Воблой. Камбалой. Доской. Глазу не за что зацепиться, рукам негде пристроиться. Правда, талия у него такая… Нейт заценил. Тонюсенькая, ладненьк… тьфу! У его кузена, поди еще лучше. Он-то помнит. Там не омега — пожар! Доминантная, правда, а Нейт ненавидел больницы. Ну, ради модельки и укольчики можно потерпеть, и по аптекам в поисках нужной дозы побегать. — Высади меня тут, — пробубнил Китти. Недовольный какой! Посмотрите-ка! Его, значит, накормили, напоили, даже симит попробовать дали! Симит! Его папин симит! — Я тебя прям… — Тут тормози! — Верано аж ремень отстегнул и на ходу едва не попытался выпрыгнуть. — Э! Э! Шайтан! Подожди, куда, черт! — Выпусти! Выпусти! — безрезультатно дергал заблокированную дверь Китти. — Че ты так кипишуешь, Верано? — Выпусти! — огромные подкрашенные глазища с ресницами-опахалами вперились в Нейта со злобой. — Слово новое, что ли, выучил, — фыркнул Хаддам, поставив машину на паркинг и сложив руки на груди. — Ну? Китти только сильнее набычился. — Номер, — поманил ладошкой его альфа. — Чей? — отвращения в голосе Верано было не занимать. — Кузена твоего. — С чего бы это я его номером бы разбрасывался? — Разбрасываться — это давать каждому встречному, а мы с тобой такие партнеры, — Нейт демонстрировал чудеса растяжки: одну руку закинул на сидушку пассажира, второй любовно оглаживал руль. — Ближе альфы у тебя нет. Ну, не считая родственников, конечно. — Ой ли, — состроил ему гримасу Китти и деловито вздернул подбородок. — А за поцелуи ты так же будешь извиняться, как телефон просишь? — Во-первых, это был экспромт… Во-вторых, как «так»? — Умоляя. Нейт фыркнул, будто нерадивому дошкольнику. — Я, — самодовольно расправив плечи, проговорил он, — номер омег не вымаливаю. — Правда? — омежье лицо просияло, и на мгновение Нейта охватило незнакомое доселе чувство. Улыбка Верано определенно шла, чего он тогда таким... таким... невыебанным нихрена ходит, а? — Тогда ничего и не получишь, — и вновь ручкой дернул. Вновь безрезультатно. — Выпусти! — нахохлился Китти. — Номер, — гнул свое Хаддам, прогоняя непрошеные мысли о девственности сидящей рядом омеги. — Выпусти, или я закричу. — Крич… — А-а-а-а-… Мхн! Пф! Фусти! Удивительно, но все лицо Верано он мог обхватить одной ладонью, а прижимать его тело и вовсе оказалось довольно приятно. Никаких рвотных позывов. Вон, от поцелуя же не вырвало. Наоборот, очень даже. И язык юркий, и губы мягкие, и рот большой. Сам он горячий, сладко-пахнущий, блондинистый… Верановская порода, небось. Кузен еще слаще в реальности окажется. А как только Нейт его себе заполучит, можно сразу заняться личной жизнью этой сиротинушки. И без всяких Джейкобов. Он ему альфу лучше себя найдет.

***

Ни на одном деле Китти сосредоточиться не мог. Эскизы для профессора Адамса валились из рук, а белые листы ватмана давили на глаза. Коробки с поделками и украшениями, заказанные в мастерской неподалеку от кампуса, пылились в картонных коробках. Сообщения от Джейкоба и уж тем более от Нейта Хаддама вовсе не читались. Не приносила удовольствия ни еда из фаст-фудов, которую пачками заказывал Лизз в тщетных попытках его растормошить, не радовали глаза лекции по современной архитектуре, а предстоящая поездка на выходные к дяде и Оливеру пугала до икоты. Вдруг метка всплывет? Что он тогда им скажет? Как дяде все объяснит? Вдруг, его из дома выгонят? Однако по-настоящему сильно волновало его только одно — поведение Нейта. То, как быстро он поверил в совершенно нелогичную ложь про кузена, то, как вышвырнул его из машины ни с того, ни с сего, и Китти пришлось корячиться в слезах на четвереньках от болезненного ушиба о бордюр, то, как теперь практически преследовал, не приближаясь и даже не заговаривая, а просто строча смс-ки — все это было настолько подозрительным, что не будь Нейт Хаддам и без того идиотом, омега решил бы, что тот вообще с катушек слетел. И его папаша... он, конечно, Камиля разблокировал, но теперь этот милейший омега лайкал каждый его пост и каждую его фотографию. Разве Нейту приятно обманывать своего собственного родителя? Ладно, отца. С ним, похоже, и без того отношения на грани фола, а папа чем не угодил? Только Назар то, Назар се... Нет! Нет! Китти волновало не поведение Нейта! И не его чокнутая турецкая семейка с оружием массового поражения в виде острых перцев и перченных чесночных долек! Он плеснул в зеркало водой. — Ну хоть себе-то не ври! — прошептал он злобно, натирая лицо пенкой для умывания. Отражение, казалось, оскалилось в ответ. — Фу! Его волновало, где Нейт спит, где Нейт ест — исхудал тот аж до костей и ввалившихся щек на лице — где отдыхает. В самом деле, у него же теперь нет денег! — Ух! Гандон! — Китти вылетел из ванной с полотенцем наперевес, красный, как только что сваренный рак, и пошлепал в свою комнату, злой, будто тысяча чертей. — Мудак! — Кто? — оживился Лизз, зажмурившись от того, как громко хлопнул дверью сосед. — Какая миленькая пижамка! Верано замер, разглядывая короткие атласные шорты и рубашку, с банным полотенцем, намотанным на кулак. Оливер дарил со словами «надо красиво выглядеть не для других, а для себя, а если дома позволять лишнего, то в голове бардак будет». — Дядин муж подарил. — Ну, у мистера Инверна-Верано всегда такой вкус… м! Ну? Кто мудак-то? — Лизз от любопытства аж на локтях привстал. — М? Че случилось? С Хаддамом поцапались? Как, кстати, подготовка к балу? Ни видно, ни слышно вас. Китти набрал в грудь побольше воздуха — когда-то это помогало ему успокоиться. — У меня плохая неделя? — сощурился он. — Вообще, у тебя асцендент — Весы, ты должен со всеми находить общий язык. Даже со змеями, — Лизз поиграл бровями. — А плохие недели бывают у всех. — А ужасные? — И такие тоже, — философски заключил омега, выставив палец вверх. — А кто мудак? — Никто, — буркнул Китти, поправляя мягкий ободок с кошачьими ушками. — Что читаешь? — Да так… — Лизз поспешно прикрыл журнал и кинул его под кровать. — А что с балом? — Ничего. — Никто и ничего, а ты бесишься, будто бы Хаддам на наш оркестр вновь наехать пытается. Что-то не сходится, м? И вообще, — омега сел на кровати, — Банни тоже в последнее время просто зверь. Говорят, что сейчас лютует по-особенному. Вот про кого точно Китти ничего слышать не хотел — так про Банни. Закатив глаза, он повязал на голове полотенце и плюхнулся в ворох подушек. — А то раньше он как-то по-другому лютовал? — Он вообще не лютовал. Так, покричит, позлится, потом сельдерей пожует, сахар понюхает, и готово. Снова адекватный. Китти в этом что-то сильно сомневался, но Банни действительно в последнее время все чаще начал обращать на него внимание. Казалось, школьная пора позади, а он все еще до внешнего вида докапывается: что за обтягивающие водолазки, что за йога-леггинсы, что за… Что за жизнь у него! Себя Китти жалеть любил в любых обстоятельствах. Имел полное моральное право. — А ты слышал, что профессор Джефферсон и профессор Адамс снова разговаривают? Даже такие горячие сплетни мимо него проходят! Что за неделя! От бессилия он задрыгал ногами. — Радуешься или злишься? — не понял Лизз его танцев на кровати. — Бешусь! — Справедливо, — друг кивнул. — Ничего не получается, — Китти обнял подушку, уткнувшись в нее лицом. — Ничего не хочу. Хочу поскорее каникулы. — Каникулы? Что это, брат? — деланно фыркнул Лизз. — А может выпьем? У Лизза на проблемы было два ответа: или забить, или выпить. Хорошо быть сангвиником. — Нет, — Китти повернулся на бочок, спиной к нему. — Спокойной ночи. — М-да, — причмокнул губами тот и погасил единственный работающий светильник. — Институт благородных омег… Десять вечера, а мы уже спим...

***

Любовь к решению сложных задачек у Хаддама стояла где-то между любовью к хорошему крепкому турецкому кофе на песке, который почему-то все ошибочно называли американо, словно у этих демократизаторов существовала монополия присваивать себе национальные достижения других народов, и любовью к играм на приставке. То есть в тройку любимых занятий не входила, но в десятке пребывала на правах постоянного члена совета имени его самого. Пазл складывался сложно. Поначалу Нейту даже показалось, что Верано его красиво наебал, но кузены у него действительно существовали — целых три штуки, если он правильно посчитал по семейной фотке с подписью «С Рождеством, мои любимые!». И тут Китти был, не как все омеги. Без сердечек и прочих эмодзи. Что за человек… Впрочем, сложности начинались уже после подсчета возможных кузенов. Потому что ни один из них на ту самую модельку похож не был. Адам, высоченный кабан с короткой армейской стрижкой, вообще, судя по гребанным соцсетям, играл в школьной лиге за распасовщика — какого же омегу туда возьмут? Альфа, как пить дать, несмотря на свои по-омежьи огромные, телячьи голубые глаза: широченные плечи, мощная шея, крупные руки. Небось, доминантный еще. Нейт фыркнул, перекатившись на другой бок. А вот еще один, Бен, походил больше на бету: не такой высокий, но статный. Жаль, с закрытым профилем. Правда, Нейт грешил на третьего, Вильяма, утонченного мечтателя со стрижкой под рок-звезду. Может, в клубешник парик надевал? — Малолетки, — цокнул языком он, бездумно листая не особо яркий профиль. Котик, котик, какой же все-таки прелестный белоснежный котик, собака, собака, о, милфа, омега прям «пэрсик», но о чужих родителях, особенно потенциальных партнеров, думать в таком ключе воспрещалось, домик, домик на дереве, пруд — Верано никогда не говорил, что он прям богач, а тут даже Нейт оценил — о, лыжи, явно Альпы, о, Мальдив… — Что за цаца, — Нейт аж приподнялся, устраиваясь поудобнее. На фотке Китти обнимал сущий омежка-одуванчик: рыжие кудряшки, едва вздернутый носик-кнопка, пухлые губки и остренький подбородок — ну, мечта из подростковых фильмов прошлых лет. — Что за Бэкки… — прошептал Нейт, кликая на отмеченный профиль. «Бэкки Хамсворд. Модель. 18/175. Овен» — Нашел-таки… Первой же фотографией некий Бекки Хамсворд, модельный овен, восемнадцати лет от роду с ростом в сто семьдесят пять сантиметров, демонстрировал костюм Элуиза из «Холодного сердца» в отражении огромного зеркала. «Блонди — определенной мой цвет! xo xo» — гласила счастливая подпись с кучей эмодзи. Нейт, как в тумане, нажал на кнопку «подписаться». Подмывало тут же написать, но как можно было просить о встрече такую кису, когда сам Хаддам ночевал в собственной тачке? Вот разберется с отцом, тогда можно и… Тц. Кстати, о Верано. А что с их балом?

***

— Китти, а что с балом? — Кабби на стул теперь без чужой помощи едва садился, кряхтя и поддерживая, налившийся, словно воздушный шар, живот вместе с бандажом. Вообще-то он надеялся, что этот вопрос ему не зададут. — Движется, — лениво-нехотя отозвался Китти, помешивая миниатюрной ложечкой горячий капучино. — В каком направлении? — перед президентом студсовета моментально, в этом кафе особенно любили беременных омег, возникла огромная тарелка из двух сладких венских вафель, сдобренных сливками, мороженым и малиновым сиропом. От одного взгляда на это буйство будущей гипергликемической комы Китти всего перекосило. — Ну… это так важно? — все же устало подпер ладошкой щеку омега. Главное, чтобы президенту нравилось, а беременные, как известно, совсем порой тю-тю. — Если бы мы были с тобой в деканате, я бы ответил, что нет, — в рот Кабби отправилась свежая клубничка. — Но… мы же не в деканате, м? Закатив глаза, Китти выдохнул: — Ничего не получается… — Вот прям «ничего»? — съязвил тот. — Нету… — Китти постучал ложечкой об ободок чашки, сбивая с нее молочную пенку. — Настроения нет. — А зачем тебе настроение, м? Или ты все Хаддаму оставить хочешь? — Нет! — тут же встрепенулся омега. — Вот, правильный настрой, — Кабби промокнул салфеткой губы и заговорщички подмигнул, складывая локти на столе. — Слушай, знаю, что вы не в ладах… но… если ты правда устал… недавно Банни… — Не-е-е-ет, — протянул Китти, аж кофе от себя отодвинув. Аппетит мигом пропал. — Подумай, подумай, — ласково, будто бы ребенка уговаривал, произнес Кабби. — Банни хорош в организациях, если честно. Поможет… с Хаддамом справится. Ты не знаешь, кстати? Их теперь часто вместе видят… Они встречаются? — Мы с ним на эти темы не говорим… — Хм, а то у меня ничего не происходит, — рассмеялся добродушно омега, глазами показывая на живот. — Все по-старому. Думал, сплетни какие новые ход… О! Джейкоб! Привет! Как дела?... Китти аж на стуле от неожиданности подбросило. — Привет-привет, — раздался нежный басовитый голос, тяжелая альфья рука легла на исхудавшее от пережитого стресса плечо Китти. — И тебе привет. Присяду?