***
Последний раз осмотрев свое отражение, Банни снисходительно фыркнул. Вот уж точно от себя не ожидал, что будет крутиться у зеркала и думать чего надеть. На кровати уже валялись отвергнутые брюки, кофточки и прочие незамысловатые рубашки, а сейчас он придирчиво осматривал обычный летний пуловер. — Стюарт! — забарабанили в дверь, и через секунду в проеме показалась полуседая макушка Лизза. — Нет, вы гляньте на него! Прихорашивается! — Ну, не на похороны же идем, — закатил глаза Банни, в последний раз оглядывая худощаво-миниатюрную фигурку в зеркале и цепляясь за чуть более яркие, почти сползшие на щеки синяки под глазами. А чего ожидать, когда не спал двое суток подряд? — Или Верано уже в гроб положили? — Шуточки свои… Сельдерея не пожрал? — Лизз поправил лямки рюкзака. — Чего злишься? — А с чего мне быть спокойным? — рука по привычке потянулась к флакону духов, но Банни в последний момент передумал. — Член «Омеги Дельты Фи» упал в обморок, у него обнаружили метку… Сам подумай, чем грозит нам его беременность? «Омега Дельта Фи» — исключительное о-братство, которое… — Ключевое слово — «братство»… — Ключевое слово — исключительное. Посмотри на Кабби. Лизз закатил глаза. — Он никогда тебе не нравился. Спорить с очевидными фактами Банни, не имеющий привычки лгать самому себе, не стал: — Да, не нравится. А кто отец ребенка, знаешь? — Конечно, это же его дав… — Это профессор Мэдисон. У Лизза аж весь румянец с лица сошел: — Как? — только удивленно выдохнул он. Профессор Мэдисон будоражил своими смоляными кудрями похлеще отменного порно, однако Лизз искренне считал, что общие негласные правила распространяются на всех. — Вот так, — пожал плечами Банни, подкрашивая губки перед зеркалом в фойе. — Ну? Такси приехало? — Нет, ты сейчас мне это специально сказал? — схватил Лизз его за рукав пуловера. — Или ты с потолка взял? — Тикк, — омега ядовито улыбнулся. — Врать мне незачем. Пошли. И не тяни, эта модель из последней коллекции, вряд ли у тебя имеется в запасе несколько тысяч фунтов. А насчет Верано… его судьбу решит комиссия по этике.***
Комнатку Китти ни дядя, ни Оливер, ни даже сам Китти переделывать по каким-то необъяснимым друг другу причинам не решались: на стенах все еще красовались обои с игривыми, ловящими бабочек котятами, под потолком висели картонные облачка со звездами, а на полках стояли фигурки омежек-принцев из любимых мультиков — словно, живший здесь омега перестал взрослеть. Впрочем, Китти не жаловался. В отличие от кузенов, ему, как первому ребенку, пусть даже и приемному, досталась самая большая спальня после родительской, ой, то есть дядиной, с окнами, выходящими во внутренний сад. Летом его будило ласковое солнце, осенью — скребущиеся в окно янтарные ветки вымахавших деревьев, зимой — голос Оливера, зовущего завтракать, а весной — раззадоренные теплом кузены, сигающие в подогреваемый бассейн. Чего уж говорить, Китти любил свою комнатку. И стоящий у окошка стол с удобным креслом, и непристойно дорогой дизайнерский ночник, подаренный ему Бекки на совершеннолетие, и ворсистый белый ковер, и гардеробная позади его широкой кровати, каждая пылинка, каждая паутинка, каждый корешок прочитанной книжки в стеллаже — все это дарило ощущение, что он на своем месте, он в безопасности, ему ничего не угрожает. Все проблемы отходили на задний план, казались незначительными, не требующими внимания, ведь там, внизу, и иногда чуть левее по коридору, были дядя с Оливером, всегда готовые помочь. Кузенов он, конечно, никогда в расчет не брал. — Тук, тук, — послышалось за дверью, и Китти весь подобрался, сцапав плюшевого зайца. — Это я, будешь есть? — Конечно, будет! — пробасил с первого этажа дядя. — Не с тобой разговаривают! — строгим голосом отрезал Оливер. — Китти, солнышко, может, спустишься, а? Мальчишек дома нет, только мы… ну? Китти поглядел на экран смартфона. Четвертый день пошел, а он ни слова им еще не сказал… — Ладно, — умирающе простонал он. — Сейчас спущусь… — Отлично! — Оливера, казалось, от радости разорвало бы прям на месте. — Мы тебя ждем! Я тебе приготовил твой любимый суп из брокколи с сыром… Беги скорее. Китти вымученно застонал, путаясь в распущенных волосах и теплом вязаном пледе. Надо было отказаться! И как им в глаза смотреть? Что говорить? Нет, про Нейта он точно не проговорится, хоть пытай его на адском вертеле! Ни за что! Достаточно с него унижений! Он спустился к позднему завтраку без единой мысли о том, почему Оливер с дядей до сих пор дома, но с громадным багажом «а если» да «кабы», в равной мере терзаемый одновременно совестью, стыдом и неизвестностью. Дядя сидел при параде в выглаженной Оливером рубашке с дорогущим шелковым галстуком и небрежно перекинутым через спинку барного стула, стоящего у мраморного островка в столовой, пиджаком. — Садись, садись, — омега запорхал по кухне и молниеносно расставил блюда. — Кофе? Чай? — Чай. Черный. С лимоном. Китти понуро присел перед дядей, стараясь не поднимать глаз. — Сейчас, сейчас, — Оливер нажал на кнопку электрического чайника и плюхнулся рядом с мужем, по правую руку. — Китти. Мы… — дядя громко отхлебнул кофе. — Дик, успокойся. Китти, милый, — миниатюрная ладошка потянулась вперед, и Китти рефлекторно за нее схватился, словно утопающий — за надувной круг, — метка — серьезный шаг в жизни омеги. Удаление метки — сложная хирургическая операция, кто бы что бы ни говорил. Любое вмешательство в собственный организм извне, который не был предусмотрен самой природой, изначально таит в себе множество осложнений. Метками альфы привязывают к себе омег. Меткой можно лишить воли. Поэтому еще несколько веков назад, наши отцы-основатели добавили в Билль о… — Ты ему сейчас про историю будешь рассказывать? — не выдержал дядя, и Китти моментально вырвал свою ладонь из цепких пальчиков Оливера. — Я тебе что сказал: сиди и молчи! — Китти, — хлопнул ладонью по столу Дик. — Кто он? Тебя обидели? Одно твое слово, и я его на электрический стул посажу, я тебе гарантирую, кем бы он ни был! Мексиканским наркобароном? Я его виллу из РПГ расстреляю, — Оливер уронил лицо в ладони, жалобно застонав. — Русские олигархи? Я все их имущество здесь арестую, в тюрьму посажу. Кто? Кто посмел? Китти сжал губы в тонкую полоску. — Китти. Кто. Это. Был? — Миленький, — начал вновь Оливер. — Ты хочешь удалить метку? — Нет. — Вот и удали… Чего? — опешил с неожиданности Дик, не веря своим собственным ушам. — Как не хочешь? Ты замуж собираешься? — Миллионы омег с метками и без мужей, чем я отличаюсь… — Как чем? — искренне не понимал Дик. — У них нет денег свести метку! А у тебя есть! Электрический чайник противно пиликнул. — Я не хочу сводить метку! — вскричал Китти, едва не подпрыгнув на стуле. К еде он даже не притронулся. — Ясно? — Китти… — Все! — засобирался он обратно в свою комнату, наверх, из последних сил сдерживая слезы. — Я не хочу это обсуждать, ясно? Если не нравится — выгоните меня! Если позорю — откажитесь от меня! Все равно… все равно… я не ваш сын! Так чего вы меня уговариваете! Не хочу и все! Я завтра же съезжаю обратно в общежитие! Вы мне не родители, и я уже взрослый, чтобы мне что-то запрещать! То, что Дик вздрогнул, как от пощечины, он уже не видел — бежал, шлепая тапочками по ступенькам лестницы и размазывая горькие слезы по лицу.***
По правде говоря, у Нейта редко портилось настроение. Он старался контролировать не только ежедневный прием таблеток, но и собственные эмоции — при резкой смене приступы могли возобновиться, а возобновление приступов означало одно. Возвращение в Турцию, под крыло отца, к ненавистной роли наследника всех заводов и пароходов. Но в последние дни кривая его настроения напоминала невесть какую формулу для построения графика, катящегося в минус бесконечность по оси ординат. Китти Верано. Мелкая вертлявая, а главное шлюховатая омега! Так вот для чего ему ошейник потребовался! Так вот почему он так расцвел: волосы заблестели, румянец заалел, глазки засверкали! Оттрахал кто-то да метку поставил, а этот юродивый и радуется! Всякая добропорядочная омега знает: сначала свадьба — потом метка. Небось, обманули, наигравшись всласть, и выкинули. Интересно, кто? Уж не профессор ли Адамс? И чего тогда такие миленькие сообщения Джейкобу написывал? И так понуро плелся после сорванного недо-свидания? — Слышали, — кто-то громогласно хмыкнул, — а у Верано-то метку нашли. Нейт сначала привычно закатил глаза — спрятаться от слухов было невозможно, но все же прислушался. Вдруг, что новое скажут. — И что? — подал голос Джейкоб. Если хоть что-то и радовало Нейта последние дни, так это друг, будто бы в воду опущенный. Определенно траур шел ему больше, чем вечно довольная морда, облизывающая Верано с ног до головы своими похотливыми глазами. — Значит, скоро замуж выйдет. Ага, как же! Выйдет! Теперь его никому из друзей не сосватать — кому нужна пользованная омега с меткой. А вдруг, побледнел Нейт, он еще и залетел? Сердце забилось чаще. Ну, ушлепок! Ну, артист! А как разыгрывал невинность! Покраснеет, потупит глазки, промямлит! Нейт-то его невинной овечкой считал, фригидным. Правильно говорят, что добродетель — это не внешность, а поступки! Борец, тьфу, за омежьи, тьфу, права! — Распечатал кто-то котеночка вместо тебя, — чья-то рука шлепнула Джейкоба по голой спине. — Ты у него спроси, может, и тебе даст. А то непохоже, что он под венец собирает… Кулак в челюсть прилетел так неожиданно, что Нейт даже не успел сообразить, что происходит, как Джейкоб уже впечатал расквашенную морду в металлический шкафчик. Кто-то повис на его шее, кто-то держал за длинные руки, а кто-то даже умудрился за корпус обхватить, но даже у них втроем оттащить его одного, причем не-доминантного, не хватало сил. — Хаддам! Помогай! — Джейкоб! Джейкоб! Прекрати! — Блядь, он его убьет! Но Нейт даже не пошевелился. Альфа внутри него ликовал при виде окровавленной и напуганной морды товарища по команде.***
Папе он сказал, что Китти заболел, и вполне предсказуемо получил по шапке: — Вай, вай, как температура? Как не проведал? Почему он один? — А мне его, что, — помотал головой Нейт, стряхивая капли после душа и вспоминая, как оправдывал перед тренером стоящего со сбитыми костяшками Джейкоба. И зачем за него вписался? Правильно же сказали, что Верано распечатали, поматросили да бросили с меткой. Может, правда, и не с одной только меткой, уж больно резво его забрали из университета, — с ложки кормить? — Вай, надо будет — покормишь, — припечатал Камиль, поправив на шее шелковый аляповатый шарфик. — А у него лекарства все есть? Омеги, сыночек, не такие сильные, как альфы. — Вай, что пристал, не знаю, — пожал плечами Нейт, за что снова получил совершенно неболезненную оплеуху. — Аба, как с папой разговариваешь! Позвони сейчас же! Спроси, что привезти! За омегой глаз да глаз нужен, вай, вай, позор мне на седую голову, как ты можешь так? Омега тебе радость приносит, за тобой на край света после свадьбы пойдет, — Нейт приходил, порой, в восторг от папиных метафор, — а ты ей и таблеточки принести не в состоянии? Ноги отвалятся? — Тц, папа… — Я уже двадцать лет папа, — фыркнул Камиль и щелкнул расторопному официанту пальцами, подзывая. — Сынок, счет, пожалуйста. Оплатим кредитной картой. Звони, аба, чего сидишь? Видеть Китти хотелось и не хотелось одновременно: с одной стороны, Нейт его презирал, с другой — свербело посмотреть в эти бесстыжие зеленые глаза! — Не отвечает, — с досадой цокнул языком Нейт. — Аба, конечно, обиделся и правильно сделал! Вай, вай, вай, — Камиль быстро достал свой телефон. — Алло? Киттюшик? Кэдиджик, аба, это папа Нейта, Камиль эфенди. Да, да, как ты, что с голосом? Вай, вай, мне Назар сказал, что ты заболел, аба, почему не позвонил, что этот черт проклятый к тебе не заглядывает? — Папа! — Цыц! — махнул на него рукой Камиль, бедром толкая ресторанную дверь. — Аба, я тебе сейчас передам все, ты разогреешь, Назарчик привезет, мигом вылечишься! Вай, как не надо? Очень даже надо! Это пока молодой болезни быстро проходят, а потом копится-копится, и в старости думаешь: вай, какой глупый был, не лечился! Послушай, что тебе говорит старший, я дольше прожил на свете, знаю лучше… Супчик тебе передам, таблеточки сейчас купим, Назар тебя развлечет! Что еще хочешь? Тортик? Симит? Вай, а у меня симитов нет! Тц! Сегодня испеку, завтра сам занесу. Как не в университете? Аба где? Ай, ну и хорошо! Назар как раз должен твоим родителям показаться. Он приедет… Нет-нет-нет! Что за беспокойство, какое беспокойство, аба, не переживай. Все будет хорошо. Аба, твой отец должен знать в лицо этого негодяя. Нейт поморщился, садясь вперед, к папе на пассажирское. — Аба, давай, джаным. Да, хорошо. Целую, Кэдиджик, биртанем, — Камиль чмокнул динамик и с довольной улыбкой повернулся к сыну. — Ну? Поехали? Улыбнись, оулум.***
Банни элегантно вылез из такси — заметил, как пялится из окна столовой блондинистая макушка в разноцветном свитере, — и так же элегантно, немного оттопырив задницу протянул двадцатку таксисту, всю дорогу разглядывающего молоденьких омег-студентов. Но стоило Банни поднять глаза, поправив туго накрученные локоны, как замер на месте: у ворот стоял собственной персоной Нейт Хаддам. — О! — воскликнул удивленно Лизз. — И ты тут! Их взгляды пересеклись не в первый раз, но почему именно сейчас Нейт ощутил доселе незнакомое чувство: испепеляющее желание изничтожить Банни на месте.