***
Его разбудил чей-то стук, мгновенно вырвав из сладкой дремы, — дверь приоткрылась, и в комнату ворвался солнечный свет. — Друг, — проговорил чей-то севший с похмелья голос. — Ты жив? Нейт резко открыл глаза, нащупал одной рукой мобильник под подушкой, сразу осознав, что никого рядом с ним нет, и щелкнул экраном. Одиннадцать утра. Он повел носом, прислушиваясь к запахам. Определенно от него и от простыней несло омегой. Нейт, медленно опустив глаза, посмотрел на заляпанные смазкой и спермой простыни. Вздрогнул, но не закричал, сдержался, закусив губу. — Эй, Хаддам, — снова позвал кто-то. — Ты реально как? — Жив, — шепотом ответил он, сжимая кулаки. Так та самая «краля» из отеля, его нимфа-моделька-манекенщица, та самая омежка, что сбежала от него, сверкая пятками, ни свет, ни заря — это все-таки тщедушный Китти Верано? Ведь все это время какая-то его часть, наиболее горделивая и восточная, та самая, которая запрещала ему именовать обычный кофе «американо» или «эспрессо», факт наличия его метки на тоненькой шее этой недо-омеги отрицала, когда другая часть — наиболее американизированная — носила траур по собственной чести. — Ну и отл… — Стой! — Чего? — дверь распахнулась шире, но тут же едва не захлопнулась. — Я на твой член каждый день в душе любуюсь! Прикройся, твою ж омегу! — А где… а где Джейкоб и Бэкки? Где шляется Верано он не знал, но рядом его уже не чувствовал — сбежал, небось. У него это хорошо всегда получалось. — Так Бэкки еще вчера уехал… А Джейкоб… хм, тоже уже уехал. С Китти Верано вдвоем. Нейт попытался убедить себя, что ему не понравился сам факт побега, нежели то, с кем именно этот самый побег состоялся. Получилось хреново. — Ладно. Все… понял. — Давай, спускайся, там минералка еще осталась. И комната снова погрузилась в темноту.***
Доминантных омег практически не существовало — во всяком случае, в этом его пытались убедить не только родители, но и многочисленные доктора, советовавшие за гормонами следить хотя бы раз в полгода. Даже Камиль, его папа, сам не до конца осознавал собственных отличий от обычных омег. Только когда он злился на отца, не в шутку, а всерьез, или лучился радостью, только в эти моменты Нейт замечал, как в его вечно черных глазах расцветают, будто бутоны, белые искры. Отец еще изредка рассказывал о том, как альфы порой теряют волю, подчиняясь чужой, омежьей, но Нейт никогда даже не предполагал, что эти фокусы сработают и на нем. Он же был доминантным, стоял на вершине пищевой цепи и не имел, как ему казалось, никаких слабостей. А тут… Верано! Доминантная… доминантная... омега! Нейт едва не скомкал в руках бутылку, но она оказалась стеклянной. Этот пиздюк явно духами никакими не пользовался, а просто-напросто своей волей его собственную подчинил, что вообще-то по закону каралось сроком до двух лет лишения свободы. Сдать бы его властям, посадить за решетку, чтобы… чтобы что? Нейт на мгновение задумался. Соображал он до сих пор с трудом, тело едва его слушалось. — Ты какой-то… вялый, — заметил один из оставшихся на ночь товарищей по команде. — Не выспался. — О, у меня тоже потолок крутился всю ночь перед глазами. Перед глазами Нейта, конечно, всю эту гребанную ночь крутился не потолок, а Верано, но сути дела это не меняло — было хуево. Он подцепил пальцами последний оставшийся на тарелке тост с беконом и яйцом. По-омежьи, конечно, однако омег рядом не было, и можно было жрать все, что угодно, без оглядки на свой имидж. — А вы заметили, как Верано выглядел? — Ты про то, что его отодрали? — Я ничего не слышал. — Нейт, вон, рядом был. Эй, Хаддам. Слышал? Нейт прищурился, но все же ответил так, чтобы сомнений ни у кого не осталось: — Нет. — Странно. Но видок у него был… — А вообще вы заметили, что он в последнее время… Ну, ничего такой. Нейт постарался глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться: — Тебе показалось. — Ай, да ладно вам, Джейкоб, наконец, себе омегу нашел. Вам жалко что ли? — Да мы тока рады! — Да-да. Балаболы похуже омег! — Хватит уже сплетни разносить, — рявкнул Нейт, нервно открывая вторую бутылку. — Отодрали или нет — не наше дело. И на чужих омег… — поняв, что его несет не туда, улыбнулся, правда, вышел оскал. — Тц-тц-тц, друзья еще называется. — Ой ли, — вставил кто-то совсем уж бессмертный. — Верано просто под хвост надо было давно вставить. Может, успокоится. Помните, как он в прошлом году подписи собирал по кампусу, чтобы альфы больше не могли парковаться на стоянках у о-братств? Мне теперь топать в два раза дольше до общаги приходится, потому что все места у нас заняты. Паркуюсь хуй знает где. — Точно-точно, или как весной он решил собрать акцию против домогательств, помните? Да кто у нас вообще кого-то домогался в последний раз? В пятидесятых? — Ну, сейчас узлом его Джейкоб успокоит, все вздохнем спокойно. — Уже, — захохотал кто-то. Раньше бы Нейт с удовольствием эту тему поддержал — кто, как не он больше всех пострадал от весеннего марафона по «противодействию домогательствам и иным сексуальным преступлениям», а сейчас даже про себя с трудом согласился. Альфа внутри него вообще предлагал начистить каждую ржущую рожу до блеска. Это он решает, что его омеге делать, что говорить и с кем трахаться. Конечно, на последнее ответ единственно верный — только с ним. Нейт тряхнул головой. Совсем уж крыша поехала! Вот найдет Верано, мало этому коту облезлому не покажется, Нейт его в такой бараний рог скрутит — на стенку в качестве произведения современного искусства можно будет вешать. И все же в произошедшее этой ночью до сих пор верилось с трудом. Ладная фигурка с узким тонким животом, блестящие золотые локоны, раскиданные по подушке, сладкие стоны и нежные ручки, цепляющиеся за его плечи и оставляющие яркие отметины, — все это ни в коем разе не сочеталось с постным лицом Верано, кривящимся всякий раз, когда Нейт пытался к нему найти подход, что на собраниях студенческого совета, что во время подготовки к балу, что на ужине с родителями. Тц! Еще и родители! Тц! Еще и этот обман с Джейкобом. Сказать сейчас? Нейт устало уронил голову в ладони. — Совсем хреново, да? — и кто-то участливо похлопал его по спине. Лучше от этого ему, конечно же, не стало.***
Китти испуганно пискнул, когда в комнату ввалился счастливый Лизз с макетом наперевес. — Наконец-то! — не замечая его выпученных в страхе глаз и красных, почти до мозолей стертых коленок, сосед радостно пританцовывал. — Сдал! Я думал, что мне или предложат отсосать, или заплатить. Ужас! — передернул он плечами, продолжая бубнить и летать по комнате. — Джефферсон совсем с катушек слетел, надеюсь, они скоро с Адамсом поженятся. Сложно что-либо сдавать у профессора, у которого драма в личной жизни каждые выходные. Как сериал смотришь. — П-поздравляю… — отмерев, Китти ловко залез под одеяло, отвернулся к стенке, закутавшись, словно в панцирь. — А ты чо? Заболел? — Н-нет… — А чо лежишь? Воскресенье, солнце… — подкравшись сзади, Лизз было со смехом навалился, но тут же осекся. — Твою ж… Я вижу, ты время зря не терял. — Отстань! — взбрыкнул Китти, попытавшись накрыться с головой. — А, нет, покажи! — сосед пошел в атаку, только сильнее стягивая одеяло с зацелованной шеи. — Покажи! — Нет! Пусти! — Покажи! — Отпусти! — Китти даже начал пинаться, но Лизз был сильнее, и одеяло все же полетело на пол. — Красотень! — задрав его длинную, отцовскую футболку, ту самую, в которой Дик еще в школе ходил, Лизз аж присвистнул. Словно тавро, все тело украшали или едва заметные, только слегка покрасневшие следы от зубов, или темные, распустившиеся цветами засосы. — Джейкоб, я вижу, зверь. Китти неистово покраснел, затрепыхался в руках, и Лизз со смехом отпустил его, окончательно сжалившись. Тот едва в угол, как напуганный котенок, не забился. — Обиделся? — Нет! Обиделся и еще как. Тяжелую обиду, конечно, не затаил, но дуться не прекратит до понедельника. — Ладно тебе, — развел руками Лизз. — Потрахался и хорошо. Я тебе всегда говорил, что секс — приятная штука. А тем более с Джейкобом. Хороший пацан. Китти его энтузиазма не разделил: — Если такая приятная, чего ты один сидишь? — Я сижу без постоянных партнеров, — задрал нос сосед и, хитро прищурившись, все-таки спросил. — Ну? У него большой? Врать Китти не стал: — Большой. И тот, что его всю ночь долбил, как дятел какой-то, отчего задница у него теперь ныла, словно он весь день в седле провел, и тот, что с утра об него камнем терся. Джейкоб ничего не просил, ничего не предлагал, но Китти чувствовал себя перед ним настолько виноватым, что неуклюже подрочил, как мог, и, если бы альфа настоял, даже отдался бы, но тот лишь улыбнулся, поцеловав его в лоб: «Хватило и ночи». Б-р-р-р-р! Забыть, как страшный сон! И то, и другое! Стыдоба! Позор! Как он мог так поступить? И еще морали другим читал! — А с узлом было или без? — Ты омеголог что ли? — ощетинился Китти, против воли вспоминая, как в нем этот самый узел раза три за всю ночь набухал. — Бы-ы-ы-ы-ыло, — довольным котом улыбнулся Лизз. — Ну, ладно, ромашка, смущать не буду… спи, полуночник. Спать у Китти не получилось. И до вечера он провалялся в кровати, без определенной мысли пялясь в потолок.***
В чем Нейт и Китти были совершенно похожи — так в собственной беспомощности перед произошедшим. Альфа не мог поверить, что он поддался, и даже доминантность Верано казалась ему аргументом из разряда «так себе», омега же ворочался весь день под одеялом, кусал губы, вспоминал сильные руки на собственных бедрах и пытался решить: уйти отшельником в скитание или перевестись в другой университет. Оставаться друг с другом рядом означало бы неизбежность повторения ошибок — метка, что б ее! — и никто из них к такому повороту событий готов не был. Даже не беря во внимание их прошлые отношения, даже отринув их взаимную неприязнь, Нейт не представлял себя с таким, как Верано, вернее, представлял, но совсем не так, как ему предлагала представлять его внутренняя сущность альфы. Мысль целовать песок, по которому ходил бы этот недоносок, Хаддаму не просто была противна, она его пугала. Быть в подчинении у доминантного омеги, всю жизнь принимать повышенные гормоны, чтобы не скатиться в зависимость от его феромонов, ежедневно контролировать свое самочувствие, чтобы не пропустить начало приступов, — на такое Нейт пойти не мог. Трахаться, веселиться да даже, чего уж тут скрывать, общаться по-человечески — пожалуйста. Строить отношения — нетушки. И дело было не в том, что даже в темноте Верано с турком перепутать было невозможно. Родители, даже отец, его выбор по итогу примут. Никуда они не денутся, он, в конце концов, их единственный сын. Но гены, тц! Как жить под одной крышей с доминантным, самовлюбленным, наглым бараном? Да Нейт в здравом уме, а не под влиянием феромонов, его скорее придушит, чем трахнет. И вообще — это же Верано! Ему фамилия не подойдет. «Китти Хаддам» — даже звучит убого. Китти же убеждал себя, что Джейкоб нравится ему больше. И пусть внутренняя омега этому запаху сопротивлялась, кошкой скреблась внутри от каждого постороннего прикосновения, выла, тосковала по Хаддаму, он сам оставался непреклонен. Джейкоб ему нравился. Нравился. Нравился, он сказал! Да, возможно, его всего переклинило, всего передернуло, он застыл, замер, оцепенел, когда альфа стал ласкать его с утра, залезая своими огромными руками в трусы и наминая многострадальную задницу, но Китти же стонал! Тихонечко и еле слышно, будто бы от боли, но стонал! И по итогу потек. От другого, чужого. Вот и безграничная сила искренних чувств! А с Хаддамом просто биология. Во всем у него была виновата метка: тело сгорало в наслаждении от ласки — метка, губы шептали его имя — метка, тянуло, словно канатами, — метка, приходил во снах — метка. А еще мешала гордость. Он столь долгое время всем доказывал, как сильно презирает таких альф, как Хаддам, а сам теперь с его меткой щеголяет! Он столь долго доказывал главенство разума над инстинктами, а сам в первую же псевдо-течку на этого козла восточного залез! Узнать правду Китти бы никому не позволил. Даже дяде. Он хлюпнул носом и передернул плечами, наблюдая, как в электрическом чайнике закипает вода. Сейчас заварит какао, посыплет зефирками, отрежет кусочек яблочного штруделя и засядет за домашнее задание. Чертежи всегда его успокаивали. «Нам надо поговорить», — пиликнул сообщением смартфон. Китти вздрогнул, но долго думать не стал. «Когда?» — теперь смысла притворяться больше не было. Его личная проблема стала их общей. «Сегодня можешь?» «Где?» «В отеле, где я живу». «Подъеду к семи. Скинь адрес», — напечатал Китти, тяжко вздохнув. «Ок». Он поднял глаза, посмотрев в окно. Там, на горизонте, собиралась первая за несколько недель гроза — предвестница наступающей осени.***
Когда ливень хлестнул в окна общежития о-братства, начав приминать траву, молния наискось распахала черно-бурые тучи и, через воцарившуюся, казалось бы, вечную тишину, раскатисто загромыхал гром. Китти передернул плечами и в последний раз перед выходом посмотрелся в зеркало. Ему не хотелось выглядеть ни кокетливо, ни слишком угрюмо — в конце концов, предстоял серьезный разговор на равных, а не взаимные оскорбления и истерики на почве накопившейся неприязни по всевозможным вопросам, от финансирования оркестра до проведения бала. В отражении на него смотрел незнакомый ему омега: глаза его лучились счастьем, светились, словно единственные фонари в гараже; лицо, до этого изнеможденное дедлайнами, чертежами, непонятным китайским и меткой, будто бы прошло через операцию по омоложению, черты его смягчились, стали нежнее; в губах появилась жизнь — алые, пухлые, словно подколотые непонятными ботоксами, гиалуронками, глюкозами. Он слышал о том, как влияет близость со своим альфой, видел собственными глазами на примере дяди и Оливера, но никогда не подозревал, что подобное случится с ним. Китти себя достойным такого счастья не считал. Слишком некрасивый, слишком увлеченный архитектурой, брошенный своими родителями, а теперь и собственным альфой — разве ж это похоже на счастливого омегу? И зачем Китти только родился?.. Ведь он никому не нужен. Дядя был бы счастлив с Оливером и их родными детьми. Нейт бы никогда не укусил того, кого ненавидел… И Китти никому бы не мешал… И Джейкобу бы не приходилось врать. Как вообще Китти мог с утра сбежать от одного и нырнуть в постель другому? Как распоследняя распущенная дрянь! Этого можно было бы от Банни ожидать, но не от него, того, кто всегда позором таких клеймил. Нет-нет-нет, нельзя об этом думать! Он обязательно расскажет Джейкобу всю правду, как только решит с Хаддамом вопрос метки. Удаление приведет к полному разрыву каких бы то ни было отношений, после бала между ними не останется ничего общего, и тогда Китти признается. Конечно, было бы прекрасно признаться только в любви, но стоило ли начинать отношения со лжи? Гром обрушился с ужасающей силой, молния стремительно пошла к земле, и Китти вздрогнул. Смартфон пиликнул оповещением — такси ждало его у ступенек.***
Звонили настойчиво, уже в третий раз, и раздраженный тем, что камин никак не хотел работать на том топливе, которое ему притащили еще два часа назад с подробной инструкцией по применению, Нейт все же снял трубку: — Алле?! — Мистер Хаддам, к вам посетитель. — Все правильно! Почему вы до сих пор его не привели? — У него не было с собой документов и выглядит он… — на том конце осеклись. — Молодой человек представился Китти Верано. Высокий, со светлыми волосами. — Это он! Он! — Нейт едва в руках трубку не раскрошил. — Ведите уже его сюда, иначе…! Тц, жду! — и сбросил, чтобы лишнего не наговорить в припадке бешенства. Верано и без того опаздывал на полчаса. Нейт все это время пытался до него дозвониться, но, видимо, со связью были проблемы — гудки резко обрывались, и абонент пропадал из сети. С одной стороны, немудрено. По телевизору вообще сказали, что это самая сильная гроза за последние пятнадцать лет, и есть риск возникновения урагана. Ближе к полуночи даже планировалось экстренное выступление президента. С другой стороны, Верано не мог выйти пораньше? Он новости не читает? В окно не смотрит? А если бы его смыло в океан? Ему, Нейту, пришлось бы плыть за ним? На чем? Яхты в Америке у него не водилось. Вот в Турции, пожалуйста. Нейт щелкнул пультом. «Боб! Это просто немыслимо! Я не видел такого с тех времен, как ходил в старшую школу!» — кричал в мокрый микрофон корреспондент, пытавшийся закрыться от ураганного ветра желтеньким тонюсеньким плащом. «Господи!» — восклицал ведущий по правую сторону из теплой светлой студии. — «Действительно немыслимо, Стюарт! Ты думаешь, президент объявит о чрезвычайном положении?» «Я думаю, природа уже нам его объ…» — Мистер Хаддам! — послышался стук в дверь. — Мистер Верано с визитом. — Заходи! — рявкнул Нейт, выключая телевизор и кидаясь навстречу, из спальни в гостиную. Но тут же замер. — Блядь!... Ты где был? Все-таки тебя унесло в океан? Верано дрожал, словно осиновый лист, обхватив себя за плечи. Мокрый до нитки трусов — почему, правда, Нейт подумал о трусах, он сам объяснить не мог, — омега испуганно оглядывал номер де-люкс. — Может… эм… — Нейт, конечно, совершенно не так представлял их разговор, но делать было нечего. Не оставлять же его в таком виде? Под его ногами уже собиралась маленькая лужица. — Может, ты горячий душ примешь? — М-м-можно? — у него стучали зубы. — Блядь, нет, нельзя. Что вообще произошло? — Я-я-я… — он передернул плечами, собираясь с силами. — Попали в пробку. Телефон не ловил. Я решил добежать до тебя... П-п-п-попал под дождь. — Дождь? — выгнул бровь Нейт. — Тебя будто из шланга облили… Иди, блин, в душ. Я потом одежду в сушку кину, позвоню. — А у т-т-тебя е-е-есть ч-ч-ч-то надеть? Б-р-р-р! — Найду, — безапелляционно заявил Нейт. — Иди, — кивнул он вновь в сторону ванной. — А то потом еще заболеешь, мне еще и за это ответственность нести? — Хорошо, — выдохнул, благодарно улыбнувшись, Китти. — Спасибо. — Я ж не совсем ебанутый, — скривился Хаддам. Верано действительно думал, что его в таком виде оставят? Да даже не будь на нем его метки — помог бы. — Чистые полотенца в первом ящике под раковиной. Гелями пользуйся какими хочешь. Потом, — продолжал перечислять он, пока омега шлепал в душ с полными воды кроссовками, — надень халат. Там чистый висит, тот, что справа. Красный. И есть будешь? Надо что-то выпить, чтобы не заболеть. Слышишь? — Угу, — буркнули ему уже за дверью. — Угу, — передразнил его еле слышно Нейт, а сам помчался к телефону заказывать ужин в номер. Альфа внутри него и ликовал, и печалился.***
Китти думал, что они все обсудят за каких-то полчаса: и бал, и метку, и будущее общение — словом, сроки, пароли и явки. Как взрослые люди. В духе совещаний дяди, на которых тот решал исключительно серьезные дела, а не по типу собраний студенческого совета, где обычно голосовали за цвет бумажных стаканчиков для общей кофемашины в столовой. Однако он сидел на роскошном плюшевом диване, поджав под себя ноги, закутанный в махровый халат, и глядел на расставленные по столику тарелки. В ванне он провел по меньшей мере полчаса: сначала постоял под тропическим душем, потом полежал в джакузи, потому что на этом настоял Нейт, прочитав целую лекцию о том, как лечатся там, у него на родине. Затем обмазался кремами — любопытство победило, он никогда такими дорогущими баночками не пользовался. Обнаружил, правда, аккуратно сложенные кружевные труселя, явно не альфьи, и, не особенно стесняясь, повинуясь своей невесть откуда взявшейся мелочности, выкинул их в мусорку. — Это все мне? — осторожно переспросил Китти, прогоняя воспоминания об алом шелковом кружеве. И носят же такое! — Тебе, тебе, — Нейт стоял под кондиционером, пытаясь перенастроить его под обогрев. Камин уже работал, когда раскрасневшийся Китти вышел из душа. — Жри. Омега бы обиделся, не чувствуй он голода. — И выпей, — показал пальцем альфа на маленькую рюмку, все так же не отвлекаясь от пульта. — Это коньяк, чтобы не заболеть. — Спасибо, — Китти вправду был благодарен. Однако, чего таить, он рассчитывал на эту помощь. Странно, у него не было ни малейшего сомнения, что Нейт не бросит его в таком состоянии. Была ли это уверенность в его человеческой порядочности, несмотря на происходящее в прошлом, или глупая вера меченного омеги в своего альфу? А оказанная помощь — желание протянуть руку нуждающемуся или забота о том, кого приручил? — Жри и пей. Тц! Разве так с гостями в восточных странах обращаются? Камиль правильно сетовал, что мало его в детстве порол. — Так, все, бля, — окончательно разозлившись, Нейт швырнул пульт в кресло. — Я заебался. Щас я им позвоню… — Стой! — жалобно пискнул Китти, и альфа замер, недоуменно глядя на него. — Может, поговорим? Долгие мгновения молчания порождали все большую нервозность. — Ну, — наконец, он провел ладонью по волосам, упав на диван чуть поодаль и широко расставив колени. — Поговорим. Приготовившись, Китти вздохнул, отложил едва надкусанную брускетту с ростбифом. — Я… — начал было он, но тут его перебили: — Почему ты не сказал, что ты доминантный? Удивленно моргнув, Китти нахмурился: — Я? — Ну, я о своей доминантности знаю. И вообще, это видно по альфам. По омегам — нет. — Но… — Ты еще скажи, что ты не знал, — усмехнулся Нейт, закатив глаза. — Я не… — Китти осекся. — Впервые слышу. — Ну, поздравляю, — альфа пожал плечами, почему-то решив, что Верано говорит правду. Даже он сам еще не до конца осознавал, что перед ним сидит доминантная омежка. — Теперь понятно, что это все было. Я не совсем еблан, поэтому прошу прощения, что думал, что ты… что ты пользуешься духами. — Я тебе всегда говорил, что я ими никогда не пользовался! — Ну, бля, — фыркнул Нейт. — Подумать, что ты доминантный омега, я как-то не догадался. В общем… сделай тест и убедись сам. — А ты как понял? — подозрительно прищурился тот. — Глаза белым светились, — Нейт пальцем постучал под левым глазом. — Это основное различие между омегами. И на глаз — единственное. Остальное так... с помощью практического метода. В окне блеснули сахарно-белые зигзаги молний, а удар грома был так силен, раскатист и сух, что Китти вздрогнул, сильнее натягивая подол теплого халата на розовые пятки. — Э, — скривился Нейт, глядя на беснующуюся за окном природу. — Плохо дело. Как в общагу-то поедешь? — Не знаю, — Китти поджал губы и тут же мотнул головой. — А что делать будем? — Ну, можешь у меня остаться, тут две спальни. Не выгоню же я тебя. — Нет, я про другое… — Про что? — не сразу понял Нейт. — А! Ну, удалишь метку. А дальше делай, что хочешь. Если ты доминантный, нашей вины в произошедшем нет. Как мне папа рассказывал, доминантные омеги редко контролируют свои феромоны. Поэтому… вот так… — он отвел глаза, не в силах больше лицезреть Верано в таком наряде. — И выпей уже коньяк. Не беси, блядь, меня. Верано кинул в него уничижительный взгляд. — Тц. — Не цыкай, — практически на автомате отозвался Нейт, понимая, что звучит, как его папа. — И выпей, вай, что за омега. — Пью-пью... Гром обрушился с ужасающей силой, задребежали окна. Китти вздрогнул с неожиданности, и вся рюмка расплескалась на его халат. — Ай, что за растяпа, тц, — покачал головой Нейт, привставая и протягивая бумажную салфетку. — И как вообще получилось, что мы... с тобой... ты на мои зубы, что ли, упал? Или на мой член? Странно, но Верано даже не покраснел. Или Нейт просто в полумраке гостиной этого не заметил. — Чтобы упасть на твой член, нужно постараться его еще найти, — отрезал он, промокая свою бледную длинную ножку несчастной салфеткой. Какая длинная, какая бледная, какая ножка! Эту самую ножку, которую Нейт хватал своими пальцами, запрокинув к себе на плечи. Эту самую ножку, которая не давала ему выйти из разморенного ласками омежьего тела, крепко давя на поясницу, заставляя толкаться еще глубже. Он плохо запомнил и эту, и ту, самую первую, ночь, помнил лишь отрывки, и в тот момент, когда скрученные в подобие косички волосы Китти расплелись от мимолетного поворота головы, ему неожиданно захотелось вспомнить каждую деталь. Он не чувствовал феромонов и чужой воли в своем сердце. Это было его собственное желание — попробовать на вкус свою омегу в здравом уме, чтобы навсегда запомнить минуты небывалого наслаждения. — У меня нет комплексов насчет моего члена, — мотнув головой, Нейт придвинулся ближе, взяв еще салфетку. Около Верано на диване красовалось пятно. — У доминантных альф их не бывает. — Оно и видно. Все время только от тебя и слышу: я, мои клыки и мой член, — фыркнул Китти, поднимая глаза и встречаясь с яркими всполохами огня в глазах напротив. В горле мгновенно пересохло, а сердце ухнуло в пятки. Хотелось думать, что искры лишь отражение камина, но рука Нейта, большая, горячая и нежная, неожиданно поползла по его бедру. Китти даже не сразу сообразил, что происходит, а его уже нежно целовали. Застыв поначалу, он тут же взбрыкнул, собрав все оставшиеся силы. — П-п-подожди! Ты чего творишь! Я думал, что... что мы... мы хотим все забыть! А ты снова...! — А ты не хочешь? — спросил Нейт прямо. Китти аж передернуло. — Ты с ума сошел? — Меченная омега, пусть даже и доминантная, не хотеть своего альфу не может. Это противоречит ее природе. Глаза Китти округлились: — Что за сексисткая чушь! — Давай проверим? — Ты, что, в порно что ли? — Китти вскочил на ноги. — Это тебе не аля домохозяин и сантехник, часть пятая, ясно? Мне нравится Джейкоб. Я тоже сожалею, что так получилось. Надо было рассказать. Если... — он огляделся вокруг, вероятно, собираясь с мыслями. — Если подтвердится, что я доминантный, тогда действительно... Не наша с тобой вина во всем этом. Ты не такой уж и плохой парень. И... и у тебя есть Бэкки! Бэкки? Что за Бэкки? Нейт даже не сразу понял, о ком идет речь. — Это друг моего детства. Даже если между вами отношений как таковых нет, я не могу с тобой... да даже будь я три раза помеченным! Разум, — постучал он пальцем по виску, — главенствует над инстинктами. Бытие определяет сознание. — Некоторое сознание определяет бытие, — Нейт, конечно, не удивился, что они с секса перескочили на диалектику. В конце концов, это был Верано — заучка, ботаник. — Жадность, алчность, лень, зависть — пороки человечества вне зависимости от вероисповедания и эпохи. — Так говорят только конченные идеалисты. — Только материалисты отрицают внутренние желания, считая, что их можно подавить силой воли, — Нейт схватил его за кончики пальцев, сжал некрепко, чтобы не появилось желания вырваться и угодить прямиком в камин позади. — Ты и я — связаны. Ты и я не испытываем друг к другу неприязни. Во всяком случае, она уже не такая сильная. Ты не сможешь быть с Джейкобом, как я не смогу быть с Бэкки в полной мере. Нас будет тянуть друг к другу, пока у тебя на шее метка. Почему бы... — Отпусти, — проговорил Китти, но не дернулся. — ... не получить наслаждение? — Чтобы я поверил тебе — бабнику, который в каждую дырку, даже от пончиков, свой член пихал? — А в чем ты мне должен поверить? — Нейт аккуратно потянул его на себя, и Китти сделал шажочек вперед. — Я тебе разве что-то, кроме наслаждения, обещаю? — Ты же всегда надо мной издевался. — Это не всерьез. Китти поджал губы и попытался вновь, хотя метка приятно заныла: — Ты считал меня страшным. — Сейчас ты выглядишь по-другому. — Ты называл меня... — Я уже попросил прощения. Я думал о тебе, как о том, кто нарушает закон. — А теперь? — насмешливо фыркнул Китти. — Как о доминантном омеге, — и Нейт притянул его к себе, накрыв его губы своими и сжав в руках тонкую талию. — Просто, — прошептал он ему в ухо, избавляя от ненужного халата, — наслаждайся.***
Уж Китти-то наслаждался. Тонул и горел в ласках, которые дарил ему Нейт, отвечал на каждый поцелуй, краснел от каждого пошлого слова и чувствовал, самое главное, чувствовал, как желание с каждым новым толчком внутри расползается пожаром по всему телу. Ему казалось, что тягучие, медленные толчки, с которых альфа начал, лишь прелюдия к той бешеной страсти, эхом прошлого отзывавшейся в его воспоминаниях. Но ее не наступало. Нейт будто бы мучил, а может просто пытался растянуть удовольствие, то замирал внутри, не двигаясь, и давая прочувствовать каждый миллиметр своего толстого члена, сладко зацеловывая его шею, то практически покидал его тело, оставляя в нем лишь крупную головку, любуясь тем, как идеально подходили их тела друг к другу, чтобы потом навалиться всем телом и вновь толкнуться вглубь, на всю длину. И пока Нейт пробовал то, что для него было доселе недоступно, отец решал его дальнейшую судьбу, в которой для этого небывалого наслаждения не было места.