***
Поначалу, на самом взлете, пошел слух, будто бы «VerARC» спонсируется правительством Китая — в головном офисе, на следующий же день после публикации явно заказной статьи, прошли обыски под телекамеры журналистов. Выгребли все, даже дорогой китайский чайный сервиз, привезенный из первой поездки пятилетней давности в качестве сувенира. Он стоял под стеклом, на него разрешалось смотреть, но ни в коем случае не дышать, а тут эти хамовато-молчаливые федералы облапали его своими грязными перчатками и сложили в одну кучу с посудой из кухни. На их счастье, сервиз какой-то там древней эпохи трещинами не пошел, оно и понятно — тогда-то делали на совесть, а не как сейчас, и, когда все разногласия были разрешены (Верано не скрывал, что воспользовался всеми мыслимыми и немыслимыми связями, своими и чужими), чашки и чайник вернулись на свое законное место, под стекло. И это была единственная для Элеонора Верано радость в той нескончаемой череде неудач. Разбежавшихся клиентов вернуть было непросто, если не сказать, что невозможно: в течение полугодового разбирательства о корпоративном шпионаже конкуренты облагодетельствовали каждую компанию, каждую фирму, каждого предпринимателя, с которыми он когда-либо имел дела, — осталась пара-тройка тех, кто не особо интересовался новостями и кому всенепременно требовался дизайн гаража по дешевке. Конечно, караван продолжил свой путь несмотря на лай собак. И когда стало ясно, что раздавить быстро невесть откуда взявшееся молодое бюро не получится, а бывших клиентов заменяют новые, да еще и побогаче предыдущих, злые языки принялись за обсасывание его личной жизни. Так родилась городская легенда о связи Верано с мэром Нью-Йорка, внебрачном ребенке, метке и обманутом законном муже-художнике, владельце одной из центральных галерей современного искусства. В хитросплетениях этой сплетни Элеонор даже разбираться не стал, засудил парочку особо борзоватых таблоидов за клевету, и очередь на бросание в него камней резко поредела. Тем временем компания только росла, множилась, жирела, обзаводилась новыми отделами и сотрудниками, и в какой-то момент он очутился перед распутьем: полностью посвятить себя административной жизни и корпоративной грызне с конкурентами или все же попытаться сохранить должность главного архитектора. Усидеть на двух стульях сразу не получилось, несмотря на всю вертлявость, и пришлось создавать формальный «совет директоров», спустив на них основные административные вопросы. Ему хотелось творить, в худшем случае — руководить творцами, но никак не финансистами и юристами. Ему нравилось разбираться в конструкциях и видеть плоды своих трудов, а не подписывать длиннющие сводные таблицы по бюджетированию на следующий год и руководить слияниями, вернее, поглощениями фирм помельче. Он чертил, проектировал, рисовал — словом, созидал не покладая рук. И жизнь его только-только начиналась… — Ну, что? — по сводам разнесся звонкий омежий голос, и Адам, наконец, оторвался от очередного уровня игры, моментально переключившись на почту. — Момент. Он старался сохранять спокойствие, но волнение брата передалось и ему. — Ну? Ну? — омега сел на шезлонг рядом, накинув на плечи полотенце. Он сжал кулаки до белых костяшек и нервно задергал правой ногой, точь-в-точь как в университете. — Подожд… Так… — брат аж приподнялся, поправил затянутый на горле галстук, размяв шею. — Так… открываю… — Ну? Ну? — «Спешим вам сообщ… вы выбран…», — глаза его округлились, на лице заиграла счастливая улыбка, обнажающая острые клыки. — Ура! Мы выбраны! Мы выбраны! — он вскочил с шезлонга и моментально оказался в крепких объятиях. Вмиг намокший костюм его не интересовал. — Мы выбраны! Мы выбраны! Жизнь действительно только-только начиналась. А когда-то Элеонору Верано она казалась бесповоротно разрушенной.***
Теперь-то все эти смешки-гляделки обрели смысл. Даже ему самому портрет показался до ужаса надменным. Так обычно смотрели с фотографий люди, уверенные в собственной власти, прекрасно осознающие ее границы, но к власти Джейкоб Кинг не стремился, несмотря на две адмиральские звезды на собственных погонах. Просто служба ему давалась так же легко, как и когда-то бейсбол, а где-то даже и лучше: здесь, в святыне иерархий и дисциплины приживались доминантные альфы исключительной силы воли, способные подавлять себя, и даже ему не составляло труда обходить таких в административных склоках. Было достаточно держать данное слово, выполнять приказы свыше, побывать в парочке горячих точек, отличиться храбростью и вернуться героем. — Старина, — ладонь вице-адмирала легла ему на плечо, и Джейкоб улыбнулся. Наедине формальности они опускали, — хорошо получился. Джейкоб поморщился — комплимент звучал фальшиво. Наставник пытался подбодрить, но его смеющиеся глаза говорили об обратном. — Такой суровый, — наконец не выдержал он, все равно сдерживая хохот. — Все омеги потекли. — Не могут переснять? — стоило попытаться. — Нет. Следовало ожидать. Джейкоб вздохнул. Форма с белоснежной фуражкой ему шла, выражение лица — нет. — В отпуск? — В отпуск, — кивнул альфа. — То-то омеги все в трауре. Он вновь поморщился. Конечно, излишнее внимание к собственной персоне, особенно от длинноногих и смазливых, поначалу льстило его самолюбию, но в последнее время стало лишь утомлять — он держался собственного принципа не заводить интрижек на работе, и отбиваться, извиняться или притворяться дурачком с каждым разом было все труднее. Нет, монахом он не жил. Просто знал, что если позволит одному из них запрыгнуть к себе в постель, потом и силком оттуда не вытащит. Окрутят, окольцуют и женят — офицер столь высокого ранга без пары оставался лакомым куском добычи до росписи в брачном контракте. Какой омега бы отказался жить припеваючи на зарплату мужа в двести тысяч в год и гарантированную пенсию с полным социальным пакетом вкупе с баснословной медицинской страховкой? Джейкоб таких откровенных дурачков-охотников не встречал, а не-дурачков и не-охотников еще поди, найди. Рыться в куче говна ради пары-тройки бриллиантов ему было некогда да и незачем. У него уже был тот, о ком мечталось длинными ночами, чье лицо он искал в каждой новой встрече. — Ну? К своей зазнобе? Адмирал был старой закалки и только на публике старался обращаться к омегам вне женского рода. Джейкоб молча кивнул, продолжая разглядывать портрет. Сфоткать что ли на память? Как-никак он самый молодой контр-адмирал, дослужившийся до должности за каких-то пять лет. А он еще в университете на школу грешил! Мол, зачем отец отправил его туда в старших классах, а тут — бац! — пригодилось. Ну, хоть что-то дельное этот ублюдок в жизни сделал помимо того, что помер раньше времени. — Когда же окольцуешь? Все ждут. — Пока не время. — Не нагулялся? — насмешливо спросил адмирал, понимающе похлопав его по спине. — Как сказать, — Джейкоб повел головой. — Упрямится. — Ха! За тебя — упрямится? Значит, ты не хочешь. У тебя, — он махнул в сторону холла, — тут целая очередь. — Это тут, а он гражданский. — Выбрал ты, конечно, — все знали, что старик не жаловал гражданских, считая их пустоголовыми болванами, но адмирал все-таки улыбнулся. Практически отеческая любовь к молодому альфе победила неприязнь к вертихвосткам-омегам с большой земли. — Но все равно, на твою свадьбу я приду. С кем бы она ни была. — Спасибо, — Джейкоб искренне улыбнулся в ответ. — А! — неожиданно вспомнил тот. — Это же тот архитектуришка? Альфа кивнул. — М-да, — покачав головой, адмирал поджал губы. — Шельма, доминантный. Но тебе подходит. Поэтому и цену себе набивает, знает, что никуда не денешься. Что с людьми делает любовь! Тьфу, смотреть тошно. Ты найди себе омегу прежде, чем к нему бежать. Иначе здесь, — постучал тот по виску пальцем, — свихнешься от счастья. Вон, по улыбке твоей вижу. Ай! Прекрати, не хочу на этот ужас смотреть! И он, картинно задрав подбородок, развернулся, оставляя своего подопечного наедине с портретом контр-адмирала Джейкоба Д. Кинга.***
— Ты смотри, — Лизз заерзал на стуле, — наш будущий миллио… ой, будущий миллиардер! Поздравляю, поздравляю, — он потянулся через весь стол и пожал Верано ладошку. — Китт… ой, простите, Элеонор, — омега схватился за сердце. — Никак не привыкну. — Это мое второе имя вообще-то, — тот закатил глаза, но все же улыбнулся. — Да хоть третье, тц! Да блядь! Когда я уже от этой привычки-то избавлюсь?! Это ты все нацыкал! Аж, раздражаюсь, — Лизз откинулся на спинку резного стула, оглядываясь. — А тут миленько. Нашел через свой журнал? Кофейня только открылась, однако было раннее утро, и помимо них двоих здесь вздыхал только молодой бариста, явный студент-первокурсник. — Ага. И фильтр-кофе приличный. — И не говори. В последнее время в Нью-Йорке невозможно жить. Сплошь веганские да мишленовские рестораны. Где Нью-Йорк моей молодости? — возмутился омега, сжав кулак. — Со стейками, карри и прочим говном. — Зато чище стало. — Ой, правда? Ну, спасибо, что помойкой не воняет! Ты был вообще в Европе же? Там вот помойкой воняет? — Смотря где… — уклончиво заметил Элеонор. — В Лондоне воняет, в Берлине тоже… — А в Шанхае? — А Шанхай — не Европа. — Тц! Ай, вот, снова! Верано засмеялся, прикрывая рот. — В общем, ты понял, что я имею в виду, в конце концов, это базовое требование — мы не в средневековье живем, блин. «Зато чище стало», — передразнил его Лизз недовольно, но тут же сменил гнев на милость. — Ты молодец. Правда, такой проект. Новые горизонты! От души. — А ты сам как? — Потихоньку. Переделку терминала в аэропорту отдали нашей команде. Не спим, короче. Кстати, слышал, что Банни возвращается. Легкая расслабленная улыбка моментально слетела с лица Верано. — И зачем ты мне это рассказываешь? — прошипел он змеей. — Просто, чтобы ты не охренел, когда его увидишь в очереди за сельдереем. — У него разве муж не англичанин? — Англичанин, — Лизз кивнул, делая глоток ароматного капучино. — Но вот решили… хрен знает, почему. Это так, информация по каналам «Омеги Дельты Фи». Никто не расспрашивал. М, давай о чем-нибудь более приятном, — поиграл он бровями. — О Джейкобе, например. Омега только глаза закатил. Знал же, что начнется, рано или поздно, и все равно каждый раз, как в первый. — Помогите… — А что? Пацан — святой. — Какой он тебе пацан, — раздраженно фыркнул Верано. — Он уже не тот Джейкоб, которого мы знали в университете. — М-м-м, да, мужчины в форме… — Тц, хватит! — зашептал Элеонор и для пущей убедительности пнул друга под столом в голень. — А что хватит? — Лизз, как ни в чем не бывало, удивленно захлопал глазами. — Красивый, статный, надежный. Влюбленный до одури. — Трахающий все, что движется, а то, что не движется, двигающий и трахающий? — Обет безбрачия или воздержания вроде адмиралы не дают, если мне не изменя… — Лизз, реально, прекрати. Лучше уж о Банни, — закатил глаза омега. — Тц, вот чего тебе все не так? Рядом с тобой такой мужик, любой бы на твоем месте ему уже отсасывал по пять раз на дню, а ты? — Лизз… — угрозы в голосе было хоть отбавляй. — А что я? — со свойственным ему упрямством Лизз сдаваться был не намерен. — Небось, сейчас лежит у себя на койке, дрочит на твой светлый образ, а ты? — он посмотрел на часы. — В восемь утра поносишь его и в хвост, и в гриву. М-да… Не улыбнуться Верано не мог. — Поболтал бы с удовольствием еще, — наконец вздохнул он, поправляя лацканы легкого весеннего пальто, — однако… до выходных? У меня сегодня в девять утра победное совещание. Надо явиться, — он развел руками, — на коне. — Конечно, о, великий, — Лизз сложил руки в молитвенном жесте и шутливо поклонился. — Ты иди, я еще ребятам закажу кофе и кексик доем...***
Адам водил из рук вон плохо, но Элеонор приучил себя просматривать документы по дороге в офис, и теперь садился за руль только в случае крайней необходимости или острого желания погонять по трассам за город, в сторону родительского дома. — Тц, блин, плавнее! — завалившись налево, прокричал он сосредоточенному на дороге брату. — Отстань, — отмахивался тот и дергал еще резче то ли из вредности, то ли от стресса. Дал бы папкой по голове, да опасно для жизни, поэтому лишь буркнул: — Каждый раз думаю приобрести повышенную страховку за гибель в случае аварии по вине своего водителя. — Ну, и приобрети… — огрызнулся Адам, выруливая на подземную парковку. — Так-так… — Боже, ты еще парковаться будешь полчаса, дай, я вылезу. — Ну и… Верано его не услышал — хлопнул дверью и, перехватив поудобнее кожаную сумку и папку с документами, зашагал к лифту. Дожил до стольких лет, а водить нормально так и не научился! Доминантный, как же! Рукожопый — вот что у него в медицинской карте должно быть записано. — Ужас, — передернул плечами Элеонор, и посмотрелся в зеркало открывшейся кабины лифта. — Хм. Отражение ему пришлось по нраву, хотя он редко нравился себе по утрам: белый шелковый костюм типа оверсайз, футболка бежевого цвета, отдохнувшее, сияющее радостью лицо. Забылось и закончившееся некстати миндальное молоко, и серые тучи — выглянуло солнце, и поздравления оказались к месту, и брат радовался, как за себя, и синяк-то у этого негодяя был не то, чтобы огромный. В кофейне омега попробовал на удивление приятный кремовый эклер, к тому же его вполне искренне рассмешил Лизз, и даже попытки Адама припарковаться казались ему теперь милыми. Вот она — сила выигранного тендера! Верано подмигнул самому себе. Жить — хорошо, а хорошо жить — еще лучше. Сейчас на совещании сорвет пару оваций, примет тонну комплиментов, может, даже позволит облобызать свою ручку особо ретивым, а потом уединится в собственном угловом кабинете с панорамным видом на лучший в мире город Нью-Йорк и займется делом с чашкой ароматного китайского чая. Верно, он как раз научил Адама правильно его заваривать. Элеонор усмехнулся. Старший из тройняшек, словно цирковая собачка: схватывает все на лету за какие-нибудь вкусняшки. — О, мистер Верано! — Всем добрый-добрый день! — он даже кому-то кивнул. Ах, как же хороша жизнь! Он едва не пустился в пляс. — Мистер Верано! — засеменил рядом седовласый мужчина, один из лучших конструкторов вантовых мостов в Китае, перешедший в его контору благодаря обещаниям не задвигать в тень. В конце концов, какая разница, омега или альфа, если это уровень штучных специалистов? — Да, слушаю, мистер Ли. — Понимаете, там… проблема... — он семенил рядом изо всех сил, Верано был выше на добрых две головы и шагал по длинному коридору, не сбавляя скорости. — Какая? — удивленно все же притормозил тот. — Ну, они… — мистер Ли понизил голос и приблизился. — Ну, китайцы… они пришли сюда, поздравить и притащили какого-то альфу. Не видел никогда таких. — Альф? — Доминантный до ужаса. Всех чуть не передушил, — пожаловался омега, плаксиво поджав губы. — Вызвали бы полицию, — Верано нахмурился. — Нельзя так делать, это административное правонарушение. — Понимаете… он у них что-то вроде инвестора… Я не смог… — Инвестора? — Ага. Но он не китаец. Элеонор затормозил аккурат перед дверьми конференц-зала. — В смысле не китаец? — не сразу понял он, понизив голос. — Ну, — глаза мистера Ли забегали в панике. — Высокий, — показал он рукой выше головы начальника, — широкоплечий, — выкатил грудь вперед, соединив лопатки, — с темными волосами… Очень красивый. И прям… — сжал кулак. — Доминантный. Впервые вижу такого. А мне сорок пять. Верано задумался. Никого похожего среди той шайки-лейки он не видел, а из знакомых подходил лишь Джейкоб, но что он мог забыть у него в офисе? Да, поздравил с выигрышем по тендеру, да, предложил встретиться вечером и отметить, но… Чушь какая-то! — Я разберусь, — кивнул Элеонор и бедром толкнул матовую стеклянную дверь. Начиналось все обыденно и даже вполне предсказуемо. А закончилось тем, что в стоящем к нему спиной альфе он узнал того, о ком старался не вспоминать вовсе. Его будто парализовало. — О, мистер Верано! — доносилось до него, как через толщу воды. — Поздравляю! А блеснувшее в утреннем весеннем солнце золотое кольцо на безымянном пальце руки, поправившей воротник дорогого костюма, оказалось последней каплей. Китти сделал то, что обычно у него прокатывало еще несколько лет назад: закатил глаза и грохнулся в обморок.