***
Конечно, Китти дураком не был и интерес Хаддама расценил с прагматичной точки зрения: воспитанный в восточных традициях «метка после свадьбы» альфа никак не мог отказать себе в удовольствии лицезреть его голые розовые коленки и с прищуром рассматривать шею, да так откровенно, что омега не преминул сбегать наверх и натянуть длиннющие хлопковые штаны в клетку. — Холодно, — пояснил он и показушно надел шерстяные, явно Оливером связанные носки. — Да, у тебя дома всегда так, — беззаботно отозвался Лизз, вылизывая блюдце с очередным куском торта. — Ну… Мы тогда, пожалуй, пойдем? Ты все прочитал? — Прочитал, — Китти недовольно швырнул на журнальный столик устав о-братства. Пятнадцатый пункт, размещенный аж на третьей странице, видимо, чтобы никто до него ненароком не дошел, гласил, что любой омега с меткой вне брака считается членом, подорвавшим традиции «Омеги Дельта Фи», а значит обязан предстать перед комиссией по этике, которая и решит его дальнейшую судьбу. При отчислении из о-братства омега обязан был заплатить неустойку, равную сумме годовой стипендии. Не то, чтобы Китти особенно сильно держался за стипендию — на его счет ежемесячно капало содержание не только от дяди, но даже от биологических родителей, но этот самый счет он старался использовать по минимуму, полагаясь на собственные средства. От дяди не хотелось брать, потому что он уже и без того много на него потратил, а от отца с папой... Китти знаться с ними не хотел, о каких деньгах могла идти речь? И это аккурат после того, как он заявил о своей самостоятельности! Сегодня весь день маялся по дому, хотел отрепетировать, как будет извиняться перед дядей... А сейчас? Получается, он будет извиняться, а потом выяснится, что его из о-братства исключили и заодно стипендии лишили? Словно он специально с дядей помирился ради денег! Нетушки! Никому не позволит так думать, он сохранит стипендию, останется в этом дурацком о-братстве, а потом и с дядей помирится! Как будто тот не знает, как Китти его любит! Знает же?... — Ну, пошли, Банни, вставай, — Лизз пихнул его коленкой. — А Нейт? — удивленно хлопнул тот глазами. — А я останусь, — развязно пояснил альфа, вытягивая свои длинные ноги. — У нас еще по Осеннему балу много вопросов. — А я тоже тогда останусь, — заупрямился Банни, сев обратно. — Не думаю, что надо. — А я думаю, что надо, — улыбка омеги не сулила ничего хорошего, но таких ядовитых змей Нейт еще в Турции на завтрак жрал. Бала такой же, но у того цель была — выйти за него замуж. А тут непонятно что, Хаддам так и не разобрался. И, если честно, разбираться не хотел. — Передумаешь. Ты всего лишь помощник, а мы будем с Верано глобальные вопросы обсуждать, потом и с тобой поделимся, не переживай. — Ты сейчас сер… — Так, — хлопнул себя по уже не голым, к какому-то чересчур сильному разочарованию Нейта, коленкам Китти. — Хватит. Нейт прав, — припечатал он. — Ты — помощник. Мы даже с главной темой не определились, поэтому нам надо переговорить. Как переговорим — позовем тебя. — Так переговорите при мне, — упрямился Банни. — Я тоже могу идей подкинуть. Китти знал, что Нейт хотел обсудить вовсе не Осенний бал, а метку и последующее вранье его ангелоподобному папе, однако брякнуть такое при Лиззе, а уж тем более Банни он не мог. — Все, на выход, оба, это мой дом, — выложил последние козыри омега. — Давайте, у меня и без вас поводов для нервов хватает! — Но… — вновь попытался опротестовать Банни, но тут Лизз бедром подтолкнул его к выходу. — Я уже и такси заказал, — подмигнул зачем-то он. — Ну… мы пошли! Пока-пока, Нейт. А ты, Китти, — выпихивал он из дома сопротивляющегося товарища по о-братству, — береги себя. И поскорее возвращайся. Ладно? — Да… — Нет, погоди… — Пока-пока! А вон и такси, пошли, Стюарт! — Погоди, я сказ… — Удачи, Китти! И снова Лизз ему зачем-то подмигнул. Омегу аж передернуло. Уж не думал что он… с Нейтом? Фу, гадость какая! Хотя, если подумать, было же — было, но Китти ничегошеньки, за исключением пары особенно ярких сцен, о которых он пытался забыть, но которые нет-нет да всплывали перед глазами прям перед самым сном, а то и вовсе являлись в эротических сновидениях, не помнил. Или убеждал себя в том, что не помнит. — Ну? — вновь прошлепал он в гостиную, где Нейт окончательно почувствовал себя хозяином, поставив ноги на любимый журнальный столик Оливера. Хорошо, кроссовки снял, иначе Китти его бы своим махровым тапком прибил. — Кто тебя… — кивнул альфа в сторону, намекая на шею, — по-ку-сал? — Тебя это не касается, ясно? — задрожал от раздражения Китти и кинулся в столовую, к холодильнику, за домашним лимонадом, сначала собрав со столика грязную посуду. — Вообще-то касается… — улыбнулся Нейт, играя бровями. — Стыдно, небось? Че в глаза не смотришь? — Бесишь потому что, — как ни в чем не бывало отозвался омега, даже не повернувшись. — На, — порывшись в своем рюкзаке, Хаддам выудил пакет с завернутыми в целлофан и крафтовую бумагу симитами, чувствуя непонятную радость от того, что бесящий его Банни наконец-то свалил. Красивый омега, а с такой червоточиной, поди, разбери, где в нем хоть капля искренности. И вот за такого, только турецкого, его хотел сосватать отец? Да через его труп! — Папа передал. Хоть ты и выкинул такое, папино слово — закон. Китти повернулся и прищурился: — Не отравленное? — Э! Следи за языком, это папино, чтобы все съел, от супа я еле отговорил, вижу, — Нейт обвел глазами дом, — не бедствуешь. — Это дядино, — сник Китти, но симиты взял и, аккуратно распечатав, положил в холодильник, оставив себе один бублик на блюдце. — Тебе же все равно достанется, — хмыкнул альфа, наблюдая, как омега вертится по кухне. Домовитый что ли? А как же все эти: «омега — не посудомойка», «омега — не уборщик», «омега — личность»? Пф! Так и знал, что говно собачье да молодость гуляет в жопе! Хочешь, не хочешь, а все это в природе зашито. Каждая омега и детей хочет, и за домашним очагом следить не прочь, и готовить каждой нравится. А кто обратное говорит, просто лукавит. Или цену себе набивает. Или альфу еще не встретила, чтобы тот ее как следует выебал да себя слушаться заставил. — Этот дом достанется моим кузенам, а не мне. — Тц, что за бред, — цокнул языком Нейт. — Почему это? — Китти плюхнулся напротив с бокалом лимонада и симитом. — Потому что тебя любят, вон, — он кивнул в сторону био-камина. — Сколько твоих фоток. Даже взрослых. Нейту на мгновение показалось, что Китти быстро, едва заметно, улыбнулся. — Не, — он все равно покачал головой. — В общем… чего ты хотел? Только без издевок. И без тебя тошно. — Ну, я пока ехал… — довольный собой и тем, что ему никто не мешает забирать все внимание этого малохольного на себя, Нейт вновь положил ноги на журнальный столик, едва не помяв любимые журналы дяди о машинах. — Подумал… И решил, что твоя метка нам даже на руку. Китти скривился, набивая щеки, будто хомяк. — З чехо пы? — пробубнил он недоверчиво. — С того, что моему бате скажем, что я тебя пометил. Симит встал поперек горла, и Китти едва легкие не выплюнул наружу, пытаясь прийти в себя. — Ты с ума сошел? — выдохнул он, колотя себя ладошкой по груди. — Ну, во-первых, наша сделка все еще в силе. Ты, конечно… — поджал губы Нейт, — выдал… дал себя укусить… непонятно кому… мда, Верано, от тебя такого не ожидал. — Почему это «непонятно кому»? — разозлился Китти и брякнул ни с того ни с сего. — Мы с ним встречаемся! — Ага, конечно, — кивнул Нейт, ни капельки не поверив в эту чушь. — Поэтому ты вешался на шею Джейкобу, моему, между прочим, другу. Но ты забудь, он таких, как ты, не жалует. Меченная омега, пристающая к свободному альфе… Жалкое зрелище. Но я, — положил он руку на сердце, — могу тебя прикрыть хотя бы перед батей. — Фу, — вновь обнял себя за плечи Китти. — У меня есть пара! Просто… просто… — Ну? — Просто мы с ним пока не можем быть вместе! Нейт закатил глаза и, усмехнувшись, спросил: — Ромео и Джульетта? — Бетт Ратлер и Скэр О’Хара. — До Скэра тебе далеко, его играл Лильен Ви, а ты даже на облезлого кошака не смахиваешь. — Ты меня оскорблять пришел или…? — Оскорбил тебя ты сам и тот, кто метку поставил, — постучал себя по загривку Нейт. — Я тут ни при чем. Я только лишь констатирую факты. Нет у тебя никого, — повел он носом. — И не пахнешь ты совсем, даже альфой. Этот факт почему-то доставил Нейту особенное удовольствие, в причинах которого он постарался не разбираться. — Фу, нюхать другого — верх невоспитанности! — возмутился Китти. — В общем, — не стал слушать его Хаддам. — Моему бате так и скажем, сляжет с инфарктом, пусть лежит, достал меня уже… А насчет бала… В общем, вот, — он наклонился и выудил из рюкзака черную увесистую папку, кидая ее на диван рядом с настороженно подобравшимся омегой. — До всего этого… в общем, я подумал, что нельзя, чтобы бал под моим именем говняно прошел, поэтому накидал парочку идей. Больше всего мне нравится про культуру народов. — И конечно… — усмехнувшись, начал листать эскизы Китти. Чертов Хаддам даже в таких делах был хорош! Говнюк! Он откусил от симита еще кусок. — Ты свою запихал на первый план. — Ну, не американскую же. Османская империя дольше существовала, чем независимые Соединенные Штаты, как пройдет еще пятьсот лет, тогда и поговорим… может быть. Ну, в общем, мое условие: метку моему отцу представляем, будто бы, от меня, а в бале используем про культуру народов. Выбора у тебя нет, поэтому, думаю, ты и без того согласишься на все, что угодно.***
Обратно, уже в такси, Нейт ехал с тяжелым сердцем. С ним же он принимал душ и даже заказывал ужин в номер, отвечая на многочисленные смс-ки папы о том, как там его ненаглядный «кэдиджик». С ним он смотрел очередной эпизод про спасение бездомных животных, размышляя о том, почему сегодня так долго засматривался на ноги Верано. Ясное дело — Нейт не имел привычки врать самому себе о красоте омег, — что ноги были главным достоинством этой воблы. Не кривые, как он когда-то думал, а прямые такие, как рельсы, и длинные, гладкие, с розовыми, аккуратными коленками, с изящными лодыжками. Чересчур изящными. Тонкими такими. Тьфу! Что за гадость! Нейт аж плечами передернул. Нет, ясно, что Верано похорошел — какая омега не похорошеет после крепкого узла! — но не настолько же, чтобы сделаться внезапно симпатичным! А вообще… вот Нейт сказал ему, что тот совершенно не пах, а ведь покривил душой-то. Свежий, едва уловимый, но такой притягательный аромат окутывал все пространство, особенно этот злосчастный диван! Словно он об него днями напролет терся! А стоило ему сесть чуть ближе, показывая понравившиеся эскизы макетов для бала, которые Нейт от балды на парах нарисовал, лишь бы жопу его, омежью, прикрыть и себя обезопасить, так вообще что-то непонятное начиналось. И пульс подскакивал, и сердце едва из груди не выпрыгивало, и дышать становилось труднее, будто кислорода не хватало. Определенно, тот, кто покусал Верано, — гандон, ибо воспользовался дуростью и наивностью омеги. Пару раз приласкал, в уши слова красивые налил, а тот взял да поверил. Нейт бы морду этому гандону сам начистил, да придурок Верано даже говорить на эту тему отказывался. Все эти любимые омежьи «мы вместе, но…», «он хороший, просто вот…». И глаза прятал — сразу ясно становилось, что тут что-то нечисто. Ох, как бесился Нейт! Не то, чтобы ему нравился Верано, не как омега — упасите и спасите! — а даже как человек… просто… кто посмел обидеть сироту! Пусть и живущую в таком роскошном доме, на заднем дворе которого неведомым образом располагались и бассейн, и маленький теннисный корт, и даже сад с арками. Сирота, она и в Африке сирота! Нейт воодушевился. Даже на кровати приподнялся. Точно-точно! Верано не виноват в том, что его покусали, пусть он и думал по-другому еще с утра. Мало что ли таких омежек по свету бродит, у которых ни братьев родных по крови, ни отца нормального, кто бы защитил от чужих клыков! А Нейт же к нему привязался. Верано, как котик дворовый, которых он по всему университету подкармливает: мяукает, трется о штанину или шипит на консервы. Он же не бросил бы бедное животное, оттяпай кто ему хвост? Нет! Вычислил, вынюхал бы и оторвал бы руки! А ему бы потом и медаль на родине бы всучили за противодействие террористам. Вот-вот! Точно-точно! Ничего, метку Верано уберет, хоть это и неправильно, но все равно, он же американец, у них тут и не такое принято, а потом можно его уже по рукам друзей пристраивать! А если кто про него что пикнет — Нейт сам в горло вцепится. Какой же он великодушный все-таки человек!***
— Китти! Китти! — забарабанили в дверь и задергали ручкой, едва не вырвав с петлями. — Китти! Немедленно открой! — Что случилось? — моргнул омега удивленно, дергаясь с неожиданности на своем стуле. — Что случилось?! Кто сегодня у тебя был?! Что за альфа? Тот, кто метку поставил?! Китти мгновенно сделалось душно. Рука, держащая карандаш, затряслась. — Нет… я… — Открой немедленно! — Дик! Дик! — раздался мелодичный голос Оливера. — Успокойся! Все хорошо же… — А ну открой немедленно! — вновь задергалась ручка, и Китти икнул со страху, судорожно придумывая оправдание. Как узнал? Ни Нейт, ни тем более профессор Адамс запаха не оставляли! Уж Хаддам точно — его Китти порой за милю чуял из-за метки, а тут ничего, как отрезало. — Открыва…. А-а-а-а-а… Быстро, где наши камеры видеонаблюдения? — Нет! — пискнул тут же омега, подрываясь с кресла. — Нет! Но Дик уже топал по лестнице вниз, в подсобку. — Нет! — вылетел из своей комнаты Китти. — Да успокойтесь же вы! — причитал Оливер, кинувшись вслед за обоими, заламывая руки в беспомощности. Китти был весь в Дика: и внешностью, и глазами, и характером — точь-в-точь, омежья его копия. Когда заводился, остановить было невозможно. — Дик! Милый! — Нет! Не смей! — он схватил дядю за рукав пиджака и потянул, что есть мочи на себя. Но куда ему, пусть и высокому омеге, до такого, как Дик. — Не смей! — Это ты мне не смей указывать! — вывернулся он из цепких пальчиков. — Нет! Нет! Оливер! Помоги! — едва не давясь слезами, причитал омега. — Дик… — а альфа уже открывал по пин-коду подсобку, которую при покупке дома выбрал в качестве жертвы для всего электронного: здесь и висел щиток, и стояла меш-система, обеспечивающая беспроводной интернет во всех комнатах, и располагались два монитора с двадцатью камерами, готовыми записывать даже в ночное время с полугодовалой бэк-датой. — Дик… — Нет уж! — ослабил он галстук, нервно сжав зубы и клацая по клавиатуре. — Прихожу домой, а тут альфой так воняет, будто бы трахались на диване! — Не трахались! — Китти сжался весь в комок, и Оливер его обнял, замечая, как того крупно трясет. — Не надо… Это не он… — Так… профессор Адамс, извинился, значит? Не захотел в суд идти по статье? Ну, я ему покажу… — Не трогай его! — вскричал из последних сил Китти, цепляясь за кардиган Оливера. — Дик, ну в самом деле, успокойся, давай поговорим… — А он говорить не хочет, — показал альфа на трясущегося в проеме подсобки племянника. — О чем разговаривать с немым, глухим и неблагодарны… Ага! Кто это?! Это он?! — Нет-нет-нет… — замотал головой Китти. — Как нет?! — взревел Дик. — Я тебя растил! Я тебя кормил! Я о тебе, малолетнем дебиле, переживал! А теперь — я тебе не отец? Так что ли? — Дик… — ошалело прошептал одними губами Оливер, крепче к себе прижав скатившегося в истерику Китти. — Успокойся… уже перебор… — Перебор? Перебор?! — он руки упер в бока. — Да я из-за него работать сегодня не смог! Не отец я ему видите ли! Ха! Не родители мы ему, смотрите-ка! — Я… я… — Кто это? — ткнул Дик в экран монитора в размазанную фигуру Нейта пальцем. — Н-никто… — Отлично! Оливер! Звони Лиззу, быстро, или Банни, они здесь были. — Н-нет… нет… нет… — лоб Китти покрылся испариной, а сам омега начал оседать в тонких руках Оливера. — Господи, Дик, лови его!